Песчаный колокол

Среди пёстрого макияжа и сальных волос он заметил серый силуэт Осириса. В той же неизменной одежде, с тем же зонтом в руках и пришитым к лицу выражением.

– Вы не могли бы подождать? – обратился скульптор к Смерти максимально вежливо.

– Вы серьёзно? – Осирис поднял вопросительно бровь, намекая на абсурдность вопроса.

Герман пожал плечами.

– У меня занятия, я не могу сейчас выгнать толпу, может быть, после обеда?

– Вы хоть понимаете, с кем разговариваете и о чём просите? – голос Осириса звучал так глухо, что не было понятно: возмущён он или нет, но Герман решил, что всё-таки возмущён.

– Мы поступим следующим образом. Раз в день Вы можете призывать меня по одному из тех имён, что я вам назвал, без разницы – каким, просто произнесите вслух пять, нет, три раза, и я приду. Но лишь на минуту, чтобы Вы могли собрать материал, а после я уйду. Лучше вам быть подготовленным к моему появлению, а на сегодня ваш лимит исчерпан. До свидания.

Герман хотел остановить его, вставить слово, но Осирис исчез так же стремительно, как отец-алиментщик в день зарплаты.

«Чёрт с ним, времени ещё полно». Герман глянул на песочные часы, что ему оставил новый знакомый. Риска песка не сместилась даже на йоту. Десятки лет были в его запасе, и какой-то там день ничего не изменит. Тем более он собирался начать мастерить каркас.

Мастер-классы продлились до самого вечера, без перерыва на обед. Люди шли и шли, словно на бесплатную дегустацию вина. Большинство из этих лиц были Герману незнакомы – сплошные новички. Он спрашивал их: откуда они узнали про «Песчаный колокол»? И все, как один, отвечали, что начитались отзывов в интернете. Кажется, всё вставало на свои места. Сомнений быть не могло – это дело рук Осириса. Его отзывы заставляли людей нести свои тела и деньги в логово Германа. Смерть умеет убеждать.

Закрыться пришлось на час позже. Последняя семейная пара никак не могла победить обычную салатницу. Их пальцы не чувствовали глину и постоянно превращали изделие в крутящийся сгусток малоприятного на вид теста. Правда, когда салатница всё же получилась, Герман не увидел особой разницы.

«Господи, на что я трачу время?» – думал он, глядя на то, как люди смеются над собственной криворукостью. Он бы давно выгнал их, закончив работу самостоятельно, но эти двое упорно шли к финалу сами, их не смутил даже тройной ценник за дополнительное время. Наконец, салатница заняла своё почётное место для сушки в «галерее уродцев» – так Герман называл работы своих клиентов. Благодарная парочка была выпровожена с самой фальшивой улыбкой, какую Герман смог достать из своего загашника.

Закрыв дверь, он почувствовал себя выбитым ковром, распластавшимся на грязном снегу. Сил не было, но было желание, и Герман поспешил в кладовку за сварочным аппаратом и проволокой.

Уже на подходе к двери он вспомнил, что аппарат находится у бывшего тестя, а запас проволоки иссяк на последней выставке.

Рухнув обессилено на табурет, он выдвинул шкаф, где хранилась глина из царства мёртвых. Разложив её на столе, Герман добавил воды. Ему ужасно не терпелось начать и он посвятил остаток дня созданию пальцев левой ноги.

На следующий день Герман с самого утра отправился за покупкой нового сварочного аппарата. От одной только мысли, что ему придётся видеться с родственниками бывшей жены, Герману хотелось принять ванну с серной кислотой.

По дороге он заскочил к своему арендодателю и оплатил аренду на полгода вперёд. Мастер был расчётлив и скрупулёзен в вопросах финансов. Пока деньги есть, лучше сразу избавить себя от будущей головной боли и подготовиться на случай голодных времён. Он также прикупил новый инструмент и дополнительное освещение. Для работы над собственным телом требовался хороший свет и удобные приспособления. Проволоку доставили прямо к мастерской. Герман полностью освободил свой кошелёк от наличных ближе к обеду, а сам освободился лишь через час, разгрузив металл.

Когда он поменял табличку с «закрыто» на «открыто», в мастерскую тут же хлынула толпа людей, которая требовала от Германа получения готовых изделий.

Он совсем забыл загрузить первую партию в печь, и ему пришлось бросить все остальные дела, иначе это всё могло обернуться катастрофой.

Чуть позже приехала машина с материалом. Взмыленный скульптор носился по мастерской, раскидывая ящики с глиной, которую заказал ещё две недели назад и благополучно про это забыл. Параллельно он умудрялся встать за кассу и пробить покупки. Несколько человек пришло с подарочными сертификатами, и Герману пришлось расстаться с хорошими товарами, которые были оплачены ещё бог знает когда. Он с грустью глянул на значительно поредевшие полки и сделал пометку в невидимом дневнике: «пополнить запасы в магазине».

В воздухе мелькнули скидочные купоны на мастер-классы, которых Герман выпустил около тысячи и сразу же пожалел об этом.

Мастерская напоминала детский сад. Всё вокруг шевелилось, издавало звуки, запахи и требовало внимания.

В какой-то момент Герман даже открыл пачку успокоительного, но, посмотрев на грустные белые колёсики, положил их назад. Он не собирается поддаваться стрессу, нет, только не это. Герман только что пробил чек на очередной чайный набор, когда его нос учуял стойкий запах сырости и формалина. Он уже хотел закрыть кассу и провести час мастер-класса, когда к его прилавку подошёл Осирис.

– Я вас ещё не вызывал, – устало шепнул Герман, вытирая со лба тёплый пот.

– Пришло время исполнять условия договора. Мне нужно слепить фигуру пса.

– Сейчас?! – в груди у Германа ёкнуло. – Это не может потерпеть пару часов?

Он перевалился через прилавок, чтобы спросить как можно тише.

– Нет, – холодно ответил мужчина и начал вываливать глину из своих карманов прямо на стол, рядом с кассой. С его рукавов ручьями стекала вода.

Герман нервно оглядел помещение, до того наполненное людьми, что не хватало воздуха. От двери к кассе снова тянулась очередь. Рядом с гончарным кругом грустно кружили две пожилых дамы, которым мастер обещал изготовить миски для фруктов ещё полчаса назад. Какие-то дети носились рядом с дорогим кувшином, что стоял на полу, практически задевая его своими острыми локтями.

Осирис тем временем продолжал молча вытаскивать из пиджака новые куски рассыпающейся глины, не отводя взгляда от Германа. По каменному лицу мужчины стекали частые струйки, которые напоминали пот. Но Герман знал, что камни не могут потеть, они мокнут лишь от дождей.

– У Вас что, бездонные карманы? – не в силах сдержать раздражение спросил Герман, глядя на растущую гору глины, что уже занимала половину его стола.

– Это всё, – звучно плюхнул последнюю лепёшку мужчина и, потерев ладони, достал из кармана фотографию собаки.

– Самого пса, я надеюсь, не притащили? – с нервным смешком поинтересовался Герман.

– Он на улице, у чёрного входа.

Позади Осириса уже поднимались волнения. Люди требовали, чтобы тот не задерживал очередь.

– Но я не могу сейчас всех выгнать, – жалобно простонал Герман, пытаясь найти во взгляде Смерти огонёк понимания.

– Вам нужно нанять помощника.

– Мне нечем ему платить.

– Это не мои проблемы. У нас договор с Вами, и я искренне не советую его нарушать, иначе новое тело Вам уже не пригодится.

Последние слова Смерти встали комом в горле скульптора, и он почувствовал, как этот ком не даёт воздуху проникнуть в лёгкие.

– Хорошо.

С видом полной капитуляции Герман покинул прилавок и, заняв единственное свободное место в мастерской, прочистил горло для объявления:

– По техническим причинам мы вынуждены закрыться сегодня пораньше. Прошу прощения за причинённые неудобства и прошу приходить завтра. Мы начинаем работать с самого утра – по стандартному графику. Большое спасибо!

«Надеюсь, ты доволен».

Герману показалось, что он был максимально вежлив и люди поймут всё правильно. Так и случилось. Толпа быстро и организованно рассосалась. Если бы во время пожарных тревог люди действовали так же слаженно, то, несомненно, жертв всегда было бы меньше.

Выдохнув и поменяв таблички на двери местами, Герман подошёл к прилавку, где была неаккуратно свалена глина. Под ботинками Осириса скопилось небольшое озерцо, но он, кажется, не чувствовал дискомфорта.

Собака на фотографии казалась просто огромной, несмотря на то, что это был простой дворовый пёс средних размеров. Герман даже обрадовался, что вовремя приобрёл сварочный аппарат и проволоку, ведь без каркаса такую фигуру уже не слепить. Работа затянулась до глубокой ночи.

Пёс вышел славный. Герман был доволен проделанной работой и даже не думал о том, что пропустил второй день сборки материала. Осирис сухо поблагодарил его за мастерство и, воскресив собаку, отпустил её на волю.

– Сколько ему осталось? – зевая, поинтересовался Герман.

– Две недели. Если быть точным – пятнадцать дней.

– Что?! Две недели?! Да это же здоровый молодой пёс, почему он должен умереть через две недели?! – от сонливости Германа не осталось и следа.

– Таков закон времени. Я не…

– Да что за чушь?! – Герман пнул табурет, и тот звонко шлёпнулся о паркет, выбив одну из дощечек.

Он только что дал жизнь этому псу, слепил его буквально из кучи грязи, которую наживил на проволочный скелет. Он с таким трудом выводил каждый сантиметр этой невинной морды и всё ради каких-то жалких пятнадцати дней.

– Я понимаю Ваше негодование. Но так устроен мир, я не могу ничего изменить.

– Бред! Если всё работает по определённой схеме, то почему пёс умер раньше срока?!

– За всеми уследить не так-то просто. Сегодня из миллиардов существ не в срок умер лишь он. Мне кажется, это хороший показатель, а Вам разве нет?

– Что, из всех живых существ на планете умер один только этот пёс?

– Да. Только он. Такое бывает. В мире ничто не идеально, даже сам замысел жизни порой попадает под сомнения. Но мы с Вами всё исправили, вернули псу его законное время, что жизнь отвела ему, верно? Думаю, что он это заслужил.

– Да… – Герман немного успокоился, но всё ещё чувствовал саднящую боль за грудиной.

– Вы сделали хорошее дело и должны гордиться собой.

Герман коротко кивнул.

«Подумать только, каких-то жалких пятнадцать дней…»

***

Утром Герман не стал заходить с главного входа, а сразу направился к чёрному, даже несмотря на то, что прибыл на работу за десять минут до открытия.

Сегодня первым делом он соберёт сырьё для собственного тела, а уж после этого займётся всем остальным. Все мысли мастера были заняты лишь одним вопросом: как быстрей собрать ту глину, что оживляет мёртвых, но когда он оказался в мастерской и взглянул на электросчётчик, то вдруг понял, что совсем забыл про ту глину, что поставил вчера на обжиг.

Ватные ноги было понесли его бегом к печи, но он остановился и выдохнул. Смысла в суете не было. С момента загрузки изделий прошло слишком много времени, и он прекрасно знал, что его ожидает на выходе. Герман спокойно подошёл к своему старенькому агрегату, который не имел функции таймера, и вытащил на свободу то, что гарантировало ему небольшой кредитный заём.

«Есть и пить из этого уродства всё равно было нельзя», – оправдывал он собственный промах, глядя на испорченные кружки и тарелки, но его высокомерие не стоило и гроша, а значит, придётся платить деньгами.

Герман искоса глянул на полупустые полки магазина, затем перевёл взгляд на вторую партию изделий, требующую обжига, и понял, что ближайшую неделю придётся поработать в минус. Хорошо, что он всё предусмотрел и нет нужды покупать материал или оборудование, а аренда и вовсе проплачена наперёд – это придало ему немного уверенности.

– Осирис, Осирис, Осирис, – даже находясь в полном одиночестве, Герман чувствовал себя полным идиотом, произнося подобное вслух.

Как ни странно, не прошло и секунды, а мрачный и тяжёлый на вид, словно гроб, Осирис уже стоял перед ним.

– Это имя вам понравилось, – он сказал это с такой интонацией, что было неясно: вопрос это или утверждение.

– Больше всего подходит по смыслу.

– Не буду спорить, Вы готовы?

– Да, готов.

Герман стоял, облачённый в ту же куртку со множеством расстёгнутых карманов, в высоких рыбацких сапогах, которые нашёл в кладовке, и старых спортивных штанах, что не надевал со студенчества.

– Вижу, что Вы подготовились.

– Угу, – скульптор кивнул и не подал виду, что подготовился чуть основательней, чем выглядело на первый взгляд.

Мастерская, улица, да и весь город растаяли как бывший брак Германа, – в одну секунду, – когда жена прислала СМС: «я беременна».

Это было прощальное письмо. Ведь после последней ссоры Герман не прикасался к ней уже два месяца.

С тех пор прошло четыре года, но Герман по-прежнему не мог смириться с жестокостью жены и сторонился женщин в целом. Он погрузился в работу с головой и добился высоких результатов. Но создавая прекрасные, утончённые предметы искусства, Герман полностью разрушал себя как человека. Вместе с мастерством росло его эго, и меньше всего на свете Герман хотел ползать на коленях перед кем-то, пусть даже этот кто-то – сама Смерть.

Перед выходом на сбор глины скульптор потратил некоторое время на модификацию обуви. Внутрь сапога, под стельку, он вложил металлическую пластину с шипами, которые вошли в заранее просверленную подошву так, что выпирали снаружи. К ним он приварил другую пластину с точно такими же отверстиями, чтобы было плотное прилегание к подошве сапога. Получилось что-то вроде сэндвича – с железным хлебом и резиновой начинкой. Нижняя пластина немного выпирала за пятку, словно ковбойская шпора, и была заточена. Такое нехитрое приспособление должно было помочь Герману быстро ковырять сухой пласт и свести к минимуму соприкосновения его колен с землёй.

Хмурое небо без конца поливало безжизненные поля, словно надеясь вырастить здесь новый Эдем. Но за тысячи лет здесь не выросло даже травинки. Это место угнетало скульптора, и, несмотря на то что он понял, как всё устроено, ему не хотелось участвовать в круговороте. Он мечтал лишь о том, чтобы вечно оставаться самим собой. С этими мыслями скульптор сделал первый замах, и пластина врезалась в сухую сморщенную кожу, которая пока была обычной глиной. Кусок земли отлетел от поверхности и дал Герману знак, что всё получилось.

Он неистово рубил землю пяткой, взрыхляя её и отламывая жирные куски. Угрюмый Осирис молча наблюдал за ним, стоя как памятник под большим чёрным зонтом с таким видом, словно это были похороны здравого смысла.

Когда Герман нарыл достаточно, он взглянул на водонепроницаемые часы на руке, что взял с собой, и, поняв, что время на исходе, сел на корточки, чтобы собрать глину. Вцепившись в самый большой кусок и оттопырив карман куртки, он уже хотел положить его внутрь, но ком лопнул на пути, как стеклянный ёлочный шар, что был сжат слишком сильно. Осыпавшись, он моментально растворился в земле, словно никогда и не существовал отдельно. Герман ужаснулся, но сразу же продолжил. Он схватил следующий ком, но ситуация повторилась точь-в-точь.

Раздосадованный, он негромко взвыл от отчаянья и, посмотрев на часы, стал собирать обеими руками разрыхлённую почву, но та просачивалась сквозь тончайшие щели между пальцами, словно песок, только что поднятый со дна реки.

Злость и отчаянье захлестнули Германа. Он сыпал проклятьями и бил кулаками безжалостную землю. Напоследок скульптор провёл ногтями обеих рук по разрыхлённой поверхности и сжал в кулаках всё, что смог собрать. Пустыня исчезла.

Герман снова стоял на коленях посреди своей мастерской, так крепко сжимая кулаки, что костяшки пальцев изнывали от боли.

– Почему я не смог собрать глину?! – накинулся он на Осириса, но у мужчины не дёрнулся даже краешек брови.

– Вы прекрасно знаете, что нельзя пользоваться посторонними предметами для сбора сырья.

– Но это не предмет для сбора, это часть одежды! – не унимался Герман, всё ещё не разжимая кулаков, которыми он, кажется, намеривался добиться справедливости. Лицо его пылало жаром, несмотря на стекающие с головы холодные водопады.

– Не нужно юлить, – Осирис сложил зонт и направил его пику в грудь скульптора, – Вы можете собирать глину только при помощи собственных рук. Пытаться обмануть жизнь – то же самое, что пытаться обмануть банк. И там и там Вам выдаётся кредит, за который нужно расплачиваться. И Вы не можете диктовать свои условия, Вы можете только надеяться, что банк даст вам больше, если посчитает нужным, но мухлевать – бессмысленно.

– У меня уйдут годы на то, чтобы собрать необходимое количество!!! – Герман сделал замах и шлёпнул кусок глины об пол. Он тяжело дышал, обнажив зубы как загнанный волк.

– А Вас никто не торопит. Времени полно. Не мне Вам объяснять, что такое терпение, – Осирис обвёл зонтом мастерскую, уставленную великолепными поделками.

– Но… – жаркие слова обжигали грудь изнутри и просились наружу, но это были слова капризного ребёнка, и Герман не стал давать им волю, чтобы окончательно не пасть лицом перед своим могущественным партнёром.

– Будьте терпеливы, и Вам воздастся, – без намёка на надменность сказал напоследок мужчина в старом пиджаке и покинул Германа ещё на одни сутки.

Всё ещё вне себя от злости, хозяин мастерской снял походную одежду и, собрав в комок, запулил в самый тёмный угол. Затем он оторвал лист картона от какой-то упаковки и, вооружившись чёрным маркером, нацарапал послание. На двери его мастерской сегодня впервые появилась новая надпись: «Санитарный день».

Герман подобрал с пола тот кусок глины, что припечатал к нему в порыве гнева, но сырьё не было больше пригодно для работы. Оно превратилось в жёсткий природный камень с рваными острыми краями, о которые легко можно было расцарапать руки до крови. Герман постучал по нему молотком, но не добился появления даже тончайших трещин. Это была настоящая горная порода, чьё сердце теперь не размягчит даже океан.

Герман ещё раз глянул на песочные часы, показывающие, сколько ему осталось, над которыми у него не было власти. Песок ссыпался невидимой струйкой, и скульптору показалось, будто его стало чуточку меньше. Дёрнув головой, словно отгоняя дурные мысли, он достал из ящиков на полу рабочую глину и принялся воссоздавать «галерею уродцев», что стали жертвами его беспечности.

Скульптор исплевал весь гончарный круг, повторяя то убожество, что создали руки его однодневных учеников. Запасы материала заканчивались быстрей, чем терпение мастера, но он должен был держать марку, иначе весь бизнес грозился пойти на дно. Подтверждением тому были новые отзывы, которые Герман читал в перерывах между работой.