— Кто-то мог подменить его прах в крематории и сохранить часть костей. Думаю, их используют для черномагического ритуала, и если мы это не остановим, женщина, которая даже моложе меня, умрет.
— Я найду время, просто скажи, когда и где.
Видите? В случае с копом все оказалось легко, однако, стоило мне пораскинуть мозгами, и с подкреплением ответ тоже стал очевиден. Никки Мердок был в числе телохранителей, которые помогли нам сражаться и убить того зомби. Зебровски согласится с тем, что мне под боком нужен кто-то, кто в курсе, с чем мы можем столкнуться, к тому же, они с Никки неплохо ладили, чего не скажешь об остальных охранниках, работавших на зарплате у Жан-Клода. Да и Никки был в списке моих любовников, а еще — донором крови у Жан-Клода, так что он хорошо ладил со всеми нами. С возрастом я все больше ценила это в партнере — что в рабочем, что в романтическом плане. Почему я не взяла с собой Жан-Клода? На улице стоял день, и все вампиры посапывали в своих гробах. Ну, или, в случае Жан-Клода — в кровати.
Мы с Никки заехали на парковку при крематории, чтобы обнаружить там Зебровски — он ждал нас в своей новой тачке. Интересно, как быстро он засрет ее салон коробками из-под фастфуда и прочим мусором? Я точно знала, что Кейти, его жена, следила за тем, чтобы он выглядел аккуратно, когда выходит из дома, но из машины он вылез с перекошенным галстуком и в пятнах от еды на одежде. Его короткие курчавые волосы были уже практически полностью как соль с перцем, из-за чего не так бросались в глаза очки в серебристой оправе, а карие глаза наоборот выделялись, словно только они и брови сохранили чистый темный оттенок на его лице.
— Привет, Анита, привет, Никки.
— Привет, Зебровски. — Поздоровалась я.
Он ухмыльнулся в сторону Никки, который возвышался надо мной и выглядел внушительно даже по сравнению с детективом.
— Господи, Мердок, ты еще, что ли, накачался?
— Нет, просто рядом с тобой я кажусь больше. — Невозмутимо ответил Никки. Он был одним из немногих знакомых мне ребят, кто мог заправить Зебровски за пояс по части бесконечных подтруниваний. Никки не стебался только над теми, кого ненавидел, а этот список был коротким.
Зебровски оскалился и похлопал себя по животу.
— Эй, я схуднул по приказу врача. У меня теперь нормальный холестерин. Фастфуд ем только раз в неделю. — Он погладил себя по животу, словно одна только мысль об этом делала его счастливым.
— Поздравляю с понижением холестерина и с обретением дня, свободного от диеты. — Сказала я и улыбнулась.
— Спасибо. Так как ты хочешь разыграть наши карты?
— Ты будешь милым копом, я — выебистым, а Никки — страшным.
— Но он же не коп.
— Нет, он специальный консультант, которого я привлекла к этому делу. Могу себе позволить, как маршал сверхъестественного отдела.
Зебровски глянул на Никки — на его короткие блондинистые волосы и единственный голубой глаз.
— Здорово, что ты избавился от той клубной стрижки. Трудно стрелять, когда волосы лезут в глаза, как у мохнатой псины.
— Не «глаза», Зебровски, а всего один глаз. — Поправил Никки, и вновь сделал это абсолютно серьезно.
— Ага, я вижу, что ты в повязке, никогда не видел тебя в ней.
— Она новая.
Зебровски смотрел на него так, словно надеялся услышать что-то еще, но когда этого не произошло, он забил и повернулся ко мне.
— Ладно, я их спрошу по-хорошему, кто в ответе за перенос праха в контейнер и его передачу команде зачистки.
— Будь милым до тех пор, пока это необходимо, а там уж настанет моя очередь.
— А когда придет очередь страшного копа?
— Когда Анита подаст мне сигнал, я сорву повязку и позволю им увидеть шрам. Если они не обосрутся, я придумаю что-нибудь еще.
Зебровски глянул на Никки так, словно не был уверен в том, серьезен тот или шутит, а затем кивнул, с трудом давя улыбку.
— Ты можешь крикнуть: «Бу!», когда будешь срывать повязку.
— Отличная мысль. — Сказал Никки, и даже я не могла понять, серьезен он или шутит.
* * *
Гарольд Рэмон не только убирался в крематории, но и был тем, к кому обращались, когда останки покойных нужно переместить в контейнеры по просьбе близких или полиции. Он много работал допоздна один. Он был тем, кто нам нужен. Он моргнул, оглядывая ту гору мускулов, которую не могла скрыть одежда Никки, но я его в этом не винила. Габариты Никки многих заставляли нервничать.
Он все отрицал до тех пор, пока Зебровски не ушел в сторонку, кивнув мне. Наступила моя очередь.
— В больнице умирает женщина по имени Жюстин. У нее есть ребенок и родители, которые любят ее. Она их единственная дочь.
— Мне жаль, что она больна, но я не делал того, в чем вы меня обвиняете.
— Если вы поможете нам найти останки и развеять заклинание до того, как она умрет, тогда, быть может, вам все сойдет с рук, возможно, на вас даже не доложат за надругательство над трупом.
— Я не…
Я вскинула палец и продолжила:
— Чш-ш, но если вы нам не поможете и Жюстин умрет из-за того, что мы не смогли вовремя развеять чары, то по закону вы будете так же виновны, как и тот, кто наколдовал их. Вы понимаете, что это значит, Гарольд?
Он нахмурился, его глаза забегали по комнате. Где-то посреди моей маленькой тирады он потерял желание встречаться взглядами. Его руки вцепились в подлокотники кресла, а сам он уперся в спинку, потому что я наклонилась вперед, вторгаясь в его личное пространство.
— Я… я не знаю. Я невиновен. Я ничего плохого не сделал.
— Это значит, Гарольд, что если Жюстин умрет из-за этих чар, я получу ордер на ликвидацию магического практика или практиков, которые наложили заклинание либо помогли этому свершиться. Под этим подразумеваются все, кто продал им нелегальные ингредиенты для заклинания — например, добытые незаконным образом части человеческого тела.
— Я самый обычный человек, вы не можете убить человека, как монстра или ведьму. Я знаю свои права.
— В обычной ситуации вы были бы правы. Будь вы владельцем магазина трав или оккультной лавки, и продай вы кому-нибудь книги или кристаллы, или что там еще, чем вы торгуете, то вы были бы под защитой закона, но за вычетом крайне специфических обстоятельств, продажа человеческих останков — это нелегально. Как и темные делишки с останками чьих-то любимых. Это может привести к закрытию крематория, и все по вине вашей жадности.
— Я не… я бы никогда…
— Что — никогда, Гарольд? — Переспросила я почти шепотом, наклоняясь так близко к нему, что наши лица почти соприкоснулись.
На секунду его глаза вспыхнули ужасом, и я даже подумала, что сейчас он выложит нам всю правду, но потом что-то другое, более упрямое, заполнило его взгляд, и я поняла, что упустила его.
— Я делал свою работу, только и всего. — По голосу было слышно, что он зол.
Вздохнув, я отошла в сторонку.
— У нас нет времени на ваше упрямство, Гарольд. — Я кивнула Никки, чтобы он шагнул вперед, словно уступила ему своего партнера на танцполе, чтобы он мог выйти на сцену.
Никки двигался, как гора мускулов, какой, впрочем, и был, и почти рыкнул:
— Моя очередь.
Гарольд оставался упрямым и невиновным до тех пор, пока Никки не приблизился к его лицу и не сорвал свою повязку с глаза. Гарольд пискнул.
— Я чую, что ты врешь. — Прорычал Никки, и на этот раз это действительно был рык. Теплая, покалывающая энергия его льва пробежала по его телу и заставила меня поежиться.
— Я не сделал ничего противозаконного. — Голос Гарольда был чуточку высоковат, но он оставался спокойным.
Жар зверя Никки усилился, распространился по комнате, как невидимая вода, наполнившая ванну — горячая, уже готовая тебя отпарить. Мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не позволить своим собственным внутренним зверям подняться. Некогда нам возиться с моей метафизикой, сорвавшейся с цепи.
Гарольд заорал. Его босс поднялся из своего кресла за большим столом.
— Что вы с ним сделали? Даже если он виновен, я не позволю вам навредить ему.
— Я его не трогал. — Голос Никки был почти слишком низким, чтобы разобрать слова. — Пока не трогал.
— Уберите его от меня! Уберите! Я расскажу, кому я все продал, расскажу, просто не дайте ему навредить мне.
— Никто тебя не тронет, Гарольд, я прослежу. — Негодующим тоном заявил его начальник.
Никки встал и посмотрел на него своим единственным глазом — сейчас он был бледно-золотым, с оранжевой каемкой вокруг зрачка.
— Господи Иисусе, что вы такое? — Вопросил босс Гарольда.
Никки приоткрыл рот, чтобы сверкнуть кончиками заострившихся клыков, которые изменились под стать его глазу. Начальник вскрикнул и выставил между собой и Никки свое кресло, как будто это могло ему помочь.
Коротко кивнув, Никки передал эстафету мне, чтобы я могла получить информацию от Гарольда, а сам отправился искать туалет, чтобы привести себя в порядок. У большинства оборотней глаза меняются первыми, но иногда, если зубы тоже начали меняться, остановить трансформацию становится сложнее. Никки будет в порядке, но смена зубов — это смена костной структуры, и в первый раз наблюдать такое может быть стремно. Незачем нам пугать гражданских.
Гарольд рассказал нам все, что нужно, и даже больше, хотя никто из нас и пальцем его не тронул. Вот что я называю командной работой.
* * *
Мы думали, что Зебровски останется с Гарольдом, чтобы проследить за ним, а то вдруг кого предупредит, но когда Зебровски вызвал подмогу, копы явились в считанные минуты. Может, удача была на нашей стороне, а может, на стороне Жюстин. Я быстренько помолилась в благодарность, а также о том, чтобы она продержалась. Сейчас я могла оплатить свой долг перед Хендерсонами. Если же она умрет, я буду в долгу перед ними целую вечность.
До места, адрес которого дал нам Гарольд, было рукой подать от театра Фокса (речь о «Fabulous Fox Theater» в центре Сент-Луиса, а не о Фокс-театре в Атланте — прим. переводчика), где выступают гастролирующие группы с Бродвея, однако на улице, по которой мы ехали, ничье имя высвечено не было. Там вообще мало фонарей работало, но, к счастью для нас, на улице еще было светло, и нужда в фонарях отсутствовала. На каких-то окнах висели рекламные вывески, на других — барные, наряду с граффити, которые вполне могли оказаться визитной карточкой каких-нибудь банд, а может, это просто стрит-арт на стенах домов, картины городских художников. Мы проехали здание, расположенное по адресу, который прокричал нам Гарольд. Оно ничем не отличалось от соседних. Вообще не примечательное.
Мы припарковались через дом, чтобы никто из нужного здания не спалил, как мы надеваем броню, которая за пределами армейских вылазок представляла собой обычный бронежилет. Я перестроила свое боковое оружие и сменила его на сорок пятый калибр. Я была слишком маленькой и слишком фигуристой, чтобы носить его скрыто, но если ты уже в жилете, о скрытности речь больше не идет, так что сорок пятый отправился в кобуру на бедре. Также у меня с собой был девятимиллиметровый Спрингфилд EMP, который уже стал моим обычным оружием для скрытого ношения в офисе, где мне надо было одеваться по-девчачьи, потому что спрятать его было проще, чем все остальное, за исключением Зиг Сойера P238. Еще один маленький пистолет я держала про запас, потому что могла сныкать его и Спрингфилд под женскими офисными шмотками с укрепленным поясом на юбке. Сегодня мне ничего прятать не надо, так что все было на виду, как и сорок пятый. У меня также была винтовка AR-15, подогнанная под мою короткую руку и ближний бой, который я предпочитала. Винтовка Никки была подогнана под его собственные нужды. У нас обоих винтовки висели на ремешке, так что если нам понадобится сменить оружие, мы можем просто убрать их за спину. Обычные пистолеты у Никки тоже были, просто крупнее моих — более подходящие его ладоням. А еще у нас обоих были ножи. Просто у меня их было больше.
— Неадекватом попахивает. — Заметил Зебровски. Он сам был в жилете и с пистолетом, но на этом все.
— Я уже сказала, что это даже не пушка? — Поинтересовалась я, улыбаясь.
Он осклабился.
— Кейти все равно меня любит.
Я рассмеялась.
— Да, определенно.
Никки покачал головой, глядя на нас, и мы направились к нужному зданию.
— Эта часть всегда такая неловкая. Мы постучимся и представимся, или просто вышибем дверь? — Поинтересовался Зебровски. — Я в том смысле, что у нас ведь еще нет ордера.
— Я подала запрос, но магическое преступление доказать сложнее, чем нападение вампира или оборотня, так что для такого ордера нужно больше времени.
— У девушки в больнице вообще есть время ждать ордер? — Спросил Зебровски.
Я покачала головой.
— Не думаю.
— Эх, вот если бы был метафизический эквивалент дыма, который можно почуять. — Вслух рассуждал он.
— Анита, ты можешь почувствовать? — Поинтересовался Никки.
— Почувствовать что? Кости? — Уточнила я.
— Ага.
— Я с просто костями не работаю.
— Это кости одного из самых живых зомби, что ты поднимала. Разве в них нет твоей магии?
Я вновь покачала головой.
— Это не так работают.
— Как ты можешь знать, если не пробовала?
Я начала было спорить, но потом пожала плечами и просто попробовала, потому что если я могу обнаружить злонамеренную магию внутри здания, то это можно приравнять к дыму, который я почуяла, или к крикам, которые я услышала, ведь копу разрешено входить в здание без ордера, если он считает, что чьи-то жизни там в опасности. Я могла бы соврать и просто выломать дверь, но тогда Зебровски может влететь, а он здесь по моей просьбе. Почему я за себя не боялась? Потому что я состою в сверхъестественном отделе. Чтобы мне влетело, надо натворить делов похлеще, чем просто выломать дверь без ордера на руках. Люди, которые говорят, что мы фактически наемные убийцы на американской земле, которые действуют с разрешения правительства, не слишком ошибаются.
Я чуть-чуть приоткрыла свои метафизические щиты — это было как форточку открыть, чтобы уловить ветерок. И что-то я уловила, но слишком слабое, чтобы понять, что именно. Я подумала о том, чтобы посильнее открыть щиты, но если мы идем против злого практика того или иного рода, приспускать щиты это все равно, что физически опустить щит в драке. Ты улучшишь себе обзор, но и твой враг тоже, и он с удовольствием швырнет тебе топор между глаз.
Если я не хотела ослаблять свою защиту, то что еще я могла сделать?
— Попробуй свою некромантию. — Подсказал Никки.
— Я думал, днем она не работает. — Удивился Зебровски.
— Если бы я хотела поднять зомби, который способен трезво мыслить и отвечать на вопросы, то да, но я просто пытаюсь почувствовать мертвого или немертвого, и, может, Никки прав, и в костях сохранились какие-то фрагменты силы, которые я могу ощутить.