НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник

— Дурак!

— Угу, я понял что ты меня не любишь, не надо усугублять. Тогда в чем дело?

— Не скажу! — Хината высунула язык и даже оттянула пальцем свое веко, продемонстрировав мне красную слизистую. Это такой прикол у них?

— И… хорошо. — смиренно говорю я. Низведу гордых и возведу смиренных, Евангелие от Луки, как уверяет Хироши. Конечно, у меня, наверное, сейчас в голове какой-нибудь сосуд должен был лопнуть от нелогичности завязки и развязки — сперва она требует подумать, а потом отказывается ответ сообщить. Самое время начать себе голову ломать, но я не буду. За свою предыдущую жизнь я совершенно четко усвоил что одной жизни, чтобы понять женщин и их извилистую логику — будет маловато. Как говорил Козьма Прутков — плюнь в левый глаз тому, кто пытается объять необъятное. Так что затыкаю свою варежку и молча иду рядом с Хинатой по торговому центру в поисках той самой кафешки.

В самой кафешке не так уж и людно, по торговому центру толпы людей в выходной день, а тут тихо, прохладно, играет едва слышная мелодия, возле нашего стола вырастает молодой официант и раскладывает перед нами меню. Интересуется, не хотим ли сделать заказ сразу или все-таки предварительно изучить меню, кивает и исчезает. Вот ей-богу ниндзя. Хината продолжает меня игнорировать, молча изучая меню. Открываю меню и я. Взгляд падает на цены и я понимаю, что это кафе полупустое в выходной день не просто так. Случайные люди как зайдут сюда, как посмотрят на цены и … пойдут в другое кафе. Благо их по центру навалом, тут и лапшичные и суши подают и какие-то европейские кафешки и для сладкоежек есть. Торговый центр же.

— Ладно. — говорю я, откладывая меню: — я не понимаю, чем тебя прогневал, но смиренно прошу у тебя прощения и всем сердцем надеюсь что ты примешь мой скромный дар — … что бы это ни было.

— Вот. — лицо у Хинаты смягчается: — вот теперь ты понимаешь. Ты пришел угостить меня парфэ, но ты делаешь это без уважения. Ты даже не зовешь меня «химе».

— О Аматэрасу! — вздыхаю я, вижу ее взгляд и поправляюсь: — то есть великая Хината-химе! Позволено ли мне будет угостить тебя парфэ в этой недостойной такой чести кафешке. Я уверен, что никакое угощение не может сравнится с вашим величием, но кушать-то надо?

— Ну… приемлемо — кивает Хината: — есть над чем работать, но приемлемо. Над оборотами поработать… склоняешься ты недостаточно низко, да и должного уважения в тоне я не слышу….

— Ей-богу я вот сейчас тебя защекочу при всех. — говорю я: — заказывай уже свои сладости.

— Не, мне надо посмаковать этот момент — Кента-кун угощает меня в кафе. Потому что неизвестно, когда в следующий раз у меня получится позвать своего брата-зануду в публичное место. — отвечает мне Хината: — я буду наслаждаться и созерцать, как и положено в дни редких природных явлений.

— Что? — я задумываюсь и быстро пролистываю память Кенты за последние два года. Школа, дом, учеба, манга, компьютерные игры, хентай, много хентая, снова школа. Все. Кента из тех, про кого говорят «socially awkward» — социально неловкий. Я не чувствую эмоций в картинках из его памяти, но, судя по всему, он побаивается публичных мест и скоплений людей. И это понятно, так вот жить — станешь нелюдимым и социально неловким. У него нет необходимости в поддержании социальных контактов — ему не надо сотрудничать с другими людьми в ежедневной деятельности, он вполне может жить в одиночестве, в своей собственной скорлупе — в школе у него нет друзей, только Хироши, который деньги с него тянет. Дома он ни с сестрой, ни с матерью давно не общается. Так и живет — с каждым годом замыкаясь в себе все больше и больше. Видимо я попал в личинку хикикомори. А сестра моя, оказывается, наблюдательная. Все видела, да поделать ничего не могла. Значит — сама могла себе купить парфэ, да? Понятно. Вся эта история с парфэ — просто чтобы Кенту расшевелить и из дома вытянуть. Чтобы начал братик с людьми общаться. Я гляжу на Хинату другими глазами.

— Хм. Вот оно как. — говорю я и наклоняю голову, признавая человека напротив: — я недооценил тебя, Хината-сама. В твоем маленьком теле содержится сердце льва! Ты как дракон борешься за своего братика! Братик тоже любит тебя!

— Пффхх! — Хината выпучивает глаза и озабоченно смотрит на меня. Нажимает кнопку вызова официанта. Возле нас мгновенно появляется молодой и подтянутый официант, слегка склонившись в полупоклоне.

— У вас есть доктор? — спрашивает Хината и на секунду лицо официанта дрогнуло. Но только на секунду.

— Вам стало плохо? — уточняет официант: — мы можем вызвать скорую и персонал может оказать первую помощь на месте. Я проходил медицинские курсы.

— Нет, не мне. Вот он с ума сошел. — тычет в меня пальцем Хината: — посмотрите на него, на его глупую улыбку.

— На мой взгляд он вполне вменяем и успешен. — мягко отвечает официант: — ведь он пришел с такой красавицей. Женщины умеют выбирать и такая как вы — никогда бы не пришла сюда с идиотом. Возможно, он еще не понимает, как ему повезло.

— О, я понимаю. — киваю я: — поверьте мне. Мне просто невероятно повезло.

— Вот видите. — обращается официант к Хинате: — он все понимает. Что будете заказывать?

— Нам пожалуйста два парфэ… вот этих с клубничкой наверху и чашку молочно-карамельного латте, а я буду зеленый чай. Обычный зеленый чай. — говорю я, пока Хината переваривает случившееся.

— Секундочку. — официант снова исчезает, а Хината прижимает ладони к раскрасневшемуся лицу.

— Он сказал, что я — красавица и женщина! — говорит она с придыханием: — нет, ты слышал?

— Он прав. — пожимаю плечами я: — во-первых ты женщина, а во-вторых — красавица.

— Я даже не знаю, то ли обидеться на тебя за такое, то ли порадоваться. — говорит Хината: — я — еще девочка!

— Это несущественные детали — поясняю я: — женщину от девочки не так уж и много отделяет… сущие несколько сантиметров.

— А этот милый официант еще считает тебя вменяемым — закатывает глаза Хината: — боже, вот как ты умеешь показаться не тем, кто ты есть на самом деле.

— Хината-чан! Вот ты где! — возле нашего стола останавливается девушка с длинной косой и в милой короткой юбочке: — ты сегодня тоже решила в это кафе прийти?

— Аяка-чан! Да, совершенно случайно я выбрала это кафе! — Хината вскакивает и обнимается с вновь прибывшей, поворачивается ко мне: — Айка, а я сегодня со своим старшим братом, ты же его помнишь?

— Неужели? Добрый день, Кента-ниисан! — кланяется Айка.

— Добрый день, Айка-тян. — наклоняю голову и я. От всей этой сцены за версту несет подставой и спектаклем. Неестественный выбор слов, движения рук, суетливость Хинаты, «случайность» встречи… я быстро сопоставляю факты и окидываю Айку взглядом. Так и есть, Айка-тян одета ну слишком вызывающе для обычного похода по магазинам — уж больно у нее короткая юбочка и вызывающий топ под курточкой. Поймав мой взгляд Айка тут же зарделась. Господи, до чего же они легко краснеют и смущаются.

— Присоединяйся к нам — продолжает вести свою партию Хината: — если у тебя есть время.

— У меня совершенно случайно есть время — говорит покрасневшая Айка: — ну… немного времени…

— И у меня тоже — отвечаю я: — совершенно случайно есть время. Правда я тут собирался спортзал сходить посмотреть, но совершенно случайно решил это сделать попозже. В самом деле, Айка-тян, присаживайся, в ногах правды нет. — хочу добавить, что правда не в ногах, а где-то между, но сдерживаю себя.

Тут на меня, оказывается, засаду сделали, надо уважить чувства «охотниц». Быстро пробегаю по памяти — как Кенты, так и своей — Айка-тян, мелкая надоеда в очках и с двумя хвостиками, с покрытым веснушками лицом — летом она, бедненькая вся рябая ходит, с голенастыми коленками, вечно залепленными пластырями, та самая, что каталась на доске и разбила себе нос, а я ей потом промывал лицо от слез, лепил пластырь на переносицу и поил чаем, пока ее мама с работы не пришла. Почти все детство дружила с Хинатой, довольно часто появлялась у нас дома. Это память Кенты. Я же помню, что вчера Хината хотела выяснить, насколько у меня все серьезно с Томоко, мотивируя это «Айка спрашивала». Язык Хинаты — враг Хинаты. Картина складывается мгновенно. У бедных японцев сложности с социальной коммуникацией и подойти, и открыто сказать «ты мне нравишься, айда на сеновал» — они не могут. От одной мысли у них сердце лопнет. И в классе все тусуются группками и отдельно — девочки и мальчики.

И когда-то в далеком детстве мелкая надоеда положила на меня глаз. Может такое быть? С трудом, но может. В конце концов — старший мальчик рядом, а у них все мозги только сердечками забиты. Дальше — больше. Кента стал нелюдим и груб, но ее это не обескуражило, а скорей еще очков добавило в ее глазах. Загадочный и мистический старшеклассник, старший брат подружки. Ууу…. Как все запущено. Думаю на этом все бы и закончилось, но тут — бац и новости о том, что у меня подружка появилась. Думаю уже ей-то Хината все разболтала. А в мире юных самочек конкуренция даже выше чем у самцов — они-то не действуют коллективом, они — волчицы-одиночки. Посмотрите на молодых парней — те всегда держатся стаями, группками, коллективами. Они говорят «мы» а не «я». «Мы подрались», «мы нажрались», «мы девчонок сняли». Коллектив это иерархия и сотрудничество, там свои терки, но все же, все же — мужчины легче подчиняются и сотрудничают. А вот женщины — каждая сама за себя в борьбе за личное счастье. Только у мужиков бывает такое что «ой, она мне нравится, давай ты не будешь на нее западать, она теперь моя — по дружбе?»

У юных девочек — где начинаются «отношения» — прямо там и кончается дружба. С размаху. Как следствие — их прямо-таки тянет туда, где высокая конкуренция. Хотите совет как стать донжуаном и плейбоем? Все очень просто — любыми путями сделайте так, чтобы рядом с вами вертелись две-три симпатичные девушки. Как вы это сделаете — неважно. Вы можете просто деньги платить, можете уговаривать, можете помогать им в чем-то взамен, но через некоторое время на вас начнут обращать внимание другие девушки. Сперва пойдут слухи что у вас что-то есть и даже если никто из вас не будет скрывать что вы вместе уроки делаете или там кружок по вязанию у вас — никто не поверит. А там потянутся и любопытные молодые хищницы, проверить, а что там такого, что там все крутятся.

Вот так и случилось — у меня ничего еще даже с Томоко и не было, а триггер любопытства и конкуренции привел к тому, что на меня организовали засаду. И кто — родная сестра! А еще это привело к тому, что Айка-тян больше не носит свои огромные очки, на ней явно контактные линзы, делающие ее зрачки огромными, ее кожа на лице отдает в слоновую кость, такая она белая, ее коленки, которые все на виду из-за короткой юбочки — больше не покрыты царапинами и разноцветными пластырями с «Хелло Китти». Передо мной не мелкая соседская девчонка, а девушка, живущая по соседству. И запах… да легкий запах духов. Жасмин?

— Спасибо — отвечает с достоинством Айка и садится рядом с Хинатой. Они тут же начинают о чем-то шушукаться, глядя в меню. Снова была нажата кнопка и снова у нашего стола появился наш официант и принял заказ. На этот раз Хината не приставала к нему с глупостями и даже немного покраснела, едва тот появился.

— Кента-ниисан, скажи, это правда, что тебе зуб выбили в школе? — спрашивает Айка.

— Правда. Вот — я задираю губу пальцем и поворачиваю лицо немного вбок. Какое счастье, что выбитый зуб у меня за клыком находился, не так в глаза бросается. С другой стороны — грязь странствий и боевые шрамы украшают мужчину. Наверное. Сам я лично не наблюдал, чтобы грязные и побитые мужчины пользовались такой уж популярностью. Если возводить степень грязности и побитости в абсолют, то самыми привлекательными мужчинами будут парочка бомжей которые живут под мостом в картонных коробках — они и грязные и побитые.

— Вау! — говорит Айка с таким трепетом в голосе, словно ей только что Святой Грааль показали: — очень больно было?

— Не помню — честно признаюсь я: — как-то не заметил.

— Он в этот момент за девушку заступался! — с гордостью говорит Хината: — сила любви сделала из ботаника бойца!

— Не такой уж я и ботаник. Я на танцы ходил — защищаюсь я. Кента ходил на танцы в средней школе и это было два года назад. С одной стороны — хорошо, что ходил, гибкость и координация у него есть, а с другой… как говорят кендоки — тело для кендо — это только тело для кендо. Тело для единоборства — это тело именно для единоборства, при этом — специфическое. Для борца оно одно, для панчера — другое. Танец — особенно парный танец с партнершей — он не подразумевает таких резких нагрузок на связки и суставы, если только это не акробатический рок-н-ролл. Кента ходил на вальс. Потому он в меру гибок и координирован, но связки — запястья, колени — не готовы к взрывным усилиям, которые так нужны для удара или ухода в сторону. В момент нанесения удара кулак боксера может испытывать перегрузки в 5-7 G, а колено, когда ты работаешь в Демпси Ролл, например — некоторое время испытывает перегрузку в четыре раза выше веса своего тела. Борцы в этом плане аккуратнее, при всей утомительности возни в партере, они не рвут свои связки от ударных нагрузок. Как говорил Олег Тактаров — «зачем кулаками махать, так можно и травму получить… а я свяжу его по рукам и ногам, стащу вниз, а уж там разберемся». В свое время Брюс Ли наносил удар с силой полторы тонны. А теперь скажите мне, как танец может к такому подготовить? Любой танцор, легкоатлет, пауэрлифтер — потянет себе связки, попытавшись повторить. Сломает руку. Вот просто возьмем руку и дернем с силой в полторы тонны — что будет. Оторвется ручка. Потому ежедневные тренировки панчеров — это не только нарабатывает техники, но и подготовка связок и сухожилий, подготовка тела. Тело для кендо — это тело только для кендо. Поэтому, когда мне говорят, что «хороший танцор может уработать вашего панчера за счет координации тела и общей физической подготовки» — я только фыркаю. Ну, да, если он не только танцор, но и скажем, мастер спорта по боксу или черный пояс по каратэ — может быть. Во всех иных случаях… нет. Да вы даже на самих танцоров посмотрите — у них тоже специализации есть. Человек, который мастер-класс в танго показывает — ничего не сможет на танцевальном батле по брейк-дансу. Ребята и девчата, что прыгают в спортивном, акробатическом рок-н-ролле — не возьмут медали в традиционных японских танцах на гэта… и так далее.

А Кента еще и не занимался ничем последние два года. Меня крайне не устраивают его слабые ноги, особенно коленки.

— Как романтично — говорит Айка и хмурится: — а у тебя что-то с этой девушкой есть? У вас любовь?

— … трудно сказать — говорю я, накаляя обстановку. Понятно, что вопрос поставлен таким образом, чтобы я сразу же стал отнекиваться и уверять что ничего между мной и Томоко нет. Оно, конечно, правда, ничего нет, но идти на поводу у ситуации неохота. Так меня и в угол загнать могут.

— Ведь что такое любовь? — задаюсь я вопросом: — разве мы должны ограничивать это светлое слово обычным влечением людей противоположного пола? Вот, например — я люблю свою сестренку…

— Пфххах! — закашивается Хината.

— Люблю свою родину, благословенную страну Ямато, люблю мисо-суп, люблю школьную медсестру и свежий воздух. Разве можно этим словом описать то, что я чувствую по отношению, допустим к тебе, Айка-тян?

— Пффххах! — давится чем-то Айка и Хината сочувственно хлопает ее по спине.

— Он со вчерашнего дня такой. — доверительно сообщает она ей: — все-таки здорово ему в голову ударили.

— Я вообще весь мир люблю и всех людей в нем — продолжаю я раскрывать свое отношение ко вселенной: — кого, где поймаю, там и полюблю. У меня детерминизм в этом плане. И целеустремленность. Некоторые люди, правда пытаются сбежать от моей любви, прыскают в меня перцовыми баллончиками и вызывают полицию, но это от их внутренней слабости и отсутствия любви к самим себе. Но я могу научить всех своему «пути истинной любви»! — я наклоняюсь вперед и делаю «тот самый жест» бровями, подчеркивая слово «истинной».

— Все! — вскакивает Хината и бьет по столу: — Айка! Я не позволю тебе и этому… этому… этому не бывать!

— Ваш заказ… — рядом с нами появляется официант и аккуратно переносит чашки и блюдечка на стол, легко увернувшись от размашистых жестов Хинаты.

— Официант-сан! — обращается к нему Хината: — он продолжает меня бесить!

— Как я уже и говорил — скрывает свою улыбку официант: — весьма разумный молодой человек.

Глава 6

Сразу после чаепития, которое обошлось мне в кругленькую сумму, но — vae victis , горе побежденным! — я попрощался с сестренкой и ее подружкой и отправился искать Рёдзанпаку. Здесь просто обязано быть Рёдзанпаку, не так ли? Потому я вбил в поисковик запрос по адресам школ и секций единоборств поблизости и наметил себе маршрут.

Рёдзанпаку я здесь не нашел. Зато побывал в парочке додзё, в которых все под традиционное каратэ или иные традиционные боевые искусства — там все серьезно, с портретами родоначальников стилей на чем-то вроде алтаря, лакированной табличкой с названием школы на кандзи над входом, с маленькими кривыми бонсаями в горшочках и катанами в ножнах, нунчаками, боккенами и саями, развешанными по стенам. Эти вот додзё я мысленно отмел сразу же, едва ступив на порог. И дело даже не в том, что полы заставят подметать, а в том, что из снарядов в таких вот додзё как правило только макивара, к которой тоже доступ заслужить надо. Мне нужен боксерский зал… можно с борцовским ковром. Или наоборот — борцовский зал с грушей? С такими мыслями я перешагнул порог спортивного зала с вывеской «Боксерская школа Иназавы». Одна стена у школы бокса была витринной, стеклянной, словно у парикмахерской или салона красоты. Внутри было чистенько и аккуратно, несмотря на выходные (или как раз благодаря им) — возле мешков, висящих у стены — работали четверо молодых парней. В центре стояли два ринга, на одном работала пара с тренером. Еще несколько тренирующихся — работали с тенью, у зеркала, отрабатывая удары и уклонения. То, что нужно, подумал и огляделся в поисках старшего. Тренера, администратора, кого-нибудь еще. Вдоль одной стены стояли лавочки, на лавочках лежали лапы, перчатки, бинты для кистей рук, стояли чьи-то бутылки с водой. Там же сидело несколько парней, лениво переговаривающихся между собой. На вид именно эти ребята в настоящую минуту ничем не были заняты, поэтому я подошел к ним, мысленно отметив, что сам Кента — никогда бы такого не сделал. Парни были крепкие, подтянутые, жилистые — за версту видно, что спортсмены. Один из них, загорелый, с крашенными в светлый цвет волосами и с какой-то серьгой в ухе — говорил что-то своим соседям негромким голосом, вызывая сдавленный смех.

— День добрый. — поздоровался я, подойдя поближе: — не подскажете, кто тут главный? Или с кем можно поговорить насчет посещения зала?

— Что? — оторвался от своего занимательного рассказа загорелый блондин: — а ты кто еще такой и чего тебе надо?

— Остынь, Арчи, не видишь — новенький пришел. — лениво бросает второй из сидящих, на нем футболка с изображением Кинг-Конга и надписью на английском. Что именно там написано — не видно, футболка ему велика и свисает складками в районе живота, есть такая вот мода, оверсайз: — тебе к сенпаю Мэмору. Вон он, на ринге, Купера гоняет. Только ты не ходи туда сразу, они заняты. Посиди тут, подожди пока освободятся. У Купера дыхалка слабая, скоро он выдохнется.

— Не такая уж и слабая — ворчит блондин, которого назвали «Арчи»: — он же почти профи.

— Не выйдет он в профи, я тебе говорю. Хотя для зала это было бы хорошо — мечтательно зажмуривается «Кинг Конг»: — какая реклама, а?

— Тут не реклама нужна, а пересмотр маркетинговой политики. Надо новый набор запускать и тренировать новичков с улицы. И деньги брать вперед — с годовым абонементом. Потому что все равно никто ходить не будет. — машет рукой Арчи: — а деньги останутся.

— Угу. Тебя только Иназава-сенсей не спросил. Да ты садись — обращается ко мне парень в футболке с Кинг-Конгом: — меня Отоши зовут, а этого — Акихиро… но мы его кличем Арчи. Потому что умный — прямо беда. Вот этого, тихоню — Тэтсуя. Если будешь здесь заниматься, то мы будем получается твои сенпаи.

— Меня зовут Такахаси Кента! Пожалуйста, позаботьтесь обо мне. — обозначаю поклон. Формальности и все такое прочее. В среде спортсменов обычно не сильно соблюдается, но уж в первый то раз надо показать, что я воспитанный человек. Убедиться в обратном у них еще будет время.

— Какой вежливый — прищуривается Отоши: — садись, садись. Еще минуточка осталась и Арчи вместо Купера выйдет. Береги дыхание…

— Ну тебя. — отвечает Арчи: — Купер еще покажет вам всем. Вы — слабовольные слабые слабаки, которые принимают слабительное, настолько они слабы. Ты его хук видел? Не, я на Купера поставлю в следующую субботу. У меня свободные деньги есть, я вот прямо все поставлю. А ты, Отоши? Вот только не говори мне, что ты поставишь на этого выскочку из Киото.

— Нет конечно. — откликается Отоши: — все свои деньги, сэкономленные на завтраках, я поставлю на Купера. Все до копейки. В конце концов я патриот нашей школы бокса.

— Да? Странно от тебя такое слышать — говорит Арчи: — а то ты себя ведешь как будто тебе все равно…

— Не, я все на Купера поставлю. А когда он с позором проиграет — буду ходить и клянчить у него деньги — в качестве компенсации за веру в человечество.

— Он на завтраках пять иен сэкономил. — вмешивается в разговор, молчавший до этого Тэтсуя, коренастый крепыш, который тщательно перематывал кисти рук синим бинтом: — потому ему не страшно проигрывать. Он своим нытьем потом из Кэзуки раз в десять вытащит.

— Ну тогда все ясно. — кивает Арчи: — все понятно с тобой, Отоши, ты — опасный оппортунист. Слабый слабак.

— Пфф… вон Купер уже дыхалку потерял на полдороги, иди уже на ринг… и ты, новенький с ним вместе иди… а мы с Тэтсуя посидим еще… — действительно, пара на ринге остановилась и один из них наклонился, уперев руки в колени и выслушивая второго. Арчи встал, встряхнул руки в перчатках, наклонил голову влево-вправо, разминая шею, несколько раз стукнул перчатки друг о друга и пошел к рингу. Я за ним.

— … атака и назад! Атака и назад! Что ты стоишь как бык на бойне, легче ноги, легче. Не оставляй руки, у тебя в этом проблема, ты ломишь вперед, а иногда назад нужно отойти. Раз, раз, раз и — назад. В сторону. Не стой ты на месте. — выговаривает тренер задохнувшемуся боксеру. Тут же показывает легкую двоечку — левой, правой и отпрыгивает назад, словно на пружинках. Со стороны выглядит легко, но я прекрасно знаю, что стоит за этой легкостью. Каким нагрузкам подвергаются колени — не только на суппинацию, сгиб-разгиб, но и на разворот в плоскости — влево, вправо. Помню, как у меня к старости стало болеть именно левое колено, которое всегда стоит впереди и работает наиболее интенсивно. Хотя, может быть это из-за травмы?

Хорошие, легкие, быстрые ноги — это полдела. Кенте надо тренировать ноги на сверхнагрузки, на рывки, на прыжки. Колени у бойца всегда должны работать на пределе своих возможностей. Можешь еще быстрее — сделай это. За счет ног боец оказывается там где надо и когда это надо. Чем-то напоминает авиационные бои — есть два типа авиационных боев, так называемый маневренный бой со всеми этим мертвыми петлями, иммельманами, хаммерхедами, боевыми виражами и прочим. В свое время Япония пошла именно таким путем, создав знаменитый «Зеро», лучший истребитель на начало Второй Мировой. Но потом в авиации победила школа бум-зума, или как это называли в СССР — «соколиный удар». Как по мне, так бум-зум проще и понятней и ненужного пафоса нет. Тактика бум-зум заключается в том, что основным преимуществом в бою стало считаться два фактора — скорость и высота. Падение на противника сверху, набирая скорость, короткая атака и — набор высоты. Почему у такого рисунка боя имелось преимущество? Вот, казалось, тот же «Зеро» — вокруг столба может развернутся, практически на месте. Зайти на него сзади — нетривиальная задача, если пилот тебя заметил. Сплит вниз — хрестоматийный прием против захода сверху. Переворот и это уже «Зеро» у тебя на шести часах. А «Зеро» на шести — это вам не шутки.

Вот только при тактике бум-зум — к моменту, когда «Зеро» заканчивал переворот, заходя в хвост противника — этот самый хвост был уже вне зоны поражения. Скорость. Скорость не давала пилотам маневренных истребителей выйти на огневое решение. А противник — уходил вверх, держал «Зеро» в поле своего зрения и — когда был готов к этому — заходил в атакующее пике снова. Проще говоря — при явном преимуществе в скорости — реализовать свое преимущество в маневренности пилотам «Зеро» не давали. Все время оставаясь вне зоны эффективного огневого поражения пилоты американских ВВС на своих «Груманах», «Хеллкэтах» и «Косарах» — заходили на цель только тогда, когда имели такую возможность. В свою очередь пилоты «Зеро» вынуждены были ждать атаки, ждать, когда противник допустит ошибку — слишком увлечется преследованием, скинет скорость и так далее. Но если пилот противника не допускал такой ошибки — он оставался неуязвимым. Да, при должном мастерстве пилота «Зеро» и при чистой авиационной дуэли — «Зеро» вполне мог остаться целым и невредимым. Но и только. А вот победить в такой дуэли, при условии что противник тоже опытный и не совершит ошибок — у пилота «Зеро» практически не было и шанса.

И работа ног в поединке имеет такое же значение. Если ты быстрее, если твои ноги взрываются силой, ты можешь передвигаться рывками, прыжками — то ты всегда держишь нужную тебе дистанцию, и противник не может тебя атаковать, когда захочет. Тебе не надо парировать, уклонятся, реагировать на финты и обманные движения — ты попросту всегда вне зоны его досягаемости. Это он волнуется, потеет, пытается тебя достать, устает, у него теряется концентрация, острота внимания и … и вот тут-то ты и атакуешь. Потому что если у тебя хорошие ноги — то когда надо — ты легко оказываешься рядом. А когда надо — тебя уже и нет. Этому учит знаменитый «челночок», движение маятником на подпружиненных носочках — вперед, назад. Подготовительное упражнение, конечно же… никто не будет в поединке прыгать по предсказуемой траектории и с предсказуемым ритмом, но оно готовит связки и мышцы. И центральную нервную систему.

— Арчи! Готов? Иди сюда! А ты кто такой? Чего надо? — тренирующий поворачивает голову ко мне, я стою рядом с Арчи, который машет руками, разминая плечевой пояс, трясет головой.

— Добрый день. Меня зовут Такахаси Кента, я хотел бы узнать, как можно записаться к вам в школу бокса. — кланяюсь я.

— Вежливый. — одобрительно кивает тренер: — Арчи! Вот, смотри, вежливый школьник, не то что ты! На ринг и согревайся пока! — он поворачивается ко мне и окидывает меня оценивающим взглядом.

— Обучение недешево. — сразу говорит он: — двадцать пять тысяч иен в месяц. Потянешь?

— Потяну — киваю я, мысленно отказываясь от вкусных булочек и кофе в кафе на втором этаже школы. Буду носить бенто.

— Хорошо. — кивает он и протягивает руку для рукопожатия: — меня зовут Мэмору-сан, я тут за старшего, пока сенсей … отдыхает. Можешь с завтрашнего дня приходить, у нас с семи до девяти новичков Нобу-сенпай ведет. Глянет на тебя, удар начнет ставить… ну такое.

— А … есть возможность в свободное время приходить, самостоятельно заниматься? — спрашиваю я.

— Ты ж не умеешь ничего, еще потянешь себе что… — с сомнением кидает на меня еще один оценивающий взгляд Мэмору, потом пожимает плечами: — а вообще можешь приходить, когда тут кто-то есть. Только если сам заниматься будешь — инвентарь не портить, форму, перчатки и бинты свои носить и тем, кто уже занимается — не мешать. Понял?

Я киваю, что понял и мысленно возношу благодарность небесам. Все-таки западный, утилитарный подход к делу намного проще и привычней. Платишь деньги и соблюдаешь правила посещения — приходи и тренируйся, не жалко. Да и отношения в боксерской школе были попроще, без всех этих церемоний и уточнений кто тут старший, а кто младший, перенимая спортивные достижения — все проникались и культурой. Вот как на западе в секциях каратэ — начинали ставить алтари с портретами сенсеев-основателей школы и кланяться на каждом шагу, так и школы бокса в Японии — нарочито ведут себя по-европейски. Немного они все тут запанибрата, на легкой ноге и хулиганистые, словно гопники из подворотни. На взгляд среднестатистического японца именно так себя всякие янки и ведут.

Троица, которая сидела на лавочке у стены — на вид те еще хулиганы, как раз в западном стиле «Эй, ты чего уставился?!». Кента тут выделяется, но ничего, это же вечная история про ботаника, который пришел боксу учиться. Ничего так не сближает, как совместное посещение секции, где тебе по морде лупят. Тут-то и возникает негласное братство — те, кто спина к спине у мачты против тысячи вдвоем. Вливаться в коллектив таких вот секций, кружков или школ — милое дело, достаточно не быть тормозом и не вызывать активной антипатии и через полгода ты тут уже свой. Ну и даже для такой публики тот же Отоши — на редкость приветливый и дружелюбный парень.

— Ну все тогда. — говорит Мэмору-сенпай: — завтра с пяти до семи, потому как воскресенье. Приходи, посмотришь, как и что. Оплату не возвращаем. Форму возьми и сменную обувь. Если получится — то лучше конечно купить специализированную… но это не принципиально. Перчатки тоже желательно свои иметь и бинты. Снарядные перчатки и капы пока тебе не надо… вопросы есть? Нет, ну и хорошо. — он отворачивается от меня и хлопает поднимает «лапы», мгновенно забыл о моем существовании.

— Арчи, выше руки, опять левая у тебя гуляет! Работаем! И раз, раз, правой! Легче, легче, болван ты эдакий! — я некоторое время смотрел как Мэмору гоняет Арчи. Тот слишком суетился, то поднимая, то опуская руки, путался в ногах на распрыжке, опускал руку на возвратном движении, открываясь… Мэмору-сенпай поправлял его, безжалостно лупил лапой по затылку, каждый раз как тот опускал руки, вырабатывая рефлекс.

— Что, страшно? — рядом со мной становится Отоши: — не переживай, он так только со старшаками, тебя будет Нобу тренировать, а он у нас мягкий как масло. Начнете с азов, так сказать. Ты в какой школе учишься, Кента-кун?

— Тринадцатая Мейдзи. — отвечаю я: — недалеко тут.

— О, мажор — тянет Отоши: — это хорошо. — я кидаю на него быстрый взгляд и он поднимает руки, словно защищаясь: — Эй, да ничего такого! Просто не у всех денег хватает за посещение платить, а у нас аренда высокая. Каждый кто платит — на счету.

— Понятно. — киваю я: — буду платить, что поделать.

— Да ты не переживай, тут у нас весело. И по голове никто не бьет, если не сам не выпросишь. А чего решил к нам? Ваши все обычно в Бонсаку ходят, во дворец единоборств, там круто…

— Мне чтобы близко было — объясняю я. Логистика — это важно. Если заниматься два раза в неделю, то можно и на общественном транспорте поездить, а вот если как я собираюсь — каждый день по вечерам, то лучше, если спортзал в шаговой доступности будет. Каждый день полчаса туда и полчаса обратно на автобусе — это и деньги на проезд и самое главное — полтора часа жизни минус. Проведенные совершенно без пользы в автобусе… разве что язык изучать… кстати! Язык! Вот я где могу Юнми закосплеить. Русский — понятно… и английский у меня тоже на уровне. Китайский — не так уж хорошо, но, блин все японское кандзи — это, по сути, китайские иероглифы. А вдруг я все забыл? Внутри зачесалось от желания проверить.

— Ты чего? — удивился Отоши, глядя на меня: — ты не переживай, все с ним нормально будет.