Американский альбом

А дощатые домики с примыкающим дэком на сваях напомнили прибрежные дома Новой Англии. Если бы я оказался Орегоне сейчас, то мог бы заключить, что потомки первых выходцев из соединенного королевства, высадившихся на американском континенте с корабля «Мэйфлауер» в конце 17го столетия, вместе с архитектурой их жилищ и элементами уклада жизни, принесли на дальний Запад уже в наше время «комплекс вины белого человека», постепенно заменивший за последние сто лет сформулированный Редьярдом Киплингом тезис «бремя белого человека»8. А что? Теория не хуже других объясняющая загадочное торжество BLM в подавляюще белом по составу населения

городе.

Каменная Гора, штат Джорджия

Каменная Гора (Stone Mountain) — посланец из иного мира. Но только не из космоса, а из земных глубин, о которых мало что известно кроме предположения, что там пребывает расплавленная масса металла ближе к центру и лавы ближе к земной коре. Это, так сказать, материальная картина, а вот эмоционально-значимая для многих, это место — Ад в одном из многочисленных смыслов, сложившихся у разных племён и народов. Вот этот самый посланец, представляющий собой скорее всего одну цельную глыбу застывшей лавы частично вытолкнутой на поверхность земной коры, в соответствии со своим происхождением, по-научному называется «плутоном». Находится он в паре десятков километров от пятимиллионной Атланты посреди равнинной части штата Джорджия, в котором второй по величине город как будто нарочно называется Саванной, в честь этой равнины9. Видимая часть глыбы возвышается над землёй на шестьсот метров составляет примерно одну десятую диаметра и обладает гладкой каменной «кожей» застывшей жидкой капли с редкой и достаточно чахлой растительностью.

Это место издавна было предметом паломничества любителей природы благодаря относительно лёгкому восхождению на округлый и гладкий как каменный пол верх камня-великана, о чем свидетельствуют вырезанные на каменной тропе имена и даты вплоть до начала прошлого века. Кроме людей здесь можно встретить стайку косуль, нашедших себе пристанище среди кустов и сосенок, закрепившихся на тонком слое нанесённой ветрами почвы.

Поднимаясь по склону, довольно рано видишь профиль небоскрёбов Атланты, отделённых от тебя почти непрерывным океаном зелени и какими нибудь тридцатью минутами езды по скоростной, местами шестирядной в каждую сторону дороге с многоэтажными «спагетти» развязок, каждая из которых вливается в одну из улиц современного города.

С борта самолёта, заходящего на посадку в неподалёку расположенном аэропорту Атланты, этот камень выглядит как обыкновенная гора, торчащая верхушкой лысого черепа из массива хвойных лесов, которую теряешь из виду оказавшись на земле и занимаясь рутиной ради которой сюда прилетел.

Наконец, наступает конец недели, когда можно, наконец, отправиться на встречу с «плутоном», и подъехав поближе, уже видишь, что профиль этого возвышения далёк от ожидаемой конической формы, да и предгорий вокруг не видать. Скорее это похоже на мяч, утопленный в песке или плавающий в воде возле огромного пляжа, на котором когда-то резвились великаны.

Эта «рукотворность» мне кажется особенностью Североамериканского пейзажа, проявляющей себя в разных местах континента, как, например в виде «насыпных» холмов Аризоны, описанных в одной из глав настоящего сборника10. Как будто божественная сила создателя вознамерилась подарить своим детям, пришедшим сюда в эпоху великих географических открытий, гигантские игрушки взамен тех, что предыдущая история надоумила их построить самим, начиная с Вавилонской башни до пирамид Египта, скифских курганов, Великой Стены и камней Стоунхенджа.

На это предприимчивые пришельцы из Европы отозвались встречным планом оставить свой масштабный след в пейзаже, как, к примеру, отроги горы Рошмор, переделанные в головы президентов, или достаточно большое панно на поверхности нашего «плутона». Это панно в полном соответствии с консервативным вкусом и исторической памятью — ностальгией населения Джорджии по её героическому сопротивлению тирании Севера, изображает троих вождей южан в той «единственной гражданской» войне Соединённых Штатов. Вообще-то, это не рельеф, а вполне реалистическая композиция трёх объёмных мужских фигур на лошадях, скачущих справа налево — самая большая скульптурная группа в Америке, даже включая головы президентов на горе Рошмор. Над панно начали работать в двадцатых годах, но по настоящему это тавро на гладком боку «плутона» было завершено к 1972 году.

Почти всё время, пока его строили, соседняя Атланта, была одним из сохранившихся бастионов белого населения Южных штатов, несмотря на постепенную смену этнического состава вследствие так называемого «Великого переселения» потомков чёрнокожих рабов в северные города в поисках работы и элементарных гражданских прав.

В ответ на массовый приток переселенцев, белые американцы, расисты или нет, так же массово переместились в пригороды, дабы сохранить привычный уклад жизни и локальный контроль над образованием своих детей. В Атланте белые в основном покинули центр к середине шестидесятых. В результате город надолго погрузился в хаос нищеты, безработицы и сопутствующей им преступности, несмотря на относительное процветание благоустроенных пригородов, и работающих офисов гигантов индустрии в небоскрёбах центра Атланты. Ещё в середине восьмидесятых пешеход мог ожидать ограбления прямо на улице в любое время дня и ночи, поэтому из машины выходили только в случае крайней необходимости. Однако, к середине девяностых, и я тому свидетель, в Атланте наступил мир и относительное процветание не хуже, чем в ряде тогда ещё успешных городов Севера и Северо-Востока страны. Но, как говорил Энди Ворхол: — «Я не люблю счастья, потому что оно никогда не длится». Прогрессивные граждане в поисках морального удовлетворения без участия Божественных сил, начали с тех пор не прекращаемую борьбу за всеобщее равенство как таковое, легко подменив им в своём охваченном гордыней сознании равенство прав перед законом (изначально обещанное конституцией) с достаточно плачевными результатами в смысле падения стандартов образования и поведения на улицах, включая массовые беспорядки, грабежи и погромы с признаками организованного подстрекательства.

Таким образом, всё ещё несущее бремя сравнительной бедности, чёрное население было вовлечено в этот процесс, как наиболее подходящие кандидаты вследствие своей многочисленности в центрах городов11, и усердно подогреваемой активистами обиды за судьбу далёких предков. Не мудрено, что в Атланте уже давно раздавались требования, подкреплённые демонстрациями, уничтожить этот «символ белых расистов». Не буду судить, так как времена меняются, и памятники, прославляющие героев одной группы людей, выставленные на виду у другой группы с противоположной оценкой их деятельности оказались одним из предметов столкновений словесных и физических не только в Атланте и не только в Соединённых Штатах. Мне лично просто не очень нравится присутствие, независимо от его содержания, чужеродного по форме ярлыка на идеально гладкой поверхности «плутона» — подаренного природой чуда света.

Гаваи — Пуп Земли

Я слыхал до этого выражение «пуп земли», но не особенно задумывался о его значении, пока впервые не столкнулся сперва с одним а затем еще с двумя в наших с женой скитаниях по странам Средиземноморья. Во-первых, в Дельфах, священном месте греков прямо под горой Парнас сохраняется некий каменный многогранник, по легенде брошенный наземь Зевсом, Здесь его называют Омфалос, что по-гречески означает, в числе многих значений и «пупок». Примерно в тот же период времени другой предмет и его дубликат на расстоянии метров в 700 от него, называемый тем же словосочетанием в переводе на русский, встретился нам в главной церкви христианского мира, построенной на официально заявленном месте распятия, а потом и захоронения человеческой личности Иисуса Христа. Почему «пуп», опять не было слишком понятным. По-видимому, не только мне. Недаром существуют попытки интерпретировать это сочетание слов по-русски и на других языках (как говорят энциклопедии), в смысле центра земли, или, даже более сложно, в качестве точек схождения неких сакральных направлений.

Оказалось, что таких «центров» накопилось много, в том числе в Куско, Перу — столице государства инков, и где-то на острове Пасхи, открытом и закрытом для цивилизации достаточно недавно (начиная с четвёртого столетия нашей эры) предприимчивыми и невероятно (с точки зрения европейского исторического опыта) упорными мореплавателями, полинезийцами, добиравшимися до цели десятки, если не сотни лет. Здесь есть гладкий, приплюснутый округлый камень, носящий на языке туземцев то же название, и не вызывающий никаких других ассоциаций, кроме части человеческой анатомии, так как он и впрямь похож на изображения пупка на тотемах и каменных статуях народов Америки. Можно даже себе представить, что пуповину перевязывали здесь немного по-другому, чем в наших северных странах.

Для полноты картины, назову широко известную, благодаря её использованию в качестве рекламы итальянской макаронной продукции, легенду о происхождении «тортелини», как копии пупка Венеры, подсмотренного и скопированного из теста ловким хозяином постоялого двора, где она как-то отдыхала. Как мне кажется, интерпретировать «navel of the World» как некий центр земли, вместо простого антропоморфного взгляда на вещи — это артефакт монополизации простых религиозных чувств в терминах абстрактной теологии дабы провести мостик к «научной» стороне познания мира, так необходимого ученым (независимо от того веруют ли они в Бога и Творение), то есть людям обуянным гордыней «всезнайства».

Читатель, поверь, я не пытаюсь тебя убедить в справедливости теории сотворения Мира, но лишь скромно указываю на естественность такой теории в душе неискушённого учёностью человека. Впрочем, сделаем ещё шаг.

Когда, наконец, после долгих лет жизни в Северной Америке, и уже переместившись с запада Канады, на восток, в Монреаль, дабы насладиться более лёгким доступом к странам Атлантического бассейна, мы вдруг вспомнили о Гавайях, оставленных на расстоянии пятичасового перелёта со ставшего вдруг далёким Тихоокеанского берега. Короче, до Гаваев теперь следовало добираться в два гиганстких авиа-прыжка с ночёвкой в Сан-Францизско.

Сказано — сделано. Следуя опыту остальных туристов, мы выбрали в качестве базы остров Мауи, полный разных символов гавайского опыта, от Хукипа, «мекки» серьёзных сёрферов, реликтового леса на севере, дороги в джунглях на Хану, но в первую голову, священной горы Халеакала, возвышавшейся над всем островом, подобно круглому животу лежащего Будды.

Признаюсь, этот образ не сразу пришел мне в голову, а лишь медленно кристаллизуясь в сознании, стимулированный удивительной мягкостью профиля этой поросшей невысокой растительностью трёхкилометровой по высоте горы, всегда в твоём поле зрения, когда находишься на острове.

Поднявшись на гору, мы обнаружили кратер с очаровательно гладкой поверхностью, которая не свидетельствовала о каких либо катастрофических процессах, а была, как оказалось, результатом долгого выветривания и вымывания дождевой водой минералов, попавших сюда в результате вздутия подземными силами земной коры всего какого нибудь миллиона лет тому назад12.

Ну конечно это был настоящий «пуп Земли», что подтверждалось взглядом на карту Мауи, где весь остров кажется всплывающим на поверхность бурлящих тёплых вод корпусом нарождающегося человека: голова и туловище уже на поверхности, остальное — всё ещё скрыто от нашего взора.

Его появление на поверхности океана вместе с другими островами архипелага подчиняется вполне измеряемыми закономерностям связанными с особенностями устройства огненного океана магмы под земной корой в этом регионе. Предполагается, что дрейфующая с запада на восток континентальная плита проходит над горячей точкой расплавленной магмы, так что земная кора вспучивается и даже становится вулканом на какое-то время, пока не сдвинется подальше на запад.

О подземных процессах достоверной информации известно не больше, чем о галактиках в далёком космосе, о которых мы (вернее малое число из нас) знаем, наблюдая их электромагнитное излучение. Всё что ты видишь на поверхности, это горы совершенно различных форм и, по-видимому, возрастов, которые окружают тебя, пока ты находишься на плоской равнине, изредка используемой для сельскохозяйственных работ, но постепенно зарастающей джунглями на месте вырубленных лесов, паркинг лотами или пансионатами различной степени удобства, и довольно невыразительной типовой архитектуры, в соответствии с доминирующей национальной культурой нынешних хозяев.

Гавайцы — потомки тех же отважных полинезийцев, что возвели каменных истуканов на Острове Пасхи, а местные женщины, которых, в основном встречаешь продающими свою национальную еду из ларьков или вагончиков на колёсах на пустых паркинг лотах или на обочинах асфальтовых дорог, практически не отличимы от женских образов таитянок Поля Гогена.

Эти люди, за тысячелетнюю историю колонизации Гаваев, адаптировались к природным условиям тихоокеанской островной жизни, но оказались совершенно беззащитными перед натиском целеустрёмлённой европейской (британской, затем американской) экспансии, подчинившись их законам где добровольно, где вынужденно, но почти без кровопролития. Будучи всё-таки развитой цивилизацией к приходу завоевателей, они сумели выжить и даже стать частью местной элиты в отличие от индейцев обеих Америк, оказавшихся на самом дне общества в созданных там англо-франко- и испано-португалоязычных странах. И язык гавайских аборигенов и их имена остались на слуху, беря за душу певучим звучанием или поэтическим переводом, например король Камехамеха (в переводе «очень одинкий»), королева Лилиха, или принцесса Лихо-Лихо!

Сначала, белые пришельцы пытались воспользоваться мягким климатом и удобренной вулканическим пеплом землёй для коммерческого зекледелия, разведя тропические культуры с материка и привезя на острова китайцев, японцев и других рабочих из Азии, смешавшихся в течение короткого времени с туземцами с тем, чтобы образовать новый народ, вполне пригодный для использования в будущем экономическом развитии.

Но последнее пошло по совсем иному пути. Оказалось, что сельхоз продукция Гаваев совершенно не выдерживала конкуренции с уже существовавшими источниками тропических фруктов, кофе, и других полезных вещей, включая даже рыбу и креветок, доставляемых сюда теперь в замороженном виде. Оставалась сфера семейных отпусков, которая худо-бедно преуспела за счет, в основном, жителей Тихоокеанского побережья США и Канады, в то время, как остальные стали вполне обходиться Флоридой, Мексикой и Карибскими островами. Прибавить к этому свободные души из породы сёрферов — вот и всё разнообразие населения и их занятий.

Не забудем, естественно, военных, ради которых и были изначально аннексированы Гавайи, однако никаких следов Пёрл Харбор и других событий, поставивших Гаваи на политическую карту западного мира я не искал..

С военным присутствием мы столкнулись попав на менее освоенный туристским бизнесом остров Кауаи, где среди глубоких каньонов, и почти недоступных по суху океанских пляжей, военные устроили себе полигоны для стрельб и какие-то обсерватории, отгороженные от внутренней части острова гигантскими дюнами и горными грядами с вымытыми дождём и ветром, готическими арками повыше облаков

Благодаря формальному присутствию военных (хотя за всё время пребывания нам не встретился ни один человек в характерном комуфляже), остров Кауаи не слишком приспособлен для стандартного туризма.

Взять хотя бы состояние дорог, по которым даже на вседорожнике едешь с черепашьей скоростью, объезжая ямы и трещины, что в такой, ориентированной на автомобильное передвижение, стране наводит на мысль, что эти неудобства для визитёров зачем-нибудь нужныны хозяевам.

Вследствие небольшоgo притокa зевак и туристов, здесь обосновались центры восточных религий, построенные на средства разных волн эмиграции: японский храм у подножия холма и несколько дюжин игрушечных домиков с приношениями редких гостей. Я тоже оставил брелок со связки ключей, сделанный из редкого металла, гафния, просто чтобы поучаствовать в этой кажется совершенно бесцельной, и поэтому, специфически человеческой деятельности.

А индуистский центр — невероятно обширный и богатый участок джунглей с изумительными растениями, невиданными цветами и, честно говоря, пошловатыми скульптурными композициями, в котором обитает громадный шоколадного цвета мужчина в набедренном фартучке, который, не произнося ни слова, зажигает маслянные плошки, переставляет букеты цветов и кланяется невидимым богам. К счастью там так же есть и одетый в белое сари, с красной точкой на безмятежном лбу, Нью-Йоркский еврей, охотно объясняющий непосвящённым смысл происходящего.

А по вечерам, когда темнота скрывала очертания типовых домишек, беспорядочно, как это бывает в бедных частях континентальной Америки, набросанных вдоль вьющихся асфальтовых дорог, уличные лампы и редкие огни проезжающих автомобилей освещают похожие на стены восточных храмов стены тропической растительности, подпирающие ночное небо с «грубыми звездами»13

Не будучи сёрферами и не испытывая позывов ими стать, мы тем не менее могли наблюдать их подвиги в любых погодных условиях, деревянные кресты, поставленные там, где погибли их товарищи и их оживлённые сборища на берегу, где они отдыхали с тем, чтобы броситься в пучину за новой порцией адреналина.

Рядом с ихтиандрами, часто можно было увидеть песчаное поле, занятое неподвижно спящими гигантскими черепахами, которых здесь, втыкая в песок флажки, охраняют волонтёры из местных сёрферов от любопытных детей и взрослых временно вторгшихся в этот вполне самодостаточный мир.

Всё же и нам в самом конце удалось достаточно естественно присоединиться к миру свободных от забот об общественных конвенциях американцев на замечательном пляже-заповеднике, где в то время, по-видимому, запрещено было строить отели и кондоминиумы. Макена бич — огромный пляж, к которому нужно было долго идти от бегущей параллельно берегу асфальтовой дороги. Он выходит лицом на запад и перед ним среди океанских волн возвышаются остатки взорвавшегося когда-то в воде вулкана Молокини, который давно превратился в заросший зеленью необитаемый остров с мягкими и невысокими обводами на расстоянии в полпути до горизонта.

Здесь необязательны бикини и плавки, здесь каждое воскресенье устраиваются танцы на песке людей разной степени раздетости под бой барабанов впечатляющими мастерами этого дела, и только перед наступлением темноты сюда наведывается миролюбиво настроенный полицейский с тем, чтобы попросить всех одеться и покинуть это место до следущего утра. Здесь тоже отдыхают морские черепахи, и они не нуждаются в протекции среди людей начисто лишенных агрессивных поползновений благодаря удивительной атмосфере покоя и равновесия, которую мы ощущали здесь все оствшиеся дни нашего пребывания на острове Пупа Земли.

От Ла Хойа, штат Калифорния, до Аркосанти, штат Аризона

Прожив десяток лет в Канаде из положенных мне судьбой сорока пяти, я всё еще не знал о «знаковом» фильме Джона Ландиса «Блюз бразерс»14. Так что, когда меня вызвали на интервью в Дженерал Атомикс в Ла Хойе я не понял, почему первый из джентльменов, проводивших со мной собеседование, ухмыляясь, сказал, что компания принадлежит Блюз Бразерс в качестве комментария на странные условия своего ежедневного существования, а именно, комплех-оазис, находившийся посреди выжженной «мексиканской» пустыни был обнесён глухим бетонным забором с бахромой колючей проволоки по верхнему краю и охранников, проверяющих документы с автоматами в руках. Ну ладно. То что владельцы предпочли скрываться под именами знаменитых комедийных рок-музыкантов — ещё куда ни шло, но то, что там среди прочих объектов имелся полномасштабный «Токамак», производило впечатление. Да и имя компании было известным, недаром её открывал в качестве почётного гостя престарелый Нильс Бор.

Похоже было, однако, что группа технарей, которые сидят в маленьких кабинетах вдоль коридоров трёхэтажного корпуса и пожилых адмистраторов в кабинетах побольше и даже с секретаршами в предбанниках, представляли собой остатки былого величия, когда это заведение ещё не было приватизировано с целью выжать какой-никакой профит из наработанных прежде связей с государственными структурами. Речь в моём случае шла о возможном проекте уничтожения советского химического оружия, которое Билл Клинтон предложил своему партнёру Борису Ельцину взять на себя. Кончилось это в конце концов передачей средств другой организации, но мой русский язык, плюс семилетний канадский опыт работы индустриальным учёным мог бы им сгодиться для получения заветного гранта-подачки.

Но день этот оказался для меня в меру насыщенным разговорами с учёными об их пэт-проектах довольно академической направленности, моим докладом по недавно выполненной работе, имеющей отношение к их задачам и, самое главное, той части интервью, которую со мной проводил уже сильно пожилой гигант, еле умещавшийся за столом с известной даже мне, сугубо штатскому канадцу, фамилией адмирала Кассиди (советника Президента Рейгана в какой-то момент своей карьеры). В частности он мне картинно рассказал о том, как на катере объезжал военно-морской рейд Сан-Диего с маршалом Ахромеевым, тем самым участником ГКЧП, который застрелился после провала последнего.

Вторая половина дня была свободным временем до совместного похода в местный ресторан, который, как я понял, был просто поводом для начальства угостить своих жен и угоститься самим за счет владельцев компании. Короче, все эти интервью окончились для меня тогда ничем, но Дженерал Атомикс выжила, переключившись впоследствии на развитие технологии дронов, ставших важным компонентом современной войны. Однако мой визит был еще не окончен, и я с удовольствием проехал по дороге вдоль верхотуры обрыва, нависающего здесь над практически непрерывными пляжами тихоокеанского берега Южной Калифорнии. Как сейчас помню, что было это перед самым Рождеством, и температура воздуха была 21оС, а в море, как и положено, геройствовали «сёрферы». Приехав в соседний Сан Диего через пару лет уже с женой на конференцию, мы попали в неожиданно холодную полосу непогоды и, кутаясь в платки и шарфы наподобие солдат вермахта под Сталинградом, всё же покинули тёплый Мариотт и отправились в историческую часть Ла Хойи, с доминирующей над приморским пейзажем многоэтажной громадой отеля «Ля Валенсия», где традиционно доживали свой век голливудские звёзды прошлого.

В антикварных магазинах у подножия отеля были выставлены уникальные предметы, составлявшие когда-то неотъемлемую часть интерьеров и украшений легендарной «прекрасной эпохи»15. Мы шли вдоль края воды, дивясь на огромный масштаб открывающихся пейзажей и суровость этого скалистого, как и полагается на западе, берега по сравнению с тем, пологим и мягким, к которому мы привыкли на восточном побережье Соединённых Штатов.