Мы под запретом
Нана Фокс
Пролог
Неспешно захожу в кафе-кондитерскую и замираю на пороге. Волна воспоминаний, как неукротимое цунами, накрывает меня с головой, бодро утягивая в омут противоречивых чувств.
В этом уютном кафе мы любили часто бывать. Приезжали сюда, и только я и она. Вдали от суеты многолюдного мегаполиса, скрываясь от глаз знакомых и родных, мы приезжали в это тихое место и наслаждались нашим одиночеством. Одним на двоих.
Она любила пить молочный коктейль из высокого стеклянного стакана, помешивая его пластиковой трубочкой, обязательно ярко-оранжевого цвета. Сладко жмурилась, слизывая пушистую пенку кончиком языка с верхней губы, проделывая это так соблазнительно-порочно, что каждый раз мне хотелось тут же рассчитаться с официантом и утащить мою Белку в свою холостяцкую берлогу.
Она ужасная сладкоежка и всегда обожала заказывать минимум три порции разного десерта. Отламывала от каждого по кусочку, наслаждаясь вкусом, не доедала их и смотрела на меня умоляюще-невинным взглядом, прося о помощи. А я красноречиво ухмылялся, назидательно хмуря брови в привычном жесте «я так и знал», но все же помогал, в ущерб своей спортивной диете. Мысленно ставил галочку — на очередной тренировке добавить по паре подходов к каждому упражнению.
— Белка, а ты не лопнешь? — всякий раз с наигранным удивлением интересовался у нее, видя, с каким азартом она диктует официанту свой заказ.
— А ты налей и отойди. — Ехидно улыбалась, прищурившись, она цитировала затёртую фразу из одного давно забытого рекламного ролика. — Жадина! — добавляла с притворной обидой и в знак протеста заказывала еще что-нибудь.
Тогда все это казалось мне привычным, таким обыденным и непринужденным: просто взрослый мужик, просто девочка-студентка. Просто нам было комфортно вместе, она ни на что не претендовала, я не спешил что-то кардинально менять. Мы просто были, такие, какие есть. Да, не вещали на всю округу о наших отношениях, касающихся только нас и никого более. Да, не строили планов на будущее и совместное «долго и счастливо».
Мы просто были, и нас это вполне устраивало.
Вот только почему спустя полгода, прошедших со дня нашего расставания, я все еще не могу выкинуть ее из головы, принять ту самую точку, что так уверенно за нас поставили неподвластные нам обстоятельства?
Звон дверного колокольчика за спиной безжалостно выдергивает меня из омута воспоминаний. Отхожу в сторону, давая очередному посетителю возможность зайти в кафе. Парень недовольно поводит плечами, осматривая зал, пренебрежительно окидывает взглядом помещение и вскоре замечает искомую цель. Изображает радость на своем холеном лице, проходя в глубь помещения. Уверенным шагом человека, привыкшего к повышенному вниманию к своей персоне, он подходит к столику, за которым сидит…
Она…
Моя Белка!
Прямая спина. Уверенный разворот узких плеч. Шелк темно-русых волос, собранных в небрежный хвост-петлю на такой знакомой макушке.
— Боже, крошка, как тебя занесло в эту дыру? — брезгливо фыркает он, напоминая мне бабушкиного холеного кота-аристократа, наступившего лапой в собственную лужу. А еще его рожа кажется мне до боли знакомой.
— На такси, — спокойно отвечает она и разворачивается вполоборота, подставляя щеку для поцелуя этому напыщенному придурку.
Легкая улыбка трогает ее пухлые не накрашенные губы, и в моей памяти моментально всплывают воспоминания о том, какими сладкими они были и как мне нравилось слизывать с них капельки терпкого вина, жадно целуя, вызывая у неё нетерпеливые стоны желания.
В груди тут же зарождается ураган ревностного стремления взять стоящего рядом с ней мужика за шкварник, словно паршивого кота, и дать увесистого пинка под зад, потому что нехер тянуть ручонки к моей Белке!
Не задумываясь, делаю шаг в их сторону и попадаю в поле зрения Кириных медовых глаз, вспыхивающих удивлением. Без зазрения совести разрываю их «тесный» контакт, вклиниваясь нагло и бесцеремонно, словно вожак, заявляющий права на свою самку.
— Привет. — Ловлю ее растерянный взгляд, полностью игнорируя мужика рядом.
Имею право. Я ведь вроде бы как родственник.
— Привет, — шепчет Кира, и голос её предательски дрожит, а в глубине родных глаз мелькают, но тут же гаснут искорки былых чувств.
Мир словно замирает вокруг, на миг останавливается и не тревожит нас своей суетой, словно окутывая нас двоих защитным коконом. И наш безмолвный диалог понятен только нам:
— Ты опять заказала кучу сладостей?
— А ты вновь их будешь за мной доедать?
Нервное покашливание разрушает незримый купол близости и тихой радости, жестко возвращая нас в реальность. Белка вздрагивает, быстро моргая, смахивает туман наваждения, и ее взгляд внезапно становится отрешенным.
— Милая, — раздается откуда-то сбоку голос с плохо скрываемыми нотками недовольства, — ты не представишь нас друг другу?
— Да, прости, — тушуется она. — Иван, это Александр — мой давний знакомый. Александр, это Иван…
— Ее жених и финансовый аналитик в компании ее отца, — перебивает и дополняет за Киру этот Иванушка, протягивая мне ладонь для рукопожатия. А противная ухмылка на его надменной роже вызывает желание вспомнить не так давно отрабатываемый на боксерской груше хук слева.
— Да? — Я сжимаю его ладонь чуть сильнее и не выпускаю ее, глядя ему прямо в глаза. — А я и не знал, что Игорь обзавелся аналитиком, — принципиально пропускаю информацию о женихе.
Жених — еще не муж.
— Да, он обновил состав администрации несколько месяцев назад, — уточняет Кира.
— Надо заехать уточнить, насколько кардинально сменился контингент. — Отпускаю ладонь и вновь обращаю все свое внимание на девушку. — Я все же еще владею несколькими процентами акций семейного бизнеса.
— А-а-а-а… — тянет догадливо тянет Иван. — Вы — тот самый, вечно летающий брат Игоря Сергеевича? — Он снисходительно ухмыляется и, отодвинув стул, присаживается за стол.
— Что-то типа того, — киваю я.
— Иван! — чуть сдвинув бровки, шикает на него Кира — защитница угнетенных.
Но мне похер на его слова, они меня нисколько не задевают.
— Ты надолго? — спрашивает Кира, обхватывая губами соломинку, и потягивает привычный молочный коктейль.
— Еще не решил, — пожимаю плечами.
— Детка, допивай свой коктейль, и поехали, — тут же вклинивается Иван, взмахивая рукой, подзывая официанта, — нам еще через весь город добираться домой по пробкам, а завтра в загс, — недовольно бубнит он.
— В загс? — удивляюсь я.
— Да! — самодовольно выпячивает грудь Иван. — Если задержишься чуть больше, чем на месяц, будешь приглашен на нашу свадьбу.
Кира смущенно кивает, подтверждая его слова, делает последний глоток и поднимается с места. Мой взгляд скользит по знакомой до мелочей фигурке и спотыкается на округлившемся животике, который не способны спрятать даже — этот объемный джинсовый комбинезон и мешковатый свитер.
— Вас можно поздравить? — как гром среди ясного неба, хрипло звучит для меня самого этот вопрос.
— Пока еще рано, — небрежно отмахивается он, но, проследив за моим взглядом, удивленно добавляет: — А-а-а, с этим? — Еле уловимое равнодушие мелькает в его глазах. — Ну да… — Особой радости и гордости в его словах я не слышу.
Я стараюсь скрыть злость, бушующую во мне, и стараюсь угомонить чертей, разжигающих огонь под котлом с и без того кипящим желанием разрушить, нахер, эту «идиллию». Медленно скольжу взглядом по тонким ладошкам Киры, с бережной заботой накрывающим слегка округлившийся животик. В замешательстве, вышибающем почву из-под моих ног, замечаю колечко на безымянном пальчике Белкиной правой руки. Тонкий золотой ободок, крупный топаз и россыпь мелких бриллиантов — я даже помню, где, когда и при каких обстоятельствах я его покупал для нее.
Смотрю на нее, пытаясь заметить хотя бы мизерную долю той жизненной радости и страсти, что плескалась в глазах моей девочки тогда, когда она еще была моей. А мысли вертятся заведенной юлой вокруг одной, но очень важной дилеммы: как ей сказать, что хер она распишется с этим придурком? И не только потому, что он мне не нравится, а еще и по той простой причине, что она все еще моя жена.
Глава 1
*Кира*
— И не забудь, у нас сегодня контрольная примерка, — назидательно напоминает мне мама.
— Хорошо. — Закатываю глаза, радуясь тому, что разговор происходит по телефону и она не видит этого моего недовольного жеста. Не хочу ее огорчать, особенно накануне свадьбы. — Я постараюсь не опоздать.
— Уж будь добра: Луиза Коваль не часто сама лично приезжает к клиентам.
— Помню я об этом, мама, — тороплюсь завершить разговор, поглядывая на часы, и, как манны небесной, ожидаю звонка на пару. — А может, ты все же, без меня сходишь? Возьми Марусю, она у нас обожает подобное.
— Маруся и так со мной едет. И примерить я могу только свое платье, а твой наряд Пуговка не сможет надеть! — смеется мама.
— Ладно, — выдыхаю замученно, — я буду, — успокаиваю ее. — Пока, мамуль, я побежала. — Прощаюсь, как только раздается первый звонок. — На экономику нельзя опаздывать.
Я люблю свою маму, обожаю наши совместные вылазки на шопинг. Но вот эта сегодняшняя примерка почему-то жутко меня нервирует. Может, оттого, что быть подружкой невесты на свадьбе собственной матери тот еще трэш? Может, потому, что платье, выбранное для данного случая, стоит столько, сколько полгода моего обучения в вузе, а я не привыкла к таким дорогим нарядам, хоть и считаюсь дочерью небедного человека?
Не знаю, что, но что-то меня тормозит.
Размышляя об этом, захожу в аудиторию и ищу взглядом свободное место.
— Левина! — слышу, а затем и вижу зовущую меня и машущую руками Лёлю.
Поднимаю руку вверх, давая ей понять, что заметила ее яркие сигнальные огни, и, пробираясь между рядов, направляясь к ней.
— Привет! — радостно здоровается со мной подруга, отодвигаясь и уступая место за длинной партой.
— Привет! — Присаживаюсь на скамью и быстро достаю необходимую тетрадь для лекции.
Лёля порывается что-то спросить, но появление Ивана Васильевича Грозных (да-да, среди студентов он снискал прозвище Царь) прекращает на время все разговоры. И не только потому, что его предмет нам нужно будет сдавать на сессии, а за красивые глазки он оценок не ставит, поэтому все прилежно слушают лекцию, методично конспектируя ее в тетрадь, но еще и потому, что большая часть женской аудитории нашего потока тихо пускает по нему слюнки, и моя болтливая подруга в их числе.
— Милый, да… — не спрашивает, а уверенно шепчет Лёля, наклоняясь максимально близко ко мне.
Не поспоришь: статный атлет с широкими плечами, ростом под два метра. В меру прокачанный и с офигенной задницей. Деловой костюм на нем сидит как влитой, а серый пиджак идеально подчеркивает глубину его дымчатых глаз. Нос с небольшой горбинкой, четко очерченный рот с чуть припухшей нижней губой, мужественные скулы и всегда стильно подстриженные волосы с легкой сединой (этакий перец с солью, хотя довольно странно, для его-то возраста) — в общем, как выражается моя подруга, «конфетка».
В первый же день его появления на лекциях девчонки собрали на него всю имеющуюся информацию: двадцать шесть, не женат, постоянной подружки нет, работает финансовым аналитиком в каком-то банке, поступил в магистратуру и поэтому будет преподавать у нас экономическую теорию целых три семестра.
На него негласно объявлена охота, а у парней открыт тотализатор — как скоро он сдастся, и кто будет первой счастливицей, сладко оттраханной этим Ченнингом Татумом и Генри Кавиллом в одном флаконе.
Но я, пусть и считаю его симпатичным, соблюдаю нейтралитет. Все же драма «препод и студентка» не мой жизненный сценарий.
Лекция, как всегда, пролетает быстро и продуктивно. Впереди еще два предмета, и на сегодня моя повинность в академии будет завершена.
— Левина, — слышу за спиной голос преподавателя и удивленно застываю на месте, выбиваясь из общего потока студентов, спешащих прочь из аудитории.
Медленно разворачиваюсь, все еще надеясь, что мне послышалось, и встречаюсь с внимательным взглядом Ивана Васильевича. Он кивает, опровергая мои надежды.
— Задержитесь на пару минут.
Затаив дыхание, неспешно разворачиваюсь и неуверенной поступью возвращаюсь к преподавательскому столу. По пути сталкиваюсь с сокурсниками, ловя на себе сочувственный взгляд одних и презрительный — других, а еще ошалело гадаю, что и когда я успела натворить и за какие такие заслуги я снискала его аудиенцию.
Подхожу ближе и останавливаюсь в паре шагов от преподавателя. Он словно и не помнит, что позвал меня, сосредоточенно перелистывая страницы методического пособия. Дождавшись, когда за последним учащимся с характерным щелчком закрылась дверь и в кабинете остаемся только мы вдвоем, Иван Васильевич откладывает брошюру и поднимает на меня заинтересованный взгляд.
Молча жду, боясь даже представить, что меня ожидает сейчас и как после девочки из группы порвут от любопытства меня на лоскутки. Вот, не мог он Терехову оставить или, на худой конец (хотя там явно не худой), Скворцову? Они бы точно не тушевались, а уже вовсю использовали бы свой шанс.
— Кира, — вкрадчиво начинает Иван Васильевич, — у вас в следующем семестре будет зачет по курсовым.
Я недоуменно киваю, хотя абсолютно не в курсе, что там будет в следующем учебном году. До него еще надо эту летнюю сессию сдать и само лето прожить. И вообще не понимаю, к чему сейчас весь этот разговор.
— Ну, так вот… — продолжает он, вертя между пальцами правой руки серебряный «Паркер». (Зрелище завораживающее, скажу я вам! Даже я залипла на то, с какой непринужденной виртуозностью двигаются его длинные прямые пальцы с короткими, аккуратно подстриженными ногтями, а выпуклые вены на тыльной стороне кистей, словно магниты, притягивают женские взгляды, будя самые отвязные мечты, о том, как сладко эти руки будут ласкать).
Белки-стрелки… вот не о том, совсем не о том я сейчас думаю! Весна, что ли, на меня так странно влияет? Встряхиваю головой, прогоняя прочь идиотские мысли и абсолютно не нужные сейчас эмоции. Специально поднимаю руку и поглядываю на наручные часики, намекая на то, что ценно не только его, но и мое время. Перемена короткая, а мне еще надо добежать до следующей аудитории.
— Хотя ты знаешь… — задумчиво произносит преподаватель и начинает собирать пособия и журнал, — иди на пару. — Он кивком указывает на выход. — А поговорим после. Во сколько сегодня у тебя заканчиваются занятия? — держа в руках собранную стопку бумаг, интересуется он, внимательно следя за эмоциями на моем лице.
— До двух, — медленно отвечаю, теряясь в догадках, — но мне к трем надо быть на Полярной.
— Тогда после двух жду тебя на парковке, — подводит он итог, не спрашивая, а утверждая. — Подвезу, и по дороге поговорим.
— Но… — начинаю я и замолкаю, увидев серьезное выражение лица, не терпящее возражений.
— Мой рабочий день сегодня до половины второго, а что я делаю после, никого не касается, так же, как и то, чем занимаешься ты после окончания учебного процесса.
Иван Васильевич говорит все это спокойно и уверенно, словно бессовестный адвокат, произносящий оправдательную речь перед присяжными. Он поднимается из-за стола и убирает в стильную сумку-«почтальонку» все рабочие материалы.
— И потом, — продолжает он, — мы всего лишь переговорим о курсовой работе на следующий год. Это чисто деловой разговор. Ничего более.
Я наблюдаю за ним, прижимая к груди свой рюкзак с тетрадками и письменными принадлежностями, словно надежный щит. Мысленно пытаюсь вернуться в реальность, где на меня не обращал никакого внимания мужик, трахнуться с которым мечтает большая часть университета, от первого курса до преподавательского состава (и сейчас я не только женщин имею в виду). Блин, вот на кой мне этот ходячий тестостерон в руководителях курсовой?! Я учиться хочу, а не отбиваться от его ревнивых поклонниц.
Можно мне кого-нибудь попроще, ну, хотя бы Льва Андреевича — заведующего кафедрой, милейшего старикашку, любящего свою жену и оранжерею на подоконники своего кабинета.
— А может, мне другого куратора дадут? — делаю попытку улизнуть и культурно отказаться от столь «шикарного» предложения.
— Нет, — уверенно обрывает он, задвигает стул и указывает мне рукой на дверь, предлагая пройти на выход первой, — списки уже сформированы. — Его рука будто невзначай касается мой талии, когда мы выходим из аудитории. — Так что жду вас, как и условились, — продолжает он, чуть понизив голос, — после пар на стоянке. Надеюсь, мой автомобиль вы найдете без труда.
Он разворачивается в сторону кафедры, а я стою, словно дезориентированный выстрелом суслик. Студенты вокруг меня с любопытством поглядывают на происходящее.
— Хорошего дня! — желает Иван Васильевич, лукаво улыбаясь, и уходит.
Вибрирующий в кармане телефон выводит меня из замешательства. Я встряхиваюсь, словно кошка после насильственного приема водных процедур. Достаю телефон и, отвечая на звонок любопытной подруги, спешу в аудиторию, где через пару минут начнется очередная пара.
— Лёль, — говорю я, не давая ей вставить и слово, — я уже бегу, ты мне место займи.
— Ага, уже, — отчитывается та, — а…
— Спасибо, дорогуля, — прерываю ее, — я лечу.
Даже будь я олимпийским чемпионом в спринте, за две минуты преодолеть лабиринты учебных корпусов моего университета и попасть с пятого этажа одного из них на третий этаж другого — невыполнимая задача. Залетаю в кабинет, когда Анна Сергеевна, преподаватель ненужного предмета — философии, отмечает в журнале присутствующих. Только она одна делает это самостоятельно, не доверяя данную мелочь старостам групп. Строгая женщина окидывает меня сосредоточенным взглядом, будто сканирует и вскрывает в своей голове файлы с личным делом, решая, заслуживаю ли я быть прощенной и допущенной к лекции или меня ждет «энка» в журнале и отработка после пар?
— Проходи, — милостиво кивает она в сторону парт, — Левина. Но это в последний раз, — строго предупреждает она и возвращается к опросу присутствующих.