Помоги проекту - поделись книгой:
В этих сообщениях Люци часто упоминается в женском роде, что делалось намеренно, из соображений секретности, а иногда и в мужском, потому что Центр, перегруженный военной работой, некоторые детали упускал из виду. Деньги поступали нерегулярно, и Центр просил Ресслера продолжать работу. И все же в 1944 году Ресслер прервал свою деятельность, но причиной тому была и неповоротливость советской стороны, как будет показано ниже.
Александр Фут и его сеть
Александр Фут, второе лицо в руководстве швейцарской сети, должен был занять место Радо, если с тем что-нибудь случится. Во многих отношениях Фут был автономен и мог работать самостоятельно, он имел прямую связь с Директором, он был шифровальщиком, радиооператором и наставником молодых членов группы в части конспирации. В период самой активной его работы, с июня 1941-го по октябрь 1943 года, через его радиостанцию прошло более шести тысяч сообщений в Москву и обратно. Фут[33] обладал всеми качествами, необходимыми для профессионального шпиона. Его работоспособность изумляла. Он выполнял работу, для которой обычно требуется целая команда, и часто спал не раздеваясь. Он работал по ночам, а дни проводил с друзьями. Среднего роста, со спокойными манерами поведения, немного полноватый, он был необычайно хладнокровен, его никогда нельзя было застать врасплох вопросами. Полиции он казался безобидным англичанином со средствами, достаточными для того, чтобы жить в покое в Лозанне, подальше от превратностей войны.
Как и многие другие, Фут, не будучи коммунистом, воевал в интербригадах в Испании. В 1938 году он вернулся домой тридцатитрехлетним ветераном, и по рекомендации Британской коммунистической партии Фут поступил на службу в советскую разведку и был направлен в Швейцарию, где обучался Урсулой Марией Гамбургер. Сначала он выполнял задачи второстепенной важности. Постепенно он изучил коды, работу «на ключе», фальшивые паспорта и другие операции. К моменту начала советско-германской войны, когда швейцарская сеть приобрела особое значение, он был уже хорошо подготовленным агентом. В многоквартирном доме на рю Лангере в Лозанне он открыл свой «офис», установил там рацию и постарался остаться незаметным среди тысяч праздных иностранцев, ищущих в Швейцарии покоя и отдыха. Среди небольшого круга знакомых в Лозанне никто не мог заподозрить его в шпионской активности. Много лет спустя «Газет де Лозан» опубликовала о нем серию статей, написанных его бывшими друзьями. Вот выдержки из некоторых из них.
«Мы подшучивали над ним, будто он британский шпион. Ему нравились эти шутки, и он вступал в игру с сухим юмором. Как-то раз его спросили: «В самом деле, как ты зарабатываешь себе на жизнь?» Он спокойно ответил: «А вы разве не знаете? Я шпион». Так же он ответил молодой леди, которая сказала ему: «Алан, вы и в самом деле выглядите как шпион». Он ответил: «О, моя дорогая, это просто ужасно. От вас ничего нельзя скрыть».
«Как-то мы услышали, что швейцарская полиция задержала англичанина, они взяли его, когда тот работал на радиопередатчике. Им оказался Фут. И этот замкнутый человек – советский шпион? Гурман и любитель выпить, с которым мы обедали, – любитель опасных приключений? Это было большой неожиданностью».
В отличие от других операторов советской разведки Фут работал в одиночку. Связники – мужчины и женщины – приносили ему сообщения для Москвы от Радо или других агентов. Сообщения, которые часто были написаны открытым текстом, надо было шифровать, и эта задача занимала у Фута больше всего времени. Передатчик Фута был встроен в пишущую машинку, которая внешне выглядела так же, как тысячи других. Он же устанавливал передатчики для других членов группы. Передатчик Эдмона Хамеля был спрятан за настенной панелью, у Маргарет Болли – в патефоне обычных размеров.
Хамель и Болли получали сообщения (которые в оригинале были написаны по-немецки) в уже зашифрованном виде, готовыми для передачи. Фут, напротив, писал их по-английски и шифровал сам. Часы для передачи всегда выбирались между полуночью и рассветом, они изменялись в зависимости от атмосферных условий и так, чтобы запутать контрразведку. Регулярно менялись длины волн и начальная группа знаков, которая указывает на имя передающего агента. В один день это было FRG, в другой ЕМХ, потом ZSK и т. д.
Москва была полностью удовлетворена работой Фута, часто принимала его предложения и одобряла его «распорядок дня». В течение войны он был четыре раза награжден, ему присвоили звание капитана Красной Армии. В эти годы через руки Фута в среднем проходило восемь сообщений, многие из них достаточно длинные. В его монотонной работе заслуживает внимания один курьезный инцидент.
В августе 1941 года из Москвы пришло длинное сообщение, которое начиналось пометкой «vy RDO», что означало «очень важно». От обычных радиограмм оно отличалось уже тем, что было написано на плохом английском. Более того, его содержание совсем не соответствовало пометке «очень важно», там перечислялись правила разведывательной работы, хорошо известные каждому члену аппарата, например, никогда не передавать информацию, полученную «из наших источников», другим лицам, соблюдать правила конспирации и т. д.
«После утомительной ночной передачи, – вспоминал Фут, – я дважды просил Москву отложить часть этого сообщения на следующий день, но Центр отказался, и мне пришлось принять всю радиограмму целиком. В ту же ночь такое же сообщение пришло к Радо, и мы никак не могли понять его истинного значения, пока четыре года спустя, когда я был в Москве, мне все не рассказали. Оказалось, что оно было написано лично Сталиным после совещания в Генеральном штабе, которое проходило под его председательством. На нем обсуждали нашего Люци и его отличную работу. Было решено считать Люци надежным источником и использовать его информацию, хотя и с некоторыми предосторожностями. Так как Сталин лично диктовал это пространное сообщение, никто не осмелился сделать его вольный перевод, поэтому оно и было написано на ломаном английском, пометку «очень важно» тоже поставил сам Сталин».
Фут легко заводил друзей, но не был популярен среди советских агентов, а Радо и вовсе считал, что он британский агент, который получил задание внедриться в советский разведывательный аппарат. Радо и другим членам его группы казалось, что в продолжение всей его карьеры в Испании, Швейцарии и потом в Москве Фут находился на службе его величества. «У меня нет документов, чтобы доказать это, – говорил бывший член сети Радо, – но я уверен, что он английский агент».
Радо пытался отделаться от Фута и предложил устранить его. Однако Москва не согласилась, она хвалила Фута и продвигала его по службе. Почти все руководители швейцарской разведки были хорошо знакомы со всеми деталями его работы и не сомневались в том, что Фут – талантливый советский, а не английский агент. Тот факт, что после войны Фут оказался на маловажной и низкооплачиваемой работе, не связанной с британской разведкой, возможно, указывает на то, что швейцарская точка зрения была правильной.
В автономную группу Фута в военные годы входили еще две интересные личности – Макс Хабиянич и Анна Мюллер, оба ветераны коминтерновского подполья. Они тихо жили в Базеле, на германской границе, занимаясь своими делами, «сапожник» Макс подделывал паспорта, а Анна была связным агентом с Анри Робинсоном, Радо и другими.
В 1926 году Франц Вельти открыл в Базеле Хабиянича, полицейского служащего, который имел доступ к паспортам и другим документам. Хабиянич согласился поставлять «настоящие» швейцарские паспорта коммунистическому аппарату и делал это целых двадцать два года, до ареста в 1948 году. В сороковые годы его заработок составлял 150 швейцарских франков в месяц плюс 100 франков за каждый паспорт.
Хабиянич, проведший всю войну в нейтральной Швейцарии, так бы и не был разоблачен, если бы летом 1948 года в карманах таинственного человека, который скончался в Берлине «по неизвестной причине», полиция не обнаружила швейцарский паспорт на имя Робинсона. Расследование вскоре показало, как и кому был выдан в Базеле этот паспорт. Другие похожие паспорта были найдены в Париже и Берлине. Хабиянича арестовали, но в это время он был серьезно болен. Поэтому его скоро освободили, и судебное преследование против него было прекращено.
Никому из аппарата не разрешалось устанавливать прямые контакты с Хабияничем. Сообщения и документы шли через Анну Мюллер, ей также переводили деньги для Франции, Германии и прибывающих агентов. Никто не мог заподозрить эту тихую женщину, которой было уже за шестьдесят, в том, что она занимается нелегальной деятельностью и поддерживает тесный контакт с Анри Робинсоном в Париже, с другими агентами Коминтерна и с Футом в Лозанне. При финансовой поддержке Москвы она открыла для прикрытия частное агентство по найму рабочей силы.
Во Фрайбурге, по ту сторону границы, жил ее брат Генрих с женой, оба они активно работали в коммунистическом подполье. Зимой 1942/43 года, когда ее невестка заболела, Анна приехала во Фрайбург, чтобы ухаживать за нею, а потом благополучно вернулась в Базель. Через некоторое время после своего возвращения брат сообщил ей, что его жена снова нездорова.
Что произошло там за это время, Анна так и не узнала. Дом Генриха считался в Москве надежной явкой, паролем была стандартная фраза: «Я приехал от старой тетушки из Базеля». Настоящее имя «старой тетушки» и ее настоящий адрес давали советским парашютистам на случай несчастья с Генрихом Мюллером. Почтовая открытка с условным текстом, направленная Анне, помогла бы установить контакт.
Два советских агента, Эльза Ноффке и Вилли Бейтке, снабженные адресом Генриха Мюллера во Фрайбурге, в феврале были сброшены над Германией на парашютах. Директор радировал Футу, чтобы тот сообщил Генриху через его сестру Анну, что скоро прибудут Инга и еще один агент и привезут с собой коротковолновый передатчик. Ноффке и Бейтке были схвачены, и через них гестапо вышло на Генриха Мюллера и его жену, которые были арестованы и казнены.
В июне 1943 года Анна была вызвана во Фрайбург телеграммой, будто бы посланной ее братом. Ее схватили, переправили в Берлин и приговорили к смертной казни. Однако вмешалось швейцарское правительство, и приговор не был приведен в исполнение. После двух лет заключения Анна Мюллер вернулась в Швейцарию.
В редких случаях, когда руководство Коминтерна хотело что-то сохранить в секрете от коммунистических партий, использовались радиосредства военной разведки. Некоторые такие сообщения, подписанные Георгием Димитровым, председателем Коминтерна, и полученные через лозаннскую радиосеть в июне 1942 года, касались известного швейцарского «уклониста» Жюля Юмбера-Дро.
В молодые годы Юмбер-Дро был священником и вступил в социалистическую группу левого толка в конце Первой мировой войны. В 1921 году он присутствовал на третьем конгрессе Коммунистического Интернационала в качестве швейцарского делегата, был избран в рабочий секретариат и остался на десять лет в Москве как глава романского отдела, который курировал страны Европы и Америки, где говорили на французском, итальянском или испанском языках. В конце двадцатых, когда начал оформляться «правый уклонизм», Юмбер-Дро принял сторону Бухарина и Рыкова против Сталина, после чего, естественно, работа Юмберта-Дро в Москве пришла к концу. Понимая свое невыгодное положение, он вернулся в Швейцарию в 1931 году, и это решение спасло ему жизнь. Так как его правый курс в руководстве швейцарской партии вызывал недовольство Москвы, он был заменен с ее благословения Карлом Гофмайером. В декабре 1941 года Юмбера-Дро убрали из высшего руководства партией, а в 1943-м исключили из ее членов. Однако Гофмайер не совсем подходил для своего нового поста. Во время войны он пустился в финансовые махинации вместе с богатым швейцарским промышленником Шаувеккером, который поставлял в Германию желатин и чьи деловые интересы определили прогерманское направление в работе коммунистической партии. Через несколько лет это вызвало скандал, который до основания потряс коммунистическую партию.
Руководство Коминтерна начало собирать информацию о Гофмайере, и у него возникла идея поручить Юмберу-Дро (это было еще до исключения его из партии) следить за Гофмайером и тайно доносить на него. Чтобы связаться с Юмбером-Дро и обойти Гофмайера, Димитров послал радиограмму Футу через аппарат военной разведки. Фут получил указание встретиться с Юмбером-Дро лично и передать просьбу Коминтерна собрать информацию о политическом курсе партии.
«На следующий день, – писал Юмбер-Дро, – я снова встретился с Футом и передал ему телеграмму для Димитрова. В ней я писал, что, заменив меня в руководстве партии на Гофмайера, за подобной информацией ему следует обращаться к самому Гофмайеру. Я предупредил Фута, что обязан сообщить Гофмайеру о телеграмме. Фут посоветовал мне не делать этого, сказав, что послание Димитрова носит личный характер».
Приняв Фута за русского, Юмбер-Дро сделал ему в свою очередь интересное предложение, которое могло оказаться важным для советской разведки. Юмбер-Дро поддерживал связь со многими политическими друзьями, которые жили в городах у германской границы – Шаффхаузене, Роршахе, Крейцлингене, Констанце, Зингене. В некоторых случаях граница проходила по городу, одна часть которого принадлежала Германии, а другая – Швейцарии, и люди из швейцарской части каждый день пересекают границу по пути на работу. В тех местах, по словам Юмбера-Дро, Фут мог найти швейцарских рабочих и инженеров, которые согласились бы собирать информацию о германской военной промышленности, передвижениях войск и вообще о немецких внутренних делах.
Фут сообщил об этом предложении Москве. Советские органы действовали быстро и решительно, но здесь они задумались на четыре месяца. Сначала от него отказались только потому, что оно исходило от Юмбера-Дро. Потом дело представили на рассмотрение Сталину, который утвердил его.
Однако предложение не было осуществлено. На следующий день после встречи с Футом Юмбера-Дро арестовала швейцарская полиция, хотя и по другой причине. Он провел в заключении шесть месяцев и был освобожден в декабре 1942 года. В начале 1943 года его исключили из коммунистической партии. Через несколько месяцев он присоединился к социалистам.
Группа Пакбо
Под именем Пакбо скрывался Отто Пюнтер. Его служба была высоко оценена руководством в Москве, не раз Директор называл Пакбо одним из лучших агентов в Швейцарии и выражал ему свою благодарность. Однако, в отличие от Радо, Дубендорфер или Хамелей, Пюнтер никогда не был членом коммунистической организации. В юности он принадлежал к швейцарской социалистической партии и стал журналистом-социалистом, когда в Швейцарии, как и повсюду в мире, разгорелась борьба между социалистами и коммунистами.
Пюнтер принадлежал к поколению, для которого фашизм, нацизм и франкизм представлялись большим злом, чем коммунизм. Не будучи коммунистом, он был готов принять сталинизм и пойти на службу к советскому правительству, лишь бы только это помогло поколебать диктатуру реакционных сил. Швейцария, которая была соседкой Италии и имела значительное итальянское население, внимательно следила за возвышением Муссолини. В середине двадцатых годов большое число итальянцев эмигрировало в Швейцарию, чтобы бороться с ним из-за границы. Среди них был Рандольфо Пачарди, член послевоенного кабинета Гаспери, присоединившийся к Пюнтеру в его широкой кампании в прессе, которая была успешной, особенно на первых порах.
На этой стадии активности Пюнтера возникла организация, которая стала известной в системе советского шпионажа под именем «группы Пакбо». Она состояла из пяти или шести товарищей Пюнтера, которые жили в стратегически важных городах вдоль границы и были готовы собирать для него информацию, используя свои контакты за рубежом.
За несколько недель до съезда нацистов в Нюрнберге в 1938 году из Германии приехал человек, чтобы установить контакты с местными антифашистскими кругами, и предложил план – бросить бомбу на съезд и таким образом уничтожить все нацистское руководство. Он вошел в контакт с группой Пакбо, но членам группы показалось, что это агент гестапо, и они передали его швейцарской полиции. После десятичасового допроса он сознался и выдал все детали своего замысла.
Испанская война стала еще одним испытанием для антифашистов. Как и Пачарди, Пюнтер поехал в Испанию и присоединился к республиканцам и некоторое время работал с Альваресом дель Вайо, тоже антифашистом, даже более убежденным, чем он сам. Чтобы помочь республиканской Испании, Пюнтер совершил несколько рискованных поездок в Геную, Рим и Неаполь за информацией об отправке итальянских войск и военного снаряжения в помощь Франко. Агентам советской разведки, которые работали в окружении Пачарди в Испании, Пюнтер, спокойный и похожий на буржуа, казался очень подходящим человеком для вербовки. С его прочной репутацией социал-демократа в Швейцарии и хороших связях в дипломатических, военных и правительственных кругах, Пюнтер был бы полезнее дюжины преданных коммунистов, изолированных от политического мира, всеми подозреваемых и не имеющих доступа к информации.
К концу гражданской войны в Испании, когда руководство советской разведки приступило к восстановлению и обновлению шпионской сети в Западной Европе, Пюнтер вернулся в Берн. В начале 1940 года из Гренобля приехал советский агент, который назвался Карло и попытался уговорить его. Пюнтер вспоминает:
«Мужчина, который представился как Карло, но не назвал своего настоящего имени, знал все о моей деятельности в Испании, потому что сам работал там на советскую разведку. Он предложил мне сотрудничать. Я ответил: «Я социал-демократ и осуждаю советское нападение на Финляндию, я также осуждаю советско-германский пакт». Но мой отказ, однако, не был окончательным, потому что я видел нарастающую мощь нацистской Германии.
В течение того же года Карло дважды приезжал ко мне, и оба раза я избегал давать ему определенный ответ.
В январе или феврале 1941 года я узнал от членов голлистской группы Сопротивления, что немецкая дивизия, расквартированная в Бресте, переводится на Восток. Это был явный признак того, что готовится наступление на Россию, и я сказал об этом Карло. В это же время я дал согласие работать на советскую военную разведку, добавив, что буду также продолжать сотрудничество с французским Сопротивлением и с мистером Солтером из британской разведки».
Карло познакомил Пюнтера с Радо, и, с согласия Москвы, Пюнтер вступил в его группу и активизировал свои источники информации и связи. Он увеличил число своих агентов за счет швейцарцев, живших в городах, расположенных вблизи германской и австрийской границ. (Группа получила название «Пакбо», по первым буквам названий городов: Понтрезина, Арт Голдау, Крейцлинген, Берн, Орселина.) И он сам тоже называл себя Пакбо как внутри аппарата, так и в корреспонденции с Москвой. В интересах своей новой службы Пюнтер поддерживал широкие связи со швейцарским генеральным штабом, особенно с его разведывательной службой, от которой получал ценную информацию о военных делах за границей. Понимая, что Пюнтер работает на советскую разведку, ND старалась помочь ему, так как это соответствовало политике генерала Гизана во время войны.
Кроме того, он использовал «католические связи» с Германией. От одного священника из католического монастыря во Фрейбурге Пюнтер получил в сентябре 1942 года пространный документ, содержащий данные о предстоящем германском наступлении на Сталинград. Он зашифровал его и переслал для передачи в Москву по радио. Другая «католическая линия», которую называли «Лилли из Ватикана», была связана с Италией, и Пакбо, как гражданин нейтральной Швейцарии, сделал несколько рискованных поездок в Рим, чтобы наладить связи.
В те времена в Швейцарии работало два французских органа: один, официальный, представлял прогерманское правительство Виши, а вторым была голлистская миссия, связанная с западными союзниками. Однако голлисты в Цюрихе поддерживали контакт с официальной французской миссией в Берне, и обильная информация шла из Германии в Виши, потом в Берн, из Берна к голлистам и, в конце концов, в Лондон. Некоторые французские коммунисты из голлистской группы, конечно, скорее предпочли бы работать на Москву, чем на Лондон. Наиболее активным из них был Жорж Блюн (Длинный), делившийся многими сведениями с Пюнтером. В то же время Джон Солтер использовал Пюнтера для связи с Алленом Даллесом, руководителем разведки Соединенных Штатов в Швейцарии, так же как и со швейцарскими операторами британской разведывательной службы. Дипломатический мир в Берне также служил для Пюнтера источником информации. Однажды он даже использовал для нужд советского аппарата китайские радиосредства. Это случилось примерно в конце 1943 года, когда Радо пришлось скрываться, а члены его группы были арестованы, и очень важно было сообщить Директору об этих событиях. Пюнтер уговорил пресс-атташе чанкайшистского представительства в Берне передать по радио сообщение в Чунцин. Зашифрованное сначала Пюнтером в советском коде, оно было перешифровано в китайском коде и благополучно достигло кабинета Директора.
Примерно в конце апреля 1941 года Пюнтер узнал, что в соответствии с информацией швейцарского генерального штаба нападение Германии на Россию назначено на пятнадцатое июня. Он доложил об этом Радо. Тот недоверчиво отнесся к сообщению и спросил, из какого источника получены сведения, на что Пюнтер ответил просто: Рудольф Ресслер, беженец из Германии. Немного позже Ресслер сообщил, что ввиду задержки с подготовкой нападение отложено до двадцать второго июня.
За три месяца до Сталинградской битвы Пюнтер сообщал в Москву о сомнениях и колебаниях германских генералов:
Как всегда, Москва долго переваривала информацию, и только двадцатого октября от руководства разведкой пришло требование дать дополнительную информацию:
Когда Фут и его группа почувствовали опасность, Директор приказал принять меры, которые обеспечивали бы непрерывную работу аппарата, и среди наиболее важных агентов назвал Пюнтера.
В июне 1943 года Директор начал готовить Пюнтера к новому, более высокому посту, ему в помощники дадут радистку с псевдонимом Роджер.
Одно время группа Пакбо безошибочно узнавала, где Гитлер проводит ночь, – место его ночлега не всегда совпадало с местом дислокации его штаб-квартиры. Сын одного консервативно настроенного австрийца, который жил недалеко от швейцарской границы, был призван в германскую армию и прикреплен к передвижному штабу Гитлера в качестве радиотехника. Не понимая всего значения того, что он делает, молодой человек почти каждую ночь вызывал по радио свою семью на волне определенной длины, чтобы сообщить, где находится. Его отец, у которого накопилось много таких радиограмм, не мог перенести их через границу из Фельдкирхена, поэтому он или кто-то из его друзей закопал их в условленном месте близ Дорнбирна. Один из людей Пюнтера откопал их и на их место положил продукты и деньги для австрийцев. В течение некоторого времени Москва имела информацию о всех передвижениях Гитлера.
Когда в 1943 году швейцарская сеть оказалась на грани краха из-за отсутствия средств, Пюнтер при помощи Александра Абрамсона из Международной организации труда и некоторых друзей связался с несколькими богатыми швейцарскими промышленниками, которые либо симпатизировали России, либо надеялись получить крупные заказы после окончания войны. Им туманно намекали, что нужны деньги, «чтобы помочь Москве», и все долги, естественно, будут возвращены. Эти операции принесли значительные суммы. Радо получил около 30 тысяч франков, на которые выдал расписки, подписанные вымышленным именем. Часть этой суммы была собрана Абрамсоном в Женеве, 85 тысяч франков пришли от Пюнтера.
Ни одного франка из этих денег не было возвращено после окончания войны, а индустриальные магнаты не получили ни одного русского заказа. Некоторые из кредиторов просто списали долги разведывательных агентств, однако другие настаивали на возврате денег, обвиняя Пюнтера в своих потерях. Как только в октябре 1946 года советско-швейцарские отношения были установлены, Пюнтер встретился с советским представителем Анатолием Кулаченковым и понял, что тот хорошо информирован о состоянии этого дела. Кулаченков не отрицал, что деньги, собранные группой Пакбо, были одолжены советскому аппарату. Однако он сказал: «Официально я ничего не знаю. Если об этом деле мне будет говорить кто-то другой, а не вы, я буду все решительно отрицать».
Пюнтер пытался снова и снова. Прижатый одним из кредиторов, он заключил с ним сделку: долг, но в меньшем размере, будет выплачен лично Пюнтером ежемесячно мелкими суммами.
Через несколько лет после войны, когда советская разведка попыталась воскресить свой аппарат в Швейцарии, один из членов семьи Карла Гофмайера предложил Пюнтеру возобновить сотрудничество. Пюнтер, очень раздраженный, ответил, что не желает иметь никаких контактов с советской разведкой.
В 1948 году на конференции социалистических издателей Пюнтер рассказал о своей работе в качестве советского шпиона. И что было характерно для того времени в Швейцарии, большинство присутствующих издателей отказались поверить этой «фантастической истории».
Конец швейцарской сети
Как и в большинстве других стран, между военной контрразведкой и федеральной полицией существовали антагонизм и соперничество, и иногда они мешали друг другу. В то время как военные власти под руководством генерала Гизана поощряли сотрудничество с агентствами Советского Союза, полиция старалась подавить всякую нелегальную деятельность в Швейцарии, особенно секретную радиосвязь с зарубежными странами.
Москва не была склонна ограничивать свою деятельность только разведкой за рубежами Швейцарии, хотя и понимала, что швейцарские власти терпят советский шпионаж до поры до времени, да и то поневоле.
В сентябре 1941 года в сообщении Директору от Радо говорилось о швейцарской зенитной артиллерии. Тринадцатого сентября 1942 года Москва потребовала от Радо детального доклада о швейцарской армии – о ее численности, оснащении и т. д. Через некоторое время такой доклад был послан. Десятого мая 1943 года Директор передал Радо: «Ваше сообщение об орудии системы Керна очень важно. Узнайте, поставлено ли это орудие на вооружение швейцарской армии. Какие заводы изготовляют его и в каких количествах?» Было еще много запросов и ответов по поводу швейцарских военных дел.
Используя радиопеленгацию, но действуя раздельно, немецкие и швейцарские органы контрразведки пытались определить места расположения радиопередатчиков. Они перехватывали радиограммы, но в большинстве случаев не умели расшифровать их и поэтому не могли узнать, от какого агента исходит этот длинный ряд цифр: советского, британского или какого-то другого.
Немцы работали также через Германа Генселера, бывшего служащего Международной организации труда в Женеве, который вместе со многими другими был уволен в 1939 году по сокращению штатов. Когда швейцарская полиция приказала Генселеру покинуть страну (у него не было видимых источников дохода, поэтому он вызывал подозрение), германский консул взял его на работу, и ему было позволено остаться. Тем временем абвер нашел некоторые ниточки, которые вели к передатчику Маргарет Болли, и Генселеру было поручено заняться этим делом. В октябре 1942 года Генселер приказал юному парикмахеру из Женевы Гансу Петерсу сблизиться с Болли, и вскоре тот занял место стареющего Радо. Обо всем, что Петерс узнавал от Болли, он докладывал Генселеру. После войны в германском консульстве была найдена книга, которую Радо использовал как основу для шифровки, но Болли утверждала, что никогда не знала о настоящих намерениях Петерса и Генселера.
Швейцарская полиция перехватила зашифрованные радиопередачи и открыла передатчики Болли и Хамеля, посчитав, что это работают немецкие шпионы. Так как борьба с германским шпионажем во время войны считалась первостепенной задачей, полиция приступила к арестам членов группы Радо без консультаций с руководством армии.
Члены советского аппарата не подозревали о надвигающейся буре. В домах операторов на короткое время отключали электрический ток – это было составной частью метода поиска передатчиков. Маргарет Болли заметила нескольких полицейских, которые лезли на крышу дома, чтобы проверить, есть ли там антенна. Встревоженный, Радо послал десятого октября 1943 года радиограмму Директору:
«Судя по наблюдениям Розы, дом, где находится ее квартира, взят под наблюдение политической полицией. Хотя я не думаю, что эти меры приняты в связи с Розой, в качестве предосторожности я временно запретил ей работать. Если мы не заметим ничего другого, то возобновим ее работу ночью 16 октября».
Тремя днями позже, тринадцатого октября, во время радиопередачи был арестован Эдмон Хамель. Маргарет Болли схватили в то же время на квартире у Ганса Петерса. Стараясь сделать работу как можно лучше, полиция задержала заодно полковника Мейера из контрразведки, который служил офицером связи с британской и французской разведками. Возмущенный генерал Гизан потребовал немедленного освобождения задержанных. И в самом деле, полковник Мейер был освобожден через три дня. Но это было все, чего мог добиться генерал.
После ареста Хамеля и Болли стало ясно, что скоро будут задержаны и другие члены группы. Радо запросил через Солтера, дадут ли англичане ему политическое убежище, и положительный ответ был быстро получен. Двадцать шестого октября 1943 года Радо через Лондон направил в Москву с помощью Фута радиограмму следующего содержания:
«Так как ситуация становится все больше и больше неблагоприятной и существует опасность развала сети из-за действий полиции, я предлагаю войти в контакт с англичанами и продолжать работу под их прикрытием.
Второго ноября пришел ответ, весьма характерный для руководства советской разведки:
«1. Ваше предложение найти убежище у англичан и работать оттуда совершенно неприемлемо. В этом случае вы и ваша организация утратите самостоятельность.
2. Мы обеспокоены вашей тревожной ситуацией и собираемся привлечь известного американского адвоката со связями в Швейцарии. Этот человек может оказать вам помощь. Немедленно сообщите, можете ли вы как-то продержаться два-три месяца или где-то укрыться. Получив ваш ответ, мы устроим поездку адвоката.
3. Кто, кроме вас, в организации находится в опасности? Как ситуация с Сиси и Пакбо? Получили ли радисты обвинительное заключение?
Сейчас мы больше всего нуждаемся в сотрудничестве с группой Люци, и надеемся, что это станет возможным, как только ваша личная ситуация, так же как и Джима, прояснится.
4. Мы просим вас успокоиться и делать все, что необходимо для вашей безопасности, восстанавливая свою способность к работе».
В то же время Директору стало известно, что Радо связался без его разрешения с англичанами и получил их согласие. Он сделал Радо строгий выговор, что говорило о том, как мало Москва понимала обстановку в Швейцарии:
1. Ваш контакт с Картрайтом без нашего разрешения является беспрецедентным нарушением дисциплины. Наша оценка ситуации в вашей организации и перспективы продолжения работы с Люци приводят нас к выводу о том, что контакты с англичанами не являются необходимыми. Мы повторяем: это невозможно для нас.
2. Вы должны немедленно отменить это неприятное дело и все переиграть. Одновременно позаботьтесь о безопасности Джима, чтобы часть важной информации от Люци могла пройти через него. Немедленно пришлите объяснения по поводу ваших непонятных действий и дайте свои предложения».
Через несколько дней Радо возобновил свои просьбы, настаивая на переходе «под крышу» англичан: таким образом он вел бы работу из здания, обладающего статусом экстерриториальности и решил бы финансовые проблемы группы Люци.
Ответ Москвы сводился, в сущности, к одному: ваши доклады об опасной ситуации в Швейцарии инспирированы британской разведкой, а сами вы не что иное, как их послушный инструмент в их руках:
Работа с группой Люци должна быть продолжена во что бы то ни стало. Вы должны собрать для немедленной передачи информацию от Люци через Джима. Кроме того, необходимо без задержки установить новые радиостанции».
Ответная радиограмма была послана семнадцатого ноября:
«Лучший способ помочь нам – отпустить меня и Марию в посольство союзников, пока не стало слишком поздно. До сих пор нет адреса для получения денег. Мы совсем без средств.
Ваш упрек в том, что я нарушил дисциплину, явился для меня тяжелым ударом. Но обстановка такова, что мне приходится оставаться в укрытии. Делаю такое предложение: дальнейшая работа в настоящее время возможна только в том случае, если вы пойдете на риск, чтобы Джим продолжал свою деятельность».
«Ваши предложения верны», – ответил ему Директор двадцать восьмого ноября. Он еще не знал, что за восемь дней до этого Джим, последний из радиооператоров, был арестован, и связь с Москвой окончательно прервалась.
Радо жил, скрываясь у своих друзей-коммунистов. Москва ничего не делала для того, чтобы подключить к работе новых радистов. Директор прекрасно понимал, что работа остановится, если не будут поступать деньги, но ровным счетом ничем не помог самой ценной своей агентурной сети.
Ночью двадцатого ноября 1943 года полиция арестовала Фута в тот момент, когда он передавал радиограмму в Москву. Захватив передатчик Фута и располагая кодом Радо, швейцарская полиция в течение короткого времени пыталась провести радиоигру с Москвой. Лейтенант Морис А. Трейер сделал первую передачу в этой игре. Уже потом, когда Фут был в Москве, ему сообщили, что сразу же разгадали трюк, потому что сообщения, посланные будто бы Футом, были написаны по-немецки шифром Радо, в то время как предыдущие радиограммы Фута всегда шли на английском языке его личным кодом. Швейцарские офицеры не могли знать советских правил изменения кодов, в соответствии с которыми оператор старым кодом предупреждает Центр о том, что переходит на новый. Но этого оказалось мало, и, чтобы проверить радиооператора, Москва девятого декабря 1943 года задала несколько вопросов:
«Сообщите, когда вы в последний раз видели Поля и как часто вы с ним встречались с начала октября».
В радиограмме от восьмого января 1944 года:
«Насколько нам известно, Пакбо никогда не слышал о Поле. Как он тогда мог узнать об его аресте?»
В то же время Директор проявляет удивительную неосторожность и в этих же радиограммах обсуждает с Люци денежные дела и другие вопросы. Его послания фиктивному Футу представляли большой интерес для швейцарской полиции, но радиоигра скоро закончилась.
С исчезновением со сцены обоих – Радо и Фута – настало время Пауля Бетхера и Рахели Дубендорфер (Сиси) взять на себя швейцарскую сеть. Но все обернулось неудачно, и эра Сиси не была отмечена успехом.
Пауль Бетхер в начале тридцатых годов был известным германским коммунистом, прошел через старую социал-демократическую партию и через «Союз Спартака», но находился в оппозиции к КПГ.
Его гражданская жена, полька по национальности, Рахель Гаспари, разделяла с ним все превратности судьбы. Убежав вместе с Бетхером из нацистской Германии в Швейцарию, Рахель вступила в фиктивный брак со швейцарским гражданином по имени Дубендорфер. Скоро она смогла снабдить Бетхера паспортом своего законного мужа.
Бетхер и Рахель поступили на службу в советскую разведку в 1937 году. До этого они жили в бедности. Теперь их положение, как известных оппозиционеров, открывало им доступ к источникам информации, закрытым для коммунистов, полиция также считала их безвредными. Другими членами ее семьи, которые тоже стали агентами, был ее зять, французский капитан Жан-Пьер Вижье, и ее кузен Вальтер Флюкигер.
В тридцатые годы Сиси была членом коммунистической ячейки в Международном отделе труда Лиги Наций, что предоставляло известную дипломатическую защиту, например право пересечения границы без таможенного досмотра.
Сначала Пауль и Сиси работали на Радо в качестве источников информации, но в конце 1942 года были приняты в аппарат, когда оккупация Швейцарии казалась неминуемой и потребовалась запасная группа агентов. Восьмого октября 1942 года от Директора поступила радиограмма, написанная высоким стилем:
Поделиться книгой: