Пламя Колшара. Тайны команды мостика

Шикнув обречённо маской то ли на капитана, то ли просто в пространство, Йолт поднялся и зашаркал к выходу. Кхеф вновь перевёл взгляд на Бергман, и та продолжила, словно её не прерывали:

— Речь не о таком долгом сроке, доктор. Ма’лэр принимала наркотик всего несколько недель. Причём в последнее время стала увеличивать дозу.

Её слова закручивались в голове Кхефа в спирали галактик, но смысл не складывался, как не складывались созвездия перед глазами того, кто впервые взглянул на ночное небо. Офицер Флота — наркоманка? Да ещё и ударно увеличивающая дозу?..

Впервые за разговор подал голос командор Арус:

— Мишель, — начал он вкрадчиво, как всегда, — скажи, а откуда ты всё это знаешь? — он чуть подался вперёд и положил ладонь на стол. Когти, словно нацеленные орудия, смотрели на тех, кто был напротив, но в первую очередь — на Бергман. И под этим прицелом она сказала:

— Потому что я колола ей наркотик.

Теперь вздрогнул уже Арус, и Кхеф мог его понять: страшно было бы услышать даже слово «давала», но…

— Кололи? — переспросил Кхеф. — Своими руками?

— Разумеется. По её личной просьбе.

— Кхм, — Кхеф приложил два пальца к щеке. — Что-то я… — Он обвёл взглядом своих офицеров, — признаться, ни пепла не понимаю. Командор, — он взглянул на Бергман твёрдо, как на Йолта минуту назад, — объясняйте подробно. Со всеми предпосылками.

Бергман вздохнула. Она понимала, что сейчас сжигает сама себя, но выйти из крематория не могла: только вперёд — в печь.

— Когда мы познакомились с Ма’лэр, она довольно быстро доверилась мне. Нетипичная литанийка — было видно, что в социальных рамках своей расы ей тесно, что она жаждет более глубокого общения. Скажу честно, я не планировала заводить на корабле друзей, но решила не отталкивать её: ведь я, как одна из первых людей во Флоте, очень хорошо знаю, что такое быть не как все, — она грустно улыбнулась уголком шоколадных губ. — Личной жизни у меня нет, капитан: я всё отдала науке. Так что наука — единственное, чем могу поделиться. Поэтому я решила рассказать ей о том же, о чём вам на днях.

Штоль вопросительно шикнул. Кхефу пришлось попросить Бергман повторить доктору то, что она говорила ему: о том, как под действием наркотика литанийская физиология приближается к колшарской и наоборот. Штоль кивком поблагодарил Бергман, а в его неповреждённом глазе зажёгся жёлтый огонёк интереса.

— Я рассказала это просто так, для поддержания разговора, — продолжала Бергман. — Да, этого не стоило делать, но тогда во мне не зазвенела тревога: в конце концов, Ма’лэр из старшего офицерского состава, могла ли она заинтересоваться наркотиком? Но я ошиблась.

Кхеф напрягся и слушал её, не двигаясь.

— Ма’лэр не интересовал ни кайф, ни возможность расслабиться. Но идея стать почти колшаркой пронзила её мозг, как гамма-нож разрезает кости. Она вбила себе в голову, что ей это необходимо, а иначе и жизни никакой нет. Она осаждала меня, находила везде, куда бы я ни уходила специально, чтобы не встречаться с ней, и в конце концов, — Бергман вновь вздохнула, опуская плечи, — я сдалась.

Она сделала паузу, и Кхеф молчал тоже. Мысли метались в голове, как острые обломки после взрыва — они все причиняли боль. Но чтобы прекратить эту пытку, стоило схватиться хотя бы за один. На помощь пришёл Штоль:

— Почему вы увеличили дозу? Ведь, судя по всему, именно это привело к кризису.

— Ма’лэр сама настояла. Она знала, что приближается Колшар, и я предупредила её, что не смогу продолжить курс там. Она умоляла меня закончить начатое, и я согласилась. В конце концов, грустно было бы загубить столько работы.

— Работы? — Арус словно очнулся. — Ты чуть не пустила киту под хвост жизнь лейтенанта и говоришь про работу?!

Вся ярость космоса бурлила в его огромных глазах — даже Кхефу невольно стало страшно. Он не хотел удалять старшего помощника так же, как до этого Йолта, поэтому поспешил вмешаться:

— Суть произошедшего ясна. И будьте уверены: избежать наказания не удастся.

— Я и не собиралась избегать наказания, аш. Иначе…

Но Кхеф прервал Бергман, подняв руку:

— Вопрос в другом: что делать дальше? Как вывести Ма’лэр из состояния, в котором она находится?

Он обвёл глазами присутствующих: Морин втянула голову в плечи, будто сама была виновата в происходящем, а доктор Штоль молчал. И только Бергман безапелляционно заявила:

— Никак.

— Никак?! — Арус тоже начал шипеть, почти как рилт.

— Увы, — Бергман потёрла глаза, словно смотреть на друга ей было больно. — Цель процесса — трансформация нервной системы. И сейчас она продолжается. Ведь так, доктор?

Штоль, сверившись с показаниями планшета, кивнул.

— Она должна пережить этот процесс сама. Мы можем только наблюдать и ждать, когда она выберется.

— А если не выберется? — наседал Арус.

Бергман с грустью посмотрела на него.

— Значит, ты разочаруешься во мне ещё больше, старый друг.

* * *

Ма’лэр действительно выкарабкалась. Кхеф, в общем-то, не сомневался, что так будет — ну, разве что, первые день-два, — и доктор Штоль разделял его уверенность. Но того, что лейтенант пришла в сознание, было мало: на произошедшее нельзя было закрыть глаза, сделать вид, будто ничего не случилось. Поэтому настало время считать камни5.

Они не могли позволить себе публичный процесс. Пускай Кхеф и хотел, чтобы как можно больше офицеров, особенно энсинов-учёных, у которых звёздный ветер в голове перемешал обрывки знаний из Академии с личными амбициями, услышали то, что он собирался сказать, но он уже достоверно убедился: чем меньше лиц знают об истинном назначении наркотика — тем лучше. По крайней мере, пока. Поэтому в его кабинете собрались только Арус, Морин, Бергман, Штоль и он сам. Из тех, кого не было в медотсеке, присоединилась ещё Асия — от неё ему нечего было скрывать, и Сер’тан, ведь без него нельзя было решить ничего, что касалось вопросов безопасности.

— Командор Бергман, — начал капитан, поднимаясь с кресла. Учёная стояла перед ним и не прятала глаз. — Вам будут предъявлены обвинения в превышении полномочий и проведении экспериментов над представителем разумной формы жизни, а дополнительно — в причинении вреда офицеру Флота Союза. Всю информацию по делу я уже передал соларограммой командованию. Суд состоится, когда мы прибудем на Колшар.

— Я хочу добавить, аш, — начала Бергман осторожно, но не пресмыкаясь, — что лейтенант Ма’лэр сама обратилась ко мне с просьбой провести эксперимент. Это было её добровольное решение, и она крайне настойчиво…

— Настойчиво! — не выдержал Арус. — Ты же не ребёнок, чтобы…

Кхеф метнул в старпома тяжёлый взгляд, и тот замолчал. От капитана не укрылось, как Асия стоявшая рядом с мужем, взяла Аруса за руку и осторожно погладила пальцем узкую ладонь.

— Бывает так, что вне зависимости от возраста гражданин не отдаёт отчёта своим действиям и не осознаёт возможных последствий, — продолжил Кхеф. — Именно для таких случаев и существуют законы, за которые мы держимся. В данном случае закон говорит, что подобные эксперименты запрещены, и мы понимаем, почему.

— Испокон веков медицина двигалась вперёд экспериментами. Если бы подобное исследование проводилось в Цитадели Наук Колшара, никто бы не сказал мне и слова.

— Вот когда подобные исследования официально одобрят, откроют на него набор добровольцев — не таких, которые будут долбиться не пойми чем за спиной у друзей и начальства… — Кхеф многозначительно посмотрел на Бергман из-под бровей. — Тогда мы поговорим с вами по-другому. А пока не уводите к звёздам, командор. Ведь звёзды — это наша реальность. Вам есть что сказать нам по существу, аши Бергман?

— Я знаю, аш, что у меня не было права поступать так. И что я многих, — она взглянула на Аруса, — разочаровала. Жалеть о сделанном нет смысла, но можно извлечь уроки. Я приму то наказание, которое вынесет суд. И надеюсь, что хотя бы некоторые из вас смогут со временем смотреть на меня, как раньше.

Арус опустил глаза. Он удержался от новых колючих слов, но смотреть на Бергман явно не мог: ни как раньше, ни вообще.

6. Работа над ошибками

Вот уже четверть часа Морин мерила шагами коридор возле каюты Кхефа. Сомнения скреблись и возились в душе, как кот, пытающийся устроиться на новой лежанке, но Морин велела им сидеть смирно. Она опустила руку, не донеся её до лица — и так обкусала ногти почти до крови. Хватит, она уже всё для себя решила.

— Морин?

Она резко обернулась. Морин ждала, что Кхеф появится со стороны мостика, а он вышел к каюте с другого конца коридора.

— Был в медотсеке, — ответил он на её вопросительный взгляд. — Ма’лэр уже значительно лучше. Её готовятся выписывать.

Морин заставила себя улыбнуться.

— Рада слышать.

На самом деле ей было плевать. Плевать на Ма’лэр, на Бергман — на всех. Кроме него.

— Зачем ты пришла? — Кхеф подошёл к двери. Вопрос прозвучал негрубо — не так, словно он хотел спровадить её поскорее. Наоборот, как только метапластиковый прямоугольник отполз в сторону и Кхеф зашёл в каюту, он обернулся и предложил ей:

— Зайдёшь?

Морин кивнула. Не глядя на неё, Кхеф прошёл вглубь помещения и начал раздеваться. Поначалу Морин смутилась, но, к счастью, он ограничился тем, что снял китель.

— Я хотела поговорить.

— Говори, — лёгким движением он активировал дверь встроенного в стену шкафа. — Я слушаю.

Кхеф повесил китель на вешалку, а затем пошёл к столу. Тому самому, за которым они недавно сидели. Сердце сдавило, и Морин поняла, что медлить дальше уже просто невежливо.

— Я пришла попросить прощения.

— Тебе не за что.

— Разве?

Их взгляды встретились. Она увидела что-то, похожее на… грусть?

— Это я виноват, а не ты, — Кхеф вздохнул. — Я полез к тебе, не разобравшись, как воспринимают подобное у тебя на родине. — Он опустился на край стола, провёл рукой по волосам. — Ох, пепел! Межрасовые отношения — иногда такой геморрой…

Да, именно об этом сказал ей Игорь.

— Говорил же — к такому невозможно привыкнуть.

Морин горько улыбнулась, вспоминая, когда эти слова прозвучали впервые: на свадьбе Асии и Аруса. Всего несколько дней назад, а кажется, что несколько световых лет прошло…

— Кхеф, я много думала о наших… отношениях.

— А у нас есть отношения? — на столе стоял отливающий пурпуром графин, и Кхеф налил себе из него стакан. — Я думал, что в твоих глазах я склоняю тебя к вещам, которых ты не хочешь.

— Нет, — она наблюдала, как на его мускулистой шее перекатывается кадык, когда он пьёт. — Да. То есть, частично…

— Очень сложно, — вздохнул Кхеф, отставляя стакан. — А я, если честно, так устал… — он потёр переносицу.

— Я хочу, чтобы стало проще! — выпалила Морин. — Хочу тебя.

Его рука замерла на переносице.

— Что?

Золотые глаза, недоверчивые и чуть прищуренные, замерли на ней. Морин почувствовала себя в свете прожекторов огромного корабля, а она маленькая перед ним. И у неё остался только один шанс для того, чтобы её заметили.

— Я тебя хочу. Хочу быть с тобой, и…

Он смотрел на неё, словно подталкивал. Точнее, тянул. Но не в пропасть или к новым неприятностям, а туда, где наконец-то будет тепло, будет безопасно и… Правильно? Именно в это Морин так страстно хотела верить.

— Я пришла сама. Меня никто не заставлял и больше никогда не заставит. Я понимаю, где я, с кем и что делаю. И я хочу остаться.

Кхеф шумно вдохнул. Он смотрел на неё так, как в ту ночь, только с ноткой недоверия. Морин думала, он её прогонит. Правда, прогонит — она бы на его месте так и сделала! Но Кхеф протянул руки ей навстречу.

— Иди сюда.

Морин повиновалась. Но не потому, что он был капитаном. Его полный силы взгляд, его голос магнетический — она так хотела этого всего, а ещё ощутить раскалённое золото рук на своей коже, что не могла противиться.

Короткий вздох — и она у его груди. Сложила руки на плечи и уткнулась носом в шею, а он, паршивец, даже не попытался сделать вид, что обнимает её за талию — уверенно ухватил гораздо ниже.

— Значит, хочешь меня?

Жар, от живота идущий вверх, встретился с тем, что спускался от его тёплого дыхания в волосах. Морин, прижавшись теснее, слегка прикусила Кхефа за шею. Он рыкнул, сжимая крепче её ягодицы. Все условности между ними были сожжены, как и все слова, которые стали ненужными.

* * *

Лэра шла на поправку быстро, и отчасти это снимало вину с Бергман: значит, не зря она решилась на этот безумный эксперимент. Но Йолт, проводивший всё своё свободное время в медотсеке и сжимавший тонкие пальцы Лэры в часы её беспамятства, ничего прощать не собирался. Винить в произошедшем саму Лэру Йолт не мог и не хотел

Должно быть, она считывала это — в его резковатых жестах, в коротких фразах, потому что всякий раз, когда речь хотя бы отдалённо заходила об учёной с Земли, она виновато опускала голову — прятала глаза, которые окончательно стали золотыми.

Ничего. Он смирится с золотом. Единственное, с чем смириться не сможет — это если потеряет её. Думая об этом, он снова безотчётно находил её ладонь — а Лэра свою не отводила.

День выписки настал незаметно: так корабль прибывает в космопорт после долгого, но спокойного путешествия, конец которого никто не торопит. Йолт просто пришёл в очередной раз в медотсек и увидел Лэру одетой не в больничную робу, а в привычную карминную форму. В короткой юбке было видно, что её ножки, и без того изящные, за время пребывания здесь стали такими тонкими, что непонятно было, как Лэра выдерживает сама себя.

Она собирала вещи в небольшую сумку и замерла на секунду, увидев Йолта.

— Привет, — губы Лэры тронула улыбка.

— Привет. — Она застегнула молнию и хотела повесить сумку себе на плечо, но Йолт, не дожидаясь разрешения, перехватил ручку и закинул за спину. — Тебя выписывают?

— Да, — Лэра не стала спорить с ним насчёт сумки и просто направилась к выходу. — Штоль доволен моими анализами, так что… — она неопределённо пожала плечами.

— Ну, если Штоль доволен…

Дверь медотсека с шипением закрылась за ними, и Лэра остановилась в коридоре. Она окинула корабль новым взглядом, словно пыталась понять: изменилось ли что-то здесь, если поменялась она сама? И — этот вопрос волновал Йолта тоже — насколько сильно она изменилась?

Мимо прошёл молодой колшарский лейтенант, один из тех, кто служил вдали от мостика и понятия не имел о том, что там произошло. Он, должно быть, подумал, что Лэра была в медотсеке на какой-то плановой проверке или по поручению капитана, и просто кивнул ей, легко улыбнувшись. Лэра кивнула в ответ, и лейтенант ушёл, забрав с собой часть тяжести прошедших дней.

Лэра двинулась к своей каюте. Она шагала медленно, но уверенно, и её следы надолго оставались сиять в метапластике позади них. Молчание отдавалось зудом в гортани, и наконец Йолт спросил: