— Да всё хорошо, Аня. Устала немного.
— Анют, — Димкин голос обжигает мне слух, и я, как зачарованная, опускаюсь на колени перед парнем и тяну молнию джинсов вниз, — ты сегодня такая красивая.
Димкины комплименты заставляют сердце пропустить удар и забиться оглушительным бубном шамана.
— Ты тоже, Дим, самый лучший, — шепчу я и, достав его член из трусов, погружаю в свой рот.
Всё за последние недели так изменилось во мне, всё моё внутреннее миропонимание вдруг неожиданно перекроили и заставили думать совершенно по-другому. Если раньше я считала, что минет — это точно не для меня, то теперь, облизывая и посасывая бордовую головку Димкиного члена, нестерпимо хотелось ощутить её вкус.
Когда Димка, дёрнув бёдрами, проталкивает своей член сразу глубоко в горло, я удовлетворённо выдыхаю. И откидываю голову чуть назад, ослабляя мышцы шеи для того, чтобы он погрузиться ещё глубже.
Я до сих пор не могла поверить в то, что творит со мной тяга к этому парню. И как моя готовность угодить ему стирает все запреты и грани в моем воспалённом от желания рассудке. Когда Димка протягивает руку и, хватая меня за сосок, начинает играть с ним, я медленно плавлюсь в тихом огне вожделения. Впиваюсь в ягодицы парня, и он дёргает бёдрами, входит в мой рот грубо, до самого горла. А я тянусь к нему, словно прошу ещё больше, насаживаюсь, несмотря на лёгкую боль в горле.
У меня кружится голова от осознания того, что я начала заглатывает его член почти полностью, и в уголках глазах появились капельки слёз от того, что перехватило дыхание.
— Анютка, ты лучшая минетчица, слышишь?! — хрипит Димка и хватает меня за волосы на затылке, вбиваясь ритмично в моё горло.
А я терплю, желая ощутить его тягучую горячую сперму во рту. И да, я научилась даже её глотать.
Когда горячая струя обожгла мне горло, я с удовольствием отметила, что Димка, тяжело дыша, нежно коснулся моей щеки, слабо улыбнулся.
— Обожаю твой ротик, Анют.
Пока я слизывала последние капли с его опавшего члена, он продолжал наблюдать за мной, не сводя глаз.
— Ты сегодня подготовилась к нашей встрече, Анют?
В голосе парня проскользнул неподдельный интерес. Значит, сомневался во мне. Значит, смогу удивить. Я медлю с ответом и вместо него начинаю стягивать с себя платье. Следом полетел лифчик, и дальше трусы. Пока освобождалась от одежды, не переставала кидать поочерёдные взгляды то на Димино лицо, то на его пенис, который с каждым моим последующим движением опять наливался возбуждением.
Я встаю на четвереньки и поворачиваюсь к нему попой. Прогибаюсь в пояснице, чтобы лучше видеть его лицо в тот момент, когда раздвигаю ягодицы, чтобы продемонстрировать то, что он привёз мне, когда приезжал в прошлые выходные.
— Анютка, — в глазах Димки вспыхивает знакомое мне нетерпение, и он, не медля ни секунды, скидывает с себя остатки одежды и упирается возбуждённой головкой в мою разгорячённую, мокрую от желания щёлочку.
— Готовилась, Дим, — мурчу я и трусь о его возбуждённый орган.
— Анютка, ты очумелая девчонка, — шипит он, пробегая по позвоночнику подушечками пальцев сверху вниз.
Я уже выучила эти движения наизусть и помню каждое из них наощупь. Вот большой палец касается штуковины, которую он назвал «анальной пробкой», и которая у меня стояла
Я задышала часто, с надрывом. Когда вставляла пробку
Но когда Дима начал трогать и теребить её, по телу прошлось жаркой волной возбуждение. Судорожный стон сорвался с моих губ, когда почувствовала, как Дима одним глубоким толчком проникает в меня до самого основания, до шлепка яичек о мою пульсирующую горошину. Жалобный стон вырывается изо рта, разносясь по маленькой клетушке.
— Анютка, — рычит парень, — ты такая невероятно узкая, — он наращивает темп толчков, начинает входить в меня жёстче… глубже.
— Дима, а-а-а-а-ах, — стону я срывающимся в хрип голосом, — Ди-и-има, — судорожные вдохи-выдохи и просьба: — Ещё… не останавливайся, Дим… Пожалуйста… Ещё…
В груди становится невыносимо жарко, и я, открывая рот, высовываю язык, чтобы облизать пересохшие губы. Но в этот момент в голове что-то взрывается, и я, без понятия, что произошло, начинаю падать в пропасть нереального оргазма, облизывающего моё тело огненными волнами эйфории.
— Тс-с-с, Анютка, не кричи, — Димка закрывает мне ладонью рот, а я понимаю, что до сих пор продолжаю выкрикивать в его влажную ладонь его же имя.
— Как ты это сделал, Дим? — спросила я парня спустя несколько долгих минут.
— Сейчас покажу, — возбуждённо проговаривает парень, и когда его пенис, затянутый в тонкую прозрачную резину, упирается в узкое анальное колечко, понимаю, что пробки больше нет.
— Господи, Дима, я не выдержу этого, — я дёрнулась вперёд, пытаясь вырваться из цепких пальцев парня, но куда там.
— Анют, ты чего. Сегодня всё будет по-взрослому и до конца, — в его голосе слышу недовольные нотки, и это меня отрезвляет лучше любой пощёчины.
Меньше всего хотелось, чтобы Димка мною был недоволен.
Аня, крепись, ты всё выдержишь, ты смелая. И раз Дима говорил, что это не больно — значит всё будет хорошо.
— Вот и отлично, Анют, ты, главное, помни, что сопротивляться не нужно. Лучше расслабься и получай удовольствие.
И я расслабилась, но только там, где почувствовала, как на мою дырочку Димка выкладывает холодный скользкий вазелин, а вот глаза сильно зажмурила. И впилась в старенький ковёр ногтями, когда Димка, раздвинув мои ягодицы, толкнулся в меня, проникая каменным органом в саднящую от анальной пробки глубину.
— Анютка, ты такая узкая, — шипит Димка, проникая все глубже и глубже, а у меня душа замирает от избытка накатывающих сокрушительной волной эмоций.
Дима начинает во мне двигаться всё быстрее и быстрее, и меня разрывает от ощущений, накрывая тяжёлой, удушливо-сладкой волной, и кажется, ещё чуть-чуть, и я достигну желанного пика.
— Анют, я кончаю, — слышу сквозь вату в голове голос Димы, и меня накрывает оргазм нереальной пламенной волной, от которой кровь закипает в венах.
Я в последний раз выгибаюсь дугой и обессиленно валюсь набок без чувств.
ГЛАВА 3
— Ань, у нас курсовая на носу, а ты все за своим Димкой скучаешь, — шипит мне Машка (да-да, та самая, внучка тёти Дуни), — ну надо думать, чего он не приезжает, тоже либо к экзаменам готовится.
Я слушала Машу в пол-уха, так как и без её подсказок находила Димкиному отсутствию кучу оправданий. Вот только сердцу невозможно приказать, о чём ему нужно думать, а о чём — нет. И болит и ноет оно не от того, что ты ищешь оправдания парню, нет, болит от того, что ни одно оправдание не окупает той бури эмоций, которую испытывала я при встрече с ним. Как теперь запретить себе думать о том, что есть что-то намного большее, чем просто симпатия? И любовью это не назовешь… я уже поняла, что я одержима Димкой. Одержима настолько, что по ночам в подушку тихо вою, потому что с ума схожу от ревности и от страха того, что он бросит меня.
Старенькая Моторола, купленная мамой у каких-то барыг, всё больше начинала меня раздражать, потому как механический голос, постоянно твердящий неизменное «абонент вне зоны доступа», совсем не то, что я хотела услышать на другом конце.
— Ань?! — взволнованный голос мамы немного отвлекает от этих мыслей, и я, в последний раз набрав номер Димы и услышав в ответ «телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа», выхожу из туалета.
— Что ты, мам? Я здесь, — поправляя платье, отзываюсь ей.
— Господи, Анька! А почему ты не у Дуси? Я захожу, а она говорит, что не было тебя сегодня… — она суетится вокруг меня, как курица вокруг цыплёнка.
— Да, не знаю, мам, что-то голова кружится. Давление, наверное, — я пожимаю плечами и обхожу мамку, иду на кухню.
— А по утрам не тошнит, Ань? — догоняет вопрос мамки в спину.
Я на миг споткнулась на ровном месте.
— Ага, сегодня что-то подташнивало, но мне кажется, это из-за оладий… они очень масленые были…
— Ох, Анька! — мамка вскидывается, и тут же на мои плечи ложатся её руки, она резко поворачивает меня к себе. — Ты с Димкой своим спала? — смотрит на меня выжидающе, а в глазах у самой влага застыла.
— Мам, ты о чем?
До меня в первые секунды совсем не доходит, о чем она говорит. Только после того, как я вижу, как меняется выражение её лица, понимаю, в чем вся суть её вопроса заключается.
— Ну, говори? — встряхивает она меня за плечи.
— Даже если и так, мам, мне уже давно есть восемнадцать и… — я запинаюсь, — …я не беременна, мам. Это просто обычное недомогание.
— Завтра пойдёшь к врачу, — мамка отпускает плечи, и я чувствую, что хватка у неё была будь здоров, синяки теперь останутся точно.
— Мам, если тебе от этого будет легче, то схожу, — беззаботно отвечаю ей.
— Мне точно будет легче, Ань, по крайней мере, буду точно знать, что не нужно через девять месяцев готовиться к рождению внука. И посмотри, когда у тебя были последние месячные.
— А ты тест делала? — спрашивает пожилая гинеколог, не глядя на меня.
— Нет, — отвечаю, а у самой по позвоночнику холодной змейкой страх скользит сверху вниз и обратно.
— Ну, а что ж ты?! Сказать на сто процентов точно я пока не могу, что ты беременна, но первые признаки на лицо: и матка увеличена, и задержка…
У меня в пятках душа замирает. Нет, не может этого быть. Димка же всегда презервативы надевал.
— Но как такое возможно? У нас всегда была защита, — бормочу себе под нос.
— В наше время, милочка, возможно всё, — насмешливо отвечает гинеколог. — Ты вот что, панику бить пока рано, может, обычная задержка или сбой гормональный. Давай завтра сделаешь тест, и на узи с утра приходи.
— Хорошо, — я встаю со стула и, не чувствуя ног под собой, выхожу из кабинета.
Господи, что же теперь со мной будет?! И как же сказать об этом Димке, если он трубку не берет? Да и что я ему скажу? Что у нас будет ребёнок? Но мы про детей вообще не разговаривали, да и рано нам… а как же мои планы?! Я же собиралась в институт… и в город… и с Димкой рядом…
— Анют, ты мне не звони больше, — слышу до одури обожаемый голос в трубке, который рвёт сейчас мое нутро на куски.
— Но Дим… почему?
— Анют, ты же девочка умная и большая. Ну, неужели не поняла ещё, что больше мне не интересна?! Да и в любви я тебе не признавался. Так что прости, но твои разработанные дырочки, — шепчет он мне в трубку, а у меня от его шёпота все волоски на теле дыбом встают и между ног сладко ноет, — уже наскучили мне, так что детка, гуд бай! И не надоедай мне. Я этого не люблю.
А дальше короткие гудки, и сердце через раз о рёбра бьётся, пропуская удары. И мне так плохо, что я не знаю, что делать, как дальше жить…
Или не жить?!
ГЛАВА 4
— Аня, послушай меня, — мамка держит мои ладони в своих мозолистых руках, — не нужно делать аборт.
— Мама, я уже всё решила, — говорю надломленным голосом.
— Аня, послушай меня, — мамка пытается заглянуть в глаза. — Ну, и пусть твой Димка в баню идёт, ты пойми, не в мужиках счастье, а в тех, кого мы под сердцем носим, — она громко всхлипнула. — Ань, ну, ты же у меня вон какой умничкой, красавицей выросла. И свою дочечку родишь и воспитаешь. Мы воспитаем, Ань. А делать аборт — это не выход.
Я смотрю мамке в глаза, а у самой внутри такая тоска разливается, и ребёнка я этого не хочу, потому что он от предателя. От врага.
— Мам, я не смогу, понимаешь?! — вырываю ладони из крепких рук женщины и сломя голову выбегаю из здания больницы.
Оглушительный визг тормозов, и я даже не успеваю понять, что происходит. Только чувствую, как меня сгребли в охапку и откинули в сторону. Я, больно ударившись спиной о землю, громко вскрикнула и тут же затихла, уплывая в темноту.
— Эй, ты слышишь меня? — чувствую, что меня кто-то лупит по щекам.
— Ай, ай! Больно, — шиплю сквозь стиснутые зубы, распахиваю глаза и упираюсь взглядом в яркий янтарь, с беспокойством оглядывающий мое лицо.
— Фух, ну, ты и растяпа… я думал, что всё… кирдык тебе… — говорит парень, а я продолжаю лежать не в силах сделать хоть какое-то движение.
— Аа-а-а-аня! — раздается громогласный голос мамки, и я резко сажусь, от чего в голове ожидаемо зашумело и в глазах снова потемнело. — Что произошло, Аня?
Я сквозь тусклую пелену вижу, как мама отталкивает парня, лицо которого я даже не успела рассмотреть, только глаза… и он, попятившись, вдруг исчезает.
— Мам, всё хорошо, — с трудом шевелю губами, потому как они совершенно не хотят слушаться меня.
— Врача, позовите кто-нибудь врача. Дочка беременна! — кричит мама во всё горло, а я в эту секунду понимаю, что она мне этими словами подписала приговор.
— Саш, отстань от меня, пожалуйста. Не ходи за мной, а?
Выхожу из женской консультации, а на пороге меня ждёт тот, который месяц назад спас меня, вытащив из-под колёс скорой помощи.
— Анют, я не могу. Уже не могу, Анют.
Мне хочется заткнуть ему рот кляпом. Ненавижу, когда меня называют так. Анютой я была только для одного единственного человека, который растоптал меня. Предал и оставил прозябать в этом городке, лишив светлого будущего, взамен наградив меня ребёнком.
— Саш, ещё раз меня назовёшь Анютой, — поворачиваюсь к нему резко, — я клянусь, что сделаю тебе очень больно.
— Хорошо, Анна, как тебе будет угодно, — ёрничает он, но мне уже всё равно.
Я хочу домой. Хочу спрятаться от посторонних глаз под одеялом и закрыться в себе. Уйти в свой идеальный мирок, где мы с Димкой крепкая семья, где ему не безразлична ни я, ни наш ребёнок, где мы счастливы вместе.
— Ань, как у тебя дела?
Я выныриваю из своих фантазий, не ожидая, что Саша идёт за мной.