Помоги проекту - поделись книгой:
Начало войны на Востоке
Германские армии пересекли границу Советского Союза двадцать второго июня 1941 года. Для тайных советских служб настало время действовать.
Если смотреть с исторической перспективы, то созданный шпионский аппарат, несмотря на все ошибки и недочеты, следует признать превосходным. Ячейки были разбросаны по всей Западной Европе, там работали мужчины и женщины многих национальностей, оснащенные радиопередатчиками и приемниками. Они долго ждали своего часа. С первыми выстрелами, прозвучавшими на далекой восточной границе, они почти одновременно начали работать, передавая информацию особой важности со всей Европы, включая даже Германию. Никогда шпионаж не играл столь важной роли для Советского Союза, как в военные годы.
Быстро заключенный летом 1941 года антигерманский альянс СССР и Запада охватывал все области военной политики, включая разведывательные операции. Однако взгляд на некоторые обязательства на Западе и на Востоке был разным. Помощь, которую предложил Запад, Сталин принял как должное, но никаких ответных услуг не гарантировал, и менее всего в области разведки. Британия согласилась доставлять и сбрасывать советских парашютистов над Германией, и советская разведка широко пользовалась такой возможностью. Соединенные Штаты выпускали коротковолновую аппаратуру лучшего качества, чем советская, и она была внесена в список поставок по ленд-лизу. Но ни одному советскому агенту за границей не разрешалось открывать себя американским или британским коллегам, а тем более сотрудничать с ними.
Когда советские источники в Швейцарии получили важную для Британии информацию, Москва запретила передавать ее союзникам.
Откровенное сотрудничество между советской и американской разведками во время войны было невозможно еще и потому, что советский шпионаж не ограничивался только враждебными странами. И в самом деле, в военные годы США стали привлекать очень пристальное внимание советских спецслужб. Как мы увидим дальше, советская разведка развернула в Соединенных Штатах широко разветвленную и успешно работавшую шпионскую сеть.
Насколько важную информацию агентура посылала в Москву в начале войны, можно увидеть по ниже приведенному перечню, сделанному на основе подлинных сообщений:
Стратегический план германских армий, с указанием направлений будущих наступлений и задействованных сил.
Подробности о будущих высадках германских парашютных десантов.
Отношения между нацистским правительством и руководством армии.
Местонахождение Гитлера и его штабов.
Движение в Италии против Муссолини.
Политика Британии и Соединенных Штатов.
Люфтваффе.
Обстановка с горючим в Германии.
Химическое оружие Германии.
Передислокация войск на бельгийском и французском побережьях.
Советские штабы забрасывали своих агентов вопросами, и, чтобы ответить на них, агент должен был ездить, выяснять и отправлять информацию с курьерами. Ниже приведены образцы требований, которые посылала Москва своим агентам в первую фазу войны.
После некоторой задержки, продолжительность которой зависела от сложности вопроса и шагов, которые надо было сделать, чтобы получить данные, ответы поступали в штаб. Однако значительная часть сообщений, идущих в Москву, скорее напоминала не ответы на вопросы, а обстоятельные доклады.
Летом 1941 года бельгийская группа приобрела особое значение. На рю де Атребат, где помещался центр хорошо организованной и отлаженной советской шпионской сети, период «спячки» сменился лихорадочной активностью. Группа, работавшая там, принимала множество сообщений от своих двух шефов (главным образом от «маленького шефа», Сукулова) и передавала их в Москву. Из-за того, что внешние агенты не имели доступа к радиостанции, шефам приходилось целые дни проводить в разъездах, собирать, просматривать и сортировать информацию. В эти времена берлинская группа (о работе которой будет рассказано ниже) имела доступ к стратегической информации, но ее технические возможности были ограничены, и брюссельская радиостанция использовалась для передачи и берлинских сообщений. Наспех созданная парижская сеть была не так совершенна, как брюссельская, а в Швейцарии еще только шел процесс организации.
Как абвер, так и гестапо отлично знали о существовании советской шпионской сети в Западной Европе, потому что за 1941 год перехватили около пятисот шифрованных сообщений. Шифры были настолько совершенными, что лучшие германские специалисты не смогли прочесть радиограммы. Немецкие агенты с восхищением говорили о совершенстве, размерах и техническом оснащении советской шпионской сети. В абвере руководителя агентуры называли «дирижером», передатчик – «пианино», а радиста – «пианистом». На советском шпионском жаргоне радиопередатчик назывался «музыкальной шкатулкой», а радиооператор – «музыкантом». Поэтому абвер дал всей этой структуре кодовое название «Красная капелла», потому что она напоминала ансамбль способных исполнителей под руководством талантливого дирижера.
В Берлине полиция и контрразведка занервничали. Сознание того, что радио уносит за границу военные секреты, что рядом с ними работает без всяких помех шпионская группа и они ничего не могут с этим поделать, было для них унизительным. Вычислить место, где находится передатчик, никак не удавалось. Радиопеленгаторы еще были несовершенны и работали очень медленно. А тем временем в радиоцентре абвера накапливались горы нерасшифрованных радиограмм.
К осени 1941 года специалисты абвера после долгих поисков определили, что радиопередатчик находится где-то в Западной Европе, скорее всего в Бельгии. И в Брюссель была направлена группа офицеров контрразведки.
«Берлин был сердит, – вспоминал Генрих Гофман, бывший офицер абвера. – Каждую неделю в Брюссель прибывали новые офицеры, чтобы подогнать нас, но все было напрасно. Мы оказались достаточно глупыми и стали искать агентов среди коммунистов, для чего профильтровали бельгийские коммунистические круги. Наши агенты докладывали, что все тихо и что коммунисты напуганы и пассивны. Мы начали искать в других бельгийских городах, но тоже безуспешно. Потом мы послали наших людей в кафе, не зная еще, что советские агенты в Бельгии встречались не в кафе, а в парках, в больших магазинах, в туалетах. Тем временем удалось получить результаты от радиопеленгации, советский передатчик работал пять часов подряд (и в этом была их роковая ошибка), с полуночи до пяти часов утра.
Потом из Берлина приехал опытный эксперт и на основе нашей предварительной работы сузил район поиска до трех домов».
В ночь на тринадцатое декабря 1941 года немцы ворвалась в эти три здания и на втором этаже одного из них нашли советскую коротковолновую радиостанцию. Они арестовали Михаила Макарова, Риту Арнольд и Анну Ферлинден. В их руки также попали фальшивые документы, симпатические чернила высокого качества, печати и многое другое. Шифровальную книгу, однако, успели уничтожить. Как раз в эту ночь «большой шеф», Треппер, пришел в этом дом, когда там шел обыск, но ему удалось выдать себя за торговца-разносчика, и его отпустили. А он немедленно разослал предупреждения во все группы бельгийского аппарата.
На допросах Макаров отказался говорить. Анна Ферлинден покончила с собой. Слабая и несчастная Рита Арнольд в смертельном страхе за свою жизнь согласилась дать информацию абверу. Она выдала Венцеля, Кента и других, а также описала немцам внешний вид «большого шефа». Временами Риту отпускали из тюрьмы пожить в гостинице, но через несколько месяцев, когда она стала бесполезной, ее казнили. Рита Арнольд была первой в ряду советских шпионов, которые работали на немцев против Советского Союза.
Однако того, что рассказала Рита, было недостаточно, чтобы вскрыть все детали шпионской системы, строгая советская конспирация и в этом случае принесла свои плоды: Рита знала только свою задачу и видела только тех людей, кто был непосредственно связан с ее работой. Германская контрразведка все еще плутала в темноте.
В куче мусора в здании на рю де Атребат абвер нашел обрывок бумаги, на котором были нацарапаны таинственные буквы и цифры. Стало ясно, что в этом доме занимались шифрованием. Более шести недель лучшие немецкие специалисты по русским кодам пытались разгадать эти знаки, но прочли только одно слово: «Проктор». Риту Арнольд спросили на допросе, откуда взяты книги в шкафах. Рита сказала, что, как она помнит, книги были куплены. В заглавии одной из них фигурировало имя Проктор, значит, она служила ключом к шифру. Однако дело было весной 1942 года, к тому времени Москва уже сменила шифр, поэтому вся текущая информация так и осталась тайной для немецких специальных служб.
Эта брешь в советском фронте разведки скоро была ликвидирована. Треппер и Сукулов отсутствовали, и управление взял на себя Константин Ефремов (псевдоним Ернстрем). Разведывательная машина снова заработала, и германская контрразведка опять засуетилась. Наконец, в июне 1942 года немцы засекли радиостанцию Венцеля и тридцатого числа того же месяца арестовали его. В его комнате нашли несколько зашифрованных радиограмм и две написанные на немецком языке.
Иоганн Венцель, ветеран КПГ, отказался помогать абверу, но, когда ему показали досье, где были свидетельства о его принадлежности к боевым группам КПГ, и предложили выбирать между сотрудничеством и смертью, он переменил мнение и выдал своих начальников, шифры, правила работы, то есть всю систему советского шпионажа. Он принес большую пользу немцам, так как был опытным агентом. Помимо прочего, он раскрыл действующий шифр. Теперь задача абвера и гестапо существенно облегчилась.
Сломав Венцеля на изнурительных допросах и расшифровав горы давно перехваченных радиограмм, абвер пришел к выводу, что в Берлине существует советская шпионская сеть. Это позволило арестовать группу, которой руководили Харро Шульце-Бойзен, офицер, служивший в министерстве военно-воздушных сил, и советник министерства экономики Арвид Харнак[28].
Предательство Венцеля открыло ворота шлюза. На «Красную капеллу» повсюду, от Берлина до Парижа, посыпались удары. Едва ли не в каждой схваченной группе немцы находили нового предателя, и каждый предатель называл новые имена.
Абрам Райхман, специалист по фальшивым документам в брюссельской группе, давно был на подозрении у полиции, хотя у нее не было никаких доказательств. Чтобы получать бельгийские паспорта, Райхман «подружился» с инспектором брюссельской полиции Матье, немецким агентом, который сделал вид, что симпатизирует движению Сопротивления. Матье согласился снабжать Райхмана настоящими бланками, подписанными и проштампованными в полиции. В июле 1942 года Райхман принес Матье фотографию Константина Ефремова, которому был нужен бельгийский паспорт. Ефремова взяли в момент получения фальшивого документа от инспектора Матье.
Абверу потребовалось некоторое время, чтобы «расколоть» Ефремова, тот отказывался отвечать на вопросы. Узнав, насколько он привязан к семье, офицеры абвера припугнули его, что сообщат родителям, будто он не только арестован, но и выдал Иоганна Венцеля (что было неправдой). Постепенно сопротивление Ефремова ослабевало, он понемногу разговорился, а в конце концов даже пошел на сотрудничество.
Среди жертв Ефремова оказались связные с голландской сетью, Морис Пепер и Лунетта. Лунетта отказалась говорить и была казнена, а Пепер согласился помочь абверу и выдал гиганта-блондина Антона Винтеринка. Винтеринк не только не стал отвечать на вопросы, но даже не назвал своего имени. Прошло много времени, прежде чем немцы смогли узнать его адрес, и когда они пришли с обыском, то радиоаппаратуры и документов там уже не было. Однако, в конце концов, бесконечные допросы сломали и Винтеринка. Он с неохотой принял предложение немцев и начал работать на них. С голландской шпионской сетью было покончено.
Известный голландский коммунист Крюйт, бывший священник шестидесяти трех лет, был послан из Москвы в Англию, а потом в июле 1942 года сброшен с парашютом в Бельгию с задачей присоединиться к советской шпионской группе (это было одним из примеров сотрудничества британской и советской разведок во время войны). Крюйт благополучно приземлился со своей радиоаппаратурой, но через три дня его предали. Он отказался сотрудничать с немцами, принял яд, но его спасли только для того, чтобы потом расстрелять.
Фирма «Симэкско» была ликвидирована, ее совладельцы депортированы в Германию, некоторые оказались в концентрационных лагерях, другие были казнены как шпионы.
Бельгийская и голландская сети были полностью разгромлены, но они все же успели сослужить хорошую службу советским вооруженным силам.
Сеть Жильбера во Франции
Во время войны было бы абсурдно держать три параллельных разведывательных агентства – ГРУ, ГБ и подпольную команду Коминтерна. Все агенты за границей получили указание объединиться в единую сеть. В годы войны многие агенты Коминтерна и ГБ работали совместно.
Во Франции коминтерновскую группу, влившуюся в разведывательную сеть, возглавлял Анри Робинсон, один из последних членов Лиги молодых коммунистов, которая была создана Коммунистическим интернационалом молодежи около 1920 года. В группу также входили Войя Вуйович и его брат Рада, немец Вилли Мюнценберг, два швейцарца, Жюль Юмбер-Дро и Баматтер, и некоторые другие. Это была первая группа молодых коммунистов, не испорченных властью, компромиссами и «стратегическими отступлениями» и не парализованных неудачами и тайными сомнениями. Они горели энтузиазмом и ненавистью, были самоуверенными и жестокими, глубоко презирали демократические институты. Они относились к закону как к пустым словам, а к полиции – как к заклятому врагу. Для них все средства были хороши, если они вели к цели.
Анри Робинсон (он же Тарри, Бауман, Бухер, Леон и Мерлан) был сыном преуспевающего торговца из Франкфурта. Ему едва исполнилось двадцать лет, когда он вступил в «Союз Спартака», предшественник КПГ. Высокий, стройный, с живыми темными глазами и разнообразными интересами, Робинсон был деятельной натурой. Его специальностью была конспиративная работа – добывание оружия, устройство подпольных квартир, обман полиции. Шпионаж тоже входил в этот перечень. Его верная подруга Клара Шаббель помогала ему во всем[29]. К началу войны Робинсону было сорок четыре года, и по виду он напоминал русского интеллигента старой школы. Он жил в непрезентабельном номере второсортной парижской гостиницы, книги и бумаги в беспорядке заполняли письменный стол и шкафы.
Тесное сотрудничество между Треппером и Робинсоном началось после образования правительства Виши. В то время как аппарат Треппера старался держаться в стороне от коммунистического движения, так же как и от других партий и политических лидеров, Робинсон обзавелся друзьями и приятелями в самых разных лагерях. Аппарат Робинсона включал несколько опытных французских агентов и имел связи за границей, что оказалось очень полезно сравнительно молодому агентству Треппера. Среди них были гравер Медардо Гриотто, инженер Морис Эни-Анслен, который имел возможность во время войны легально ездить в Швейцарию и таким образом поддерживать связь со швейцарской сетью советской разведки, Луи Мурье, «почтовый ящик», и несколько членов коммунистической партии, которые использовались для особых поручений. Сотрудничество между Треппером и Робинсоном длилось примерно два года.
Другая важная группа во французских владениях Треппера работала под руководством Василия Максимовича, русского эмигранта, который жил во Франции уже двадцать лет. Василий и его сестра Анна были детьми русского дворянина и генерала Павла Максимовича, который эмигрировал на Запад после Гражданской войны и умер в нищете во Франции. Монсеньор Шапталь, епископ Парижа, который посвятил себя заботе о нуждающихся иностранцах, помог Василию и Анне получить образование.
Русские эмигранты во Франции, особенно дворянского происхождения, всегда рассматривались как белые, но Максимовичи склонялись к другой политической окраске. Никогда не вступая в коммунистическую партию, Максимовичи стали членами русской боевой организации, куда входили бывшие белые. Эта организация опекалась и напрямую финансировалась советским посольством. После победы нацистов в Германии в 1933 году, на французской почве появились многие такие организации, в том числе и Союз защитников.
В 1936 году Союз защитников снял небольшой зал на рю Дюпле для собраний, танцев и прочих нужд. Его скромных фондов с трудом хватало на арендную плату. Однажды вечером к ним на дорогом автомобиле приехала высокая, несколько полноватая женщина лет сорока, представилась Анной Максимович и сказала, что ее интересует их организация. Она объяснила, что держит санаторий для душевнобольных и может финансировать союз. Помещения союза были отремонтированы, на полах появились ковры, вскоре начала выходить своя газета.
В 1939 году среди членов союза поползли слухи о том, что «деньги Анны пахнут», но никто не хотел верить сплетням. В тот самый день, когда началась война, первого сентября 1939 года, все члены союза были арестованы, в том числе и щедрая Анна Максимович. Однако Анна сумела предъявить список больных, которые находятся на ее попечении, и ее отпустили.
Василий Максимович каким-то образом избежал ареста во время первого рейда в сентябре 1939 года. Позже он был интернирован в лагерь Верне около Тулузы, где познакомился с коммунистами, принимавшими участие в гражданской войне в Испании. Там же он сблизился с Герцем Соколом, который посоветовал ему связаться с Треппером.
Летом 1940 года германские войска оккупировали север Франции. Когда немецкая комиссия пришла в лагерь, чтобы отобрать людей для работы, хорошо образованного Максимовича прикрепили в качестве переводчика к немецкому офицеру высокого ранга. Монархически настроенный офицер аттестовал «белого» русского эмигранта как человека лояльного Германии, и Максимовича отпустили.
При встрече с Треппером Максимович намекнул на возможное сотрудничество. В соответствии с правилами Треппер запросил Москву. Директор посоветовал ему быть осторожным, но использовать Максимовича, если у того есть обнадеживающие связи. Работая с того времени под руководством Треппера, Максимович расширил свои знакомства среди оккупантов. В частности, он познакомился с Анной Маргаритой Гофман-Шольц, секретарем военной администрации Парижа.
Незамужняя дама сорока четырех лет из «хорошей немецкой семьи» была бы не прочь устроить свою личную жизнь с «русским дворянином». Василий не считался таким уж видным женихом, но для Анны Маргариты брак с ним означал исполнение всех ее мечтаний.
Для советской разведки открылись новые возможности. Треппер запросил Москву, Директор дал свое благословение, и Анна Маргарита Гофман-Шольц, полная счастья и надежд, отпраздновала свою помолвку в блестящей компании антисоветски настроенных немцев и русских.
Максимович выжал из своего нового положения все возможное. Он получил разрешение в любое время посещать германский штаб и поспешил завести дружбу с девушками и молодыми офицерами. «И скоро, – писал позже немецкий следователь, – Максимович знал все о процедурах и методах работы и обо всем докладывал своему шефу». У Гошо (так окрестили Анну Маргариту в аппарате Треппера) не было секретов от Василия. Ее подруги тоже были готовы делиться всем с этой приятной парой.
Позже Анна Маргарита была назначена на ответственный пост в германском генеральном консульстве в Париже. Сообщения Максимовича включали широкий круг вопросов: отношение французов к оккупационным войскам, данные об экономике сателлитов Германии, о мобилизационных возможностях, о концентрационных лагерях и их узниках. Секретный отчет о поездке посла был похищен, с него сняли копию и отослали в Москву. Гошо доставала многие другие документы, их копировали и через несколько часов возвращали. Группа раздобыла бланки многих немецких документов. От двух своих приятелей, которые работали переводчиками в комендатуре, Максимович получал точные сведения о немецких дивизиях, расположенных в Париже и вокруг него, их перемещениях, вооружении и снабжении, а также о военных силах во всей Франции.
Другим членом группы Максимовича была немка из Данцига, Кати Фелькнер, секретарша начальника бюро, которое ведало поставкой рабочей силы в Германию. Известная циркачка-акробатка, она объездила всю Европу, в том числе и Советский Союз, вместе со своим менеджером Иоганном Подсядло, от которого у нее было двое детей. Война 1939 года застала их в Париже, им всем грозил лагерь для интернированных, но их спас советский аппарат. Их спрятали, и они тихо жили в скромном рабочем районе Парижа. В первые месяцы «странной войны» Иоганн Подсядло и Кати Фелькнер изучали машинопись и стенографию, а когда немцы начали искать конторских работников, чтобы заполнить свои многочисленные учреждения, оба они получили работу. Кати стала машинисткой, а Иоганн – переводчиком в бюро по найму рабочей силы. Подобные агентства, тесно связанные с германской военной промышленностью, служили источником информации для Максимовича.
Наконец, связи Максимовича с монсеньором Шапталем и католической церковью позволили ему доложить Москве о политическом курсе Ватикана.
Когда началась война, Анна Максимович, как врач, получила от Треппера новое задание и необходимые фонды, ей предстояло открыть новый «санаторий» и руководить им в интересах аппарата. Нашли усадьбу, которая располагалась как раз на демаркационной линии, богатая ферма поблизости могла обеспечить питанием нелегалов, которым предстояло укрываться в санатории. Анна сделала хитрый ход, пригласив в качестве главного врача Жана Даркье, чей брат, Даркье де Пельепуа, был генеральным комиссаром по еврейскому вопросу при правительстве Петена. После помолвки ее брата с фрейлейн Гофман-Шольц германские офицеры начали посещать санаторий. Личные связи были установлены, прикрытие обеспечено, и Анна снова была готова помогать брату в его разведывательной работе.
После завершения операции абвера в Бельгии во Франции тоже начались массовые аресты.
Первым важным звеном, попавшим в руки немцев, была чета Сокол с их коротковолновой радиостанцией. В июне 1942 года передатчик наконец запеленговали, Сокол с женой был арестован, и ниточка потянулась к Трепперу. Старые коммунисты долго отказывались говорить. Судя по некоторым сообщениям, Герца Сокола пытали в ванне с ледяной водой, а его жену поставили перед выбором: дать показания или ее мужа застрелят у нее на глазах. Она начала говорить и сказала все, что знала о Жильбере и его связных. К счастью для аппарата, знала она не так уж и много. Вскоре после этого оба они были казнены.
Теперь группа офицеров абвера, усиленная полицией, прибыла в Париж, прихватив с собой нескольких бывших советских агентов, которые согласились сотрудничать с ними. Полицейская операция, которая началась в октябре 1942 года, продолжалась около трех месяцев. К декабрю примерно пятьдесят членов советской агентурной сети или тех, кто подозревался в принадлежности к ней, оказались в тюрьме.
Главной дичью в этой охоте был, конечно, сам «большой шеф», но его адрес оставался секретом. Иоганн Венцель, арестованный в Брюсселе, подтвердил, что он знает Жильбера и что «большой шеф» в Париже. Но он тоже не видел способа выйти на него. Тогда Абрам Райхман, доставленный в Париж под конвоем полиции, сделал попытку вызвать «большого шефа» на связь. Как старый работник аппарата, он казался самым подходящим человеком для того, чтобы найти Треппера, но тот, явно почувствовав опасность, избегал контактов. В процессе поисков Райхман встретился со многими советскими агентами и всех их выдал немцам, как, например, чету Гриотто и Жермен Шнайдер, гражданскую жену Венцеля и очень важного курьера военных лет (однако Жермен Шнайдер чудом исчезла из Парижа, и ее потом так и не нашли). Но Треппер был недосягаем, несколько раз его вызывали на встречу с Райхманом через цепочку связных, но он так и не появился.
Немцы добрались и до главного прикрытия Треппера – фирмы «Симэкс». Мария Калинина, белая русская, работавшая в фирме переводчицей, и ее сын Евгений выдали секреты «торговой компании», насколько они им были известны. Германская полиция с удивлением узнала, что так усердно разыскиваемый ею Жильбер был главой этой фирмы. Когда кончился срок его пропуска, который позволял ему свободно ездить по всей стране, немцы пригласили его явиться лично, чтобы продлить действие документа. Он так и не появился. Подставные посредники сообщили фирме «Симэкс», что одна немецкая компания готова приобрести промышленные алмазы на сумму в 1 миллион 500 тысяч марок и хочет обсудить условия с самим менеджером. Напрасно. Однако из записной книжки, найденной на столе Треппера, немцы узнали важную вещь: даты визитов Треппера к дантисту. И вот что произошло шестнадцатого ноября 1942 года.
Кабинет дантиста помещался в большом доходном доме возле Тюильри. Офицеру абвера было приказано узнать у дантиста, есть ли у него пациент, чьи приметы совпадают с описанием «большого шефа». Офицер явился к дантисту и, потребовав от него молчания, попросил предъявить книгу записи. Дантист признался, что он ждет этого пациента на следующий день в два часа.
Незадолго до этого времени немецкие офицеры заняли посты у входа в здание, на лестнице, у дверей лифта и на втором этаже, где располагался кабинет дантиста. Казалось, все было предусмотрено, но все же осталась без присмотра дверь черного хода. Когда человек, которого они ждали с главного входа, не появился, офицеры забеспокоились. Чтобы узнать, не отменил ли он свой визит в последний момент, два офицера вошли к дантисту и услышали в кабинете голоса. Когда они увидели в зубоврачебном кресле мужчину, они подскочили к нему с двух сторон и сразу поняли, что это и есть их человек. «Вы арестованы!» – закричали они. На мгновение тот смешался, а потом сказал на отличном немецком языке: «Вы неплохо поработали».
Треппер поначалу отказывался отвечать на все вопросы. Ему дали три часа на размышления, и он переменил свое мнение. Конечно, он понимал всю серьезность своего положения. Не было никаких сомнений в том, что если он откажется сотрудничать с абвером, то его передадут гестапо, а там найдут способ заставить его говорить. И Треппер согласился дать информацию в той мере, насколько ему казалось приемлемым.
В первые часы он говорил о себе – различные имена, происхождение, служба, поездки по Европе. Такие разговоры позволяли ему выиграть время, и он продолжал говорить. Он открыл офицерам абвера некоторые принципы и методы работы советской разведки. Он говорил все больше и больше, но самое интересное держал про запас.
Треппер был очень откровенен, когда дело касалось его самого и его деятельности. Допросы и неформальные разговоры с «большим шефом» велись непрерывно целыми днями. У него имелась масса интересных историй и неожиданных новостей. Когда он вспоминал о своих связях при итальянском и бельгийском королевских дворах и в аристократических кругах Германии, Франции и Испании, это звучало как сказка. Он даже знал подноготную Ватикана.
Но немцы требовали имена и адреса. Они заявили Трепперу, что отделаться общими фразами ему не удастся и если он хочет жить, то должен выдать своих товарищей. Треппер позвонил по телефону своему верному секретарю Кацу и назначил встречу на станции метро «Мадлен». Когда Кац пришел, его арестовали и поставили перед лицом «большого шефа». Треппер приказал ему выдать немцам все, что тому было известно. Кац подчинился и передал немцам радиостанцию, которую держал у себя дома. Надежды шпиона на то, что таким образом он спасет себе жизнь, оказались тщетными. Уже через несколько недель немцы выкачали из него все, а потом отправили в Германию и казнили.
Среди других Треппер и Кац выдали и Робинсона. Используя «почтовый ящик», Робинсона пригласили на встречу. Двадцать первого декабря 1942 года Кац в сопровождении двух офицеров абвера был доставлен на машине на место встречи. Он указал им на ожидающего человека, который в течение двух десятилетий являлся выдающейся фигурой советского шпионажа. Робинсон не оказал сопротивления, но Кац, согласно немецкому рапорту, «разнервничался».
Робинсон отказался что-либо открывать или кого-либо впутывать в это дело. Его отправили в Германию и наверняка казнили, несомненно, после жестоких допросов в гестапо[30].
Потом Треппер выдал Василия и Анну Максимовичей, всю их сеть и связи с германскими военными кругами. Аресты шли быстро один за другим: Альфред Корбен, директор «Симэкса», был взят девятнадцатого ноября, Лео Гроссфогель – тридцатого ноября, Василий Максимович и его сестра Анна – двенадцатого декабря, невеста Максимовича, Гошо, – примерно в то же время, Иоганн Подсядло и Кати Фелькнер – седьмого января 1943 года.
Когда Жермен Шнайдер, курьер Коминтерна, выданная Абрамом Райхманом, была доставлена в Париж и предстала перед «большим шефом», тот приказал ей говорить. Она повиновалась и выдала ценную информацию, главным образом о сети германской «Красной капеллы». Этим признанием она не купила себе свободу, хотя и сохранила жизнь. В 1943 году ее отправили в концентрационный лагерь Равенсбрюк. Когда кончилась война, она вышла оттуда тяжелобольной и вскоре скончалась в швейцарском санатории.
Разгромив парижскую сеть, немецкая контрразведка обратилась к двум другим центрам советского шпионажа во Франции – к Марселю и Лиону. В 1941–1942 годах Марсель был центром многих интернациональных шпионских сетей. Там нашла приют известная советская группа под руководством Виктора Сукулова, который скрылся из Брюсселя вместе с Маргаритой Барша и ее ребенком после полицейского налета в декабре 1941 года. Другой важной персоной здесь был Жюль Жаспар, тоже из бельгийского аппарата, а также Маргарита Мариве, Альпе и другие.
Лион в 1941–1942 годах был центром французского Сопротивления. Кроме того, он приобрел известность как место, где работала советская агентурная сеть и находили убежище многие разведчики. Здесь собралась интересная группа, в которой были Иезекиль Шрайбер, бывший секретарь для особых поручений при советском военном атташе (он был арестован немцами, но бежал в июле 1942 года, а потом пытался работать на радиостанции в Лионе), Исидор Шпрингер, немецкий коммунист, приехавший из Брюсселя, Отто Шумахер, убежавший в Лион после ареста Венцеля, и многие другие.
К концу 1942 года германская контрразведка провела операции по охоте на шпионов на «свободной территории» и советские аппараты были разгромлены.
В марте 1943 года военный трибунал в Брюсселе слушал дело трех русских офицеров: Константина Ефремова, Михаила Макарова и Антона Данилова из брюссельской сети. Председателем суда был Манфред Редер, тот самый, который выступал в роли обвинителя на процессе «Красной капеллы» в декабре 1942 года.
Обвиненные в шпионаже в пользу Советского Союза, подсудимые не отрицали своей вины, к тому же в распоряжении обвинения было более восьмидесяти радиограмм. Офицеры держались с достоинством, они сказали, что выполняли свой долг и готовы принять смерть.
Процедура требовала, чтобы смертный приговор утвердил сам Гитлер. Но фюрер, как и в других случаях, передал эти функции Герингу. Председатель суда Редер доложил Герингу, что Макаров, будучи родственником Молотова, может оказаться полезным Германии на последней стадии войны, когда начнутся политические переговоры. Казнь Макарова была отложена, а двое других осужденных были казнены в апреле 1943 года в бельгийском форте Бреда. По словам Редера, Макаров был заключен в концентрационный лагерь Бухенвальд, а в конце войны вместе с другими важными заключенными под именем Кокорина был переведен в Италию. В начале мая 1945 года «Нью-Йорк таймс» сообщила, что он освобожден американскими войсками и репатриирован в Россию.
После суда над советскими офицерами военный трибунал переехал в Париж, где с ноября – декабря 1942 года в заключении находилась другая группа советских агентов. Из них Василий и Анна Максимовичи были приговорены к смерти и казнены, фрейлейн Анну Маргариту Гофман-Шольц осудили на шесть лет каторжных работ.
Перевербованные
Арест Иоганна Венцеля в июне 1942 года вызвал большое смятение в высших кругах Германии. Сообщения, найденные у него дома, и его признания свидетельствовали о том, насколько глубоко советская разведка проникла в системы нацистского правительства. Германская контрразведка, в которой работали соперничающие структуры (абвер, гестапо, служба имперской безопасности и другие), оказалась неэффективной. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер и адмирал Вильгельм Канарис были смертельными врагами, но все же нашли возможность создать в качестве компромисса новое агентство, которое назвали «Командой «Красной капеллы», которая включала в себя представителей разных служб контрразведки. Получив широкие права, «Команда» распространила свое влияние на Бельгию, Голландию и Францию. Ее шефами стали Копков и Паннвиц. Карл Гиринг возглавлял «Команду» в Париже, а Гарри Пипе – в Брюсселе. Первой и безотлагательной задачей было уничтожить советскую агентурную сеть, второй и более дальней целью было использование перешедших на их сторону советских агентов с их радиосредствами для дезинформации Советского Союза.
Лидерам – «большому шефу», «малому шефу», людям из Коминтерна и некоторым другим – была дарована жизнь при условии, что они согласны сотрудничать. Те, кто участвовал в работе против Советского Союза, занимались радиоигрой, о которой скоро будет рассказано. Таким образом, многие советские агенты пережили войну.
Это была первая фаза войны, время поражений СССР и побед Германии. В Германии день победы Гитлера и разгрома Красной Армии казался совсем близким. «Мы уже выиграли войну», – заявил фюрер, пресса и радио согласились с этим, и публика поверила. Миллионы красноармейцев попали в плен, распространились «пораженческие» настроения, и сотрудничество с Германией, иногда добровольное, часто вынужденное, стало тактикой поведения тысяч бывших офицеров советских вооруженных сил. Советским разведчикам, которые тоже принадлежали к Красной Армии, ситуация казалась еще более отчаянной, чем массам простых военнопленных. Они знали, что с октября 1941 года их связь с Центром прервана, потому что многие правительственные учреждения эвакуированы из Москвы. Средства поступали нерегулярно, а когда и поступали, то были недостаточными. Такое отношение к разведке, этому оружию потрясающей силы, свидетельствовало о снижении сопротивления России и было предзнаменованием катастрофы. И в этих обстоятельствах у агента, работающего в условиях подполья во вражеской стране, была альтернатива – самоубийство или сотрудничество с врагом. Некоторые отказывались сотрудничать и шли на смерть, другие соглашались.
После войны было опубликовано много брошюр и статей, особенно в восточной зоне Германии, где описывались пытки, которым подвергались участники групп Сопротивления. В частности, отмечалось, что признания членов «Красной капеллы» были получены в результате зверств в гестапо. Но это объяснение было бы неполным. Гестапо, без сомнения, применяло жестокие методы, а к коммунистам вдвойне. Что касается «Красной капеллы», то был издан специальный приказ, предписывающий вырвать признание любой ценой. Известны некоторые случаи пыток советских агентов (Фрида Везолек, Сокол и другие), о многих мы просто ничего не знаем. Но удивительно, что в самых важных случаях некоторые люди шли на предательство без физического насилия, достаточно было угроз и нажима. Иногда подследственный капитулировал, когда офицер абвера грозил: «Я передам вас в гестапо». В других случаях он ломался, когда ему говорили, что абвер знает его настоящее имя и имена его друзей, которые уже во всем сознались. Бывший антинацистски настроенный офицер абвера говорит: «Потрясение от того, что за ним наблюдают, что кто-то уже предал его, обычно бывает настолько сильным, что даже упрямый человек начинает говорить».
Самых больших успехов «Команда» достигла в радиоигре.
В военные годы около половины тайных радиостанций в оккупированной Европе – британских, советских и других – попало в руки германской контрразведки или гестапо. Немцы убеждали арестованных шпионов, которые находились на волоске от смерти, продолжать передачи в их штабы, будто бы ничего не случилось. Тексты радиограмм, естественно, готовились германской разведкой с целью дезинформации, в них содержались запросы о людях, адресах, курьерах, деньгах. А ответы выдавали немцам агентов антинацистского подполья. В абвере это называлось «вывернуть агента наизнанку».
Одной из самых успешных глав в истории германской радиоигры стала операция «Северный полюс», в которую были вовлечены Голландия и Бельгия. В течение восемнадцати месяцев войны нескольких агентов голландского эмиграционного правительства в Лондоне, которые работали в подполье в Голландии и были взяты немцами, силой заставили поддерживать радиосвязь со своими штабами в Англии. Всего на немцев работало четырнадцать голландских станций. Из Лондона им сообщали имена новых агентов, которых предполагалось сбрасывать на парашютах в Голландии, адреса лидеров движения Сопротивления, куда направляли оружие и динамит. Эта операция позволила германской контрразведке захватить более пятидесяти секретных агентов, радиостанции, пулеметы, гранаты, большое количество боеприпасов и обмундирования. Операция детально описана в двух книгах бывших сотрудников абвера[31], и достоверность написанного была подтверждена в выступлении британского министра иностранных дел Энтони Идена в палате общин.
Более широкая и важная радиоигра была проведена немцами против советского главного штаба разведки, хотя по многим причинам все это до сих пор держится в секрете. Москва не раскрывает за границей детали своей военной стратегии или разведывательной работы, кроме того, рассказ о большом числе ветеранов советской разведки и иностранных коммунистов, работавших на нацистов в радиоиграх, не прибавил бы престижа Советскому Союзу.
Каждый передающий агент отличается индивидуальностью, выражаясь специальным языком, имеет свой «почерк». Офицер, принимающий радиограмму, если он настороже, может подтвердить личность передающего радиста или усомниться в ней. Большинство передающих агентов были хорошо знакомы Москве, их бывшие учителя отлично помнили особенности работы каждого из них. Вот почему арестованных советских агентов надо было убедить или вынудить продолжать работу в пользу немцев, пока, разумеется, они не попытаются обмануть своих новых хозяев, послав в Москву секретное предупреждение о своем провале.
Поделиться книгой: