Помоги проекту - поделись книгой:
– Чего ты так пялишься на эти таблички? – недоуменно спросила Эрелиева.
– Что написано там? – указал Эйрих на стоящее с левой стороны улицы здание.
– П-е-к-а… пека… р-н-я… С-т-а-б-и-я, – напряжённо вглядываясь в вывеску, прочитала сестра, а затем довольно заулыбалась. – Пекарня Стабия! Значит, здесь что-то печёт какой-то Стабий!
– Здесь пекут римский хлеб, а Стабий – это имя владельца или основателя, – поощрительно улыбнулся ей Эйрих. – А следующая вывеска?
– Сук… Суко… валь-ня… Ве-тт-и-я… – прочитала Эрелиева. – Не знаю, что такое «суковальная», но написано, что она Веттия.
– Сукновальня, – поправил её Эйрих. – Неужели ты не знаешь, что такое сукно?
– А-а-а, так сукно делают здесь?! – удивилась сестра. – А как?
– Идавада знаешь? – спросил Эйрих.
– Знаю, живёт рядом с сухим дубом, – кивнула Эрелиева.
– Он сукновал, – сказал ей Эйрих. – Думаю, у них тут тоже есть чаны для мочи, где днями топчут шерсть.
– Так поэтому от Идавада всегда так воняет?! – выпучила глаза сестрёнка.
– А ты думала? – усмехнулся Эйрих.
– Я думала, что это он просто человек такой… – призналась Эрелиева. – Не знала…
– Работа грязная, вонючая, но без неё у нас не было бы своего сукна, – сказал на это Эйрих. – Все работы нужны.
Идавад не единственный сукновал у них в деревне, есть и другие, но они прибыли недавно, по причине роста деревни. А вообще, кое-кто до сих пор самостоятельно валяет шерсть в домашних условиях, не желая платить Идаваду и его коллегам по промыслу. Поэтому, когда приходит пора изготовить сукна, из некоторых готских домов несёт так, что даже просто пройти тяжело – таков их быт.
И это сукно, изготавливаемое из шерсти, роднит готов с монголами. В прошлой жизни, когда он ещё не стал непобедимым ханом ханов, ему приходилось иметь дело с этим промыслом. Родных нужно было во что-то одевать, поэтому они запасали всю производимую мочу, после чего занимались очень неприятным действом. Деваться было некуда, потому что иного способа получить тёплую ткань просто нет.
«Надо будет что-то менять в этом укладе», – подумал Эйрих, с недовольством вспоминая запах «ещё не готового сукна».
– Тут нет запаха, – произнесла Эрелиева.
– Скорее всего, мастерская в другом месте, а здесь сидит лавочник, принимающий заказы, – предположил Эйрих. – Ладно, идём дальше.
Торговцы оружием обнаружились на смежной улице, упирающейся в реку. Здесь было несколько представительств от мастерских, расположенных за городом – Эйрих уже видел подобное в Афинах. Римская жизнь потрясала воображение не тем, что производила, а как она это делала.
В прошлой жизни Эйрих никогда не видел, чтобы кузнецы делали что-то одно и больше ничего. В римских мастерских же целые группы мастеров сосредотачивались, например, на протягивании проволоки для кольчужных колец, другие группы сосредотачивались на изготовлении самих колец, а третьи – на сборке готовых доспехов. Именно так достигается единообразие готовых кольчужных доспехов, чего невозможно достичь готским кузнецам.
Как делают кольчугу готы? А у них всё просто: один кузнец с помощниками перерабатывают руду в железо, тянут из него проволоку, делают кольца и собирают из них доспех. Эйрих интуитивно чувствовал, что это дольше и сложнее, чем если бы группы кузнецов делали отдельные детали и только их. Но это можно будет проверить позже.
Они вошли в лавку, где, если верить надписи, закупаются легионеры. Внутри было полно стоек с однотипным оружием, преимущественно короткими мечами, а также особые стойки с копьями различной длины. Оружие мог купить любой свободный гражданин, только вот, насколько знал Эйрих, большинству горожан это не нужно – все они надеются на несокрушимые легионы, которые защитят их, если возникнет такая надобность.
Ещё тут есть боевые топоры и кинжалы. Последние Эйриха не интересовали, но сильно заинтересовали первые, ведь за ними он и пришёл.
– Можно мне меч? – спросила Эрелиева.
– А ты умеешь им пользоваться? – поинтересовался у неё Эйрих.
– Нет… – ответила сестра.
– Тогда купим тебе новый топор, – покачал головой Эйрих. – Мечом надо уметь пользоваться, иначе это будет очень дорогая безделушка на поясе.
– Чем могу помочь? – спросил торговец за прилавком, успевший оценить платежеспособность Эйриха по дороговизне одеяния.
Судя по всему, однозначного вывода он не сделал, потому что Эйрих был очень молод и одет не сказать, чтобы богато, но и не бедно.
– Меня зовут Эйрихом, сыном Зевты, – представился Эйрих.
– Валентин… сын Геты, – на его манер представился торговец, а затем обвёл рукой стойки с оружием. – Интересует что-то?
– Мне нужно четыреста вот таких копий, – указал мальчик на копьё, примерно на пару голов длиннее, чем Альвомир.
– Это ланцея, – сказал торговец. – В таких количествах продать не могу, потому что…
– Вот разрешение, – Эйрих показал ему табулу от Соломона.
Римлянин принял табулу и прочитал текст, после чего скрупулёзно рассмотрел печать викария.
– Четыреста ланцей продать могу, – кивнул он, оторвав взгляд от табулы. – По пятнадцать силикв за единицу. Что-то ещё?
– Четыреста топоров, вот таких, – Эйрих указал на образец.
– Такие мы не производим, – покачал головой Валентин. – Это…
Римлянин ещё раз, но уже с некоторой настороженностью, оглядел Эйриха.
– … это товар из другого города, – сказал он.
Эйрих понял, что это приведённые в порядок боевые трофеи. Скорее всего, то, что теоретически можно продать хоть за какие-то деньги.
– Сколько возьмёшь за все топоры? – спросил Эйрих.
– Это считать надо… – почесал затылок римлянин.
– Считай, – потребовал Эйрих, беглым взглядом пробежавшись по стоящим на стойках топорам.
Есть несколько топоров, типичных для вандалов, есть пара-тройка из готских, если верить характерным особенностям, имеется несколько образчиков гуннского ремесла, но основную массу трудно как-то чётко определить – инструменты войны стремятся к простоте и скромности.
– Всего восемьдесят четыре единицы, каждая по пять силикв, – насчитал Валентин. – Это значит, что итоговая сумма…
– Четыреста двадцать силикв, – произнёс Эйрих.
– А ты хорошо считаешь, – похвалил его торговец. – Да, четыреста двадцать силикв.
Шесть тысяч четыреста двадцать силикв – столько Эйрих оставит в этой лавке. Цены неважны, ведь сталь – это сталь. Сталь помогает получать больше денег, чтобы купить ещё больше стали. Так работает варварская экономика.
Щиты нашлись в соседней лавке, у мастера Клавдия Седула. В лавке, очень кстати, присутствовал сам мастер, поэтому обсуждать сделку пришлось с ним.
– Я, обычно, с варварами не торгую, но раз у тебя разрешение… – произнёс гладко выбритый русоволосый римлянин зим сорока. – По двенадцать силикв за скутум, но это я прямо от груди отрываю.
Скутумом римляне называли овальный щит,[17] хотя Эйрих читал, что раньше они были другими. На представленном образце в лавке жёлтой краской была нанесена хризма, что не противоречило арианству, а напротив, подчёркивало связь готского арианства с другими направлениями христианства. Ну и воины Эйриха являются благочестивыми христианами-арианами. Официально, конечно же.
– Четыреста единиц, – произнёс Эйрих, которому не понравилась надменность римлянина, но ему с ним не брагу пить, а торговать. – Когда будет готово?
– А у меня уже есть четыреста щитов, – усмехнулся Клавдий Седул. – А у тебя есть деньги?
– Деньги есть.
Вечером этого же дня Эйрих заседал в стабуле и считал приобретённые товары военного назначения. Пусть у римлян не в ходу боевые топоры, в лавку попали отменные образцы, всяко лучшие, чем у многих воинов в отряде Эйриха. Это была хорошая покупка, о которой он ничуть не жалел.
Теперь осталось дождаться изготовления или доставки брони, копий и прочей экипировки, заказанной Иоанном Феомахом, после чего можно отправляться в путь – защищать диоцез Фракия от поползновений асдингов.
«Быть „хорошим варваром“ у римлян – это не очень почётно, но очень выгодно», – подумал Эйрих, откладывая в сторону очередной овальный щит. – «Когда бы ещё римляне, без принуждения, продали мне столько всего?»
Глава пятая. Дождь и тьма
– Скоро повеселимся!!! – восторженно воскликнул Хумул, воздев в небо топор.
Поводом для его радости послужили вернувшиеся с берега Дуная разведчики, ведущие с собой троих связанных пленников.
Восторженный вопль поддержали другие воины, но не все. Молодёжь, набранная перед походом, кричала громче всех, с нетерпением ожидая начала боевых действий, а более опытные воины были равнодушны, потому что знали, что в бою нет ничего хорошего. И Эйрих это знал, опыта в этом у него предостаточно, но люди таковы и он таков, что без боёв никак не получается.
Пленники были биты, о чём свидетельствовали многочисленные синяки, успевшие налиться тёмной синевой. Их выстроили перед Эйрихом, чтобы он посмотрел на них внимательнее и выбрал подходящего кандидата для «беседы».
Все трое пленных асдингов были бородаты и физически крепки, видно, что уверенно стоят на воинской стезе, но им просто не повезло оказаться на этом берегу Дуная как раз тогда, когда Эйрих приказал выставить скрытные дозоры, чтобы отловить пару-тройку пленных. И эти трое, освобождённые от пут, но безоружные, стояли перед Эйрихом, ожидая своей судьбы.
Минуты три он просто смотрел на них.
– Альвомир, – Эйрих указал на самого высокого и старого из пленных.
Гигант понял всё правильно, подошёл к указанному человеку и резко схватил его за шею обеими руками. Жертва начала дёргаться, схватилась за необъятные ручищи Альвомира, но тот равнодушно смотрел ей в глаза, ожидая, пока нехватка воздуха убивает крепкого воина. Спустя некоторое время, лицо вандала посинело, после чего он прекратил сопротивление и умер.
Присутствующий Лузий Публикола Русс неопределённо хмыкнул.
– Достаточно, – сказал Эйрих.
Труп упал на траву, а Альвомир вернулся на своё место по правую руку от Эйриха. Двое вандалов-асдингов стояли и ждали своей участи, но один из них, зим двадцати, с нескрываемым ужасом смотрел на тело товарища. Другой же воин пристально смотрел на Эйриха, в глазах его была решимость.
– Альвомир, – произнёс Эйрих и указал на храбреца.
И снова повторилось удушение жертвы руками гиганта. Когда бездыханное тело упало на траву, Эйрих перевёл взгляд на последнего вандала и молча смотрел на него.
– Ты остался совсем один, в окружении безжалостных врагов, – тихим голосом заговорил он, спустя некоторое время. – Как же тебе спастись?
Он знал, что вандальский язык очень близок к готскому, поэтому пленник должен его понять.
– Я лучше умру, чем опозорюсь, – не очень уверенно ответил асдинг.
Язык звучал несколько иначе, нежели готский, но недостаточно иначе, чтобы ничего не понимать. И пусть Эйрих впервые слышал вандальскую речь, он прекрасно всё понял, как и вандал понял его. Видимо, не зря говорят, что вандалы родственны готам и когда-то были с ними одним народом.
– Единственное, что я могу тебе обещать, если не заговоришь: ты опозоришься и умрёшь, – произнёс Эйрих.
Вандал молчал. Минута, две, три.
– Альво… – потерял терпение Эйрих.
– Стой, я заговорю! – дёрнулся вандал. – Я заговорю!
Это значило, что Эйрих ещё не разучился разбираться в людях. Двое убитых вандалов были опытными воинами, об этом говорили их руки и даже лица, а этот встал на воинскую стезю не очень давно, поэтому был не очень крепок волей и не привык к незримому присутствию смерти, всегда ходящей рядом с убийцами.
– Как тебя зовут? – спросил Эйрих.
– Гайзарих, – представился пленный.
– Расскажи мне свою историю, Гайзарих, – попросил его мальчик.
История не была длинной, потому что прожил Гайзарих всего девятнадцать зим, воином стал всего две зимы назад, пройдя испытание в дружину вождя Муритты. Его отправили за Дунай, вместе с десятью воинами, под командованием десятника Дразы, того самого, которого Альвомир задушил первым. Но сразу после пересечения реки на них напали, большую часть побили насмерть, а троих захватили живьём.
Целью отряда Дразы была разведка, проверка мест для развёртывания лагеря всего войска, а также прояснения осведомлённости римлян о готовящемся набеге на окрестные города и Филиппополь. Эйрих знал, что для римлян их планы секретом не были, но вандал искренне верил, что римляне ничего не знали, поэтому считал, что эта вылазка должна была быть лёгкой и безопасной прогулкой.
– Сколько воинов будет участвовать в набеге? – спросил Эйрих.
– Я не знаю, – ответил Гайзарих.
– Это неправильный ответ, – разочарованно вздохнул Эйрих.
– Это правда, я не знаю! – воскликнул вандал. – Мне никто не говорил!
– Хотя бы примерно, – Эйрих вытащил из ножен кинжал, тот самый, от которого умер гунн Улдин. – Это очень важно для тебя.
– Десятник Драза подчинялся сотнику Армогасу… – вандал начал соображать. – Я только слышал, что набег вождь обсуждал со всеми своими сотниками.
– Сколько сотников участвовало в этом обсуждении? – уточнил Эйрих.
Вандал крепко задумался. Он очень хочет жить, а его жизнь сейчас напрямую связана с точностью сведений, которые он передаст остготам. Эйрих точно знал, что предпочёл бы мучительно подохнуть, чем дать на заклание врагам своих соплеменников, но простые и слабовольные люди ценят свою жизнь превыше остального. Приспособленцев, готовых подставлять задницу всем, кто сильнее, среди людей полно и Гайзарих уже сделал свой выбор – ради собственной шкуры он готов пожертвовать чем угодно.
– Сорок или пятьдесят, – сообщил вандал. – Но я не знаю точно.
Эти сведения соответствовали всему, что слышал Эйрих от римлян, а также укладывались в аристотелевскую логику: меньшим числом крупный город можно и не взять, а это чревато полным провалом уже объявленных целей, что плохо для репутации вождя – люди могут и не знать о логике, но интуитивно следуют её законам. Некоторые из них, конечно же…
«Интересно наблюдать за тем, как тесно логика переплетается с нашей жизнью», – подумал Эйрих. – «Можно сказать, что это законы, по которым живёт всё сущее. И тот, кто знает эти законы, имеет преимущество перед всеми остальными. Греки когда-то были мудры».
Поделиться книгой: