Жёсткая посадка

Сегодня Виктор действительно работает рывками, кое-как. Постоянно отвлекается, путает схемы и ищет взглядом Катерину, пока Русый не разражается цветастым забористым матом.

— Да в печень тебя тра-та-та, Глюк, ты задрал косяки пороть! Фазу от нуля не отличаешь, баран? Дай сюда жилу и иди в пень! Весь день заср**ки за тобой подтираю!

Стервозная Сесилия Свит хохотала бы над Виктором как полоумная, однако библиотекарь Лишницкая скромнее — она лишь польщённо прыскает в ладошку. Русый жалобно обращается к ней:

— Катерина Денисовна, богом молю, спрячьтесь пока под стол, что ли? Этот влюблённый тормоз вам тут всё спалит, нам только КЗ не хватало, блин!

Красавица Катя послушно уходит в хранилище, берёт с полки первую попавшуюся книгу и читает, абсолютно не вникая в содержание. Вроде бы ей попалась история античного мира. А может, биография Ломоносова или учебник по органической химии? Катя механически читает текст, но не видит в нём смысла.

Ущипните меня! Неужели прожжённая порноактриса Сесилия Свит, звезда Ю-туба двадцати двух лет от роду, влюбилась в простого электрика?

Хм, Сесилия вряд ли способна в кого-то влюбиться. А вот Екатерина Денисовна — почему бы и нет?

— Нашёл я вчера на Ю-тубе твою «Жёсткую посадку», Русый, — Виктор в зале развешивает световую фурнитуру. — Так себе канальчик, да ещё и бабки за просмотр стригут. И девка из себя не очень, борзая какая-то. Пять минут позырил и выключил.

Руслан понимающе хмыкает.

— Да уж, с Катериной Денисовной не сравнить! Я вчера сперва подумал: ну тётка и тётка. Кошёлка очкастая, лет под пятьдесят, наверное… А сегодня — вон чего оказалось!

С громким щелчком он закрепляет в стене колпак светильника.

— Радуйся, Глюк, что я женатый, понял? Я б такую библиотекаршу и сам сейчас заземлил.

Несмотря на помехи в лице Виктора, к обеду работа благополучно закончена. Русый делает контрольный прозвон сети, запитывает шину нового автомата на вводе и торжественно поворачивает рубильник. Чпок! Все лампы горят, ничего не искрит и не вышибает.

— Аля-улю! — довольно говорит Руслан. — Снимаем старые сопли — и наша миссия выполнена. Принимайте работу, Катерина Денисовна! Ставьте визу в акт приёмки.

— Но сегодня я больше не работаю! — радуется Катерина. — У нас по графику весь день ремонт, откроемся только завтра.

— Да и мы с Глюком как бы до вечера заняты! — подмигивает Русый. — Официально мы сдадим объект не раньше шести, верно, Вить? Только бригадиру нас не выдайте.

— Ни за что, мальчики! Вы молодцы, быстро и оперативно сработали.

Катерина втыкает чайник в новую розетку, и все трое пьют чай с домашними пирожками. Поглаживая живот, Русый откланивается и уезжает, а Катерина с Виктором запирают библиотеку и идут тенистой тропинкой через позабытые дворы старых двухэтажек.

В Катиной причёске играет солнце, лучи бегут по её округлым ногам, по полированным кофейно-прозрачным колготкам с фантазийным швом по всей длине. Высокий Виктор предупредительно отводит над нею ветки.

Некоторое время они болтают возле Катиного дома, неотличимого от других двухэтажек на этой улице — мутно-серые стены с разводами извести, палисадник с сохнущим половиком, к угрюмому подъезду ведут ступени из губчатого бетона.

— Вон мои окна, — Катя машет полной рукой, обдавая мужчину терпким ароматом клементина и айвы. — А здание напротив — раньше там была молочная кухня. Пейзаж моего детства.

«И связанных бдений на стуле с кляпом во рту! — издевается внутри стервозная Сесилия Свит. — Похоже, ты всё-таки дождалась своего студента, Катюша? Бинокля у него, правда, нет, но, будем надеяться, паяльник окажется что надо? Ха-ха-ха!»

— Значит, Катя, договорились? — опять спрашивает Виктор. — Переоденусь, возьму машину, к семи часам подскочу как штык. Знаю я в центре одну славную кафешечку с музыкой! Кормят тоже годно, морепродукты-салатики, всё такое. Хотя твоим пирожкам они точно не конкуренты.

— Спасибо, — кивает Катя. — Значит, до семи. Пока!

Она уходит в подъезд, Виктор провожает её глазами. Облегающее платье крепко подхватывает ягодицы Кати, складки ткани сзади выпукло подчёркивают контур трусиков, сдобные икры похожи на глянцевые спины афалин. Стук женских каблуков затихает в утробе подъезда.

***

— Буэнос ночес, мои виртуальные половые маньяки и маньячки! Как же я по вам соскучилась, целую неделю меня носило неизвестно где! С вами снова канал «Жёсткая посадка»! Поздравьте меня, я, кажется, влюбилась!

Катерина позирует камерам в своей суперпостели, на ней пурпурная маска и белый парик с алмазными нитями. Груди почти вываливаются из лайкрового боди, на ногах чулки, подтянутые поясом, между бёдер мелькает узкий лепесток трусиков. До семи часов вечера ещё уйма времени, и Катя по вдохновению решила записать внеочередной выпуск «Жёсткой посадки».

— Да, я влюбилась! И офигела не меньше вашего. Это такой мальчик, такой зюзик, что держите меня семеро! Хотите узнать, как я на него вышла? Чисто случайно, через подругу одной подруги, у которой есть другая подруга, ха-ха-ха! Вы не поверите, он … энергетик! Да-да, совсем как напиток для ночных клубов. По-моему, мексиканец или наподобие того. Я сразу начала дразнить его «электриком», потому что он держит контрольный пакет акций негосударственной энергетической компании в одной латиноамериканской стране. И думаю пригласить его к себе, проверить у меня одну розетку… вы поняли, о чём я? Ха-ха-ха! А то моя розеточка в последнее время слегка искрит!

Над постелью Сесилии Свит стоят куполообразные опоры, с них свисают две цепи. Сесилия в чёрных трусиках и чулках широко раздвигает ноги. Камера смотрит прямо в треугольник между ляжек. Ведущая плотно и любовно обёртывает щиколотки широкими ремнями, защёлкивает пряжки. Подтаскивает верёвки с разных углов постели, продёргивает петли через колечки на лодыжках, завязывает морскими узлами. Для наглядности бьёт в воздухе раскинутыми ногами, пытается свести их, сомкнуть бёдра, согнуть колени — всё напрасно, верёвки не пускают её на волю.

— Сегодня я на подъёме и на взлёте, и намерена совершить над собой нечто чрезвычайное и сложное. Я поставлю над собой жёсткий бондажный опыт и знаю, что сегодня у меня всё получится! Засекайте время, за сколько я справлюсь, делайте ставки!

Продев верёвку через спинку в изголовье позади, Сесилия пропускает её между ног и туго завязывает вокруг талии. Верёвка тут же впивается в ягодицы блогерши и тонет в гениталиях. Женщина охает от блаженства, но видно, что ей немного больно. Сбруя в промежности не позволит ей ездить по кровати взад и вперёд, удерживая добровольную пленницу посередине постели.

— Теперь берём мои титечки, титюшечки, — Сесилия опутывает себе верёвками бюст, подмышки и шею, сгибается в поясе и притягивает себя к коленям. Наложив узлы на груди, надевает на рот маску-кляп, напоминающую хоккейный щит. — Помолитесь за меня, мои подписюнчики! Я надолго умолкаю.

Самоистязательница в лайкровом боди и чёрном капроне туго соединяет ремни маски на затылке, подбородке и макушке. На темени у неё торчит стальной карабин. Сесилия просовывает в него свисающую сверху цепь, наощупь подбирает с кровати замок, пропихивает дужку в отверстие и резким щелчком приковывает голову к натянутой цепи. Теперь она не может крутить головой или опускать её вниз, цепь заставляет держать подбородок поднятым.

— Мм-мм! — говорит Сесилия из-под маски. Она секунду передыхает, разминая полные руки, затем подбирает возле ляжки заранее приготовленные наручники. Маска и цепь мешают ей смотреть прямо. Скосив глаза, блогерша заковывает в браслет левое запястье, перехватывает наручники и заводит руки за спину. Поймав болтающуюся вторую цепь, Сесилия пристёгивает её к среднему звену наручников. Тяжело дыша, с усилием ловит в раскрытый браслет своё правое запястье и схлопывает.

Некоторое время Сесилия-Екатерина сидит неподвижно, громко и одышливо сопит в кожаную маску. Подвешенная на двух цепях и с растопыренными ногами, она похожа на тяжёлый чугунный якорь, брошенный с фрегата на морское дно. Руки беспомощно скрючены за спиной, голова вздёрнута за темя, груди привязаны между колен, ноги распяты по постели, верёвка между ног не даёт Сесилии сдвинуться или приподняться, сминая и насилуя половые органы, обтянутые трусиками. Чуткие цифровые микрофоны ловят, как стучит сердце храброй виртуальной экспериментаторши, как гудят её чулки, как звенят от напряжения кожаная сбруя и тесное лайкровое бельё.

Переведя дух, Сесилия как всегда принимается играть на камеру. Зрителям нравится, когда полуобнажённая жертва сопротивляется и пытается высвободиться. Ведущая делает движения, будто вырывается из цепей и ремней, дёргает то локтем, то сливочным коленом, крутит вывихнутыми плечами, изредка по-совиному ухает в кляп. Постель скрипит под её мощным телом, висящие цепи раскачиваются, но ничего не происходит. Сесилия сидит крепко.

— Убубу! — игриво говорит блогерша, чувствуя, что задранная шея скоро затечёт, неудобно вздёрнутая кверху.

На большом электронном табло меняются цифры. Екатерина видит, что время начинает истекать. Наручники у неё с секретом: они отпираются без ключа, стоит повернуть незаметный крючок между браслетами. Катя взяла себе за правило во время съёмки выдерживать связанной по пятнадцать-двадцать минут, иногда по полчаса. Затем снимает путы, выключает камеры и принимается за монтаж.

Фокус с освобождением из наручников при монтаже, конечно, вырезается. В семь часов Екатерину будет ждать Виктор. Надо успеть одеться, помыться и накраситься, не бежать же на свидание в кожаных трусах и наморднике?

«Пора! — думает Екатерина. — Половина шестого. Сесилия вынесла положенные по сценарию муки».

Пальцами правой руки Катя трогает за спиной наружную часть левого браслета. Где там должен быть заветный крючок? Нету? Ага, значит, он на правом наручнике. Теперь в ход идёт левая рука. Верёвки, притягивающие груди к ногам, мешают шевелиться. Скованная Катерина скользит указательным пальцем по правой части кандального устройства. Крючок должен быть здесь, маленький такой…

Однако крючка нет и на правом браслете. Морщась от пота, Катерина часто моргает под маской. Поднимать панику ни к чему, нужно всё спокойно обдумать. Не могла же она сдуру взять не те наручники? У Лишницкой есть две пары настоящих кандалов — для щиколоток — и две пары фальшивых, с «крючком-открывашкой» — для рук.

На постель Катя выложила все четыре пары, для массовки, но наручники с секретом умышленно пристроила поближе к попе… и должна была взять именно их. Она, конечно, близорукая и в неудобном кляпе-наморднике, но не могла же так наивно ошибиться!

Снова и снова Екатерина-Сесилия проверяет браслеты на руках, теребит связующую цепочку, трогает за спиной колодки замков, сварные бесшовные петли. Крючков нигде нет. Как ни ужасно, но это действительно настоящие наручники. Как же их теперь расстёгивать?

В руководстве по селфи-бондажу золотыми буквами прописано: никогда не делайте бондаж в одиночку, если у вас нет достаточного опыта! Оставляйте запасной вариант для освобождения рук и ног! И желательно заранее предупредить доверенного человека, что вы намерены немножко пошалить. Спустя определённое время этот человек должен прийти и убедиться, что с вами всё в порядке.

У Кати нет ни доверенных людей, ни запасного варианта. Она дико облажалась — защёлкнула на себе не те наручники и очутилась в цейтноте.

Усилием воли Катерина заставляет себя успокоиться. Она до сих пор не верит, что могла столь глупо попасться — перепутать наручники на постели. В сотый раз подряд пленница ощупывает браслеты, словно надеется, что там вырос спасительный крючок. Крючок не появляется.

На ляжках и в промежности насмешливо вжикают фиксаторы ремней. Между Катиных ног, стиснутых верёвкой, трусиками и чулками, резко пахнет резиной, дубильными веществами, преющим телом и обильно мокнущими половыми органами. Запах просачивается Катерине под маску, возбуждённые соски трутся о колени сквозь лайкровый лиф. Лже-Сесилия сглатывает слюну, бессильно сосёт кляп, прикидывает, насколько прочно вбиты кольца под потолком. Оплошность с наручниками нравится ей всё меньше и меньше.

Катя записала больше полусотни выпусков «Жёсткой посадки», не считая забракованных номеров, и у неё уже были форс-мажоры. Однажды Катя неправильно подвесилась на этих же постельных опорах, слишком туго ввела ремень в промежность и сожгла себе кожу, пока барахталась на растяжке. В другой раз заел замок на застёжке кляпа — пришлось стричь ремешки ножницами. С кандалами у Кати тоже порой случались технические накладки, но сегодня…

«О нет! Господи, я сегодня явно перестаралась. Спокойствие, только спокойствие, Екатерина Денисовна. Всё образуется. Итак, наручников мне не снять. Мы пойдём другим путём. Шаг первый — освободить ножки».

Катерина дрыгает коленями, чулки скрипят и повизгивают на выпуклых ляжках. Ремни на щиколотках вонзаются в мякоть, верёвочные узлы не дают слабины, их надо расшатывать или рвать. Но Катю сильно ограничивают цепь на макушке, привязанные груди и перехлёстнутая верёвка между ног.

«Если бы я не прицепила голову к потолку… Если бы не просунула себе верёвку в промежность… Если бы, если бы… Ох, идиотка Лишницкая, что ты наделала?»

Катя чуть сильнее дёргает ногами — и тут же воет от боли в нос. Петля между ляжек до того глубоко врезается в вагину, что срабатывает инстинкт самосохранения — тело само отскакивает назад. В трусиках у Кати отчётливо хлюпает, в мозгах взрывается облако горящего бензина, подвешенная пленница издаёт протяжный стон — и сотрясается в грубом, скотском оргазме. По бёдрам стучит метеоритный дождь, с заткнутых губ течёт лава, барабанные перепонки на секунду глохнут от дикого напряжения.

После всплеска Катя на некоторое время выпадает из реальности, безвольно покачиваясь на вывернутых руках и окутанной ремнями шее.

«О-о-ох… А-а-ах! Что это было?… Вот это я кончила! Мамочки, нельзя так дёргаться, мне же задницу на ромашки порвёт!»

Передохнув, пленница пробует высвободить шею — и терпит фиаско. Ремни намордника слишком туго впиваются в виски и нижнюю челюсть, щиток упирается в носовую перегородку, кляп во рту мешает нормально дышать, пот застилает глаза. Белокурые пряди парика лезут в глаза, раздражают обнажённые влажные плечи.

«Обстановка явно накаляется, — Катя тупо шевелит пальчиками растянутых в стороны ног. Кисти рук за спиной распухли от настоящих, не бутафорских браслетов. — Кричать я не могу, отпереть наручники — тоже. Значит, мы возвращаемся к шагу первому: выручим хотя бы ноги».

Катерина знает, что к ней никто не придёт. Из-за матери и секретной съёмочной площадки она никогда не привечала гостей и все годы живёт отшельницей. После смерти мамы ей вполне хватало книг, видеокамеры и общества ехидной Сесилии Свит. Не пришло ли время пожалеть, что она не завела хотя бы собачку? Может, собачка догадалась бы, что хозяйка угодила в безвыходную ситуацию, подняла бы вой, привлекла внимание людей?…

«Что теперь жалеть попусту? Нету собачки. Зато в трусиках сейчас всё лопнет. Как ослабить ноги? Как отцепить хотя бы голову?»

В мазохизме, как и в спорте, есть свои экстремалы. Катя по себе знает, что самые сладкие ощущения субмиссив испытывает именно в безнадёжном положении. Наиболее отпетые мазохисты умышленно выбрасывают ключи от наручников, запираются в уединённых квартирах, не оставляют ни малейшей лазейки для спасения. Правда, иногда это кончается плохо. Где-то в американской Омахе лесбиянка-мазохистка умудрилась так закатать себя в скотч, что погибла от удушья. Другая ненормальная страдалица играла в электрический стул и скончалась от удара током. Ещё какой-то греческий бедолага-мазохист подвесил себя к отопительным трубам в подвале, упустил из рук ключ и просто-напросто умер то ли от голода, то ли от кровопотери, потому что пытался перегрызть себе скованные запястья.

Интересно, дождался ли несчастный грек предсмертного оргазма? Катя и сама уже получила массу боли и удовольствия на неделю вперёд, но навеки оставаться в оковах ей совсем не хочется. Перегрызть себе руки она тоже не может — рот наглухо застёгнут кляпом.

***

Виктор сидит в машине у подъезда Катиного дома. Рядом на сиденье лежит букет цветов. На втором этаже горит свет, но трубку библиотекарша почему-то не берёт. Виктор делает второй звонок, третий, четвёртый… Ответа нет.

***

Катя слышит, как вибрирует на полу мобильный телефон, стоящий на беззвучном режиме. Это звонит Виктор, больше некому. Надо взять трубку, сообщить, что всё в порядке, что свидание не отменяется и сейчас она выйдет! Надо снять наручники и ответить! Надо!..

Сидящая на постели женщина бьётся изо всех сил, скрутки ремней пронизывают её до костей, кисти рук стёрты браслетами. Нужно вырвать хотя бы ноги, тогда Катя сможет приподняться и вырвать цепи из кольца наверху, слава богу, весу у неё достаточно.

***

Электрик Горюнов хмурится, выходит из машины и прогуливается вокруг с сигаретой. Девушки любят опаздывать, даже если это толстые невзрачные библиотекарши. Впрочем, сегодня он убедился, что женская невзрачность — понятие относительное. В библиотеке Катерина выглядела истинной богиней, хоть под венец её тащи. Что ж, подождём пять минут, наберём снова.

Проходит пять минут, потом ещё пять. Во рту уже першит от сигарет. Виктор хлопает дверкой и начинает смотреть на букет с такой ненавистью, словно семь белых хризантем его предали. А вдруг с Катей что-нибудь случилось, приступ какой-нибудь или в ванной поскользнулась? С её избыточным весом что угодно может приключиться. Почему в доме горит свет, но Катя не отвечает? На динамщицу она не похожа. Что делать? Лезть на второй этаж? Вызывать спасателей? А если его на смех поднимут? Подумаешь, девушка на свидание не вышла, теперь все двери в городе из-за этого выносить, а, Виктор Горюнов?

Плюнуть на всё и уехать домой? Захочет Катька — сама позвонит и извинится. Не захочет — чёрт с ней. Виктор садится в свой битый «фольксваген» и поворачивает ключ зажигания. Мотор чихает, но не заводится.

***

«Миленький, я здесь! — безмолвно кричит Катя в щиток-кляп. — Витенька, не уходи! Витя, я дура, я перепутала наручники! Витя, у меня же никого больше нет! Сесилия — королева самонасилия… Меня никто не навестит, я одинока и могу умереть прямо здесь!»

Виктор неохотно выбирается из машины, смотрит на часы, смотрит в окно. Катя задерживается уже на полчаса. Правда, что ли, пойти и постучаться в дверь? Убедиться, что всё нормально, просто Катя нечаянно уснула. Или забила на него. Или привела себе в гости другого приятеля… Или?

«Господи, сделай так, чтобы Витька догадался! Боженька, я ему ноги целовать буду! Я всё ему отдам! Я буду самой верной! Никаких Сесилий, никаких посадок! Мы будем жить с ним долго и счастливо, и обвенчаемся в церкви, только бы он… Господи, я же ещё девочка, господи!..»

Вздёрнутая Катя скачет на постели в наручниках и мокром белье. Виктор стоит на улице в пяти метрах внизу. Он не знает, на что решиться.