Черный Дождь

Йохен Вальтер хмуро смотрел в окно. Он слишком поздно зарегистрировался на рейс и не смог получить место у прохода. Его мало волновала красота раскинувшегося под ним пейзажа: плоская долина Рейна, холмы Пфальцского леса на северо-западе, а если смотреть в сторону от него — Карлсруэ с характерным темно-зеленым лесным массивом к северу от центра города. Этот сопляк, конечно, снова натворил бед. Из-за него чуть было не пришлось отменить рейс в Берлин, но в итоге он все же решил лететь. Адвокат не мог позволить себе пропустить сегодняшнее мероприятие, приуроченное к шестидесятилетнему юбилею одного из ведущих членов партии.

Он как раз стоял в очереди у выхода на посадку аэропорта Баден Эйрпарк, готовый пройти проверку билета и сесть в автобус, когда зазвонил мобильный телефон. Не обращая внимания на неодобрительное выражение лица молодой женщины, он ответил. Разумеется, это была Мартина.

— Что-то срочное? Я иду на посадку в самолет.

— Да, срочное, Бен в беде!

— В беде? В чем проблема?

— Его арестовали.

По голосу Мартины можно было понять, что ее душат слезы. Так что ему стоило выслушать жену, если он не хотел нарваться на очередной скандал.

— Когда? За что?

— Не знаю точно. Там была демонстрация, на Замковой площади, и возникла потасовка. В полиции говорят о нарушении общественного порядка. Нарушение общественного порядка! И это — Бен! Очередной подростковый протест.

— В чем именно его обвиняют?

— Я не знаю! Он говорит, что ничего не делал. Пожалуйста, можешь поехать туда и вытащить его? Не хочу, чтобы он проходил через все это!

— Если полиция его задержала, то уже слишком поздно! Я ничего не могу с этим поделать.

— Прости? Ты ничего не можешь с этим поделать? Ты адвокат по уголовным делам или кто?

— Пожалуйста, не расстраивайся так!

К этому моменту последние пассажиры уже прошли через выход и ждали его в автобусе. Женщина из наземной службы знаком попросила его закончить разговор.

— Скорей всего, обвинения еще не предъявлены. В худшем случае он проведет ночь в кутузке, это ему не повредит. Я действительно не могу сейчас. Ты знаешь, что я должен пойти на это мероприятие сегодня вечером! Все лидеры партий будут там, и…

— Это наш сын, черт тебя подери! Он страдает в тюрьме, а ты берешь — и идешь на вечеринку?

— Послушай, милая. Как только я приеду в Берлин, я позвоню доктору Бреннеру и попрошу его позаботиться об этом. Сейчас мне действительно пора.

— Ты не можешь так поступать, Йохен! Если ты сделаешь это сейчас…

— Так, либо вы прямо сейчас перестаете болтать, либо мы улетаем без вас!

Женщина уже явно не шутила.

— Мне очень жаль, Мартина, я не могу этого сделать!

Он сбросил вызов.

Бен был избалованным, неблагодарным юнцом. Вальтер всегда старался относиться к нему как к собственному сыну, но мальчик с самого начала не принял его. От этого сильно страдала Мартина. Йохен терпел его выходки только ради жены. Но на большее ей не стоило рассчитывать. Если пасынка в кои-то веки заставят заплатить за его безобразное поведение, это пойдет ему только на пользу. Нет, правильно он сделал, что полетел в Берлин. Он еще только начинал карьеру в рядах «Свободных демократов», и если хотел чего-то добиться в политике, стоило обзавестись полезными связями. Сегодняшняя вечеринка предоставляла ему для этого уникальную возможность, которую просто нельзя было упустить. А Мартина успокоится, когда сопляка отпустят и все уляжется.

Хотя табло «Пристегните ремни» все еще горело, Вальтер вскоре после взлета достал из портфеля ноутбук и открыл его. Устройство загрузилось из режима ожидания. Это глупое правило, согласно которому электронные приборы должны быть выключены во время взлета и посадки! Все знали, что приборы в кабине пилота уже давным-давно были защищены от вмешательства подобных устройств. Тем не менее экипаж самолета упрямо настаивал на соблюдении этого правила. Германия заросла джунглями бесполезных законов, постановлений и инструкций, сквозь которые нужно было продираться, прилагая титанические усилия. Партия Вальтера взялась проредить эти джунгли, но затея была почти безнадежной. Солнце светило прямо на экран. Он бросил короткий взгляд на город, который теперь был почти под ним, затем опустил шторку на окне и, прокрутив письмо доктору Келлеру до последнего абзаца, начал печатать: «Со своей стороны, прокурор Райхельт заявил, что не будет подавать апелляцию, если наш клиент готов…».

19

Научно-исследовательский центр Карлсруэ располагался примерно в 10 километрах от городского центра посреди обширной лесопарковой зоны. Это был разросшийся комплекс, состоявший из административных зданий, павильонов без окон и технических построек. На входе в центр возвышалась огромная башня, представляющая собой легкий металлический каркас высотой более ста метров, удерживаемый в вертикальном положении стальными тросами.

У входа Фаллер встречала молодая прыщавая женщина в джинсах и худи, представившаяся помощницей пресс-секретаря. Они шли по территории, где все напоминало кампус обычного университета. Здесь и на самом деле располагался вуз — Технологический институт Карлсруэ. Мимо них сновали студенты и ученые. Место производило удручающее впечатление. Было видно, что Центр изо всех сил пыжится походить на Массачусетский технологический институт в Бостоне не только названием. Однако здешний пресс-секретарь совсем не вписывался в стереотипный образ ученого, по крайней мере внешне.

Он был очень высоким и полным. Короткие волосы, кричащий зеленый пиджак и апельсиновый галстук с узорами делали его похожим на страхового агента, страдающего крайней степенью дальтонизма. Его ладонь была мягкой и потной. После такого рукопожатия Фаллер захотелось побежать в туалет и помыть руку. Говорил он рокочущим басом с чудовищным баденским акцентом.

Во время прохода по территории Фаллер почему-то показалось, что они сделали крюк и теперь движутся обратно к входу. Пресс-секретарь забрасывал ее скучнейшими сведениями об исследовательском центре, который когда-то назывался Центром ядерных исследований. Именно здесь был построен первый атомный реактор в Германии, первое интернет-соединение появилось на немецкой земле, а первый e-mail был написан на немецком. В наши дни Центр по-прежнему занимается технологиями ядерной безопасности, но его приоритеты на сегодня — это структура материи, эко- и нанотехнологий. Именно поэтому несколько лет назад было изменено название центра, и так далее, и тому подобное…

Фаллер вскоре перестала слушать. А зачем? Все равно все пишется на диктофон. Если будет нужно, она найдет какого-нибудь волонтера, который расшифрует запись и сделает из этих бредней краткую выжимку. Но это будет мартышкин труд, ведь совершенно ясно, что репортажу об этом унылом месте нечего делать в «Шике».

И вот они оказались в центре для посетителей, который и в самом деле располагался у входа. Раздуваясь от гордости, толстяк объяснял, что здесь представлена самая большая научная коллекция по теме ядерной энергетики на территории Германии. От демонстрационных помещений веяло атмосферой большого офиса в каком-нибудь отраслевом союзе. Из больших окон открывался вид на унылые здания и бескрайний лес за ними. Стены были увешаны фотографиями и чертежами различного технического оборудования, которые сопровождались длинными пояснительными текстами. Время от времени попадалась модель или какой-то прибор, на котором можно было нажать несколько кнопок и заставить загореться лампочки или дисплей. Все это напоминало урок физики в восьмом классе.

В отчаянии Фаллер взглянула на часы: почти пять. Она пробыла здесь всего полчаса (она не могла уйти, не расстроив толстого пресс-секретаря). Кроме того, ее самолет обратно в Гамбург вылетал только без двадцати девять. Она тихо вздохнула. Дирк Браун дорого заплатит за эту дьявольскую пытку!

Толстяк подвел ее к странному плоскому возвышению за несколькими перегородками, внутри которого клубилась серая масса, напоминающая очень густой сигаретный дым под стеклом. В нем мелькали странные светящиеся всполохи, словно рыбки ненадолго всплывали на поверхность, а затем снова ныряли вглубь.

— Что это?

— Это — камера Вильсона, — объяснил толстяк. Его голос дрожал от плохо скрываемой гордости. Впервые за все время пребывания здесь в Фаллер проснулось некое подобие интереса.

— Следы, которые вы там видите, оставляют элементарные частицы. Они сталкиваются с молекулами паров этанола в камере, ионизируя их и оставляя характерные конденсационные следы. Эти несколько изогнутые структуры, напоминающие червяков, — альфа-частицы, ядра гелия-4. Они состоят из двух протонов и двух нейтронов. Эти вытянутые следы — нейтроны, а прямые тонкие линии, которые появляются очень редко, вызваны гамма-квантами.

Фаллер была вынуждена признаться себе, что прибор произвел на нее впечатление. Она не слишком хорошо разбиралась в физике, но знала, что элементарные частицы слишком малы, чтобы увидеть их даже под самым мощным микроскопом. То, что их можно было наблюдать невооруженным глазом, показалось ей интересным, но и немного жутковатым.

— Означает ли это, что таки же штуки летают сейчас вокруг нас? — спросила она, слегка обеспокоенная увиденным. (Ей было известно, что в этом научно-исследовательском центре до сих пор проводятся эксперименты с радиоактивными материалами.)

Толстяк слегка улыбнулся.

— Конечно! Они не просто летают вокруг нас, они пролетают сквозь нас, особенно гамма-кванты. О них вы, наверное, знаете по рентгеновским аппаратам. Ливень из гамма-квантов постоянно обрушивается на Землю из космоса. Это называется космическим излучением. Оно в основном поглощается озоновым слоем, поэтому он так важен для нас, но какая-то часть гамма-квантов попадает на поверхность. Некоторые из них затем взаимодействуют с другими частицами. Представьте, например, что гамма-квант сталкивается с атомом на вашей коже. Это может привести к разрушению молекулярной структуры и даже части ДНК вашей клетки. В этом случае у вас может развиться рак кожи.

Заметив, как изменилось лицо гостьи, толстяк спешно добавил, что это, конечно, очень маловероятно.

— Куда больше возможно, что гамма-квант расщепит безобидную молекулу воды и ее элементы разлетятся во все стороны. Иногда на свободу может вырваться какой-нибудь протон или нейтрон. Но они не улетают далеко, ведь они намного больше, чем, например, электроны, и быстро врезаются в предметы. Вот так!

Толстяк ударил кулаком по пухлой ладошке.

— Но вы не переживайте! Это совершенно безвредно! Энергия одной частицы настолько мала, что для того, чтобы зажечь лампочку фонарика, потребуются миллиарды таких частиц. Так что вы ничего не заметите, и только с помощью этой камеры Вильсона вообще можно определить, что…

20

Вечером Леннард сидел перед компьютером. Он всерьез задумался о поиске новой квартиры. Может быть, пришло время наконец оставить прошлое позади и начать новую жизнь. Встреча с Фабьен Бергер дала ему ясно понять, что со слежкой за незнакомцами пора завязывать. А ведь еще недавно он думал, что сможет присматривать за людьми в этом многоквартирном доме. Стать их, так сказать, ангелом-хранителем.

Когда он заметил, что пара мальчишек-хулиганов крадет бумажник из кармана пальто инвалида герра Кранца с третьего этажа, он сделал несколько снимков и подбросил их в почтовые ящики родителей этих мальчиков. На следующий день старик получил свой бумажник обратно в целости и сохранности. Наркоторговца, который ошивался здесь какое-то время, по анонимной наводке Леннарда задержала полиция. Семейству Черни, увязшему в долгах, так как его единственный кормилец уже год сидел без работы, он регулярно подбрасывал под дверь 50 евро в конверте, когда знал, что никого нет дома. Он также сообщил в Управление по делам молодежи, что в угловой квартире на седьмом этаже двоих малышей — трех и четырех лет — часто оставляют без присмотра на целый день, пока их мать на работе. Он чувствовал неловкость, когда донес на нее, и готов был провалиться сквозь землю от стыда, став свидетелем, как мать с детьми забрала полиция, а потом она вернулась домой одна, вся в слезах. Но он знал, что этим только предотвратил худшее и не нарушил ни одну букву закона. Более того, как любой гражданин, он был обязан сообщать о нарушениях закона, когда сталкивался с ними. В информационных брошюрах это называлось правосознанием.

Однако Леннард прекрасно понимал, что большинство людей возненавидели бы его за это. Неприлично лезть в чужие жизни, не его дело, чем занимаются соседи. Он вообразил себе, что будет помогать и защищать, что должен тайно бороться с повседневной несправедливостью, как партизан в стране, оккупированной врагом. Но встреча с парой на подземной парковке наконец-то заставила его понять, что он заблуждался. Никто не желал, чтобы он этим занимался, и, судя по всему, вряд ли это кому-то было нужно.

Ему придется смириться с мыслью, что он больше не полицейский, и начать все с чистого листа в другом месте. Там, где он больше не столкнется в коридоре или супермаркете с Фабьен Бергер и где ему не придется наблюдать, как она смущенно отводит глаза. Может быть, ему даже стоит подумать о том, чтобы сменить работу. Конечно, он был уже не в том возрасте, когда люди легко меняют профессию, но вполне мог бы охранять какие-нибудь склады или, чем черт не шутит, людей. Он будет зарабатывать меньше, но, по крайней мере, ему больше не придется вмешиваться в людские судьбы.

На интернет-портале нашлось не менее дюжины подходящих вариантов жилья — красивых просторных квартир в хороших районах, таких как Винтер-худе, Аймсбюттель или Ральштедт. Леннард мог их себе позволить, и выглядели они несравнимо лучше, чем эта жалкая дыра. Но ему было трудно решиться на первый шаг. Он поднялся со стула, взглянул в окно и вдруг осознал, что ему нравится этот огромный уродливый многоквартирный дом. Не само здание, конечно, а его обитатели. Он знал их всех. Они были для него как друзья, даже если сами об этом не догадывались. Ему не хотелось уезжать отсюда. Он увидел детей, резвящихся на игровой площадке в этот чудесный июньский день. Увидел вдову Герке, которая вязала, сидя на балконе, и старуху Ценгелер, которая снова не могла угадать какое-то слово в кроссворде, но упрямо скользила глазами по клеткам, прижав карандаш к губам. Она не хотела сдаваться. Он увидел…

…как вдруг она оторвала глаза от журнала с кроссвордами и растерянно огляделась по сторонам. Потом поднялась и исчезла из его поля зрения. Возможно, у нее зазвонил телефон, хотя Леннард никогда раньше не замечал, чтобы ей звонили.

Через некоторое время старуха снова появилась у окна, но не вернулась к кроссвордам, а напряженно вглядывалась вперед, словно что-то искала. Странно. Дети все так же радостно носились по площадке, а их матери сидели на скамейках и беседовали. Из-за угла вынырнула компания подростков с пакетом Aldi и «бумбоксом». Сопровождаемые настороженными взглядами матерей, они уселись на траву рядом с площадкой. Один из них, высокий долговязый блондин с модельной стрижкой, включил магнитофон. Он хмуро повернул регулятор громкости. Девушка с волосами, выкрашенными в ярко-красный цвет, что-то сказала. Блондин кивнул и вставил диск в проигрыватель. Леннард услышал сквозь закрытое окно гул басов. Одна из женщин с детской площадки встала, подошла к подросткам и начала что-то им втолковывать. Подросток с модельной стрижкой, извиняясь, поднял руку и убавил громкость. Гул исчез.

Леннард обвел взглядом многоквартирный дом и удивился. В окнах и на балконах начали появляться люди. Их становилось все больше, они озирались по сторонам. Некоторые переговаривались друг с другом через балконы. Никогда здесь не было ничего подобного. Леннард отправился в спальню, чтобы включить радиоприемник с функцией будильника. Дисплей не подавал ни малейших признаков жизни. Щелчок кнопкой включения не дал результатов. Вот и нашлось объяснение, почему люди так всполошились: отключение электричества. И все просто хотят узнать, случилось ли это у них одних или соседи тоже обесточены.

Леннард позволил себе улыбнуться. Небольшой технический сбой способен заставить людей общаться друг с другом. Может быть, это знак? Будучи не слишком высокого мнения об эзотерике, он не верил в судьбу и не был религиозен. Тем не менее это событие показалось ему хорошим предзнаменованием. Леннард решил тоже внести лепту в это общение, каким бы банальным оно ни было. Он вышел за дверь и тут же столкнулся с Норбертом Шульце. Норберту было около пятидесяти, его голову украшала дурацкая химическая завивка на закрашенной седине, очевидно, ему казалось, что так он выглядит моложе. Как торговый агент или кто-то в этом духе он много разъезжал по стране.

— Перебои с электричеством, — сообщил Шульце.

Леннард кивнул:

— Похоже, что весь квартал вырубило.

— Я бы позвонил в домоуправление, но телефон тоже не работает.

Леннард достал из кармана мобильный телефон. Он всегда держал его включенным на случай, если срочно понадобится боссу. На дисплее высветился значок «Нет сети». Это уже интересно.

— Я уже пробовал. Нет сети. У меня — E-Plus. А у вас?

— Vodafone.

— Видимо, вышки тоже отключены. Кажется, весь район остался без электричества. А может быть, и весь город.

По спине Леннарда пробежал холодок. Он не знал причину, но внезапно у него появилось плохое предчувствие. Дверь напротив квартиры Шульце открылась, и оттуда высунулся молодой турок по имени Камиль Гюлаз в майке и спортивных штанах.

— Вы не в курсе, что происходит? — спросил он на чистом немецком.

— Перебои с электричеством, — ответил Шульце. — Видимо, что-то серьезное.

— Понятно, спасибо.

Турок закрыл за собой дверь.

— Пойдем ко мне, у меня есть радио на батарейках, — предложил Шульце. — Может быть, по нему что-нибудь скажут.

Леннард кивнул.

Он никогда раньше не был в квартире Шульце. Квартира показалась ему аккуратной, даже слегка стерильной, как гостиничный номер. Стены были украшены дешевыми художественными постерами, но нигде не было видно ни фотографий, ни китчевых туристических сувениров (еще один человек без личной жизни). Он был соседом Леннарда, и у них оказалось много общего, а Леннард об этом даже не догадывался, хотя всегда думал, что изучил всех, кто здесь живет. Чем не повод усомниться в том, что его скрытое наблюдение позволяет ему увидеть жизнь вокруг такой, какая она есть. Шульце извлек из черного чемодана на колесиках, который уже стоял собранным в ожидании очередной поездки, портативный радиоприемник. Он включил радио и покрутил ручку настройки частот, но в эфире слышались только шумы.

— Похоже, радиовышку тоже задело.

Наконец ему удалось поймать какую-то станцию. Несмотря на помехи, слова диктора звучали довольно четко:

— …очевидно, перебои в подаче электроэнергии затронули всю территорию Германии, а также соседние страны. Причина до сих пор не ясна. Мы проинформируем вас, как только узнаем больше. А теперь — наш хит недели: Джордж Дэниелс с песней «Мой витамин по имени Каролин»…

21

Толстяк пошатнулся. Он уставился на камеру Вильсона, которая вдруг ярко засветилась, как экран компьютера, но не разглядел ничего, кроме бурлящего пара. В помещении стало как-то светлее, но Фаллер не могла понять, откуда исходит этот свет.

— Что это значит? — спросила она.

Толстяк занервничал и принялся испуганно озираться.

— Я не знаю… Возможно, какая-то авария.

Земля задрожала. Коринна потеряла равновесие и с размаху села на пол, то ли от шока, то ли от тряски. Перегородка позади толстяка опрокинулась, за ней оказалось окно. Здания снаружи ярко светились, будто подсвеченные гигантским прожектором. Затем свет исчез так же внезапно, как и появился. Толстяк замер на месте.

— Что…

Больше он ничего сказать не успел. Раздался оглушительный взрыв, окно разбилось вдребезги, осколки разлетелись по залу. Фаллер закрыла голову руками. Ее обдало волной горячего воздуха, точно она открыла заслонку печи. Осколки зловещим дождем обрушились на нее. А потом все закончилось. В ушах стоял звон. Она с трудом поднялась на ноги и огляделась. Демонстрационный зал было не узнать. Все перегородки снесло, витрины разбились. Повсюду был толстый слой битого стекла и пыли.

За окном в небо вздымались клубы дыма. Пахло гарью. Толстяк с открытым ртом, уставившись в потолок неподвижными глазами, лежал на полу в луже крови. Из его шеи, как прозрачный кинжал, торчал длинный осколок. Фаллер смахнула стеклянную крошку с одежды. Если не считать нескольких неглубоких порезов, она не пострадала. Постепенно до нее начало доходить: произошла катастрофа. Что-то явно пошло не так. Возможно, взорвался экспериментальный реактор, установленный на территории института.

Она подняла сумочку и достала цифровой фотоаппарат, но он не включался. Фаллер бросила последний взгляд на толстяка. Очевидно, ему уже было не помочь. Как под наркозом, шатаясь, она пробралась по руинам Центра для посетителей и вышла наружу через одно из разбитых панорамных окон. Свист в ушах постепенно стих, и Фаллер услышала крики и вой сирен.

— Уходите отсюда! — крикнул кто-то. Она обернулась и увидела, что к ней бежит человек в белом халате. Его глаза были совершенно круглыми от страха.

— Убирайтесь отсюда! — снова крикнул он и пронесся мимо нее. Но Фаллер точно вросла в землю. Весь лес вокруг комплекса был охвачен огнем. Сквозь густой дым мерцало нечто настолько страшное и одновременно завораживающее, что она не могла оторвать взгляд.

22

Йохен Вальтер раздраженно наморщил лоб. На экране ноутбука письмо к доктору Келлеру неожиданно сменилось плавающей заставкой в виде разноцветного котенка, а затем монитор погас. Вот дерьмо! Почему именно сейчас этой чертовой коробке нужно было сломаться?

Раздались крики. В салоне самолета вдруг стало неестественно светло. Он взглянул на сидящего рядом молодого мужчину в дорогом костюме, возможно, бизнес-консультанта, но тот тоже выглядел озадаченным. «Ну дела!» — Вальтер открыл шторку иллюминатора. В глаза ему ударил яркий свет. Он шел откуда-то снизу, как будто солнце упало на землю. Испугавшись и почувствовав жар на щеке, адвокат отвернулся. Что это такое? Взрыв двигателя? Но тряски не чувствовалось, и двигатель гудел по-прежнему ровно.

Контрастные тени, которые отбрасывал свет, вдруг исчезли. Вальтер снова повернулся к окну. От увиденного у него волосы встали дыбом. Над центром Карлсруэ поднимался, переливаясь всеми цветами радуги, светящийся шар. Сначала Вальтер вспомнил, как ему когда-то рассказывали о шаровой молнии. Но таких гигантских шаровых молний просто не бывает. Шар стремительно поднимался вверх, оставляя за собой столб дыма. Теперь Вальтер смог разглядеть его ближе: это было светящееся облако, которое на глазах расползалось в стороны. Он глянул вниз, на землю и не поверил своим глазам. От столба дыма расходились серые кольца. Точно город был отражением на водной глади, в которую кто-то запустил камнем.

— Боже мой! — воскликнул мужчина на соседнем кресле. — Боже! Боже!

От сильного толчка самолет начал крениться вбок. Отвратительный металлический хруст смешивался с воплями пассажиров. Последней мыслью Йохена Вальтера было то, что он, вероятно, не успеет к выступлению лидера партии.

23

— Что? Что там у тебя? — спросил Ахим. Но Джордж Рольфс ничего не ответил. Яркая вспышка на мгновение заставила его отвернуться. Теперь он вглядывался равнину, на которой лежал город.

— Вау! — вырвалось у него. Он не мог понять, что видит. На первый взгляд, это казалось какими-то невероятными спецэффектами: над городом поднимался ввысь странный шар, переливаясь яркими красками. Может быть, это городской фестиваль, о котором его забыл предупредить агент? Ему пришлось отвести глаза, хотя на нем были солнцезащитные очки.

— Выглядит круто! — сказал Ахим, но Рольфс вдруг подумал, что это совсем не круто. Он испугался. Безмятежная гладь бассейна вдруг пошла рябью. Шезлонг под ним затрясся, как массажное кресло, которое он подарил Ахиму на Рождество. Пустой стакан из-под лимонада на столике упал и разбился о кафель.

— Что за черт… — начал Ахим, но его слова заглушил долгий раскат грома, от которого заложило уши. В это же время волна горячего воздуха ударила Рольфса. Он вдруг обнаружил, что лежит на спине. Шезлонг подняло в воздух и отнесло на несколько метров. Рольфс сел и огляделся. От больших панорамных окон виллы остались одни рамы. Весь дом и сад были устланы блестящим ковром осколков.

«А ведь мойщик окон приходил только на прошлой неделе», — как-то некстати подумалось ему.

Ахим застонал.

— Помоги мне! Я ранен!