Неправильно, но сладко

Придерживая, запахивает заботливо и ревниво шубку, проводит пальцами по губам, приподнимает за подбородок, заглядывая в глаза, усмехается в бороду:

— Подарок какой… Поехали, беляночка?

И я… И я киваю! Бляха муха! Я сначала киваю, а потом охереваю от того, что сделала!

Не знаю, что на меня такое находит: то ли парочка выпитых коктейлей, то ли его напор неожиданный, то ли совокупность этих факторов…

Но это случается, и, уже оказавшись в машине, придавленная к сиденью тяжеленным телом случайно встреченного и спасенного мною мужика, я ощущаю, что не хочу сейчас обдумывать ничего, не желаю анализировать…

Через день наступит Новый Год, это будет тридцатый год моей жизни.

И все это время я вела себя очень правильно. Всегда. И чего в итоге получила?

Одиночество, работу без перспектив, отсутствие личной жизни, гребанные сапоги, которые словно мстят мне за свою покупку? Наверно, их должна была купить какая-нибудь богатейка… А купила я… И, хоть и выделила им целую полку в своей халупе, но все же явно не такого они заслуживали…

Черт, я даже сейчас, уезжая в неизвестном направлении с незнакомым совершенно мужиком, думаю о каких-то глупых вещах… Правильных…

Может, попробовать хоть раз в жизни повести себя неправильно?

В конце концов, что я теряю?

— Замерзла, беляночка? — мужик прерывает мои мыслительные потуги, опять проводит по губам пальцем, шершавым таким, жестким, смотрит внимательно… А глаза у него красивые… Чуть-чуть только пьяные, но глубокие. И борода красивая… А я пьяная, это очевидно. — Сейчас отогреем…

Мы едем буквально пять минут, может и меньше, то есть, все еще в центре города, когда машина тормозит, мужик выходит и вынимает меня с заднего сиденья. Я привычно уже не стою на ногах, сапоги в своей мести очень изощренны, и мужик все так же легко подхватывает меня на руки. И несет…

В ярко освещенный подъезд шикарной бетонной многоэтажки. Ого…

Я все еще в шоке, в онемении от такого дикого диссонанса между моим спутником и этим местом, но мужик ведет себя так, словно тут бывает постоянно… Словно живет тут!

Здоровается с консьержем, не задавшим ни единого вопроса, проходит в холл.

Сверкающий лифт возносит нас на последний этаж и раскрывается прямо в квартиру.

Загорающийся свет тут же затухает, становясь уютным, и огромное жилое пространство погружается в полумрак.

Большие панорамные окна, за ними переливается огнями город…

Боже… Я даже не знала, что такие квартиры есть у нас в городе…

Мужик, между тем, спокойно идет дальше, бесцеремонно топая в своих огромных рыбацких сапогах прямо по светлому деревянному полу, оставляя жуткие следы, и кладет меня на диван.

— Вот, приехали, — буднично говорит он, а затем становится на колени тут же, перед диваном и резко распахивает на мне шубку, жадно впираясь разбойным взглядом в открывшийся ему вид.

Переход от одного действия к другому настолько быстрый, что я только охнуть успеваю.

Мужик рассматривает мою грудь в белом платье, под которое не предусмотрено белье, и довольно усмехается.

— Беленькая какая… — повторяет он ту самую фразу, которая и послужила началом моего недавнего безумия, а затем легко опрокидывает на диван.

Я пытаюсь привстать на локтях, потому что это же все неправильно… А надо же правильно… И я даже имени его… А он моего…

Но в этот момент мужик стягивает с себя рыбацкую куртку и затем, прямо без какого-либо перехода и подготовки для моих натруженных нервов, через голову — толстый свитер крупной вязки вместе с футболкой…

И из моей груди вместо уместных возражений вырывается совершенно неуместный сип… А глаза наверняка распахиваются так, что даже представлять это смешно и жутко…

А все потому, что внезапный стриптиз — это не всегда пошло. Особенно, если стриптизер… такой…

Мужик передо мной огромен. Реально огромен. Нереально широк в плечах, мускулист до такой степени, что хочется потрогать и выяснить, не сон ли это. Волосат. Грудь вся в волосах, и на животе волосы. И ниже спускаются, за ремень рыбацких штанов уходят… И нет, это не отвращает. Наоборот… Очень даже наоборот…

Я настолько ошеломлена, что забываю закрыть рот и придать лицу сколько-нибудь осмысленное выражение, которое выдавало бы во мне носительницу интеллекта, а не тупую самку, увидевшую подходящего для спаривания самца.

Сказать по-прежнему ничего не получается, слабое сипение, которое способно издавать сейчас мое горло, вообще ни на что не похоже.

А мужик, отбросив в сторону одежду, тянется ко мне своими здоровенными ручищами, настойчиво снимая с плеч шубку, заодно с бретелями платья.

И буквально через секунду я лежу перед ним обнаженная по пояс!

С торчащей неприлично грудью!

И с глупым-глупым выражением лица!

Ох…

Может, не стоило так круто сразу нырять в “неправильно”? Может, надо было постепенно? Ну… там, начать с ношения фривольного белья под строгой одеждой? Или с оставления едких комментов на странице соцсети босса… Под анонимным ником, естественно… Я нарушительница, а не ебанутая все же…

Хотя… Если глядеть на ситуацию со стороны, то все относительно… И спорно…

Мужик, между тем, радостно выдохнув, словно увиденное ему очень даже нравится, кладет обе здоровенные ладони на мою грудь, как-то очень опытно прищипывая соски, и я невольно выгибаюсь, вцепляюсь в широченные запястья, непонятно, с какими намерениями: то ли остановить хочу, то ли, наоборот…

Мужик мою неопределенность легко устраняет, склоняет в сторону определенности, подтягивая к себе прямо по дивану и наклоняясь к губам.

Я покорно раскрываю рот для поцелуя и зажмуриваюсь… Все неправильно… Но так сладко…

Он целует сладко, он держит сладко, он раздевает тоже сладко!

Рычит что-то тихим, воркующим голосом, словно успокаивает, настраивает на правильный, нужный лад, и эти звуки отдаются во мне, резонируют, словно я — не человек, а инструмент, скрипка, гитара, короче, что-то из струнных, и теперь он грамотно настраивает меня для своей игры…

Мне хорошо, очень хорошо, так, как, наверно, никогда и ни с кем не было. Растерянность, ощущение неправильности ситуаиции, все растворяется в животном восторге тела, в радости предвкушения. Потому что если он так трогает, то как же тогда тра… То есть, любит?

Это же должно быть что-то нереальное?

Уже по одним этим мыслям, бешено мечущимся в голове, становится понятно, до какой степени я не в себе, до какой степени ошарашена и растеряна.

И возбуждена.

И мой спасенный мужик этим вовсю пользуется, умело распаляя еще сильнее, делая беспомощное перед его властью тело еще более послушным, податливым.

Он что-то бормочет все время, между поцелуями, легкими будоражащими укусами, ласками, и я радуюсь эгоистично каждому его одобрительному слову, горячему несдержанному дыханию, понимая, что причина этому я. Так приятно быть причиной чьего-то безумия… Это подкупает…

Под ним мне неожиданно хорошо, правильно так, надежно. Вроде, и понимаю, что сильный, что незнакомый, что, если захочет чего-то… жуткого, то не смогу сопротивляться, теперь уже нет… Но в то же время есть какое-то внутреннее понимание, что не захочет… А если захочет, то и я захочу…

Мои ноги, все еще в проклятых сапогах, оказываются наверху, удобно умостившись на широченных плечах.

Мужик копошится внизу, что-то снимая, что-то доставая, рвет зубами конвертик презерватива, погружая меня этими простыми, животными приготовлениями в ощущение лихорадочной дрожи, возбуждения.

Я не могу ничего говорить, только наблюдаю за этим безумными от превкушения глазами.

Вниз не смотрю, что-то страшно. Это слишком даже для меня…

Не его глаз диких вполне хватает, что все по полной программе ощутить, осознать. Принять.

Он делает последнее движение рукой, натягивая защиту, и в следующее мгновение опять набрасывается на мои губы, голодно и довольно.

А я чувствую его тяжесть, его мощь, неотвратимую, горячую, болезненную немного, но совсем чуть-чуть… Вообще, все так, как надо для полноты ощущений, для правильного баланса между болью и кайфом.

Он все же есть, этот баланс, повезло мне на тридцатом году жизни встретить его…

— Хорошая какая, беляночка… — шепчет он возбужденно, глаза горят шальным, бешеным огнем, борода уже сухая, не колючая, а мягкая, щекочет шею…

А внутри он большой. Такой большой! Такой, что просто ах…

И не двигается… Почему? Где твой напор, снеговик ты подзаборный?

С недоумением кусаю его за бугристое от напряженных мышц плечо, и мужик, коротко засмеявшись, выполняет мое безмолвное требование. Двигается.

И сразу так сильно ощущается, так остро, что я, не выдержав, кричу и на каждый бешеный толчок всхлипываю.

Это больно, вот так, сразу, да такой дубиной… Но если тормознет, клянусь, убью его!

Но мужик и не думает тормозить, он только набирает разгон.

И я в полной мере ощущаю через пару мгновений, что это такое: попасть под несущийся поезд.

Меня мотает по дивану, вперед и назад с дикой скоростью и силой, а мой любовник, чуть сменив позу, садится на колени, легко перекидывает до того безвольно болтающиеся на плечах ноги себе за спину, придерживает за ягодицы и разгоняется еще сильнее.

Я в такой позе могу видеть его всего: мощные плечи, обвитые венами предплечья, широченные запястья, ритмично сокращающиеся мышцы живота, напряженную жилку на виске, бешено горящие глаза. Он не сводит с меня взгляда, безостановочно шаря по запрокинутому лицу, безвольно скользящим по обшивке дивана пальцам, подрагивающей в такст жестким толчкам груди. Ему нравится это все, явно очень нравится, и это понимание наполняет меня какой-то атавистической радостью самки, желающей нравиться своему грубому самцу.

Я выгибаюсь еще сильнее, ощущая себя ломкой и нежной, хрупкой такой игрушкой в руках сильного мужчины. И это тоже почему-то нравится.

Он проводит жесткой лапой по подрагивающему животу, и мурашки от его прикосновений разбегаются в разные стороны, а тело начинает бить безостановочная сладкая дрожь.

Мой любовник неумолим, он все трогает меня, все гладит, он скользит пальцами в самый низ живота, мягко и умело лаская там, и я начинаю невольно отталкивать ногами, упираясь прямо шпильками в каменные бедра, потому что остро все, чересчур!

Мое сопротивление не учитывается, легко сминается, и в следующее мгновение меня начинает трясти от неконтролируемого прихода, да так сильно, что все сжимается внутри!

Мужчина опять меняет позу, легко закидывая мои ноги опять себе на плечи и нависая надо мной лицом к лицу.

Смотрит в мои потерянные глаза, на красные щеки, искусанные губы, шепчет:

— Мне нравится, беляночка, так нравится… Хорошая, хороший подарок мне…

Я хочу сказать, что он тоже отличный подарок, но не успеваю. Он что-то такое делает, отчего меня опять трясет в оргазме, и в этот раз мужчина догоняет меня в полете, ругаясь и ускоряясь до предела.

Потом мы лежим минут пять, не в силах оторваться друг от друга.

Я, зажмурившись от нахлынувших ощущений, только втягиваю ноздрями его усилившийся звериный аромат, приятный и терпкий.

И он, похоже, дышит мной, узнавая заново…

Приходим мы в себя одновременно.

Я вздыхаю, а он отжимается на руках, приподнимаясь и разглядывая мое лицо уже вполне трезвым и спокойным, ироничным даже взглядом.

— А хорошо я на рыбалку сходил, — смеется он и легко целует меня в нос, — как зовут тебя, беляночка?

— Даша… — мне почему-то становится мучительно стыдно, что знакомимся мы только сейчас… Уже после всего. Как-то раньше со мной такого не случалось…

Ну, тут надо сказать, что и всего остального со мной тоже раньше не случалось, так что незнание имени своего случайного любовника — самая малая из проблем…

— Я — Мирон.

— Очень… приятно…

— А уж мне-то как приятно, — смеется он опять, и я невольно тоже улыбаюсь.

Во-первых, у него невероятно заразительный смех, да и улыбка такая подкупающая, а во-вторых, ну реально глупая ситуация: сначала переспали, а теперь знакомимся…

Кому расскажи, засмеют…

— Давай поедим, Дашка, — Мирон поднимается, подтягивает штаны, приводя себя в порядок, затем дает мне руку, легко увлекая с дивана сразу себе на грудь.

И да, это опять проклятые сапоги…

— Черт… — хмурится он, глядя на них, — давай-ка с ними разберемся…

— Нет! — поспешно охаю я, — если я их сейчас сниму, то не надеть уже не смогу!

— А ты собираешься уходить? — еще больше хмурится Мирон, — или… тебя ждут?

Мотаю головой, прежде, чем соображаю, что, может, стоило бы…

А нет, не стоило…

Он все уже видел, он меня тра… То есть, любил… И какой теперь смысл строить из себя?

Я и раньше-то не умела, и это, кстати, считала своим самым большим недостатком в общении с мужчинами.