Помоги проекту - поделись книгой:
Тинклер вернулся к столу с полными кружками и шепнул Эрнесту:
— Вот, сэр, пожалуйста, угощайтесь!
Тот отпил добрый глоток и отставил кружку в сторону. Теперь разговор захватил его целиком.
— Ну что ж, если главная ваша проблема заключается в том, чтобы уговорить священника, то тут я по крайней мере мог бы словечко замолвить. Дело в том, что мисс Поллок приглашала меня на чай, вот я и затею разговор на эту тему. Вы не возражаете?
По их лицам он понял, что они ничуть не возражают, а Гирам громогласно воскликнул:
— Очень даже великодушно с вашей стороны, сэр! А нам, по — моему, не мешало бы выпить за здоровье нашего мистера Эрнеста!
Эрнест рассеянно поблагодарил, выпил вместе со всеми, вытер губы и снова принялся задавать вопросы. Еще одна вещь очень его заинтересовала.
— А что это за… украшения или картины, о которых вы упомянули?
— Да разные библейские истории, — добродушно ответил Гирам.
— И все они имеют отношение к воде? Например, хождение по воде, Иона и кит и так далее?
Оказалось, что нет. Посетители загудели; их головы закачались в знак несогласия. Теперь уже почти все они сгрудились возле их стола, и старый Гаффер тут же громко пожаловался, что ему ничего не видно, но на него никто и внимания не обратил.
— Нет, просто мы брали любую историю из Библии, какая понравится. Хотя, конечно…
— Да?
— Картины — то эти в основном придумывал один человек… Только он уж теперь умер…
— То есть один конкретный человек обычно придумывал для вас все сюжеты подобных картин?
— Точно так, сэр. Мистер Фабер. И скончался он от того же недуга, что и ваш бедный дядюшка, только на год раньше.
— И с тех пор никто не сумел ничего столь же интересного и красивого придумать! — послышался чей — то жалобный голос.
Эрнест колебался. Он быстро глянул на Тинклера, надеясь получить какую — то подсказку, ибо это уже вошло у него в привычку, но лицо Тинклера было на удивление спокойным и непроницаемым. Мало того, он искусно делал вид, что не замечает вопросительных взглядов молодого хозяина. Охваченный внезапным раздражением, Эрнест одним глотком допил остававшийся в кружке сидр и вынес решение:
— Если вам не покажется это излишней самонадеянностью, то я хотел бы признаться… Тинклер!
— Да, сэр?
— Вы ведь болтали тут обо мне, верно?
— Видите ли, сэр… — Тинклер бросил на него скорбный взгляд. — Я рассказал этим людям не больше, чем требовалось для соблюдения элементарной вежливости, уверяю вас.
— Не волнуйтесь, старина! Я всего лишь хотел выяснить, знают ли они, что я немного умею рисовать. В том числе и красками.
— Да, сэр! Это они, конечно же, знают!
— Ну тогда что ж… — Эрнест окончательно собрался с духом. — Вы не против, если я предложу вам парочку собственных идей?
На лицах присутствующих явственно отразились сомнения, смешанные с восторгом. Гаффер Тэттон снова пожаловался, что ему ничего не видно, и кто — то наклонился к нему и стал терпеливо объяснять. Возникшее было замешательство прервал именно старый Гаффер. С трудом поднявшись на ноги, он воскликнул:
— Не отказывайтесь от этого предложения! Вспомните: сейчас уже идет седьмой год, и если мы не сделаем все как надо, то Она…
Отдельные голоса несогласных потонули в возгласах всеобщего энтузиазма.
— Как же это распрекрасно с вашей стороны, сэр! — громко восхитился Гирам.
Итак, все было решено.
Чувствуя, как в крови его снова разгорается то странное возбуждение, которое он уже испытывал несколько ранее, Эрнест спросил:
— Вы, кажется, говорили, что кто — то фотографировал эти картины… эти украшенные колодцы и источники?
— Точно, сэр.
— Значит, я мог бы посмотреть хотя бы несколько таких фотографий, чтобы получить, так сказать, общее представление о… Тинклер, я что — нибудь не то сказал?
— Сэр, я заметил, что люди начинают посматривать на часы. Наверное, пора расходиться. Может быть, нам следовало бы спросить, не ждут ли их домой, к обеду?
По обступившей их толпе пронесся вздох облегчения, и Эрнест, крайне смущенный, поднялся.
— Простите! — воскликнул он. — Я совсем позабыл о времени!
— Что вы, сэр! За что же вам прощения — то просить? — возразил Гирам. — Хотя… кое — кого здесь действительно дома ждут. А что касается фотографий… Джейбиз! — Тот оглянулся на брата. — У нас ведь тоже вроде бы где — то такой альбом был? Ну, с теми фотографиями?
— Да, где — то валялся. Я непременно постараюсь его разыскать, мистер Эрнест!
— Вот и прекрасно! — воскликнул Эрнест. — А я поговорю со священником. Тинклер, вы не знаете, куда я задевал свою шляпу? Ах, вот она! Спасибо. Ну что ж, всего хорошего, джентльмены!
После того как дверь за гостями захлопнулась, довольно долго стояла полная тишина. Наконец всеобщие чувства выразил Джейбиз:
— Вот это действительно настоящий джентльмен! И нас тоже джентльменами называет! Так и сэр Родрик себя вел.
— Зато ее милость — совсем не так! — мрачно заметил Гирам.
И компания, отпуская язвительные шутки в адрес хозяйки замка, стала расходиться. Но тут вдруг раздался громкий возглас мистера Эймса:
— Эй, погодите минутку!
Все головы разом повернулись к нему.
Распахнув пиджак и сунув большие пальцы рук в проймы жилета, мистер Эймс смотрел на них чуть ли не с вызовом.
— Раз вы готовы принять помощь от мистера Эрнеста, — сказал он, — то, смею надеяться, примете ее и от меня. У меня есть поросенок, которого я откармливал для ярмарки в Манкли… Я прожил в здешних местах достаточно долго и знаю, — он бросил взгляд на Гаффера, — какое значение вы придаете празднику украшения колодцев. Надеюсь, вы позволите мне подарить этого поросенка деревне по случаю дня Святой Троицы?
В харчевне на несколько минут воцарилась полная тишина, исполненная неуверенности. Тишину нарушил все тот же Гирам Стоддард. Подойдя к Эймсу, он протянул ему руку и воскликнул:
— Сказано не хуже, чем у мистера Эрнеста! Джейбиз! Налей — ка напоследок еще по одной:
— О чем это они? — сердито спрашивал у всех Гаффер Тэттон.
Когда наконец ему все растолковали и сообщили также, что Гирам обратился к мистеру Эймсу
— Вот именно это я всегда и твержу! — воскликнул он. — Поступайте с Ней как полагается, и Она тоже вам воздаст честь по чести! А может, уже и начала воздавать…
Когда они вернулись в замок, Тинклер настоял, чтобы Эрнест хоть что — нибудь съел, и принес ему в летний домик холодного мяса, хлеба и маринованных овощей. Леди Пик, как всегда днем, удалилась в спальню и прилегла отдохнуть, так что ее «дорогой племянник» избежал упреков по поводу отсутствия за столом во время ланча.
Все еще страшно возбужденный, Эрнест даже с набитым ртом говорил без умолку; его необычайно потрясло то, что в современной английской деревне сохранился столь ранний дохристианский обряд. Он попросил Тинклера непременно сходить в домик священника и передать мисс Поллок, что он хотел бы воспользоваться ее любезным приглашением прямо сегодня. Понемногу выпитый сидр и сытый желудок сделали свое дело, и Эрнест, чувствуя непреодолимую сонливость, в конце концов пробормотал, что неплохо было бы вздремнуть, и действительно заснул. Очень этим довольный, Тинклер быстренько отнес поднос на кухню и отправился выполнять поручение хозяина.
Однако, вернувшись назад менее чем через полчаса, он обнаружил Эрнеста опять бодрствующим и полным прежней мучительной нерешительности. Когда Тинклер передал ему приглашение к чаю в четыре пополудни, он страшно встревожился.
— Нет, Тинклер, все бесполезно! — бормотал он. — Я не гожусь для переговоров. Вам придется снова сходить туда и извиниться. Как я могу в чем — то убеждать священника? Я ведь не верю в его Бога! А из — за этого могу невольно и оскорбить его…
— Нет, сэр, что вы!
— А что? — Эрнест сердито воззрился на Тинклера. — Вы ведь прекрасно знаете, Тинклер, что я, черт возьми, гроша ломаного не дам за его дурацкие фокусы в церкви!
— Знаю, сэр. Но, судя по тому, что произошло сегодня, я уверен, что вам бы очень хотелось сохранить некоторые старинные обычаи. Как и мистеру Поллоку, между прочим.
— Но мистер Стоддард сказал…
— Он, видимо, ошибается. Когда я был у мистера Поллока, то позволил себе упомянуть об этом в присутствии миссис Кейл, его домоправительницы. Она ведь местная. Очень любезная дама, смею заметить! Так вот, по ее словам, если бы все зависело только от мистера Поллока, то никаких препятствий для возрождения обряда не возникло бы.
Медленно и как — то вяло слова Тинклера проникали в душу Эрнеста. Наконец он сказал:
— То есть моя дорогая тетушка в очередной раз оказалась той самой ложкой дегтя в бочке с медом?
— Похоже на то, сэр.
— Хм… — Эрнест посмотрел в сторону дома, на задернутые занавесками окна тетушкиной спальни. — В таком случае… Хорошо, Тинклер. Постараюсь держаться как можно смелее и увереннее. Но вы тоже со мной пойдете. И как следует выспросите обо всем миссис — как вы сказали? Кейл? Да, миссис Кейл. И если я все испорчу, то, возможно, вам в следующий раз удастся найти более удачный подход к священнику.
Эрнест отвернулся от теткиного дома и посмотрел на деревенские дома, утопавшие в зелени.
— По — моему, это вполне приличные люди! — пробормотал он негромко, словно размышляя. — И мне бы не хотелось, чтобы у них были из — за меня неприятности…
— Добрый день, мистер Пик, — приветствовал его священник. На носу у него сидели очки, лицо было изборождено глубокими морщинами; двигался он немного скованно из — за застарелого артрита, однако его голос звучал вполне твердо. — Очень рад, что вы смогли нас навестить. Прощу вас, садитесь.
Эрнест неловко сел на предложенный ему стул. Стол был накрыт в тенистой беседке, и мисс Поллок, улыбаясь, спросила, какой чай он предпочитает — индийский или китайский? — и подала ему блюдо с печеньем и маленькими бутербродиками с рыбным паштетом.
Впрочем, улыбка ее отчего — то показалась Эрнесту вымученной, и его снова одолели сомнения. Еще на подходе к дому священника он почувствовал, что нервы опять изменяют ему, и хотел было повернуть назад, но Тинклер сделал вид, что его не слышит, и даже не обернулся; пришлось взять себя в руки и догнать его.
— Нет, вы просто представить себе не можете, как я рад вашему визиту! — воскликнул старый священник, вытирая губы большой белой салфеткой. — Я… видите ли… мне давно хотелось побеседовать с вами.
«Интересно, на какую тему?» — подумал Эрнест и внутренне весь напрягся.
Неужели и здесь его будут упрекать за то, что он не ходит в церковь? В таком случае, разумеется, лучшая форма защиты — это нападение. И он решил начать первым:
— Вы знаете, падре, — в армии «падре» было расхожим словечком, обозначавшим капеллана, и сорвалось с его языка машинально, — мне ведь тоже очень хотелось кое — что обсудить с вами. Очевидно, деревенские жители…
Однако договорить он не успел: в разговор вмешалась мисс Поллок; глаза ее смотрели встревоженно.
— Если не возражаете, мистер Пик, — тихо заметила она, — пусть сперва дедушка выскажет свои соображения. Кстати, они касаются вашей тетушки.
— Да, конечно… — пробормотал Эрнест. — Простите!
— Что? Как вы сказали? — переспросил старик, поднося к уху ладонь. — Боюсь, в последнее время я стал неважно слышать.
Не обращая на деда внимания, мисс Поллок продолжала уже сердито:
— Вы уже слышали, что она теперь надумала?
Это звучало тревожно, но Эрнест покачал головой:
— Боюсь, что еще нет, мисс Поллок. Если честно, я в последнее время стараюсь с ней не встречаться.
— Это же просто стыд и позор! — Мисс Поллок даже ногой под столом топнула.
Дед успокоительным жестом похлопал ее по руке, но она сбросила его руку и воскликнула:
— Прости, дедушка, но молчать ты меня не заставишь! То, что она собирается сделать, это… это не по — христиански!
Старик вздохнул.
— Да, это как минимум немилосердно, должен признаться… Но мистер Пик, похоже, не понимает, о чем мы, собственно, говорим, дорогая. Не правда ли, мистер Пик?
Девушка резко повернулась к Эрнесту:
— Вы слышали о смерти несчастного Джорджа Гибсона?
— Да, конечно.
— Вы знаете, что он работал в поместье вашей тетушки? Хотя, если честно, работник он был никакой — он ведь газами был отравлен…
Эрнест молча кивнул: это ему тоже было известно.
— А вы знаете, что Гибсон оставил жену и троих детей?
Он снова кивнул.
— Ну так вот: сэр Родрик в своем завещании специально указал, что Гибсон может жить в своем домишке до конца дней своих, потому что был ранен на войне. А теперь, когда Гибсон умер, ваша тетя собирается вышвырнуть его несчастную вдову с детьми на улицу! И сегодня она сообщила об этом миссис Гибсон, дав им всего одну неделю на сборы.
— Но это же просто отвратительно! — воскликнул Эрнест. — С чего это она вдруг?
Старый священник слегка кашлянул, но девушка не обратила на его предупреждение никакого внимания.
— Младший сын миссис Гибсон родился в марте тысяча девятьсот девятнадцатого, — сказала она с вызовом.
Эрнесту не сразу удалось связать это с поведением тетки. Но вскоре он догадался, что означает названная дата, и медленно проговорил:
Поделиться книгой: