Помоги проекту - поделись книгой:
Самонадеянность Роберта простиралась не только на сферу деятельности государственной. Он в самом деле был сыном своей чувственной матери, а потому очень скоро начал изменять жене. Причем отнюдь не только с дамами высокородными, например с графиней Ноттингем, которая была влюблена в него до неприличия и не раз даже покушалась на самоубийство… Только гордыня ее мужа защищала безрассудную женщину: связываться с Ноттингемом побаивались и слишком уж о графине не сплетничали. Кажется, даже до королевы не дошли слухи о ней и об Эссексе. В основном фаворит Елизаветы изменял ей довольно пошло: с ее же горничными! У него уже было два сына от Френсис, но горничные не отставали от благородных леди – Элизабет Сатвэлл назвала своего (его) сына Уолтером Деверо, Мэри Говард тоже родила, и мисс Рассел, мисс Бриджес тоже, и все они были беспрестанно унижаемы и уничижаемы королевой за связь с ее возлюбленным.
А он делал что хотел, уверенный, будто ему все дозволено! Однако время его истекало… О нет, Елизавета по-прежнему обожала Эссекса, но теперь к обожанию примешивалась сильнейшая доля раздражения. Ну да, она ведь была не только женщина, но и королева, а Эссекс – не только ее любимый мужчина, но и не слишком удачливый, чрезмерно самонадеянный государственный деятель. Иногда, раздражаясь, Елизавета называла его «дикий Робин», а «дикими» в те времена иногда называли сумасшедших. Право, в действиях Эссекса, ошалевшего от вседозволенности, оставалось все меньше разумного. Он становился гибельно самонадеян. Врагов становилось у него все больше. Скоро его врагом стала и королева.
Ирландия – этот вечный камень преткновения для английской короны – на сей раз стала яблоком раздора между королевой и ее ненаглядным «enfant terrible». Королева собиралась послать туда делегацию палаты лордов во главе с сэром Уильямом Ноллисом, с которым была в родстве (так же, как и Эссекс) и которому вполне доверяла. Однако Эссекс внезапно воскликнул:
– Это не та кандидатура. Я предлагаю послать в Ирландию Джорджа Кэрью.
Конечно, Кэрью хорошо знал положение в Ирландии, однако королева настаивала, что руководить делегацией должен Ноллис.
– Вы ошибаетесь, мадам, – возразил Эссекс. – Мой дядя не подходит. Кэрью – вот кто вам нужен!
Такой наглости еще никто себе не позволял! Королеву вполне можно было убедить – например, Сесил умел это делать очень искусно, – однако никому и в голову не могло прийти лезть напролом, да еще говорить с нею в таком тоне!
Елизавета, впрочем, сдержалась. Она просто пожала плечами, как бы призывая присутствующих не обращать внимания на всякие глупости, и продолжала разговаривать так, словно Эссекса тут и не было. Следуя ее примеру, на него перестали обращать внимание и остальные.
Но тут кровь бросилась в голову Эссексу. Он вскочил и, красный от злости, демонстративно повернувшись к королеве спиной, пошел вон из зала.
Этого Елизавета не могла снести! Она поймала его за руку, повернула к себе и надавала пощечин со словами:
– За такую дерзость тебя следует повесить!
Эссекс от ярости лишился рассудка. Он схватился за шпагу и вытащил бы ее, когда бы не был немедленно схвачен. Его вытащили из зала, а он упирался ногами и кричал, что не потерпел бы такого оскорбления от самого Генриха VIII, не то что от женщины!
– Ну так иди и повесься! – крикнула Елизавета.
Прошло довольно много времени, прежде чем напряженная ситуация рассосалась. Сначала бесился Эссекс, хотя мать, сестра и жена умоляли его примириться с королевой. Потом Елизавета не желала его принимать, и наконец он от горя даже заболел. Ну, тут уж сердце влюбленной женщины заныло от тоски и жалости – она послала к Эссексу своего врача, Роберт мгновенно выздоровел, и на ближайшем балу королева танцевала только с ним. Оба были в явном восторге друг от друга, а главное, он поехал в Ирландию, где назревало очередное восстание. Это доказало, что королева ему доверяет по-прежнему и принимает его всерьез. Эссекс получил полномочия на усмирение Ирландии.
Он прибыл в Дублин 15 апреля 1599 года. В течение лета укрепил там английские позиции и написал Елизавете о трудностях военного решения проблемы с теми силами, которые были в его распоряжении. Елизавета потребовала продолжать действия по подчинению предводителя мятежников, однако Эссекс вступил с ним в переговоры, что вызвало недовольство королевы. Дабы смягчить ее, он примчался в Лондон, желая опередить своих недоброжелателей, которые, он в том не сомневался, поспешат настроить Елизавету против него.
Лучше бы он никогда не возвращался из Ирландии…
Сцена произошла поистине трагикомическая.
Эссекс примчался во дворец ни свет ни заря, прямо в чем был после долгого пути, не удосужившись даже умыться. Ну и королеву он застал в неурочный час: она только встала с постели, и дамы ее спального кабинета приводили монархиню в порядок. Елизавета была без парика, седая, без белил, румян и помады. В общем, женщина шестидесяти семи лет, не успевшая скрыть свой возраст…
Конечно, она всегда умела себя поставить. Она держалась великолепно, подала руку для поцелуя и сказала, что увидится с ним позже.
Эссекс приехал к матери с круглыми глазами, и первое, что он сказал, было:
– Боже мой, но она же старая женщина! Я и не думал, что она такая старая!
Леди Летиции следовало бы радоваться унижению своего врага, однако она чуть не ахнула, понимая, что такого унижения не перенесет ни одно любящее сердце. Тем более – сердце немолодой женщины… Тем более – сердце немолодой королевы!
Да, теперь все изменилось, словно по мановению палочки очень недоброго волшебника. Елизавета назвала Эссекса предателем за то, что он покинул Ирландию без ее дозволения, и отослала в его дом, где он должен был находиться под стражей до тех пор, пока она не решит, что с ним делать…
Френсис попробовала молить о милости, но леди Летиция заранее знала, что все попытки окажутся бессмысленными. Она отговаривала сноху, ведь ей было совершенно ясно: королева ревнует Эссекса к его жене, особенно теперь, после того, как он увидел Елизавету отнюдь не в королевском обличье.
А та чувствовала себя опозоренной… И даже когда Эссекс снова от горя заболел, королева послала ему бульон с собственной кухни, однако не снизошла до визита, а все его подарки возвращала.
Он не мог понять, что происходит. Считал, что все люди – пигмеи рядом с ним, а вот теперь пигмеи одолевали великана, исполина! Эссекс был убежден, что его враги плотным кольцом окружили Елизавету и денно и нощно нашептывают ей всевозможные пакости о нем. Конечно, в первых рядах Уолтер Рейли, и молодой Роберт Сесил, и Френсис Бэкон, которого Эссекс когда-то поддерживал… Рейли писал Роберту Сесилу: «Если вы послушаетесь разных «добрых советов» проявить снисходительность к этому тирану, вы раскаетесь, но будет поздно… Не теряйте своего преимущества, иначе я предвижу вашу судьбу».
Эссекса лишили права сбора таможенных пошлин с импортных вин – той статьи дохода, которая только и позволяла ему содержать огромный штат пажей, слуг и приближенных.
Он злился, он негодовал, он богохульствовал и оскорблял королеву:
– Она старуха, кривая разумом и телом!
Только леди Летиция понимала, что Елизавета не в силах простить прежнему возлюбленному двух вещей: что он иногда спит с молодыми женщинами – раз, а два – что он видел ее старой.
Сесил, осведомленный через своих шпионов, немедленно сообщил королеве о словах графа. Эссекс убедил себя, что Сесил и Рейли составили заговор, чтобы убить его и вынудить Елизавету сделать своей преемницей испанскую инфанту, дочь Филиппа II. Граф рассчитывал на поддержку Джеймса, сына Марии Стюарт. Совершенно напрасно! Джеймс знал о силе английской королевы и не собирался с нею ссориться, надеясь стать ее наследником. В то, что королева может предпочесть испанскую принцессу, мало кто верил. Кроме Эссекса…
В конце концов стремление графа Эссекса расправиться с врагами, которые настраивают против него королеву, достигло апогея. Он собрал группу единомышленников и двинулся на королевский дворец, призывая к восстанию во имя королевы Елизаветы, которую хотят погубить враги.
Он вел свои немногочисленные войска на дворец. Хотел захватить дворец, в котором находилась королева! Так это выглядело внешне.
Да, впрочем, и суть была именно такова. Ведь Эссекса интересовала прежде всего его собственная участь. Его свобода, его доходы, его возможность покорять всех женщин на свете, начиная с королевы и заканчивая ее горничными.
К восставшим не присоединился никто, их кучка была быстро рассеяна, а Эссекс арестован. Ему предстояло предстать перед судом.
Летиция умудрилась проникнуть во дворец и броситься к ногам королевы. Через столько лет! Сейчас все обиды остались позади, она готова была на любые унижения. Она просила только за Эссекса, хотя ее муж тоже был в числе восставших и ему тоже грозила казнь.
Ее поразило лицо Елизаветы, очень постаревшей, страдающей от горя, от того, что она должна послать на смерть самого любимого человека…
И все же королева подписала смертный приговор.
Елизавета слушала рыдания и мольбы леди Летиции и старалась не выдать себя, не выдать той усмешки, которая родилась в ее душе и так и просилась на уста. Приятно было видеть валяющейся в ее ногах эту женщину, которая причинила ей столько горя, к которой она когда-то так безумно ревновала Роберта Лейстера, да и Роберта Эссекса тоже, ибо он очень любил свою мать. Хорошо бы сейчас тут валялась еще Френсис Уолсингем, которая осмелилась выйти замуж за Эссекса, тварь такая! А также все молодые девки, с которыми он изменял своей королеве… А ведь она единственная должна была царить в его сердце! Ну да, девки-то были молодые, а Елизавета – старуха, кривая и сердцем, и разумом… Конечно, оскорбленное самолюбие не унималось. Ничего, пусть Эссекс испьет эту чашу до дна. До дна! Однако…
Елизавета снова с трудом подавила усмешку.
Ну ради всего святого, как же ей было не подписать приговор?! Она выглядела бы недостойно в глазах подданных, в глазах всей Англии, а именно о мнении Англии Елизавета всегда заботилась прежде всего. Но она-то прекрасно знала (только никому не собиралась об этом говорить!), что Эссексу удастся сохранить на плечах свою красивую, столь любимую королевой голову. Ведь она когда-то дала ему заветный перстень, который он носит не снимая. И Эссекс знает, какая сила заключена в нем. Со дня на день он пошлет гонца передать Елизавете свой талисман. Его охране отдан тайный приказ немедленно дать знать королеве, как только у узника возникнет надобность кое-что ей передать. Так что…
Да, приятно видеть унижение и слезы Волчицы. Однако все это суета. Главное, что Эссекс, лучший из мужчин, которые когда-то были у английской королевы (не считая Робина Дадли, конечно!), любимый, глупый, обожаемый, зарвавшийся, дерзкий мальчишка, останется жив. Он получит суровый урок. Он поймет, что был не прав. И будет, наконец, вести себя совсем иначе. Он будет принадлежать только королеве! О, сколько счастья их еще ждет!
И как только Эссекс пошлет королеве перстень…
Она ждала гонца со дня на день, потом с часу на час, потом с минуты на минуту. Потом во дворец приехал Роберт Сесил, бывший друг детства, а ныне первый враг Эссекса, и сообщил королеве, что никто и никогда не пошлет ей никакого перстня, потому что казнь свершилась.
«Быть королем и носить корону более славно для тех, кто смотрит со стороны, чем для тех, кто носит ее», – как-то раз сказала Елизавета. Она всегда это знала, а теперь это поняли все, кто ее окружал. Она не расставалась с кинжалом, которым иногда вдруг с яростью пронзала ковры, закрывавшие стены ее покоев. Наверное, ей чудилось, что там прячутся заговорщики, однако и Сесил, и Рейли были готовы побиться об заклад, что королева с удовольствием вонзила бы свой кинжал в их сердца. Но не вонзила.
Годовщину смерти Эссекса Елизавета провела в одиночестве, читая и перечитывая его последние слова, которые кто-то из свидетелей его смерти записал и которые распространялись из уст в уста и в списках: «О Господи, даруй мне покорность и терпение вынести это до конца, и молю вас всех молиться со мной и за меня, так что, когда мои руки и шея лягут на плаху и топор будет занесен надо мною, да пошли мне, бессмертный Боже, своих ангелов, дабы они принесли мою душу перед Твои светлые очи!»
Он просил о помощи Бога, но не королеву. Почему он не прислал перстень? Почему, почему, почему… Неужели он возненавидел ее настолько, что даже просить о последней милости было ему невыносимо, просить у нее, у старухи, кривой телом и разумом…
Эта мысль сжигала Елизавете рассудок. А сердце ее давно уже превратилось в черный, обугленный комок.
Потом еще сколько-то времени прошло. И вот пришла королеве весть, что умирает графиня Ноттингем и умоляет оказать ей великую милость на страшном пороге: навестить ее, потому что у нее есть кое-что важное, жизненно важное для ее величества.
Елизавета была мертва в душе, но внешне еще храбрилась: она даже верхом выезжала порою, чтобы Англия видела свою королеву, причем здоровой и бодрой. И ее выезд к графине Ноттингем был обставлен с надлежащей пышностью и торжественностью.
Наконец она предстала перед умирающей и сказала какие-то любезные и бессмысленные слова о том, что Господь милосерд и графиня, может статься, еще поправится.
– О нет, никогда, – медленно повела по подушке головой умирающая графиня. – Господь милосерд, это правда, но меня он не пощадит. Вы видите перед собой великую грешницу, ваше величество. Величайшую из грешниц. Простите меня, облегчите мои последние минуты! Мне страшно, мне страшно… Ведь из-за моего греха погиб человек!
Королева мрачно усмехнулась про себя: «Что ты можешь знать о грехе, о страхе и о гибели? Знаешь, сколько людей погибли по моей вине? Я обрекла на смерть даже его, самого любимого…»
И тут она услышала дальнейшие слова графини:
– Из-за меня погиб граф Эссекс!
Елизавета встрепенулась. А умирающая чуть слышно проговорила:
– Незадолго до казни он передал мне просьбу: навестить его в Тауэре. И я отправилась к нему…
– Мне известно, что Эссекс не просил о свидании даже жену и мать, – перебила королева. – Почему же было сделано исключение для вас?
– О, я любила его, а он любил меня, – виновато пояснила графиня. – У него было много женщин, я знаю, но я была его последней любовью.
– Вернее, любовницей, – прошипела королева, жалея только об одном: что у нее нет в руках того кинжала, который оставил столько дыр в коврах Вестминстера, и она не может пронзить сейчас сердце графини.
– Не суть важно, – пробормотала графиня. – Главное, что он послал за мной, и я приехала. И Эссекс передал мне перстень с наказом: немедленно, немедленно отвезти его во дворец и передать вам, ваше величество!
Елизавета онемела. Наконец ей удалось проговорить:
– Но где же он? Вы его потеряли?
– О нет. Его отнял у меня мой муж, граф Ноттингем. Он следил за мной, остановил меня и отнял перстень!
– Ноттингем? Но почему?
– Граф знал о нашей связи с Эссексом. Он ревновал, страшно ревновал меня. Ревность помутила ему разум, превратила в чудовище. Он ненавидел Эссекса и поклялся ему отомстить. И он отнял у меня перстень!
– Но почему вы не кинулись тотчас во дворец, не рассказали мне об этом?! – вскричала королева.
– Я боялась мужа. Он поклялся, что убьет меня.
– Я бы защитила вас!
– Граф сказал, что вы не станете защищать меня. Сказал, что вы хладнокровно послали Эссекса на смерть, значит, вы его больше не любите. Что вы только посмеетесь надо мной, потому что вы тоже ревновали – ревновали Эссекса ко мне!
– Я даже не знала о вашей связи, – глухо пробормотала королева.
– Ваше величество, простите меня, я умираю, но не могу уйти в мир иной без вашего прощения! – забормотала графиня.
Но Елизавета уже не слушала ее, ничего не слышала.
– Пусть Бог вас простит, но не я! – выкрикнула королева, выбегая вон из спальни умирающей.
Эссекс! Эссекс!
Одно имя было теперь у нее на устах, одно имя бормотала она с утра до вечера. И окружающим стало казаться, что королева повредилась рассудком.
Она и с самом деле сошла с ума от неотвязной мысли о том, как ждал ее он – этот любимый, глупый, обожаемый, зарвавшийся, дерзкий мальчишка! Как ждал он ее, свою Елизавету.
Ждал до последней минуты…
А она не пришла.
Поделиться книгой: