Анабасис. Греческая история

ГЛАВА II

(1) Фалин отбыл вместе со своими спутниками. Прокл и Хирисоф вернулись от Ариея, а Менон остался у него. Вернувшиеся передали, что, по словам Ариея, есть много персов знатнее его и те не потерпят возведения его на престол. «Но, — прибавил он (Арией), — если вы хотите отступать вместе с нами, то приходите к нам этой же ночью. Если же вы не придете, то мы уйдем завтра рано утром». (2) Клеарх сказал: «Надо поступить следующим образом: если мы придем, то пусть все будет согласно вашим словам; если же мы не придем, то поступайте так, как вам кажется наиболее для вас выгодным». Что будет им предпринято, он и тут ничего не сказал.

(3) После этого, уже когда стало заходить солнце, собрав стратегов и лохагов, Клеарх сказал: «Эллины, когда я совершал жертвоприношение, вопрошая о походе против царя, то жертвы не были благоприятны. Иначе и быть не могло. Как я теперь узнал, между нами и царем находится судоходная река Тигр5, переправиться через которую без судов мы не сможем, а судов у нас нет. Невозможно нам и остаться здесь, ибо тут нельзя достать продовольствия. Но жертвы были весьма благоприятны нашему уходу к друзьям Кира. (4) Следовательно, надо поступить так: разойдясь, поужинать у кого чем найдется; когда протрубят сигнал на отдых, снаряжайтесь в путь; когда протрубят вторично — навьючивайте кладь на вьючных животных; по третьему же сигналу следуйте за передовым отрядом, имея вьючных животных со стороны реки, а тяжеловооруженных — с внешней стороны». (5) Выслушав его, стратеги и лохаги удалились и выполнили приказание. И в дальнейшем Клеарх командовал, а те слушались; хотя они и не выбирали его вождем, но понимали, что он один судит, как подобает начальнику, а остальные неопытны.

(6) [Длина пути, пройденного эллинами из Эфеса в Ионии до места сражения, равнялась девяноста трем переходам — 535 парасангам, 16 050 стадиям; а расстояние от места битвы до Вавилона, как говорили, равняется 360 стадиям.]

(7) Отсюда, с наступлением ночи, фракиец Мильтокиф со своими всадниками, числом около 40, и пешими фракийцами, числом около 300, перешел на сторону царя.

(8) Клеарх повел остальных, согласно приказу, и они последовали за ним и прибыли к исходной стоянке, к Ариею и его войску, около полуночи. Войско осталось в строю, а стратеги и лохаги эллинов собрались у Ариея. Эллины и Арией, а также самые знатные из его приближенных, дали клятву не предавать друг друга и быть союзниками. Варвары, кроме того, поклялись вести войско по правильному пути, без обмана. (9) Они клялись в этом, заклав быка, кабана и барана6, над щитом, причем эллины окунали (в кровь) меч, а варвары — наконечник копья. (10) Когда клятвы были даны, Клеарх сказал: «Арией, поскольку поход у нас будет совместным, выскажи свои соображения о предстоящем пути: пойдем ли мы той же дорогой, которой пришли сюда, или ты можешь указать другую дорогу, более удобную?»

(11) Тот сказал: «Если мы будем возвращаться прежним путем, то можем вовсе погибнуть от голода; ведь и сейчас у нас совсем нет продовольствия. Даже когда мы шли сюда, то на протяжении семнадцати последних переходов мы не могли ничего достать в стране, а если где что и было, то во время похода мы полностью все истребили. Теперь мы предполагаем направиться по более длинной дороге, где у нас, однако, не будет недостатка в продовольствии. (12) Первые переходы нам надо сделать очень длинными, чтобы оторваться от войск царя на возможно большее расстояние. Если только мы удалимся от него на два или три дня пути, то царь уже не будет в состоянии догнать нас, так как он не осмелится преследовать с небольшим количеством войска, а ведя за собой огромное множество людей, он не сможет быстро двигаться вперед. Кроме того, он также будет испытывать недостаток в продовольствии. Таково, — сказал он, — мое мнение».

(13) Подобный стратегический план не мог дать ничего, кроме сокрытия и бегства, но судьба оказалась лучшим стратегом. Когда наступил день, греки и варвары пустились в путь7, имея солнце по правую руку. Они рассчитывали к заходу солнца дойти до деревень Вавилонской области, и в этом они не ошиблись. (14) Но еще в сумерках им почудилось, будто они видят вражеских всадников, и те эллины, которые в это время не находились в строю, бегом заняли свои места в рядах, а Арией — ввиду ранения он ехал на колеснице — сошел на землю и стал надевать панцирь, так же как и его приближенные. (15) Пока они вооружались, вернулись высланные вперед разведчики и сообщили, что это не всадники, а пасущийся вьючный скот. И тотчас же всем стало ясно, что царь стоит лагерем где-то поблизости, тем более что недалеко в деревнях виден был дым.

(16) Клеарх не повел войско против врага, так как знал, что солдаты устали и голодны, и, кроме того, было уже поздно. Он также не отклонился в сторону, остерегаясь того, чтобы его не заподозрили в бегстве, но повел войско в прямом направлении и, идя во главе войска, на заходе солнца расположился лагерем очень близко от деревень, где все, вплоть до деревянных частей построек, было разграблено царскими войсками. (17) Передовые отряды, тем не менее, расположились там в каком-то подобии порядка, но следующие за ними войска, подошедшие в темноте, устроились на ночлег как попало, и, перекликаясь, они подняли громкий крик, так что и враги могли их услышать, и ближайшие из них даже выбежали из палаток. (18) Это выяснилось на следующий день, когда поблизости уже не оказалось ни вьючного скота, ни лагеря, ни дыма. По-видимому, царь также испугался прихода войска. Это он обнаружил своими действиями на следующий день. (19) Однако этой ночью и на эллинов напал страх и произошло смятение и шум, как это обычно случается при панике. (20) Клеарх приказал бывшему тогда при нем элейцу8 Толмиду, лучшему из глашатаев, призвать всех к тишине и объявить, что начальники обещают вознаграждение в один талант тому, кто укажет человека, выпустившего осла в лагерь.

(21) Когда об этом было объявлено, солдаты поняли, что страх был пустым и их начальники невредимы. На заре Клеарх приказал построиться в боевой порядок, как это делается во время сражения.

ГЛАВА III

(1) Что же касается до упомянутого мной страха царя перед приходом эллинов, то он обнаружился следующим образом. Накануне царь отправил послов с приказом сдать оружие, а теперь, с восходом солнца, он послал вестников с предложением союза. (2) Когда те достигли передовых постов, они стали добиваться свидания с начальниками. Стража сообщила об этом, и Клеарх, который в это время производил смотр войскам в строю, приказал передать вестникам, чтобы те подождали, пока он освободится. (3) Построив войско таким образом, что фаланга со всех сторон казалась плотной9 и совсем не видно было безоружных, он позвал вестников и сам вышел им навстречу, имея при себе всего лучше вооруженных и самых видных из своих солдат, и приказал другим стратегам поступить таким же образом. (4) Подойдя к вестникам, он спросил [сперва], чего они хотят. Они сказали, что явились для заключения союза в качестве лиц, уполномоченных сообщить эллинам условия царя, а царю — ответ эллинов. Клеарх ответил: (5) «Тогда скажите ему, что сперва нам придется сразиться, ибо у нас нечего есть, и нет такого человека, который бы решился говорить с эллинами о союзе, не позаботившись о том, чтобы они были сыты». (6) Услышав это, посланцы удалились и скоро вернулись обратно, откуда и стало ясно, что царь или какое-то другое лицо, которому поручено вести это дело, находится где-то поблизости. Послы сказали, что царь нашел слова эллинов справедливыми, а сами они пришли с проводниками и в случае, если состоится заключение договора, они поведут эллинов туда, где те получат продовольствие. (7) Клеарх спросил, будет ли договор действителен только в отношении тех, кто пойдет и вернется, или он будет в силе для всех. Послы ответили: «Для всех, до тех пор пока не известят царя о ваших условиях». (8) После этих слов Клеарх удалил послов и созвал совещание. Решили как можно скорее заключить договор, спокойно отправиться за продовольствием и забрать его. (9) А Клеарх сказал: «Я согласен с вами, однако не объявлю об этом теперь же, но промедлю до тех пор, пока послы не начнут опасаться нашего отказа. Я думаю, — прибавил он, — что и наши солдаты будут бояться того же самого». Когда ему показалось, что наступило время, он объявил, что заключит договор и приказал тотчас же вести войско за продовольствием.

(10) Они повели, а Клеарх, хотя он и заключил договор, все же отправился в путь с войском, построенным в боевом порядке, причем сам он находился в арьергарде. По дороге им встречались рвы и каналы10, наполненные водой, через которые нельзя было перейти без мостов. Они устраивали переправы из лежавших на земле пальмовых деревьев, а иногда для этой цели и срубали таковые. (11) Надо было видеть, как тут распоряжался Клеарх с копьем в левой и с палкой в правой руке; когда он замечал, что кто-либо из приставленных к этому делу нерадив и выбирает работу полегче, он бил его и затем, войдя в болото, сам помогал, и поэтому всем было совестно не работать изо всех сил. (12) К этой работе были привлечены солдаты в возрасте до 30 лет, но когда и более старые люди заметили, с каким старанием трудится Клеарх, то и они включились в работу. (13) Клеарх особенно торопился, так как он подозревал, что рвы не всегда до такой степени наполнены водой: ведь еще не наступило то время года, когда орошают равнину. Он подозревал, что царь приказал спустить воду, желая показать эллинам, как много опасностей предстоит им в пути.

(14) Идя дальше, они пришли в деревни, откуда, согласно указанию проводников, им надлежало забрать продовольствие. Там было много хлеба и вина из фиников, а также уксуса, вываренного из тех же фиников. (15) Финики, величиной примерно равные тем, которые можно видеть и у эллинов, откладывались для населения, а для господ откладывались финики отборные, удивительные по красоте и величине, и по цвету нисколько не отличавшиеся от янтаря. Часть из них сушили и предназначали на лакомства. Приготовленный из них напиток приятен на вкус, но вызывает головную боль. (16) Солдаты тогда впервые ели пальмовую капусту, и многие удивлялись ее виду и своеобразному приятному вкусу. Но эта пища также вызывала сильную головную боль. Пальма, из которой изымали капусту, совершенно засыхала.

(17) Там они пробыли 3 дня, и в это время от великого царя прибыли Тиссаферн, брат жены царя и еще три перса; за ними следовало множество рабов. Стратеги эллинов вышли им навстречу, и первым через переводчика произнес слово Тиссаферн: (18) «Эллины, я живу по соседству с Элладой, и, когда я увидел, в каком тяжелом, безвыходном положении вы очутились, я был счастлив возможности испросить у царя позволение доставить вас в целости на родину. Думается, и вы и вся Эллада были бы мне за это благодарны. (19) Размышляя таким образом, я обратился с просьбой к царю и сказал, что он поступит справедливо, пойдя мне навстречу, потому что, когда Кир пошел против него, я первым сообщил ему об этом и одновременно явился к нему на помощь с войском, и один из всех, бившихся против эллинов, не бежал, а пробился к царю и соединился с ним в вашем лагере, куда он прибыл, убив Кира. «И я же, — говорил я царю, — преследовал послушных Киру варваров с тем войском, которое явилось к тебе вместе со мной и которое состоит из самых верных тебе людей». (20) Царь обещал подумать об этом и приказал мне пойти к вам и спросить, почему вы пошли на него войной. Я советую вам дать скромный ответ и тем облегчить мне возможность добиться для вас у царя благоприятного решения».

(21) Эллины удалились и совещались между собой; они составили ответ, и Клеарх сказал: «Мы собирались не для нападения на царя, равным образом и в поход мы пошли не против него. Как тебе хорошо известно, Кир изобретал всякие предлоги, стремясь застать вас врасплох и привести нас сюда.

(22) Когда же мы увидели его в опасности, то постыдились перед лицом богов и людей предать человека, оказавшего нам в прежнее время много благодеяний. (23) Теперь, поскольку Кир умер, нет никаких причин, ради которых мы стали бы сражаться с царем из-за власти или стремиться причинить зло стране царя и убить его самого. Если никто не тронет нас, то мы уйдем домой. Однако за нанесенную нам обиду мы, с помощью богов, сумеем отомстить. При добром к нам отношении постараемся и тут не остаться в долгу». Так он сказал. (24) Выслушав его, Тиссаферн ответил: «Я передам это царю и сообщу вам его ответ. До моего возвращения договор останется в силе, и мы обеспечим вас продовольствием».

(25) На следующий день он не приехал, и эллины начали беспокоиться. Но на третий день он прибыл и рассказал, что добился у царя позволения спасти эллинов, хотя многие и возражали против этого, говоря, что несовместимо с достоинством царя позволить удалиться тем, кто пошел на него войной.

(26) В конце концов Тиссаферн сказал: «Теперь вам надлежит взять с нас клятву в том, что мы в самом деле проведем вас по стране без военных столкновений и без обмана доставим вас обратно в Элладу, предоставляя вам возможность покупать продовольствие. А там, где ничего нельзя будет купить, мы позволим вам забирать продовольствие из окрестных мест.

(27) А вы, в свою очередь, должны поклясться в том, что ваш поход в самом деле будет мирным, и там, где нельзя будет ничего купить, вы, никого не обижая, будете забирать пищу и питье, а где это возможно, будете покупать продовольствие за деньги». Так и порешили. Произнесли клятвы, и Тиссаферн и брат жены царя дали эллинским стратегам и лохагам пожать свою правую руку и сами пожали руки эллинам. После этого Тиссаферн сказал: «Теперь я возвращусь к царю и, закончив свои приготовления, приду и буду готов отвести вас в Элладу и вернуться в подвластную мне область».

ГЛАВА IV

(1) Затем эллины и Арией, расположившиеся лагерем поблизости друг от друга, ждали Тиссаферна больше 20 дней. В течение этого времени к Ариею прибыли его братья и другие родственники, а к его приближенным — несколько персов. Они ободряли их, а кое-кто именем царя даже ручался, что он не будет помнить зла с их стороны, имея в виду как поход против него совместно с Киром, так и другие случаи в прошлом11. (2) После этого приближенные Ариея явно стали хуже относиться к эллинам. Это вызвало неудовольствие многих эллинов, и они, придя к Клеарху, сказали ему и другим стратегам: (3) «Чего мы медлим? Разве мы не понимаем, что царь больше всего хотел бы погубить нас, чтобы и другие эллины побоялись идти войной на великого царя? Сейчас он склоняет нас к ожиданию, так как его войска разбросаны. Но когда он вновь соберет их, то, наверно, нападет на нас. (4) Может быть, он в каком-нибудь месте либо перекапывает дорогу, либо строит поперек нее стену, чтобы сделать ее непроходимой. Ведь никогда по доброй воле он не допустит, чтобы мы, придя в Элладу, рассказали, как наше столь малочисленное войско победило царя у самых его дверей и как мы ушли, насмеявшись над ним». (5) Клеарх отвечал тем, кто так говорил: «Все это я взвесил и пришел к заключению, что если мы теперь уйдем, то подумают, будто мы уходим с воинственными намерениями и преступаем договор. Тогда никто не предоставит нам возможности закупать продовольствие и нам неоткуда будет его доставать, и, кроме того, у нас не окажется проводника. Если мы поступим таким образом, то Арией тотчас же отпадет от нас и у нас вовсе не останется друзей, а те, которые раньше были нашими друзьями, превратятся во врагов. (6) Мне неизвестно, находится ли на нашем пути еще какая-либо река, но я знаю, что невозможно переправиться через Евфрат при противодействии врагов. А на тот случай, если нам придется сражаться, у нас даже нет поддержки в виде конницы, в то время как вражеская конница многочисленна и очень хороша. Поэтому в случае победы какой урон сможем мы нанести врагу? А в случае поражения никто из нас не спасется. (7) Я не понимаю, почему царю, располагающему такими богатыми возможностями, понадобилось, если он действительно задумал нас погубить, давать клятву и свою правую руку и тем самым оказаться клятвопреступником перед лицом богов и превратить доверие, каким он пользуется у эллинов и варваров, в недоверие». Он многое говорил в этом роде.

(8) Тем временем прибыл Тиссаферн со своим войском, видимо намереваясь идти домой, а также Оронт со своей воинской силой. (9) Он вез с собой также дочь царя, выданную за него замуж. Отсюда они двинулись в путь, причем вел Тиссаферн, и он предоставлял войскам возможность закупать продовольствие. Вместе с Тиссаферном и Оронтом шел и Арией с варварским войском Кира и располагался лагерем вместе с ними. (10) А эллины, относившиеся к ним с подозрением, шли сами по себе, имея своих проводников. И лагерь они всякий раз разбивали вдали от них, на расстоянии парасанга или несколько больше. Обе стороны остерегались друг друга, словно они были врагами, и это тоже возбуждало ненависть. (11) Иногда во время сбора в одном и том же месте дров, корма для скота и других подобных вещей они вступали друг с другом в драку, и это тоже давало пищу вражде.

(12) Сделав три перехода, они подошли к так называемой Мидийской стене12 и миновали ее. Она построена из обожженных кирпичей, положенных в бетон. Ширина ее равняется 20, высота — 100 футам, а длина, как говорят, — 20 парасангам. Она находится недалеко от Вавилона. (13) Оттуда они прошли в два перехода 8 парасангов и пересекли два канала, один по мосту, другой по семи судам, при помощи которых были соединены оба берега. Каналы проведены от реки Тигра; от каналов по всей стране прорыты рвы, сперва большие, а дальше меньших размеров; под конец идут маленькие канавы, какие можно видеть в Элладе на полях, засеянных просом.

Наконец они достигли реки Тигра, около которой находится большой и многолюдный город по имени Ситтака, отстоящий от реки на 15 стадий. (14) Эллины разбили палатки у города, близ большого прекрасного парка, густо поросшего деревьями всевозможных пород, в то время как варвары перешли через Тигр, после чего они скрылись из виду.

(15) После ужина Проксен и Ксенофонт прогуливались впереди расположения войска, и какой-то человек, подойдя к передовым постам, осведомился, где он может видеть Проксена или Клеарха. О Меноне он не осведомился, хотя и пришел от Ариея, связанного с Меноном узами гостеприимства.

(16) Когда Проксен сказал: «Я тот, кого ты ищешь», этот человек сообщил следующее: «Меня послали Арией и Артаоз, люди, верные Киру и расположенные к вам, и они просят вас остерегаться ночного нападения со стороны варваров, так как в близлежащем парке находится многочисленное войско.

(17) Они также советуют послать охрану на мост через Тигр, так как Тиссаферн намеревается разрушить его ночью, чтобы лишить вас возможности переправы и тем самым запереть вас между рекой и каналом». (18) Выслушав его, они (Проксен и Ксенофонт) привели этого человека к Клеарху и передали последнему его слова. А Клеарха это известие сильно встревожило и испугало.

(19) Но некий присутствовавший там юноша13, поразмыслив, сказал, что оба действия, то есть нападение (на эллинов) и разрушение моста, взаимно друг друга исключают. Ведь ясно, что нападающие варвары должны будут либо победить, либо быть побежденными. Если они победят, то зачем им разрушать мост? Ведь даже при наличии многочисленных мостов нам некуда тогда будет спасаться бегством.

(20) А если победа останется за нами, то в случае разрушения моста им самим некуда будет бежать и из стоящих по ту сторону реки войск, хотя бы они и были очень многочисленны, никто не окажется в состоянии прийти к ним на помощь.

(21) Клеарх спросил вестника, велика ли та область, которая находится между Тигром и каналом? Тот ответил, что она пространна и в ней имеются многочисленные и большие деревни и города. (22) Тогда не осталось сомнений в том, что варвары подослали этого человека, боясь, чтобы эллины, перейдя мост, не остались на острове, защищенном с одной стороны Тигром, с другой — каналом; продовольствие они могли бы получать из данной области, которая была велика и богата и где также не было недостатка в рабочих руках. А, кроме того, там мог быть создан плацдарм на тот случай, если бы кто-нибудь захотел напасть на царя.

(23) Затем они предались отдыху. Все же на мост послали охрану. (24) Согласно ее донесению, никто ни с какой стороны не нападал на мост и никто из врагов даже не приближался к нему. С наступлением утра эллины, соблюдая большую осторожность, начали переходить через мост, составленный из 37 судов. Дело в том, что некоторые из состоявших при Тиссаферне эллинов сообщили, будто он собирается напасть во время переправы. Но и это оказалось ложным. Правда, во время переправы появился Глус в сопровождении отряда и следил за тем, действительно ли эллины будут переходить реку, но, убедившись в этом, он удалился.

(25) От Тигра они прошли в четыре перехода 20 парасангов до реки Фуска, шириной в плетр; там имелся мост. В этом месте находится большой город по имени Опис. У этого города эллинам повстречался незаконнорожденный брат Кира и Артаксеркса, который вел из Суз и Экбатан большое войско на помощь царю. Остановив свое войско, он стал смотреть на проходивших мимо эллинов. (26) Клеарх приказал эллинам идти, построившись по два человека в ряд, и двигаться вперед, от времени до времени приостанавливаясь. Благодаря этому, пока передовой отряд стоял на месте, все войско, по необходимости, также останавливалось. Таким образом и самим эллинам показалось, будто их войско очень велико, а наблюдавший перс был поражен. (27) Отсюда они прошли по пустыне Мидии14 в шесть переходов 20 парасангов до деревень Парисатиды15, матери Кира и царя. Глумясь над памятью Кира, Тиссаферн предоставил их эллинам на разграбление, не позволив только уводить рабов. Там было много хлеба, мелкого скота и другого имущества. (28) Отсюда они прошли по пустыне в четыре перехода 20 парасангов, имея реку Тигр с левой стороны. На первом переходе на той стороне реки стоит большой и богатый город по имени Кены, откуда варвары привезли на кожаных ладьях16 пшеничный хлеб, сыр и вино.

ГЛАВА V

(1) Затем они прибыли к реке Запату, шириной в 4 плетра, и пробыли там 3 дня. В это время, правда, существовали подозрения, но злые умыслы не проявлялись открыто.

(2) Клеарх все же решил повидаться с Тиссаферном и, если это окажется возможным, положить предел обоюдному недоверию, пока оно еще не привело к войне. Он послал сказать, что желает встретиться с ним, и Тиссаферн с готовностью пригласил его к себе.

(3) Когда они сошлись, Клеарх сказал: «Тиссаферн, мы дали клятвы и обещали не причинять друг другу зла. Однако, я вижу, ты охраняешь себя от нас, словно мы твои враги, и мы, заметив это, также охраняем себя. (4) Но поскольку, присматриваясь, я не заметил, чтобы ты старался причинить нам зло, а с другой стороны, я уверен, что мы даже и не замышляем ничего подобного по отношению к тебе, то я решил поговорить с тобой и постараться устранить обоюдное недоверие. (5) Ведь известно, что, опасаясь друг друга из-за клеветы или подозрений, люди часто слишком поспешно действуют, стремясь предотвратить беду, и причиняют неисчислимые бедствия лицам, не имеющим дурных намерений и даже не помышляющим ни о чем подобном. (6) Полагая, что такое безрассудство можно всего лучше пресечь путем беседы, я явился к тебе, желая доказать, что ты не доверяешь нам без всяких оснований. (7) Во-первых, — и это всего важнее, — клятвы, произнесенные перед лицом богов, запрещают нам враждовать друг с другом. Я не хотел бы быть на месте человека, сознающего себя нарушителем подобных клятв. Куда, думается мне, и с какой скоростью надо бежать, чтобы спастись от гнева богов? Способен ли самый густой мрак скрыть этого человека, и в какой крепости он может найти защиту? Ведь в мире все подчинено богам, и они равным образом над всем властвуют. (8) Так я полагаю о богах и клятвах, при помощи которых мы сообща установили дружбу и утвердили ее. А что касается до дел человеческих, то я полагаю — в настоящее время ты являешься для нас высшим благом. (9) Ведь при тебе всякая дорога для нас доступна, через всякую реку мы можем переправиться и нет у нас недостатка в продовольствии; а без тебя нам придется плутать во мраке, так как мы не знаем пути, каждая река — препятствие, каждое скопление людей внушает страх, но еще страшнее пустыня, так как она полна безмерных бедствий. (10) Но если, обезумев, мы все же решились бы погубить тебя, нашего благодетеля, то разве мы достигли бы этим чего-нибудь, кроме войны с царем, новым и самым могущественным противником — эфедром?17 В то же время ты сейчас увидишь, каких великих надежд я сам мог бы лишиться, допустив дурной по отношению к тебе поступок. (11) Я стремился стать другом Кира, полагая, что он был тогда наиболее способен, при желании, осчастливить человека. Теперь я вижу в тебе человека, облеченного властью Кира, получившего его область и сохранившего, кроме того, и свою собственную; а царское войско, которое было враждебно Киру, является для тебя союзным. (12) Раз это так, то неужели найдется такой безумец, который не пожелал бы стать твоим другом? Но я упомяну также о тех обстоятельствах, которые подают мне надежду на то, что и ты со своей стороны склонишься к дружбе с нами. (13) Мне известно, что мисийцы доставляют вам много хлопот, и я полагаю, что с имеющимися у меня силами я смог бы привести их к покорности. Это относится и к писидийцам. Да, по слухам, и многие другие народы ничем от них не отличаются, и я, думается, мог бы устранить эту непрестанную помеху вашему благополучию. Что же касается до египтян, на которых вы, как я знаю, особенно гневаетесь, то разве существует какая-либо иная сила, кроме той, которая сейчас находится при мне, при помощи которой вы были бы в состоянии достаточно их наказать?18 (14) Ведь, имея нас при себе, ты вернулся бы домой самым могущественным другом для своих соседей или, если кто-нибудь из них стал бы враждовать с тобой, полновластным его господином. Мы ведь служили бы тебе не только ради жалованья, но также из благодарности за наше спасение. (15) Когда я размышляю обо всем этом, твое недоверие к нам кажется мне столь непонятным, что я с радостью услышал бы имя того необычайно красноречивого человека, который сумел убедить тебя в наших против тебя кознях». Так говорил Клеарх, а Тиссаферн ответил следующим образом:

(16) «Я радуюсь, Клеарх, слушая твои разумные речи. Мне кажется, ты понял, что, желая мне зла, ты тем самым злоумышляешь против самого себя. В свою очередь, выслушай меня и пойми, что также несправедливо было бы с вашей стороны не доверять царю или мне. (17) Неужели ты думаешь, что при желании погубить вас у нас не хватило бы всадников, пехоты или вооружения, при помощи которых нам не трудно было бы разбить вас, не подвергаясь никакой опасности понести поражение? (18) Или тебе кажется, что у нас нет подходящих для нападения местностей? Разве вам не придется с большим трудом проходить по бесчисленным равнинам19, жители которых дружественно к нам расположены? Разве вы не видите перед собой горные хребты, непроходимые для вас, если бы нам удалось предварительно их занять? Разве недостаточно рек, у берегов которых нам легко было бы, сражаясь, уничтожить вас по частям? Среди них есть и такие реки, которые вы и вообще не сумели бы перейти без нашей помощи. (19) Допустим даже неудачу во всех этих начинаниях, но огонь все же сильнее посевов. Мы могли бы сжечь поля и поставить вас лицом к лицу с голодом, а с ним вы не в состоянии справиться при всей вашей храбрости. (20) Почему же, располагая столькими возможностями для борьбы с вами, из которых к тому же ни одна не связана с риском, мы должны выбрать тот способ, который один только и является нечестивым перед богами и позорным перед людьми? (21) Те, что стремятся достичь чего-либо путем ложной клятвы перед богами и вероломства перед людьми, — это совершенно беспомощные, находящиеся в затруднении и нужде и притом дурные люди. Мы, Клеарх, не таковы, мы не безрассудны и не слабоумны.

(22) А почему, имея возможность погубить вас, мы не сделали этого? Да будет тебе известно: причина этого — мое горячее желание заслужить доверие эллинов. Я хотел бы, чтобы наемные войска, с которыми Кир пришел сюда, полагаясь на них потому, что он выплачивал им жалованье, совершили обратный поход со мной, оставаясь надежными в силу оказанного им благодеяния. (23) Ты уже упомянул о том, какие услуги вы можете мне оказать, но мне известна еще одна и самая из них главная: только одному царю приличествует носить прямую тиару20, но, опираясь на вас, и всякий другой мог бы свободно о ней мечтать».

(24) Эти речи показались Клеарху правдивыми, и он сказал: «Разве те, которые попытались путем наговоров сделать нас врагами, когда налицо столько причин для дружбы, не заслуживают тягчайшего наказания?» (25) Тиссаферн ответил: «Что касается до меня, то, если только вы, стратеги и лохаги, согласитесь прийти ко мне, я открыто назову тех, которые говорят, будто ты злоумышляешь против меня и моего войска». (26) Клеарх сказал: «Я всех приведу и также открою тебе, откуда мне доносят на тебя». (27) После этого Тиссаферн радушно попросил Клеарха остаться у него и пригласил его к обеду.

Когда Клеарх на следующий день вернулся в лагерь, было ясно, что он вполне верит дружбе Тиссаферна. Он передал содержание его речей и убеждал пойти к Тиссаферну тех, кого тот пригласил, а уличаемых в клевете [эллинов] приказал наказывать как изменников и злоумышленников против своего народа. (28) Он подозревал, что клеветником является Менон, так как знал о свидании его с Тиссаферном в присутствии Ариея, а также о его неприязни к себе и кознях с целью получить в свои руки все войско и таким путем стать другом Тиссаферна. (29) В то же время Клеарх хотел все войско расположить в свою пользу и удалить из него своих противников. Некоторые солдаты возражали ему, советуя не посылать всех лохагов и стратегов и не верить Тиссаферну. (30) Но Клеарх сильно настаивал, пока не добился того, что решено было отправить 5 стратегов и 20 лохагов. Их сопровождали под предлогом посещения базара около 200 солдат.

(31) Когда они дошли до ставки Тиссаферна, стратегов пригласили войти, а именно: Проксена-беотийца, Менона-фессалийца, Агия-аркадянина, Клеарха-лаконца и Сократа-ахейца; лохаги же остались снаружи. (32) Немного времени спустя, по одному сигналу, находившиеся внутри были схвачены, а оставшиеся снаружи — убиты. После этого конный отряд варваров пронесся по равнине, убивая всех встречавшихся эллинов, как рабов, так и свободных. (33) Эллины, наблюдавшие из лагеря эту скачку, были поражены и не принимали никакого решения, пока не прибежал, поддерживая руками свои кишки, аркадянин Никарх, раненный в живот, и не рассказал обо всем свершившемся. (34) Тогда эллины в страхе побежали к оружию, так как они думали, что варвары тотчас же набросятся на лагерь.

(35) Но к лагерю явились только Арией, Артаоз и Митридат, когда-то близкие Киру люди. Эллинский переводчик уверял, будто он видит и узнает среди них и брата Тиссаферна. С ними вместе пришло и человек 300 персов в панцирях. (36) Подойдя на близкое расстояние, они предложили выйти вперед лохагам и стратегам, если таковые имеются у эллинов, чтобы сообщить им повеление царя. (37) Тогда, в сопровождении охраны, выступили вперед эллинские стратеги Клеанор-эрхоменец и Софенет-стимфалиец, а вместе с ними и Ксенофонт-афинянин, желавший узнать судьбу Проксена. Хирисоф отсутствовал, так как он вместе с отрядом солдат добывал тогда продовольствие в какой-то деревне. (38) Когда они остановились на таком расстоянии, что можно было расслышать произносимые слова, Арией сказал: «Эллины, Клеарх получил возмездие и умер за то, что он оказался клятвопреступником и нарушителем договора. А Проксен и Менон за сообщение о его злом умысле находятся у нас в большом почете. От вас же царь требует сдачи оружия; он говорит, что оно принадлежит ему, так как это было оружие Кира, его раба»21. (39) На это эллины ответили следующим образом, причем говорил Клеанор-эрхоменец: «О, презреннейший из людей, Арией, и вы все, бывшие друзья Кира, разве вы не стыдитесь ни богов, ни людей, вы, которые поклялись иметь общих с нами друзей и врагов и тем не менее, изменив нам вместе с Тиссаферном, самым безбожным и самым коварным человеком, погубили тех самых людей, которым приносили клятвы, и, предав нас остальных, теперь приходите к нам вместе с нашими врагами?» (40) Арией сказал: «Клеарх первый был уличен в злоумышлении против Тиссаферна, Оронта и всех нас, состоявших при них». (41) На это Ксенофонт ответил: «Пусть так; если Клеарх действительно, вопреки клятве, нарушил договор, то он получил по заслугам, ибо справедливость требует казни клятвопреступников. Что же касается до наших стратегов, Проксена и Менона, которые оказались вашими благодетелями, то пошлите их сюда. Ведь ясно, что они, как друзья обеих сторон, посоветуют самое лучшее, как для вас, так и для нас». (42) После этого варвары в течение долгого времени совещались друг с другом и удалились, не дав никакого ответа.

ГЛАВА VI

(1) Схваченные таким образом стратеги были увезены к царю и казнены: им отсекли головы22. Один из них, Клеарх, по общему мнению всех лично его знавших, был человек не только искусный в воинском деле, но и в высшей степени воинственный. (2) Так, пока лакедемонцы вели войну с афинянами23, он оставался в своем отечестве, но когда наступил мир, он убедил свое правительство в том, что фракийцы обижают эллинов, и, добившись всевозможными средствами согласия эфоров24, отплыл для ведения войны против фракийцев, живущих за Херсонесом и Перинфом. (3) Изменив свое решение, когда он уже отплыл, эфоры пытались вернуть его обратно от Истма25, но Клеарх их не послушался и продолжал плыть к Геллеспонту. (4) Тогда за неповиновение он был приговорен к смерти высшей властью в Спарте. Уже будучи изгнанником, он направился к Киру. Каким образом он расположил его к себе, рассказано в другом месте. (5) Кир дал ему 10 000 дариков, и, приняв их, он не предался праздности, но собрал на эти деньги войско и повел войну с фракийцами. Победив их в сражении, он после этого грабил и разорял их страну и жил войной до тех пор, пока войско не потребовалось Киру. Тогда он отбыл для того, чтобы снова воевать вместе с Киром. (6) Мне кажется, что такие поступки свидетельствуют о воинственности человека: имея возможность жить мирно, не унижаясь и ничего не теряя, он предпочитает вести войну; вместо того чтобы предаться праздности, он трудится (то есть воюет) и спокойному наслаждению богатством предпочитает трату денег на военные цели. Клеарх так же охотно бросал деньги на войну, как другие […] на какую-либо утеху. Вот до какой степени он любил войну. (7) А искусным в военном деле его считали потому, что он любил опасность, днем и ночью нападал на врагов и не терялся в трудных обстоятельствах, как в один голос утверждают все воевавшие вместе с ним. (8) Известно также, что он был прекрасным военачальником, поскольку это совместимо со свойственным ему характером. Так, он умел лучше кого бы то ни было заботиться о продовольствии для войска и заготовлять его, а также внушать окружающим повиновение. (9) Этого Клеарх достигал строгостью. Он был мрачен на вид, имел резкий голос и наказывал он жестоко, иногда в порыве гнева, и порой потом сам в этом раскаивался. (10) Но карал он по убеждению, так как понимал, что войско, в котором не существует наказаний, никуда не годится. Рассказывают даже, будто он говорил, что солдат должен бояться своего начальника больше, чем врагов, когда требуется стоять в карауле, покидать своих друзей или беспрекословно идти на неприятеля. (11) Поэтому в трудных обстоятельствах солдаты слушались его одного и не обращались ни к кому другому. Они говорили, что тогда его мрачность как бы становилась более светлой, а суровость направлялась против врагов и оказывалась спасительной, а не страшной. (12) Но когда миновала опасность и являлась возможность уйти под начало к другому вождю, многие покидали его, так как в нем не было ничего привлекательного, он всегда был сердит и суров, и солдаты чувствовали себя перед ним как дети перед учителем. (13) При нем никогда не было ни одного человека, следовавшего за ним из дружбы или расположения. А теми, кто был подчинен ему либо по постановлению правительства, либо из-за нужды, или в силу какой-нибудь другой необходимости, он распоряжался, держа их в строгом повиновении. (14) Когда солдаты под его предводительством одолевали врагов, то многое побуждало их совершать блестящие подвиги; тогда проявлялась смелость перед лицом врага, а страх наказания поддерживал в них дисциплину. (15) Таков был Клеарх как военачальник. А служить под началом другого он, как говорят, не очень-то любил. Он умер, когда ему было около 50 лет.

(16) Проксен-беотиец с детских лет мечтал стать человеком, способным на великие дела, и ради этого он за плату учился у Горгия из Леонтины26. (17) Проведя с ним некоторое количество времени и уже считая себя способным начальствовать, а также водить дружбу с лучшими людьми и не уступать им в умении платить добром за добро, он присоединился к предприятию Кира. Он надеялся таким образом прославиться, получить большое влияние и разбогатеть. (18) Но было совершенно ясно, что, горячо стремясь к этому, он не станет добиваться своей цели недостойными средствами. Только при помощи справедливости и доблести хотел он получить все эти блага, а в противном случае готов был от всего отказаться. (19) Он мог управлять честными и доблестными людьми, однако не умел внушать своим солдатам ни почтительности, ни страха и совестился своих подчиненных больше, чем те его. Он больше боялся заслужить ненависть солдат, чем те боялись не оказать ему повиновения. (20) По его мнению, для того чтобы быть и считаться начальником, достаточно было хвалить за хорошие дела и не хвалить за постыдные. Поэтому окружавшие его хорошие и доблестные солдаты любили его, а дурные строили против него козни как против человека, которого нетрудно провести. Он умер, когда ему было около 30 лет.

(21) Известно, что Менон-фессалиец изо всех сил стремился к богатству и желал власти и почета ради того, чтобы побольше захватить. Он также искал дружбы самых могущественных людей с целью безнаказанно вершить дурные дела.

(22) Самый краткий путь к намеченной цели, по его мнению, вел через клятвопреступление, ложь и обман, а открытый образ действия и любовь к правде приличествовали глупцам.

(23) Насколько можно было заметить, он никого не любил, но если он уверял кого-нибудь в дружбе, то, несомненно, скрывал злой против него умысел. Он никогда не насмехался над врагами, но обо всех окружающих всегда отзывался с насмешкой. (24) И он не помышлял о захвате имущества врагов, так как полагал, что трудно захватить богатства у людей, находящихся настороже. Но что касается богатства друзей, то он, хвалясь этим как своим открытием, полагал, что захватить его легко как имущество не охраняемое. (25) Тех, кого он знал как клятвопреступников и людей несправедливых, он опасался как лиц, хорошо защищенных, а с теми, кто был благочестив и праведен, он поступал как с людьми слабыми. (26) В то время как другие гордятся благочестием, правдой и честностью, Менон гордился способностью обманывать, изобретать ложь, насмехаться над друзьями, ибо он всегда считал людей, не способных на хитрости, дураками. Когда он хотел стать чьим-нибудь лучшим другом, то клеветал на других его друзей и думал таким образом достичь своей цели. (27) А добиваясь послушания со стороны солдат, он думал достичь этого путем совместного участия в дурных поступках. Он требовал уважения к себе и почета, намекая на то, что мог бы при желании сделать людям много зла. Когда кто-нибудь покидал его, он считал большим со своей стороны благодеянием, что не погубил его, пока еще пользовался услугами этого человека. (28) Можно еще ошибаться, когда речь идет о его делах, не ставших общим достоянием, но вот что известно всем. У Аристиппа он добился начальства над наемниками, еще будучи цветущим юношей, а у варвара Ариея […] он [еще в юношеском возрасте] тоже стал самым близким человеком […]. (29) Когда погибли его товарищи-стратеги за то, что вместе с Киром отправились в поход против царя, он, совершивший то же самое, уцелел. Но он был казнен по приказанию царя после смерти других стратегов и не так как Клеарх и его товарищи, путем отсечения головы, что считается самым скорым видом смерти; говорят, он окончил свою жизнь как злодей, в течение года подвергаясь мучениям.

(30) Агий-аркадянин и Сократ-ахеец также погибли. Над ними никто не насмехался за трусость на войне, и никто не порицал их за дурное отношение к друзьям. Обоим было примерно по 35 лет от роду.

Книга третья

ГЛАВА I

(1) [О том, что совершили эллины во время наступления Кира вплоть до сражения и что случилось после смерти Кира, когда эллины стали отступать вместе с Тиссаферном, заключив с ним союз, рассказано в предыдущих главах.]

(2) Когда стратеги были схвачены, а те лохаги и солдаты, которые последовали за ними, погибли, эллины впали в большое уныние, размышляя о том, что они находятся у порога царя1, а кругом много враждебных племен и городов, из которых ни один уже не согласится доставлять им продовольствие; что от Эллады они находятся на расстоянии не менее 10 000 стадий, а между тем у них нет проводника2 и непереходимые вброд реки пересекают путь в отчизну; что варвары, совершившие поход с Киром, предали их и они остались в одиночестве, без союзной конницы, а потому, совершенно очевидно, в случае победы они не смогут никого уничтожить, а в случае поражения никто из них не останется в живых. (3) Размышляя об этом и находясь в подавленном настроении, лишь немногие вечером вкусили пищи, немногие разожгли костры, и в эту ночь большая часть эллинов не вернулась в лагерь, но расположилась на отдых где пришлось, чувствуя себя не в состоянии заснуть от горя и тоски по отчизне, родителям, женам и детям, которых они уж не чаяли когда-либо увидеть. В таком настроении они предались ночному отдыху.

(4) Однако в армии находился некий Ксенофонт-афинянин3, который сопровождал войско, хотя он не состоял ни стратегом, ни лохагом, ни солдатом. Он покинул отчизну по приглашению Проксена, своего старинного приятеля. Тот обещал, в случае приезда Ксенофонта, подружить его с Киром, а последний, по словам Проксена, дороже для него отчизны. (5) Прочтя письмо, Ксенофонт обратился за советом к Сократу-афинянину4. Опасаясь, что дружба с Киром может повредить Ксенофонту в глазах государства, так как считалось, что Кир усердно помогал лакедемонянам в войне против Афин5, Сократ посоветовал ему направиться в Дельфы6 и вопросить бога относительно этого путешествия. (6) По прибытии в Дельфы Ксенофонт спросил Аполлона, какому богу он должен принести жертву и вознести молитву, чтобы со славой и пользой совершить задуманное путешествие и благополучно возвратиться. Аполлон вещал ему: принести жертву тем богам, каким положено7 в подобных случаях. (7) По возвращении Ксенофонт рассказал о пророчестве Сократу. Выслушав его, Сократ стал укорять Ксенофонта за то, что тот не спросил бога, следует ли ему ехать, но, решив сам с собой, что ехать надо, спросил только о лучшем способе совершить путешествие. «Однако, — сказал он, — раз уж ты именно так поставил вопрос, надо исполнить приказание бога». (8) Итак, Ксенофонт принес жертву согласно повелению бога и отплыл. В Сардах он застал Проксена и Кира, уже готовых выступить в глубь страны, и был представлен Киру. (9) Так как Проксен настаивал, то и Кир убедительно просил Ксенофонта остаться и говорил к тому же, что, как только окончится поход, он отпустит его от себя. А поход, как говорили, предпринимается против писидийцев. (10) Таким образом, Ксенофонт отправился в поход обманутым, однако Проксен был в этом не виновен, так как ни он, ни кто-либо другой из эллинов, кроме Клеарха, не знал, что идут войной на царя, и лишь по прибытии в Киликию выяснилась для всех настоящая цель экспедиции8. Очень многие боялись этого похода, но все же они, хоть и неохотно, последовали за войском, так как им было совестно перед товарищами и перед Киром. Одним из них был и Ксенофонт.

(11) Когда создалось тяжелое положение, Ксенофонт горевал вместе с другими и не мог заснуть. Забывшись ненадолго, он увидел сон. Ему показалось, будто началась гроза и молния упала в отчий дом, отчего тот весь запылал. (12) В испуге он тотчас же проснулся, и сон, с одной стороны, показался ему хорошим, потому что, находясь среди бедствий и опасностей, он как бы видел великий свет, исходящий от Зевса; но, с другой стороны, он испытывал страх, так как полагал, что сон послан Зевсом-Царем9, и видел себя со всех сторон окруженным огнем, из чего следовало, что ему не уйти из страны царя и что он будет со всех сторон тесним какими-то бедствиями. (13) Каков смысл подобного сновидения — можно увидеть из дальнейших событий. А произошло следующее. Как только Ксенофонт проснулся, он тотчас же стал размышлять: «Чего это я разлегся? Ведь ночь проходит, и, по всей вероятности, с наступлением утра появятся враги. Если мы окажемся во власти царя, то ничто не удержит его от предания нас позорной смерти, после того как мы познаем и претерпим самые тяжкие и страшные муки. (14) А между тем никто не помышляет и не готовится к обороне: мы спим, как будто позволительно предаваться покою. А я? Из какого города должен быть тот стратег, которого я жду как исполнителя этого дела? Неужели я сам не достиг еще подходящего возраста?10 Ведь если я предамся сегодня врагам, то вряд ли и вообще когда-нибудь достигну более зрелых лет».

(15) Тут он встает и сперва созывает лохагов Проксена. Когда те собрались, он сказал: «Лохаги, подобно вам, я не могу ни заснуть, ни даже лежать, видя в каком положении мы находимся. (16) Что касается врагов, то они, как вы видите, не начинали военных действий до тех пор, пока полностью не подготовили всего, по их мнению, необходимого. Из нас же никто со своей стороны еще не помышляет о том, чтобы с честью сразиться с ними. (17) Но если мы подчинимся и попадем в руки царя, какова будет наша участь? Он ведь отсек голову и руку единоутробному брату уже после его смерти и распял его; а нам, лишенным какого бы то ни было заступника и отправившимся в поход против него с целью превратить царя в раба и убить его, если это будет в наших силах, — что предстоит нам претерпеть? (18) Разве он остановится перед чем бы то ни было и не замучит нас, чтобы внушить всем страх перед походом на царя? Поэтому мы должны сделать все возможное, чтобы не попасть к нему в руки. (19) Что касается меня, то, пока союз еще был в силе, я не переставал жалеть нас и завидовать царю и его приближенным, видя, какой богатой и обширной страной они владеют, сколь неисчерпаемо здесь продовольствие, какое множество тут слуг, стад, золота и одежд. (20) А когда я помышлял о наших солдатах, то думал: мы ведь не дотрагиваемся ни до одного из этих благ, разве только путем покупки, а я видел, что лишь немногие имеют на это средства. Но каким другим путем могли мы получить продовольствие, когда нас удерживали клятвы? Размышляя об этом, я иногда боялся союза больше, чем сейчас войны.

(21) Однако поскольку они сами нарушили договор, то тем самым, как мне кажется, рушилась их надменность и исчезла наша зависть. Теперь эти прекрасные призы доступны для наиболее достойных, а агонотетами11 являются боги, которые, конечно, будут на нашей стороне. (22) Враги ведь оказались перед ними клятвопреступниками, а мы, видя перед собой много всяких благ, упорно от них воздерживались из-за клятв перед богами, и потому, как мне кажется, мы можем вступить в состязание с гораздо большей уверенностью в себе, чем они. (23) Кроме того, наше тело более способно переносить стужу, зной и труды, чем их тело. И дух наш, слава богам, тоже тверже их духа, и если только боги, как и в прежнее время, даруют нам победу, то в удел им достанутся раны и смерть. (24) Возможно, другим тоже уже приходили в голову такие же мысли, но, ради богов, не будем дожидаться их прихода и призыва к подвигам, а сами начнем побуждать других к доблести. Покажите себя лучшими из лохагов и стратегами, наиболее достойными быть таковыми. (25) Что касается меня, то если вы решите возглавить это дело, — я охотно последую за вами, и если вы поставите меня вождем, то я не буду отговариваться, ссылаясь на молодость, так как считаю себя в самом подходящем возрасте для отвращения от себя бедствий».

(26) После этой речи все начальники просили Ксенофонта взять на себя предводительство, кроме некоего Аполлонида, который говорил на беотийском наречии. Этот человек называл пустым болтуном всякого, кто утверждает, будто можно спастись иным способом, кроме подчинения царю, если это вообще возможно, и в то же время он начал перечислять трудности настоящего положения. (27) Однако Ксенофонт перебил его и сказал: «Странный человек! Ты не понимаешь того, что у тебя перед глазами, и не помнишь воспринятого твоими ушами. А между тем ты находился тут же, вместе вот с этими людьми, когда царь, после смерти Кира, возгордился и через посланных приказал нам сдать оружие. (28) А когда мы не сделали этого, но, вооружившись, двинулись в путь и разбили лагерь рядом с ним, то чего только он ни делал — и засылал послов, и просил заключить союз, и предлагал нам продовольствие до тех пор, пока не был заключен договор. (29) Когда же стратеги и лохаги пошли к ним для переговоров, как и ты советуешь нам поступить, и, полагаясь на договор, не взяли с собой оружия, то разве их не били, не истязали, не насмехались над ними, причем эти несчастные даже не могли умереть, хотя, как я думаю, они очень этого желали? И, зная все это, ты называешь тех, кто ратует за оборону, вздорными болтунами и зовешь их снова пойти и отдать себя в руки врагов? (30) Я предлагаю не допускать этого человека в нашу среду, но освободить его от звания лохага, взвалить на него кладь и использовать в качестве носильщика. Он срамит свою родину и всю Элладу тем, что, будучи эллином, он таков, каким мы его видим!» (31) Тогда слово взял Агасий-стимфалиец и сказал: «Но у этого человека решительно ничего нет общего ни с Беотией, ни с Элладой. Я заметил: у него, как у лидийца, проколоты оба уха»12. (32) Так оно и оказалось, и его прогнали. Остальные, проходя по рядам, стали вызывать стратега, если таковой был жив, в противном случае его помощника и, если был жив лохаг, — лохага. (33) Когда все сошлись, они уселись на аванпостах; собралось всего около ста человек стратегов и лохагов. (34) Приближалась полночь. Тогда Иероним-элеец, как старший из лохагов Проксена, первым сказал: «Стратеги и лохаги, ввиду создавшегося положения мы решили собраться и пригласить вас с целью, если это удастся, принять полезное для нас решение. Ксенофонт, — сказал он, — повтори теперь то, что ты говорил нам».

(35) Тогда Ксенофонт сказал: «Всем нам хорошо известно, что царь и Тиссаферн похитили тех из нас, кого могли, и что они, несомненно, злоумышляют против остальных, стремясь погубить их, если это будет в их силах. А мы, так, по крайней мере, я думаю, должны сделать все, чтобы не подпасть под власть варваров, но, наоборот, подчинить их себе. (36) Помните, что все вы, собравшиеся теперь здесь в таком числе, располагаете большими для этого возможностями, так как солдаты смотрят на вас, и если они увидят вас в унынии, то и сами станут трусами, а если вы будете готовиться к борьбе с врагами и воодушевите других к тому же, то они, не сомневайтесь в этом, последуют за вами и постараются вам подражать. (37) Конечно, так оно и должно быть; вы чем-то должны от них отличаться: вы ведь стратеги, таксиархи13 и лохаги, и, пока был мир, вы получали больше денег и пользовались большим почетом, а теперь, когда наступила война, вам надо быть выше толпы и превзойти солдат в советах и трудах, если в этом встретится необходимость. (38) Сейчас, прежде всего, вы, как я думаю, оказали бы большую помощь войску, позаботившись о немедленном выборе новых стратегов и лохагов вместо погибших. Ведь, вообще говоря, без начальников ни в каком деле не может получиться ничего хорошего и полезного, а в военном деле и подавно: известно, что хороший порядок здесь спасителен, а беспорядок уже многих погубил. (39) А после выбора начальников, сколько их требуется, мне кажется, будет вполне своевременным собрать солдат и ободрить их. (40) Вы ведь тоже, наверно, заметили, с какой неохотой они сегодня шли в лагерь и становились на посты. И, пребывая в таком настроении, они вряд ли оказались бы на что-либо годными, если бы пришлось послать их в дело ночью или днем. (41) Но если бы удалось изменить направление их мыслей и заставить их думать не только о том, что им угрожает, но и о том, какие дела они могут совершить, то они будут гораздо бодрее. (42) Вы знаете: не многочисленность и не сила дают на войне победу, но враги по большей части не выдерживают натиска тех, кто устремляется на них с мужеством в сердце и уповая на помощь богов. (43) Приходит мне на ум и то соображение, что те люди, которые всеми способами стремятся остаться в живых на войне, по большей части кончают свою жизнь плохо и постыдно, а те, которые полагают смерть общим и неизбежным уделом человека и добиваются славной смерти, эти люди, согласно моим наблюдениям, вернее почему-то достигают старости и при жизни пребывают в более счастливых обстоятельствах. (44) Нам надлежит сейчас твердо помнить обо всем этом, так как наступило время, когда каждому из нас надо быть доблестным и других призывать к тому же». (45) Этими словами он заключил свою речь.

Затем Хирисоф сказал: «Раньше, Ксенофонт, я знал тебя только понаслышке как афинянина, а ныне я благодарю тебя и за речи и за поступки. Для всех было бы лучше, если бы существовало больше людей, тебе подобных. (46) А теперь, — прибавил он, — не будем медлить. Разойдитесь, и там, где в этом есть необходимость, выбирайте начальников, а закончив выборы, приходите в середину лагеря и приведите с собой выбранных. Затем мы соберем туда всех солдат. И пусть явится также глашатай Толмид». (47) С этими словами он встал, чтобы немедля исполнить должное. Таким образом были выбраны начальниками: вместо Клеарха Тимасий-дарданец, вместо Сократа Ксантикл-ахеец, вместо Агия Клеанор-эрхоменец, вместо Менона Филесий-ахеец, вместо Проксена Ксенофонт-афинянин.

ГЛАВА II

(1) Было близко к рассвету, когда кончились выборы, и начальники, придя в середину лагеря, решили выставить сторожевые посты и созвать солдат. Когда все собрались, то первым выступил Хирисоф-лакедемонянин и сказал: (2) «Воины! Тяжко нам сейчас, когда мы лишились таких выдающихся стратегов, лохагов и солдат и, сверх того, войско Ариея, которое прежде было нашим союзником, предало нас. (3) И все же надо выйти из этого положения, как подобает доблестным воинам, не падать духом, но приложить все усилия к тому, чтобы одержать блестящую победу и спастись. Если это не удастся, то мы, по крайней мере, умрем со славой и никоим образом не отдадимся живыми в руки врагов. Ведь в случае пленения нам, я думаю, суждено испытать то, что да пошлют боги нашим врагам». (4) После него выступил Клеанор-эрхоменец и сказал: «Воины, вы убедились теперь в клятвопреступничестве и безбожии царя, убедились и в вероломстве Тиссаферна. Он назвал себя соседом Эллады и сказал, что очень заботится о нашем спасении, сам поклялся в этом и дал свою правую руку и сам же обманул нас, схватив стратегов, причем он даже не посовестился Зевса-Гостеприимца:14 приняв Клеарха как гостя, он тем самым обманул этих людей и затем погубил их. (5) А Арией, которого мы хотели поставить царем и с которым обоюдно клялись не предавать друг друга, тоже не побоялся богов и не устыдился мертвого Кира: в то время как при его жизни он пользовался у него самым большим почетом, теперь, перейдя на сторону его злейших врагов, он пытается причинить зло нам, друзьям Кира. (6) Но да воздадут им боги по заслугам, а нам, свидетелям этих событий, надлежит больше никогда не поддаваться обману, но мужественно сражаться и в остальном положиться на волю богов».

(7) После этого выступил Ксенофонт, облаченный в свой лучший воинский наряд. Он полагал, что если боги даруют победу, то тогда и самый блестящий наряд будет уместен, а если ему суждено умереть, то человек, считающий себя достойным прекрасного одеяния, должен в нем встретить свою кончину. Он начал свою речь следующим образом: (8) «Клеанор уже говорил о клятвопреступничестве варваров и их вероломстве, да и вы сами, как мне кажется, об этом хорошо осведомлены. Если мы все же приняли бы решение снова обратиться к ним как к друзьям, то непременно впали бы в большое уныние, так как мы ведь видели, что претерпели стратеги, которые доверились им и предались в их руки. Но если мы решимся с оружием в руках отплатить им за содеянное и впредь всегда нападать на них как на врагов, то, с помощью богов, перед нами откроются широкие и светлые возможности спасения».

(9) В то время, как он говорил, кто-то чихнул15. Услышав это, все солдаты в одном порыве прославили бога, и Ксенофонт сказал: «Воины, в то время как мы говорили о спасении, появилось знамение Зевса-Спасителя, и потому я предлагаю дать обет в принесении благодарственной жертвы этому богу, когда мы впервые вступим на дружественную землю; в то же время мы обещаем принести жертвы и другим богам по мере наших возможностей. Кто, — сказал он, — с этим согласен, тот пусть поднимет руку». Все подняли руки. Затем произнесли обет и пропели пэан. Когда божеские дела были таким образом удачно доведены до конца, Ксенофонт продолжал:

(10) «Я только что сказал, что у нас имеется большая, светлая надежда на спасение. Во-первых, мы твердо сдержали данные богам клятвы, враги же совершили клятвопреступление и нарушили договор вопреки клятвам. А раз это так, то боги, надо полагать, будут действовать против наших врагов и станут нашими союзниками. А боги, если это им угодно, могут быстро превратить сильных в слабых, и им нетрудно спасти слабых даже из тяжелого положения. (11) Затем я напомню вам об опасностях, которым подвергались наши предки, чтобы вы постарались сравняться с ними в доблести, так как доблестные люди, по милости богов, спасаются и из чрезвычайных опасностей. Ведь когда персы и их союзники нахлынули огромными полчищами, стремясь уничтожить Афины, то афиняне сами осмелились подняться на них и победили16. (12) Тогда они дали обет Артемиде принести ей в жертву столько коз, сколько ими убито врагов; но они оказались не в состоянии добыть такое количество коз и решили ежегодно приносить в жертву по 500 штук, и это жертвоприношение совершается и по настоящее время. (13) Когда Ксеркс затем собрал бесчисленное войско и пошел на Элладу17, то и тогда наши предки победили его предков и на суше и на море. Доказательством этого могут служить трофеи18, но самым великим свидетельством победы является свобода тех государств, в которых вы родились и выросли, ибо вы не преклоняетесь ни перед одним смертным правителем, а только перед богами. Вот от каких предков вы происходите.

(14) Я не хочу этим сказать, будто вы посрамляете своих предков. Немного прошло дней с тех пор, как вы встретились лицом к лицу с потомками тех самых персов и, с помощью богов, победили их, хотя они и были гораздо многочисленнее вас. (15) Тогда вы проявили доблесть ради царского престола Кира, а сейчас, когда дело идет о вашем спасении, вам надлежит быть еще гораздо более храбрыми и отважными. (16) И сейчас вы можете смелее смотреть им в глаза. Ведь в те дни, еще ничего о них не зная и видя перед собой бесчисленное их множество, вы все же решились напасть на них, храня заветы отцов; а теперь, зная по собственному опыту, что даже тогда, когда их много больше, чем вас, они не могут выдержать вашего натиска, зачем вам их еще бояться?

(17) И не думайте, что измена войска Ариея, раньше воевавшего на нашей стороне, является для нас тяжелой потерей. Ведь они еще трусливее побежденных нами варваров. Они убежали к ним, а нас покинули, а тех, кто готов бежать, гораздо приятнее видеть в рядах врагов, чем в собственном войске.

(18) Может быть, кто-нибудь из вас беспокоится о том, что у нас нет конницы, а у врагов ее много. Но примите в соображение, что 10 000 всадников это не что иное, как 10 000 человек. Ведь еще никто никогда не погибал в сражениях от укуса коня или удара его копыта, и все, что творится в битве, вершится людьми. (19) И разве наше положение не более устойчиво, чем положение всадников? Они ведь висят на конях, боясь не только нас, но и собственного падения, а мы твердо ступаем по земле и будем наносить гораздо более сильные и меткие удары тем, кто попадется нам навстречу. В одном только всадники имеют перед нами преимущество: они могут обратиться в бегство с меньшим риском, нежели мы. (20) Но, может быть, вы готовы идти в бой, однако печалитесь о том, что вас уже не поведет Тиссаферн и царь не будет доставать вам продовольствия. В таком случае посудите сами, что лучше: иметь ли в качестве проводника Тиссаферна, явно злоумышляющего против нас, или захваченных нами людей, которым мы прикажем вести нас, причем они будут знать, что всякая провинность поставит под угрозу их собственную жизнь. (21) И разве лучше покупать продовольствие на предоставленных нам базарах, где дают малую меру за большие деньги, когда у нас и вовсе нет таковых, чем самим забирать его после победы по мерке, соответствующей собственным потребностям?

(22) Если вы признаете последнее лучшим, но в то же время представите себе реки в виде непреодолимых препятствий, считая совершенные через них переходы губительными ошибками, то поразмыслите, не есть ли это также пустая выдумка варваров. Ведь через все реки, даже когда они непроходимы вдали от верховьев, можно перейти, не замочив при этом колен, если подойти к их истокам.

(23) Но даже в том случае, если реки задержат нас и у нас не окажется проводников, нам все же не следует падать духом. Мы ведь знаем, что мисийцы, которых мы вряд ли можем считать храбрее нас, живут в многочисленных, богатых и больших городах на земле царя. Знаем мы то же самое и о писидийцах, а ликаонцев мы сами наблюдали: они завладели укрепленными местами на равнинах и грабят землю персов. (24) И нам, сказал бы я, не следует никоим образом показывать наших намерений возвратиться домой, но надо сделать вид, будто мы собираемся поселиться здесь. Я думаю, если бы мисийцы решили уйти, то царь дал бы им много проводников и много заложников, в виде поручительства за безопасный вывод их из страны, мало того, он построил бы для них дорогу, пригодную даже для колесниц, запряженных четверками коней. И, конечно, он очень охотно сделал бы то же самое и для нас, если бы убедился в нашем намерении остаться здесь.

(25) Однако я боюсь, что, приучившись жить в лености и проводить дни в изобилии и в обществе красивых и величавых женщин и девушек мидийцев и персов, мы, подобно лотофагам19, забудем дорогу домой. (26) Поэтому я считаю более правильным и более честным сперва попытаться пройти в Элладу к своим родным и объяснить эллинам, что они по доброй воле остаются в нужде, так как у них есть возможность отправить сюда людей, живущих там в суровых условиях, и видеть их богатыми20.

(27) Но все эти блага, конечно, достанутся победителям, и потому надо сейчас поговорить о том, как нам совершить поход, не подвергаясь опасности, а в случае военного столкновения — как сразиться наилучшим способом. Во-первых, — сказал Ксенофонт, — я предлагаю сжечь имеющиеся у нас повозки, чтобы мы в наших действиях не зависели от обоза и могли свободно направиться туда, куда нужно в интересах войска. Затем надо также сжечь палатки. Перевозить их тоже хлопотно, а от них нет никакой пользы ни в сражениях, ни при добывании продовольствия. (28) Затем мы отбросим все лишнее и из прочего имущества, за исключением тех вещей, которые необходимы нам для ведения войны, для пищи и питья, чтобы возможно большее количество наших людей было вооружено, а возможно меньшее несло тяжести21. У побежденных, как вы знаете, ничего не остается; а если мы победим, то будем и врагов считать нашими носильщиками.

(29) Мне остается коснуться того, что я считаю наиболее важным. Вы видите, враги не решились повести с нами войну до тех пор, пока не схватили наших стратегов, полагая, что при наличии вождей и при условии нашего им повиновения мы способны победить, а лишившись их, мы погибнем от безначалия и отсутствия дисциплины. (30) Поэтому теперешние начальники должны быть гораздо более ревностными, чем прежние, а подчиненные — гораздо более дисциплинированными и послушными вождям. (31) Вы должны вынести постановление, согласно которому всякий солдат, свидетель проступка, вместе с начальником будет наказывать ослушника. Таким образом, враги полностью обманутся в своих расчетах: в этот день они увидят, вместо одного Клеарха, 10 000 человек, не допускающих ни с чьей стороны нерадения к службе. (32) Но пора приступить к действиям, так как враги, надо думать, скоро появятся. Поэтому пусть все, согласные со внесенными предложениями, как можно скорее утвердят их, чтобы перейти к их выполнению. А если любой из присутствующих, будь он простым солдатом, может подать лучший совет, то пусть он смело выскажется; дело ведь идет об общем спасении».

(33) После этого Хирисоф сказал: «Если встретится необходимость в чем-нибудь, о чем не упомянул Ксенофонт, то можно будет обсудить это в свое время; но мне кажется, что предложенное им должно быть немедленно принято. Кто с этим согласен, пусть поднимет руку». Все подняли руки.

(34) Ксенофонт снова встал и сказал: «Послушайте, что мне сейчас пришло в голову. Нам, конечно, надо отправиться туда, где мы сможем достать продовольствие. Говорят, на расстоянии не более 20 стадий отсюда находятся богатые деревни. (35) Ничего не будет странного, если наши враги, как трусливые собаки, которые гоняются за прохожими и кусают их, когда могут, но сами убегают от погони, будут преследовать нас, когда мы двинемся с места. (36) Поэтому ради большей безопасности во время марша войску, пожалуй, следовало бы построиться в каре, чтобы обоз и толпа нестроевых находились под защитой22. Если мы, кроме того, сейчас решим, кто будет вести войско и командовать передними отрядами, кто будет командовать на обоих флангах и кто — в арьергарде, то у нас не будет необходимости совещаться23 при появлении врагов, и мы сразу сможем ввести в дело войско, находящееся в строю. (37) Может быть, кто-нибудь внесет лучшее предложение, и в таком случае пусть будет, как он скажет. Но если такового не последует, то пусть (войско) ведет Хирисоф, так как он ведь лакедемонянин;24 об обоих флангах пусть позаботятся два старших стратега, а в арьергарде будем находиться я и Тимасий — младшие стратеги. (38) В дальнейшем, испытав на деле этот строй, мы сможем всегда обсудить мероприятия, наиболее подходящие в каждом отдельном случае. Если имеются другие, лучшие предложения, выскажите их». Так как никто не выступил, то Ксенофонт сказал: «Кто согласен, пусть поднимет руку». Предложение было принято. (39) «Итак, — сказал он, — теперь нам надо разойтись и исполнить постановление. Кто из вас хочет увидеть своих близких, тот пусть помнит, что ему надлежит быть храбрым, иначе этого не достигнуть. А кто хочет жить, тот пусть стремится победить, так как победители отнимают жизнь у других, а побежденные сами умирают. И мечтающие о богатстве должны добиваться победы, так как победители сохраняют собственное имущество и захватывают имущество побежденных».

ГЛАВА III

(1) После этого эллины встали, разошлись и начали жечь повозки и палатки; излишние вещи дарили нуждавшимся, а остальное бросали в огонь. Закончив это дело, они стали завтракать. Во время завтрака приехал Митридат с тридцатью примерно всадниками и, вызвав к себе стратегов на такое расстояние, с которого можно было расслышать его речь, он сказал: (2) «Эллины, я, как вы знаете, был верен Киру, а сейчас питаю к вам добрые чувства и, явившись сюда, подвергаюсь большой опасности. Если бы только я узнал, что вы имеете в виду какой-то путь к спасению, то я перешел бы на вашу сторону вместе со всеми подчиненными. Поэтому скажите мне как другу, человеку, расположенному к вам и желающему вместе с вами совершить поход, какие у вас планы». (3) Посоветовавшись друг с другом, стратеги решили ответить следующим образом, а говорил Хирисоф: «Мы решили, если нам не будут препятствовать, вернуться домой и пройти через страну, причиняя ей как можно меньше вреда; если же кто-либо воспротивится нашему уходу, — биться с ними изо всех сил». (4) После этого Митридат пытался доказать невозможность спасения против воли царя. Тогда выяснилось, что он подослан, тем более что для пущей верности с ним прибыл один из близких Тиссаферну людей. (5) Поэтому стратеги решили принять постановление о неуклонном ведении войны, пока они будут находиться на вражеской земле, тем более что, проехав вперед, варвары стали подкупать солдат и подкупили одного лохага, Никарха-аркадянина, и он ушел ночью примерно с 20 солдатами.

(6) После этого, позавтракав и перейдя через реку Запат25, они шли в боевом порядке, имея обоз и нестроевых в середине каре. Не успели они далеко уйти, как вновь показался Митридат примерно с 200 всадниками и 400 стрелками и пращниками, очень подвижными и проворными. (7) Он приближался к эллинам, словно у него были дружеские намерения. Но когда они подошли на близкое расстояние, то как пешие, так и конные внезапно принялись стрелять из луков и из пращей и ранили многих эллинов. Арьергард нес большие потери, но ничего не мог предпринять против врагов. Дело в том, что критяне26 стреляли не на столь далекое расстояние, как персы, и, кроме того, не имея оборонительного оружия, они отступали под прикрытие тяжеловооруженных, а метатели дротиков бросали их недостаточно далеко и не достигали пращников. (8) Поэтому Ксенофонт решил атаковать врагов. В атаку пошли те гоплиты и пелтасты, которые были с ним в арьергарде, но во время преследования они никого не настигли. (9) Ведь у эллинов не было конницы, а пехотинцы на коротком расстоянии не могли догнать бегущих; преследовать же вдали от войска было опасно. (10) Всадники варваров и при бегстве наносили эллинам урон, стреляя на скаку назад, а преследовавшим их эллинам приходилось, сражаясь, проходить обратно все то расстояние, которое они прошли наступая. (11) Таким образом, за этот день они прошли не более 25 стадий и пришли в деревню только в сумерки.

Тут они снова пали духом. Хирисоф и старшие стратеги обвиняли Ксенофонта в том, что он преследовал врагов вдали от фаланги, причем сам подвергался опасности и не смог причинить врагам значительного вреда. (12) В ответ на эти упреки Ксенофонт сказал, что обвиняют его правильно и это подтверждается самим делом. «Но я принужден был преследовать, — сказал он, — так как видел, что, стоя на месте, мы несли большие потери и не могли предпринять никаких ответных действий. (13) Но что касается до преследования, то вы говорите правду, — мы действительно не смогли причинить врагам большого вреда, в то время как сами отступали в весьма трудных условиях. (14) Возблагодарим богов за то, что враги пришли не с крупными силами, а с небольшим отрядом; таким образом, они не нанесли нам большого урона, но зато мы выяснили, чего нам недостает. (15) Дело в том, что враги сейчас стреляют из луков и пращей на такое большое расстояние, что и критяне, отстреливаясь, не в состоянии попадать во врагов, так же как и метатели дротиков. Когда же мы за ними гнались, то не было возможности удалиться далеко от войска, а на малом расстоянии пеший, даже если он проворен, не может догнать пешего, находящегося от него на расстоянии выстрела. (16) Итак, если мы хотим удержать врагов в отдалении и помешать им наносить нам урон во время похода, то мы должны немедленно обзавестись пращниками и всадниками. Говорят, в нашем войске имеются родосцы, о которых рассказывают, будто многие из них умеют стрелять из пращей и их снаряды летят вдвое дальше, чем снаряды персидских пращников. (17) Последние ведь стреляют на короткое расстояние, так как они применяют камни, в обхват рукой, а родосцы знакомы с употреблением свинцовых шариков. (18) И вот, если мы найдем солдат, обладающих пращами, и купим у них пращи за деньги, а другим, способным изготовить новые пращи, тоже назначим плату, а для тех солдат, которые согласятся поступить в отряд пращников, придумаем еще какую-нибудь награду, то, вероятно, найдутся люди, полезные для нас. (19) Я знаю также, что в войске имеются лошади — несколько штук у меня, затем оставшиеся после Клеарха и, наконец, немало лошадей, отнятых у врагов, находится в обозе. Если мы выберем из них наиболее подходящих и заменим их в обозе вьючными животными, а коней снарядим для конницы, то, вероятно, они тоже пригодятся при преследовании бегущих». (20) Это предложение было принято. И в эту же ночь снарядили около двухсот пращников, а на следующий день через испытания прошло около 50 коней и всадников. Для них были приготовлены кожаные нагрудники и панцири, а начальником их был назначен Дикий, сын Полистрата-афинянина.

ГЛАВА IV

(1) Этот день они провели в деревнях, а на следующий пошли дальше, выступив очень рано. (2) Им предстояло пройти через ущелье, и они боялись, что враги на них нападут во время перехода. Когда ущелье уже осталось позади, снова показался Митридат с 1000 всадников и около 4000 лучников и пращников. Такое количество войска по его просьбе было дано ему Тиссаферном, которому Митридат обещал при этом условии подчинить ему эллинов; он презирал их, так как считал, что в предыдущей стычке, действуя небольшим отрядом, он сам нисколько не пострадал, а врагам причинил большой урон. (3) Когда эллины, пройдя через ущелье, удалились от него примерно на 8 стадий, то и Митридат со своим войском прошел через него. Между тем (эллины) назначили отряд из пелтастов и гоплитов для преследования врагов, а коннице приказали действовать смело, так как ее поддержит значительный отряд войска. (4) Когда Митридат настиг их и камни и стрелы уже могли попадать в цель, эллинам был дан трубный сигнал; тотчас же получившие приказ перешли на бег, и всадники бросились вперед. Враги не выдержали и побежали в ущелье. (5) При бегстве у варваров погибло много пехоты и в ущелье человек 18 всадников было взято в плен. Убитых эллины по собственному побуждению изувечили, чтобы внушить врагам сильный страх.

(6) После такого окончания дела враги удалились, а эллины спокойно шли вперед в течение остальной части дня и дошли до реки Тигра. (7). Здесь находился большой, оставленный жителями город по имени Лариса27. В древности в нем обитали мидийцы. Ширина его стены равнялась 25, а вышина 100 футам, а протяжение всей окружности стены — 2 парасангам. (8) Построена она из обожженных кирпичей. Под кирпичом каменная крепида вышиной в 20 футов. Персидский царь в те времена, когда персы отняли власть у мидийцев28, осаждал этот город и никаким способом не мог его взять. Но солнце скрылось за тучу29 и не показывалось до тех пор, пока жители не оставили города, и таким образом город был захвачен. (9) Близ этого города возвышалась каменная пирамида30 шириной в 1 плетр и вышиной в 2 плетра. На ней находилось много варваров, сбежавшихся сюда из ближних деревень.

(10) Оттуда эллины прошли в один переход 6 парасангов до заброшенной огромной стены. Название города было Меспила; когда-то его населяли мидийцы. Крепида была сложена из обтесанного раковистого камня; ширина ее равнялась 50 и высота тоже 50 футам. (11) На ней была возведена кирпичная стена шириной в 50 и вышиной в 100 футов, а длина ее окружности равнялась 6 парасангам. Сюда, говорят, убежала жена царя Мидии, когда персы захватили власть у мидийцев. (12) Осаждая этот город, персидский царь не мог захватить его ни силой, ни продолжительной осадой, но Зевс поразил жителей молнией и таким образом город был взят.

(13) Отсюда они прошли в один переход 4 парасанга. На этом переходе показался Тиссаферн. Он вел за собой свою собственную конницу, войско Оронта, женатого на дочери царя, а также тех варваров, с которыми Кир совершил поход, и те войска, с которыми брат царя шел к нему на помощь, и сверх того отряды, данные ему царем, так что показавшаяся армия была огромна. (14) Приблизясь, он выстроил часть войска позади строя эллинов, а другую часть вывел на их фланги, но не решился напасть, не желая подвергаться опасности, и приказал стрелять из пращей и луков. (15) Однако когда родосцы в рассыпном строю стали стрелять из пращей, а [скифские]31 лучники пускать стрелы и никто из них не промахнулся, — а промахнуться было трудно даже при большом желании, — то Тиссаферн очень быстро удалился из-под выстрелов, и другие войска тоже ушли.

(16) Остальную часть дня эллины шли впереди, а варвары следовали за ними, причем последние не наносили эллинам потерь при перестрелке, так как родосцы стреляли из пращей на большее расстояние, чем персидские пращники и лучники. (17) Но луки у персов больше, и те из них, которые были захвачены, пригодились критянам: они постоянно пользовались вражескими луками и упражнялись в стрельбе на далекое расстояние, пуская стрелы вверх. В деревнях нашлось много материала для тетивы, а также свинцовых шариков для пращей. (18) В этот день, когда эллины разбили лагерь в повстречавшихся им деревнях, варвары удалились, оказавшись более слабыми в перестрелке. Следующий день эллины провели в этом месте и пополнили свои запасы, так как в деревнях было много хлеба. А на следующий день они отправились в путь по равнине, и Тиссаферн следовал за ними, вступая в перестрелку.

(19) Тут эллины поняли, что равностороннее каре является неподходящим строем при наличии преследующего противника. Дело в том, что когда фланги каре сжимались вследствие узости дороги или при прохождении через горы или мосты, то приходилось вытеснять гоплитов из рядов и тем было трудно идти, одновременно испытывая натиск врагов и оставаясь вне строя, и вследствие этого беспорядка они были бесполезны. (20) А когда фланги снова растягивались, то вытесненные из рядов солдаты, по необходимости, рассеивались, средняя часть флангов пустела, и те солдаты, с которыми это случалось, когда враги следовали за ними, падали духом. Когда предстояло перейти через мост или какой-нибудь другой узкий проход, всякий спешил вперед, желая опередить других, и это облегчало врагам нападение. (21) Когда стратеги заметили это, они образовали 6 лохов по 100 человек в каждом и поставили над ними лохагов, а других лиц назначили начальниками над подразделениями в 50 солдат и над эномотиями32. Когда во время марша фланги сжимались, эти отряды оставались позади, чтобы не затруднять действия флангов, и затем шли отдельно. (22) А когда бока каре растягивались, то они заполняли пустое пространство, если оно было узким — по лохам, если оно было шире — по пентекостиям, а если оно было очень широким — по эномотиям; и таким образом середина фаланги всегда была заполнена. (23) А когда надо было перейти через какую-нибудь переправу или через мост, то не происходило никакого замешательства и лохи переходили по очереди. А если лохи были нужны в какой-либо части фаланги, то они являлись туда в готовности. В таком порядке сделали четыре перехода.

(24) На пятом переходе они увидели какой-то дворец и кругом него много деревень, а дорога к ним вела по крутым холмам, прилегавшим к той горе, на которой находились деревни. Эллины обрадовались, увидев холмы, что вполне понятно, так как враги их были всадниками. (25) Но когда они, идя вперед, поднялись с равнины на первый холм и спустились с него с тем, чтобы подняться на следующий, тогда варвары напали на них и, побуждаемые ударами бичей33, стали бросать камни с высот, а также стрелять из пращей и луков. (26) Многих они ранили и, одержав верх над гимнетами эллинов, загнали их в середину тяжеловооруженного войска, и в течение этого дня пращники и лучники, находившиеся в гуще войска, были совершенно бесполезны. (27) Когда же теснимые эллины переходили в атаку, то, неся на себе тяжелое вооружение, они лишь медленно достигали вершины, и враги быстро убегали. (28) А при отступлении назад к остальному войску гоплиты подвергались такому же нападению, и то же самое произошло и на втором холме, так что, не доходя до третьего холма, решили не двигать туда солдат, прежде чем с правого фланга каре не приведут на гору пелтастов. (29) Когда пелтасты оказались выше следовавших за эллинами врагов, то последние не напали на спускавшихся с холма эллинов, боясь быть отрезанными и окруженными с двух сторон. (30) Таким образом, в течение остальной части дня одни шли дорогой по холмам, а другие параллельно с ними по горе, пока они не дошли до деревень. Эллины вызвали там 8 врачей, потому что было много раненых.

(31) Здесь они пробыли 3 дня, как из-за раненых, так и потому, что там было много продовольствия — пшеничной муки, вина и ячменя, заготовленного для коней в большом количестве. Все это было собрано для сатрапа той области. На четвертый день они спустились в равнину. (32) Так как Тиссаферн со своим войском настигал их, то они по необходимости разбили лагерь в первой попавшейся деревне, чтобы не идти дальше, одновременно сражаясь, тем более, что было много людей, не способных к бою — раненых, тех, кто их нес, и тех, кто принял оружие от несущих. (33) Когда они разбили лагерь, а варвары приблизились к деревне и начали стрелять, эллины имели большие преимущества, ибо совсем другое дело защищаться, делая вылазки из-за прикрытия, чем сражаться на ходу с наседающими врагами.

(34) Когда наступили сумерки, врагам пришла пора удалиться; ведь варвары никогда не разбивали лагеря ближе чем на расстоянии 60 стадий от эллинского войска, так как они боялись ночного нападения со стороны эллинов. (35) Дело в том, что ночью персидское войско становится непригодным (к бою). Ведь своих коней персы привязывают, а кроме того ноги у коней, по большей части, стреножены, чтобы они не убежали, оторвавшись. Поэтому при тревоге персу необходимо оседлать лошадь, надеть на нее уздечку и, облекшись в панцирь, сесть на коня. Все это трудно выполнимо ночью во время тревоги. Поэтому-то они и разбивали лагерь вдали от эллинов.

(36) Когда эллины заметили, что персы собираются удалиться и передают друг другу соответствующее приказание, то у них было объявлено через глашатаев приготовиться к походу, и притом так, чтобы это слышали враги. Тогда варвары в течение некоторого времени медлили с уходом, но поздно вечером они удалились, так как им не хотелось ночью сниматься с места, идти и разбивать лагерь. (37) А когда эллины увидели, что варвары в самом деле уходят, то и они, снявшись с лагеря, отправились в поход и прошли около 60 стадий. Оба войска отдалились друг от друга на такое расстояние, что враги не показывались ни на следующий, ни на третий день; а на четвертый день, зайдя ночью вперед, варвары захватили высоко расположенное укрепленное место, мимо которого эллины намеревались пройти, — вершину горы, через которую пролегал спуск в равнину.

(38) Когда Хирисоф увидел, что верхушка горы уже захвачена врагом, он вызвал Ксенофонта из арьергарда и приказал ему, взяв с собой пелтастов, пройти к нему в авангард. (39) Но Ксенофонт не взял с собой пелтастов, так как он заметил Тиссаферна, показавшегося со всем своим войском, а сам, проехав вперед, спросил Хирисофа: «Почему ты меня зовешь?» Тот ответил: «Это всякому ясно: ведь они раньше нас захватили гору, господствующую над спуском, и невозможно пройти там, не перебив их. (40) Но почему ты не привел пелтастов?» Ксенофонт ответил, что он не хотел оставить без прикрытия арьергард в виду неприятеля. «Однако, — сказал он, — надо посоветоваться о том, кто и как прогонит врагов с горы». (41) В это время Ксенофонт заметил горную вершину, расположенную над самым греческим войском, и дорогу, которая соединяла ее с той возвышенностью, на которой расположились враги, и сказал: «Для нас, Хирисоф, всего лучше будет как можно скорей подняться на эту вершину. Если мы ее захватим, то те люди, которые сторожат дорогу, не смогут удержаться. Если хочешь, останься при войске, а я хотел бы пойти вперед; но если ты этого желаешь, иди в гору ты, а я останусь здесь». (42) Хирисоф сказал: «Я предоставляю выбор тебе». Ксенофонт сказал, что младшему приличествует идти в наступление, и просил послать вместе с ним солдат из передних отрядов, так как вследствие дальности расстояния трудно было взять их из арьергарда. (43) Хирисоф послал с ним пелтастов из авангарда и вызвал также пелтастов из середины каре. Он приказал также следовать за Ксенофонтом тем отборным 300 воинам из переднего отряда каре, которые состояли при нем.

(44) Они двинулись вперед со всей возможной скоростью. А враги, стоявшие на возвышенности, поняв, что они направляются на верхушку горы, тотчас же, соревнуясь с ними, сами побежали туда. (45) Тогда поднялся громкий крик в эллинском войске, поощрявшем своих товарищей, и такой же крик послышался со стороны войска Тиссаферна, которое тоже ободряло своих. (46) Ксенофонт объезжал верхом ряды солдат и взывал: «Солдаты, вы сейчас соревнуетесь за возвращение в Элладу, к своим детям и женам; небольшое усилие — и мы без боев пройдем остальной путь». (47) Но сикионец Сотерид сказал: «Мы не в одинаковых условиях, Ксенофонт, ведь ты скачешь на коне, а мне очень тяжело нести свой щит». (48) Услышав эти слова, Ксенофонт сошел с коня, вытолкнул солдата из строя и, взяв у него щит, пошел вперед как можно скорей. Но на нем был также панцирь всадника, и ему потому приходилось туго. Все же, с трудом поспевая, он приказал передним идти вперед, а задним не отставать. (49) Солдаты принялись бить, толкать и ругать Сотерида до тех пор, пока не принудили его снова взять щит и идти вперед. А Ксенофонт, сев на коня, вел войско верхом, пока это было возможно, а когда местность стала непроходимой для конного, он оставил лошадь и поспешил вперед пешком. И таким образом они достигли вершины раньше врагов.

ГЛАВА V

(1) Тогда варвары, повернув обратно, побежали, кто куда мог, а эллины завладели вершиной горы. Войска Тиссаферна и Ариея отклонились в сторону и пошли другой дорогой, а войско Хирисофа спустилось вниз и расположилось лагерем в деревне, полной всяких благ. (2) На этой равнине у реки Тигра было много и других богатых деревень. Но когда наступили сумерки, неожиданно показались враги и сразили нескольких эллинов, рассеявшихся по равнине в поисках добычи и захвативших много скота, переправленного через реку. (3) Затем Тиссаферн и его войска принялись поджигать деревни. Многие эллины были очень этим удручены, полагая, что в случае сожжения деревень им неоткуда будет доставать продовольствие. (4) В это время возвращался отряд Хирисофа, отправленный на помощь (эллинам), и Ксенофонт, спустившись на равнину, стал объезжать ряды вспомогательного отряда и говорил: (5) «Заметили вы, эллины, что враги уже считают эту страну вашей? Ведь то, на чем они настаивали при заключении договора, а именно, чтобы мы не жгли владений царя, теперь они совершают сами и жгут страну, словно она чужая. Но если только они в каком-либо пункте оставят продовольствие для самих себя, то они увидят, как и мы направимся туда же. (6) Однако, по моему мнению, Хирисоф, необходимо бороться против поджигателей, словно дело идет о нашем собственном имуществе». Но Хирисоф ответил: «Я с этим не согласен. Давайте тоже жечь, тогда они скорее перестанут».

(7) Когда они вернулись к палаткам, солдаты занялись продовольствием, а стратеги и лохаги сошлись на совещание. Положение тогда было очень трудным. По одну сторону (от дороги) поднимались очень высокие горы, а по другую — находилась река такой глубины, что копья солдат, пытавшихся ее измерить, целиком уходили в воду34. (8) Пока они еще совещались о том, как поступить, подошел некий родосец и сказал: «Эллины, я мог бы переправить вас, ведя с собой по 4000 гоплитов сразу, если только вы снабдите меня всем необходимым и приготовите мне награду в один талант». (9) Когда его спросили, что ему для этого нужно, он сказал: «Мне нужно 2000 мехов. Здесь много мелкого скота, коз, волов и ослов, и если содрать с них шкуры и наполнить их воздухом, то они дадут нам возможность переправиться без особого труда. (10) Нужны мне и ремни, которые вы употребляете для вьючного скота. Я свяжу ими друг с другом меха и затем придам каждому меху устойчивость, привязав к нему камни и спустив последние в воду наподобие якорей; затем я протяну меха через реку и привяжу их (к берегу) с обеих сторон, наброшу на них хворост и насыплю землю. (11) Вы не потонете, в чем вы скоро убедитесь, так как каждый мех выдержит тяжесть двух человек, не погружаясь в воду, а хворост и земля помешают людям соскользнуть (в реку)». (12) Стратегам мысль показалась остроумной, но на деле невыполнимой, так как по ту сторону реки находилось много всадников, которые стали бы чинить препятствия и, конечно, не позволили бы осуществить подобную попытку, даже в самом ее начале.

(13) Отсюда они на следующий день пошли назад [т. е. к Вавилону] к несожженным деревням, предав огню те поселения, из которых они вышли. Поэтому враги не приближались, но наблюдали и, по-видимому, недоумевали, куда повернут эллины и что у них на уме. (14) Затем солдаты отправились за продовольствием, а стратеги снова сошлись на совещание и, собрав пленных, допросили их о всех расположенных кругом них странах. (15) Те рассказали, что дорога к югу идет на Вавилон и Мидию; по ней эллины пришли сюда. Дорога на восток ведет к Сузам и Экбатанам, где, как говорят, царь проводит лето. Дорога на запад, после переправы через реку, ведет в Лидию и Ионию, а горная дорога, обращенная к северу, — к кардухам. (16) Это племя, по их словам, живет на горах. Кардухи воинственны и не подчиняются царю35. А когда однажды царское войско численностью в 120 000 человек напало на них, то никто из царских солдат не вернулся обратно, — столь трудны там условия местности. Однако когда они заключают договор с сатрапом на равнине, то вступают с ним в сношения. (17) Выслушав это, стратеги отделили от прочих тех людей, которые уверяли, будто они знают местность, расположенную от них в том или ином направлении, но ничем не обнаружили, куда они собираются направить путь. Стратеги решили, что необходимо проникнуть в горы к кардухам, так как пленные говорили, что, пройдя эту область, они придут в Армению, страну обширную и богатую, которой правил Оронт. А оттуда, как они уверяли, легко пройти куда угодно. Затем стратеги совершили жертвоприношение, чтобы быть готовыми к выступлению в поход, когда это потребуется, так как существовали опасения, что горный проход может быть заранее занят неприятелем. Они отдали приказ солдатам, закончив все приготовления, после обеда отдыхать и выступить в поход по первому сигналу.

Книга четвертая

ГЛАВА I

(1) [О том, что произошло во время похода в глубь страны до сражения и что случилось после сражения, по заключении договора между царем и эллинами, пришедшими с Киром, и какие военные действия имели место против эллинов со стороны преследовавшего его персидского войска, после того как царь и Тиссаферн нарушили договор, — рассказано в предыдущих главах.] (2) Когда эллины прибыли туда, где Тигр совершенно непроходим из-за его большой глубины и ширины и где нельзя было также пройти вдоль берега, потому что крутые кардухские горы нависали над самой рекой, — тогда стратеги решили идти через горы. (3) Дело в том, что они узнали от пленных, будто, если им удастся перейти кардухские горы, они смогут переправиться в Армению через истоки Тигра, а если они не захотят этого сделать, — обойти их кругом. Говорили также, будто истоки Евфрата находятся недалеко от Тигра, и оно так и оказалось1. (4) А самое вторжение в страну кардухов эллины совершили, стараясь остаться незамеченными и в то же время стремясь опередить врагов при занятии горных вершин.