Кислотники

Эстелла напряглась — он не говорил, что работает на Берджиса.

— Мы оба ишачим в его турагентстве «Мед-Либерти» на Корпорейшн-стрит. Непыльная работенка. И с чаевыми… ну, есть места и похуже.

— Хуже не придумаешь, — вставил Том. — Что касается меня, то видел я все это в гробу.

Эстелла не могла вообразить, кто взял на службу идиота вроде Тома — отделаться от такого труднее, чем отодрать прилипшую к подметке жвачку. «Нужно побольше разузнать об этом турагентстве», — подумала она, и тут Каузи сообщил, что Йен тоже там подвизается.

Эстелла забеспокоилась: мало того, что Йен все время проводит в «Уорпе» или в «Грэйвити» — а ведь оба заведения принадлежат Берджису, — так теперь еще выясняется, что Йен работает на этого человека.

— Йен дружит с Берджисом? — попыталась она прозондировать почву.

Каузи взглянул с недоумением — что она имеет в виду под словом «дружит»?

— Потому что околачивается в «Грэйвити»? Скорее, он корешится с некоторыми из людей Берджиса. Проводит много времени с Джанком.

— Кто такой Джанк?

— Он делает видеошоу, которое крутят в «Грэйвити». Йен познакомился с ним через Терезу, она помощница Джанка. Но ты могла видеть Джанка прошлой ночью, он как раз был в баре, когда ты пришла. Такой высокий, тощий, рябоватый. У него еще один глаз стеклянный.

Эстелла не видела Джанка. Точно не видела. Пока она вертелась, изображая проститутку и флиртуя с обкурившимся идиотом, которого подцепила, на свою голову, ее работа абсолютно вышла из-под контроля. Надо выработать стратегию, прежде чем она окончательно запутается. Все, что касалось бизнеса Берджиса, сбивало ее с толку. Даже Манчестер выглядел теперь совершенно иначе.

Глава пятая

Джанку пришлось занять угловое кресло. У Берджиса в офисе можно было расположиться и поудобнее, но это был его кабинет. Вернувшись, Джанк застал Берджиса вращающимся в кресле: так он держал весь клуб под наблюдением. Шесть телевизоров, установленных на полке у дальней стены комнаты, показывали с разных точек каждый уголок «Грэйвити». Берджис отвернулся от экрана, по которому наблюдал за входной дверью.

— Что, по-твоему, он делает? — спросил Берджис.

Джанк наклонился: человек, похоже, чесался.

— Он чешется уже минут десять, — сообщил Берджис. — Как думаешь, что с ним такое?

— Понятия не имею. Вши. Какая-нибудь сыпь. Откуда мне знать? — Джанк не понимал, зачем Берджис интересуется его мнением.

— Как полагаешь, если мы возьмем да и запишем все это, а потом покажем ему и спросим, в чем проблема?

— Зачем?

— Он хочет работать в охране, но если ему даже свой долбаный член не удается содержать в чистоте, на фиг он нам нужен?

Джанк ничего не сказал. Он не видел связи между личной гигиеной и работой вышибалы. С другой стороны, он никогда раньше не думал об этом. Если Берджис верит, что связь есть, и серьезная, у него могут быть свои резоны. Вот пусть у Берджиса и болит голова насчет всей этой ерунды — Джанку совсем не обязательно следить за ходом его мыслей. У Джанка хватает своих забот, и лучше он будет следить за ходом собственных мыслей.

— Ты спал с ним? — поинтересовался Берджис.

— Нет, я не спал с ним, — ответил Джанк. — Почему ты спрашиваешь?

— Это тест на сообразительность. Не зря же я демонстрирую тебе свои методы управления, вижу, ты начал хорошо разбираться в сути клубного дела и индустрии досуга.

— А вот и нет, — возразил Джанк.

Он был знаком с Берджисом почти двадцать лет. И когда-то думал, что знает, как управлять клубом: нанять диджея, поставить у двери вышибалу, в три часа утра выдернуть банкноты из кассы и сполна рассчитаться с каждым, кто потребует. А потом ты беспечно выходишь с деньгами в кармане и пропадаешь в ночи. Берджис говорил ему, что те дни давно миновали. Джанк тоже так считал. Теперь он был занесен в платежную ведомость и, когда заходил за своими деньгами, получал бланк, в котором значилось, что с него удержаны налоги и взносы государственного страхования. Это же кощунство — работать по ночам в клубе и выплачивать государственную страховку, как те, кто вкалывает от и до, зарабатывая себе на жизнь! Даже диджеи стали деловыми. Изображают свободных художников и нанимают бухгалтеров, следящих за их налоговыми отчислениями.

Джанк бесцеремонно вытащил свою сумку и положил на колено. В сумке лежали видеокассеты с липкими затвердевшими наклейками. Порывшись на дне, он нашел пару упаковок кокаина, приготовлен-, ных дома, и положил их на стол Берджиса. Тот взглянул через плечо, держа в руке пачку денег. Затем отделил несколько двадцатифунтовых банкнот и протянул со словами:

— Восемьдесят фунтов, Джанк.

Все правильно. Будут и другие восемьдесят — завтра, когда кокаин кончится и Берджису потребуется еще. Джанк взял деньги, засунул их в передний карман сумки.

— Что у тебя там? — спросил Берджис. Джанк вытащил одну из видеокассет:

— Несколько фильмов «манга» — приятель привез из Японии, кадры из чешской сюрной короткометражки — я списал с Би-би-си, и нарезка Джерарда Дамиано[10]. — Джанк был вполне доволен записью, которую смонтировал сегодня.

Почти десять лет назад Берджис сообщил Джанку, что открыл новый клуб и у него есть шикарная идея. Он собирался заодно с диджеем заиметь и видеожокея, чтобы тот прокручивал видеозаписи, они будут проецироваться на экраны над танцполом. Берджис читал о таких виджеях, работающих в клубах Нью-Йорка и Токио. В то время Джанк занимался пиратством видеопорно, чтобы иметь резерв для обмена. Берджис нанял его, услышав о видеорежиссерском пульте, который Джанк соорудил у себя в квартире.

Благодаря Берджису Джанк стал почти знаменитым. Из музыкальных журналов приходили брать у него интервью. Продюсеры с ТВ покупали его записи и даже предлагали работу. Правда, они слегка шалели, когда узнавали, как он потерял глаз, — это случилось после того, как Джанк сделал себе инъекцию сульфата амфетамина прямо в глазное яблоко. Живая легенда, да и только! Джанк никогда не собирался переметнуться на телевидение, что ему там было делать — монтировать ролики для спортивных программ, или занятия аэробикой на венецианском пляже, или еще какую-нибудь муть? Он был счастлив в клубе, со своей собственной виджейской кабиной и видеомонтажерской аппаратурой.

От записей Джанка Берджис возбуждался. У него вошло в привычку одалживать самые свежие видео.

— Я же не смотрю ящик — все это слишком вяло, а мне нужно что-нибудь с драйвом, — пояснял он.

Все окружающие считали сорокалетнего Берджиса весьма удачливым и преуспевающим человеком. Многие даже восхищались его манерой одеваться. Вот только в дом к себе он никого не допускал, и дело даже не в том, что жилье Берджиса правильнее всего было бы назвать пустым — не дом, а сплошные телевизоры. Практически все время Берджис крутил записи Джанка: фрагменты соревнований скейтбордистов, марафонов супергрузовиков, порнухи, фильмов о кун-фу и китайских привидениях, русские мультики — все это было смонтировано в шизофреническую вакханалию. Вот что объединяло Берджиса и Джанка. Это, а не койка.

Джон Берджис был на десять лет старше Джанка и походил на заносчивую копию Стива Мартина1 — но без способности кинозвезды все больше нравиться по прошествии времени. Джанку казалось, что он знает этого человека всю жизнь. Берджис дал ему шанс — Джанк мог делать видео. И это компенсировало все то свинское дерьмо, которое ему приходилось терпеть.

— Смотри-ка, — оживился Берджис, — этот ублюдок снова за свое. Он весь вечер держится руками за член. Ну, и что с него возьмешь, когда появятся клиенты? Он будет онанировать и не заметит боевиков ИРА, даже если они закидают нас противотанковыми гранатами. Потому-то я и установил металлоискатели.

Джанк прищурился здоровым глазом на экран, подумав, что изображение с камер видеонаблюдения чуточку запаздывает. Это отладится вечером, когда помещение заполнится, но заметить разницу способен только человек, вращающий головой от одного экрана к другому со скоростью света, а это выше человеческих возможностей. Каждая камера была подсоединена к видеомагнитофону и монитору. Джанк покрутил головой туда-сюда, одновременно моргая здоровым глазом. Решение оказалось не самым удачным — у него заболела шея, и он прервал свой эксперимент. Клуб постепенно заполнялся народом. Похожий на пещеру танцпол был пуст, но, глядя на монитор кафетерия и два монитора бара, Джанк видел, что места в самых укромных уголках клуба уже заняты — по большей части завсегдатаями, друзьями, людьми, которые могли не стоять в очереди и проходить мимо охраны, делающей отметку в гостевом листе, приветствуя входящих кивком головы. Джанк увидел Йена и Терезу — они уже сидели в верхнем баре. А выгодные клиенты иногда по часу и больше стояли в очереди, чтобы попасть в клуб.

Вращаясь на высоком табурете, Йен рассказывал Терезе, что таблетки не произвели никакого эффекта — может, это «Ибупрофен»[11], который его любовница-латиноска пьет от менструальных болей.

— Сколько ты принял? — спросила Тереза.

— Не знаю, — ответил Йен. — Но достаточно.

Он глотнул «Лукозейд» из горлышка бутылки. Тереза посмотрела на него. Он все еще искал разгадку, сидя на высоком табурете и болтая ногами. Йен выглядел года на четыре старше своих лет. Но одежда — хлопчатобумажная трикотажная рубашка, свисавшая до колен, и неряшливо обвисшие штаны — делала его похожим на ребенка-грудничка. Йен оторвался от бутылки и улыбнулся. Даже зубы у него были какие-то детские: молочно-белые, мелкие и ровные.

Он откинул волосы с глаз.

— Пойдем курнем. Можно в видеоаппаратной Джанка, он не будет возражать.

Тереза кивнула — что ж, ладно. Она знала, что Джанк не выдаст их, хотя весь персонал «Грэйвити» предупреждали, чтобы не курили наркоту, в помещениях клуба: Берджис сказал, что никому никаких оправданий не будет. Установив видеонаблюдение, он пребывал в телячьем восторге: полиция может, если захочет, крутить видеозаписи, вместо того чтобы обшаривать клуб. Единственными безопасными в этом смысле помещениями были теперь клубные подвалы, расположенные между гардеробами и офисами, или кабины над танцполом — диджеев, светотехников и Джанка. Йен уже пытался навестить кабину диджеев, но его, как обычно, выставили. В прошлом году один знаменитый диджей из Детройта обвинил Йена — заочно! — в краже записей, и теперь никто ему не доверял. Тереза думала, что у Йена, скорее всего, рыльце было в пуху, хотя она никогда не видела, как он это проделывает.

Из всех работавших в «Грэйвити» единственным, кто еще ладил с Йеном, был Джанк. Большинству девушек и геев, стоявших за стойкой баров. Йен нравился, но даже они соблюдали осторожность и не оставляли свои сумки без присмотра, когда он ошивался поблизости. А вот Джанк проявлял к нему странную терпимость. Правда, он был таким со всеми, но с Йеном особенно. Тереза полагала, что причиной этого может быть ее дружба с Йеном, ей казалось, Джан-ку нравится, что Йен ошивается рядом, поскольку тот выглядит еще большим придурком, чем он сам. Оказавшись в их компании, Тереза чувствовала себя начинкой в каком-то идиотском сэндвиче, хотя Джанк, конечно, вовсе не идиот, а так, слегка пришибленный.

— Комната Джанка открыта? — спросил Йен.

— Это не важно, я взяла ключ, — ответила Тереза.

— Молодец, Трез!

Йен уже вприпрыжку мчался по балкону к кабине Джанка. Тереза соскользнула с табурета и последовала за ним. Коктейль-бар выходил на широкий балкон, возвышавшийся над танцполом. В дальнем конце находились три кабины — одна для осветителей, другая для диджеев и личная кабина Джанка. Йен застрял в центре балкона: он навис над перилами и махал рукой кому-то на другой стороне. Тереза глянула вниз: «Грэйвити» заполнился почти на четверть. Пройдет еще час, и нельзя будет протолкнуться.

— Эй, давай, пошли, детка. — Йен потянул Терезу за рукав.

Он почти волоком тащил ее к дверям аппаратной. Тереза не могла удержаться от смеха: ну ты и зануда, Йен!

— Да, да, да, давай, давай скорей. Это же имеет смысл.

Заражаясь его нетерпением, Тереза открыла дверь, и он вломился внутрь.

В святилище Джанка Тереза провела пальцем по видеокассетам, промаркированным и аккуратно разложенным по полкам. Она не знала, как Джанк создал свою коллекцию, где отыскивал записи и как расплачивался за них. Полки занимали три стены. У четвертой стоял видеорежиссерский пульт, а над ним располагалось огромное окно с видом на танцпол. Джанк обычно сидел за пультом, следя за прогоном записей на экранах. Он называл свою работу видео-жокейством, как будто нарезал и монтировал записи на месте. На самом деле Джанк делал это днем, а вечером просто расслаблялся и ловил кайф, глядя на экраны. Джанк был мастером своего дела. Тереза изучала видео в колледже, но от него она узнала в тысячу раз больше, чем от преподавателей. Видеорежиссерский пульт Джанка был уж точно лучше любого пульта в колледже, хотя и не отвечал общепринятым стандартам.

Йен сидел за пультом Джанка, воображая, что попал в центр управления полетами — его руки порхали над кнопками, а он выглядывал из окна, приговаривая:

— Увеличь число оборотов, детка, мы идем в атаку. .. Командир, я не могу удержать его! В отсеках нет горючего, начинаем зенитный огонь… Нас мало, мы банда братьев. Ха-ха, кричите — «Пощады нет! — и спустили псов войны»[12] мы с привязи.

С последним раскатом буквы "р" в слове «привязь» Йен высунул язык, облизнул нижний край сдвоенного листа папиросной бумаги и заклеил косяк. Тереза всегда удивлялась его ловкости. Никто не делал это быстрее Йена. Ему бы попробовать себя в карточных фокусах — и пусть не говорят, что он совсем никчемный и бесталанный.

— Ну что, зажжем?

В одной руке Йен держал косяк, в другой — никелированный пистолет.

Глава шестая

Берджис насыпал на стол дорожку кокаина:

— Будешь?

Джанк потряс головой. Эти дружеские разговоры в субботу вечером стали в последнее время угнетать его. Ему не нравилось, что приходится бездарно торчать в подвальном офисе без окон, выслушивая Берджиса, в то время как он мог бы сидеть в своей кабинке, пребывая в видеонирване. Берджис затеял субботние посиделки по одной-единственной причине — он зависел от Джанка, достававшего ему кокаин. Берджис был осторожен — никогда не держал при себе ни грамма и не хотел знать, где Джанк берет отраву.

— Ты уверен, что не соблазнишься? — снова спросил Берджис, подравнивая две дорожки ребром кредитной карточки.

— Уверен. Я пока не зарабатываю на кокаин, — ответил Джанк, думая, что достаточно наслушался Берджиса. Как бы поскорее смотаться?

— Посмотри на них. — Берджис указал на монитор: камера снимала вход в клуб. — На что они, по их мнению, похожи?

На экране медленно продвигалась вперед очередь, стоявшая перед дверью. Замечание Берджиса относилось к компании молодых людей, которых можно было принять за опустившихся спортсменов, вошедших в серьезный конфликт с законами о наркотиках, или за бродяг новой эры, удачно отоварившихся уцененной спортивной одеждой на дешевой распродаже. Джанк перевел взгляд с монитора на Берджиса, потом на след, оставшийся от белой дорожки кокаина. Кто первым придумал зарываться носом в порошок, измельченный в пыль? Исполнял ли Берджис доисторический ритуал, несколько обновленный использованием в качестве подсобного инструмента крупной денежной купюры, по сути своей играющей ту же роль, что зеленый листок в туземном южноамериканском обряде? Он сидел, сгорбившись над столом с полусотенной банкнотой в ноздре, и отплывал прямым ходом — через ноздрю и в мозг. Интересно, вступал ли он в контакт с шаманами и духами Амазонии? Если правда, что ритуал придумали ацтеки или инки, они наверняка не нюхали коку, а курили. «Вот если бы Берджис перешел на трубку, — подумал Джанк, — не пришлось бы лицезреть его макушку». Из глаз Берджиса потекли слезы, он вытер кончик носа тыльной стороной руки и выдохнул:

— Уххх. П-р-роклятая-ч-ч-чертова-ш-ш-штуко-вина…

Но тут же потянулся другой ноздрей ко второй дорожке. «О'кей, я делаю ноги», — подумал Джанк и встал. Берджис поймал поднявшееся со стола облачко и взглянул на Джанка.

— Уходишь? Ну правильно, прочисть им их жалкие отстойные мозги! — сказал Берджис, махнув на прощанье рукой.

Джанк кивнул, ох-ох.

— Эй, подожди, взгляни-ка на эту. — Берджис притормозил Джанка. — Она что, заблудилась?

Джанк повернулся к экрану. Смуглая женщина, элегантно одетая, явно в костюме от модного дизайнера, проходила через контроль охраны. Почему она так внимательно изучает металлоискатель?

— Как считаешь, кто она такая? Ну, кроме того, что она не наша? Может, лондонская репортерша или что-нибудь в этом роде? — спросил Берджис.

— Мм-мм, может, и так, — задумчиво ответил Джанк.

Нет, она не журналистка. В «Грэйвити» уже несколько месяцев было спокойно. А в последнее время и в Манчестере стрельба поутихла. Если, конечно, не случилось чего-то, о чем Джанк не слышал, что возможно. Но журналисткой эта баба точно не была.

— Значит, ты ее не знаешь? — спросил Джанк.

— Нет. Никогда раньше не видел. Я же говорю — скорее всего, она журналистка. Может, мы выиграли приглашение на Олимпийские игры и она приехала сделать про нас сенсационный репортаж. — Берджис постучал по столу свернутой банкнотой, готовясь занюхать еще одну дорожку.

— Пока… — Джанк вскинул руку в прощальном жесте и прихватил по дороге свою сумку. «Журналистка» не выходила у него из головы — он хорошо разглядел ее, хотя и одним глазом! Джанк был уверен, что узнал этого человека — пусть даже переодетого женщиной. Так у кого из них крыша поехала — у него или у Берджиса?

Эстелла вошла в «Грэйвити» вслед за Каузи, проигнорировав очередь на улице, — он, похоже, знал здесь всех. Охрану она миновала без происшествий, но металлоискатель у входа застал ее врасплох. Англия стала гораздо серьезнее относиться к проблеме огнестрельного оружия. Сдав пальто в гардероб, она попала в зал размером с авиационный ангар.

Эстелла не собиралась расставаться с компанией Каузи, — в конце концов, этот способ отыскать Йена не хуже любого другого. Каузи сообщил ей, что остальные отправились вниз, в подвал, и повел ее к тускло освещенному бару под танцполом.

— Это весь подвал? — спросила она.

— Нет, здесь только этот бар. Остальное пространство занимают офисы и туалеты — туда не всех пускают, — пояснил Каузи.

Компания у Каузи была пестрая — девушки, парни, несколько темнокожих и один пакистанец. Казалось бы, такие разные, они были, в общем-то, одинаковыми: то ли тинейджеры, одуревшие от еженедельного употребления наркоты, то ли взвинченные до полной невменяемости половозрелые бездельники.

Эстелле в конце концов стало с ними неуютно. Это случилось, когда она слушала маленького белокурого парня, сдвинутого на реинкарнации. Он рассказывал о картинке семнадцатого века, изображавшей кораблекрушение, которую увидел однажды в какой-то книге. В тот момент он понял, что был на этом корабле в прошлой жизни, и все вспомнил.

— Картинка объяснила один мой сон. Я сижу в постели, слушаю, как кричит отец. Передо мной туннель, и я знаю, что отец не хочет, чтобы я приближался к нему. Но каким-то образом я оказываюсь рядом с туннелем. Вылезаю из постели и иду. Туннель очень длинный и совсем темный, но я знаю, что, когда дойду до конца, обнаружу дверь. Я открываю ее, выхожу и оказываюсь в какой-то теплой воде.

Эстелла чувствовала неловкость, слушая эту историю, но заставить парня заткнуться не было никакой возможности, тем более что остальные явно проявляли интерес к его рассказу.

— Потом я перепугался — знал, что должно случиться нечто ужасное. Вдруг появляется акула. Она так близко, что я почти касаюсь ее сильного тела. И знаю, что сейчас умру. Но тут протягивается чья-то рука и вытаскивает меня из воды. Это снова мой отец. Спаситель.

Эстелла не знала, то ли смеяться, то ли сделать вид, что она просто не слушала всю эту муть, но потом решила задать вопрос:

— Это что, доказательство твоей прошлой жизни?

— Да, потому что под картинкой была подпись: моряков съели акулы. И у меня в памяти ожил этот случай. Я на самом деле пережил его. Если бы не отец, я бы умер.

Один из слушателей кивнул:

— Да, ясное дело. Классический случай.

— Классический, — согласилась Эстелла. — Тебе повезло, что отец оказался рядом.

Белокурый парень, похоже, с трудом сдерживал слезы. Он не среагировал на ее слова. «Боже милостивый, — подумала Эстелла, — лучше держаться от него подальше, он сейчас заревет».

Она решила расстаться с компанией Каузи. В любом случае с Йеном, когда удастся изловить этого блудливого ворюгу, будет сподручнее общаться один на один. А пока надо бы осмотреться в клубе и прежде всего — посетить туалет и поправить чулки, да еще найти минутку и перемигнуться со смазливым барменом. Она поймала на себе его одобрительный взгляд, когда выходила из бара, хотя парень вполне мог оказаться голубым.

Увидев очередь перед женским туалетом, Эстелла, не дожидаясь, пока ее посетит мысль «как можно?», решительно двинулась в мужской. Странно, куда эта тетка так спешит?

Сейчас Эстелла снова была наверху, она обошла залитый ярким светом зал, глядя на толпы танцующих под взрывы музыки в стиле «техно». Найдя лестницу, Эстелла поднялась на балкон — откуда открывался отличный обзор на царившее внизу возбуждение.