Помоги проекту - поделись книгой:
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ ВИОЛОНЧЕЛЬНОЙ МУЗЫКИ VIVACELLO!
НЕ ПРОПУСТИТЕ! ТАКОГО ВЫ ЕЩЁ НЕ СЛЫШАЛИ!
Так я оказался на концерте в одной петербургской филармонии, где выступала виолончелистка со знакомым, как мне показалось, лицом и в ярко-лиловом платье. Её дивную причёску держала прелестная заколка в виде цветка такого же цвета, как и платье.
Виртуозная игра девушки вселяла уверенность: рядом с ней я чувствовал себя настоящим маэстро.
«Откуда эти звуки, откуда эта, точно льющаяся с небесного кувшина сладкозвучная и до самозабвения упоительная музыка, такая знакомая и вместе с тем неизвестная, такая печальная и всё же не без надежды?» — с замиранием сердца спрашивал я сам себя и не находил ответа. Она исполняла известное произведение «Ave Maria», перед которым я благоговел и порой не мог сдерживать слёз…
Какое-то сладкое воспоминание не давало мне покоя, и я уже постепенно начал воскрешать что-то в памяти… Поднимать из самых глубин её то, что напоминало мне прекрасный, но потерянный рай.
«Это она… — осенило меня, — это в самом деле она!»
И в эти минуты… и в эти самые минуты она вдохновила меня на подобные строки:
Однако вскоре она почему-то резко прервала игру и удалилась со сцены. Я побежал к фойе и, к счастью, успел застать её у самого выхода — девушка как раз набросила на плечи лиловую накидку, торопясь уйти.
Вокруг было много людей, но я не замечал никого, кроме неё. Затем, едва успев осознать свои действия, я буквально подлетел к ней, как обычно подлетают мотыльки на манящий их свет.
— Можно вас?! — с волнением вскрикнул я сквозь проходящую мимо нас толпу.
— Да, конечно! Вы что-то хотели?.. — не без удивления произнесла девушка тихим приятным голосом.
— Ваше выступление было очаровательным! Не поверите, но это любимое моё произведение, впрочем, как «Пассакалия» и «Адажио», которые, вероятно, вы также исполняли. Но почему вы ушли со сцены?!
В этот момент она опустила глаза и на её лице вспыхнул лёгкий румянец:
— Благодарю вас! Это долгая история…
— Прошу прощения, но вы меня не помните?..
Казалось, я пытался угадать ответ прежде, чем он слетит с её удивительно очерченных губ.
— А мы знакомы?!
— Нет, — несколько растерявшись, ответил я. — Но мы с вами виделись… Этой весной… в одном книжном магазине.
— О, я, кажется, припоминаю! Вы тот самый знаток английской литературы! — с той же улыбкой произнесла она.
— Ну что вы!
Глава 6. Загадочное имя
Потом я узнал её имя, такое особенное, по-медовому сладостное. Виола! От одного этого имени кружилась голова. Оно будто дурманило мозг диковинными благовониями, звучало как прекраснейшая из соловьиных трелей. И вместе с этим мимолётным блаженством чувствовалась какая-то неизъяснимая тихая грусть, тоска по некогда утраченному…
Даже упоминание о нём обладало странной, магнетической властью надо мной. Я был как лунатик, что идёт на призыв луны, внезапно скинувшей туманные одежды. Будто посреди бесплодной и серой пустыни многоэтажных домов вдруг возник мифический Эдемский оазис, где нагая сияющая красота выше любой очевидной правды!
О да, я просто благоговел перед ней! Этот профиль Артемиды, эти огромные бархатные глаза лани, нежные, прекрасно очерченные губы, в уголках которых таилась поразительной красоты улыбка, сверкающие белизной зубы, щёки, рдеющие, как дамасская роза — весь её облик доводил меня до исступления. И между тем в ней чудилось нечто неуловимое, сочетание женственности и невинности, совершенства и какой-то незавершённости. То, что ускользает от глаз ненастоящих людей и от чуждого ей мира, в котором эти люди существуют…
После этого мы направились в сквер неподалёку от филармонии. Как сейчас помню: был прохладный летний вечер, вдалеке играла скрипка, а мы стояли в свете бледных фонарей и молча глядели на друг друга. Внезапно она решилась прервать молчание:
— Вы не против, если я немного расскажу о себе?
— Вовсе нет! — возразил я, удивившись её лёгкостью в общении, и вместе с тем заворожённый её образом.
— Почему-то я уверена, что могу вам довериться… Я это чувствую!
— Да, разумеется! Вы можете уже рассказывать!
— Ах да! Не буду вас больше томить… Я начинаю! Итак… меня зовут Виола… — со звонким смехом произнесла девушка, — начало неплохое, не правда ли?!
— Замечательное! — уверенно и столь же торжественно подтвердил я.
Она приняла вид чрезвычайно серьёзной леди, опустилась на ближайшую скамейку, дождалась, пока я тоже присяду возле неё, и только после этого продолжила:
— Я родилась здесь, в Петербурге. Жила с бабушкой… Да, моя любимая бабушка, это ей я обязана тем, что стала музыкантом! А вот про родителей я мало что знаю, только то, что мама умерла при родах, а отец выбросился из окна многоэтажки, когда мне едва исполнилось тринадцать. С годами я становилась всё больше похожа на маму — наверное, ему было нестерпимо это видеть. Да, он совершил это на моих глазах! Хорошо, что хоть наша соседка позвонила бабушке. С детства я росла замкнутой девочкой, ни с кем не дружила. По правде сказать, в школьные годы меня за это часто унижали. Но я вовсе не мучилась от того, что меня не принимали в классе. Мне помогала молитва. Да, я очень много молилась. По вечерам, в храме, когда там уже никого не было. Знаете, с тех пор мало что изменилось… А после школы, как и мечтала, окончила музыкальный колледж, поступила в консерваторию… Потом окончила и её, начала выступать. Впрочем, это вы уже знаете!
— Сочувствую вам, Виола… А знаете, откровенно говоря, я всегда мечтал о девушке с таким именем, как у вас… — я перебил её и, встав со скамейки, подошёл к ближайшему дереву, от которого слышался тихий шелест. — Да-да! — уверенно воскликнул я, снова оборачиваясь к ней. — В моём воображении даже сложился портрет такой девушки… Вот, убедитесь сами: невысокая, стройная, с золотисто-каштановыми волосами и с глазами небесной лазури. Да, и как ни странно, она представлялась мне именно в таком лиловом греческом платье, как сейчас на вас… Ну, и конечно же, любящая классическую музыку и столь же высокую литературу… Словом, сочетание внешней и внутренней красоты.
— Это так мило… Действительно, есть некоторое сходство, хотя бы в общих чертах… Трудно сказать, но что-то в этом есть. Иногда подобные совпадения, встречи могут значить что-то важное… Однако вы меня плохо знаете. Вы придумали себе образ, который может иметь со мной мало общего… Извините, Томаш, но вы рассуждаете, как ребёнок!
— Да, конечно… — с досадой произнёс я — Ваш ответ меня не удивляет…
— А что бы вы хотели услышать? Мы виделись с вами только два раза! А потом, я о вас ничего не знаю: кто вы, кто ваши родители, чем занимаетесь. Мы разговаривали в основном о литературе… Но этого недостаточно для сильных чувств. Главное, какие мы в жизни. А этого мы друг о друге не знаем.
— Ну вот вы говорите, что я придумал себе образ… — настойчиво продолжил я. — А между тем ваша любовь к Богу, к классическому искусству и прекрасному в целом говорят о многом, если не обо всём! Очень часто форма определяет содержание, другое дело, что не всегда в положительном ключе. А то, что у вас характер непростой, было ясно с самого начала!
Знаете, мне сразу вспомнились строки Эндрю Марвелла:
For, lady, you deserve this state, Nor would I love at lower rate.*
— Всё-таки вы ребёнок… — повторила она. — Мы будто говорим с вами на разных языках!
От её слов я пришёл в смятение, хотя с виду держался вполне спокойно, разве что пальцы рук выдавали беспокойство. С тяжёлым сердцем я начал осознавать, что она не из тех, кто сможет мне поверить… Что она считает это несерьёзным, неважным. Или решила, что я просто пытаюсь удивить её дешёвеньким флиртом.
— Только не расстраивайтесь, пожалуйста!
— Нет-нет, всё в порядке…
— Ну и славно!
— Ааа, кстати! — воскликнул я, поражённый внезапной догадкой. — Если чисто гипотетически, то образ, который сошёл с какого-либо произведения искусства или просто со страниц нашего воображения, не может быть полностью воплощён в жизни. Значит, он вполне может быть несовершенным или не совсем точным. Но опять-таки… если это допустить…
В общем, если исходить из учения Платона, то так и есть. Весь наш несовершенный мир, да и мы вместе с ним — лишь бледные тени так называемого мира идей.
— Я стараюсь понять вас и ваши чувства, и даже совпадения с этим выдуманным портретом, — говорила девушка с некоторым недоумением… — Но всё же мне сложно воспринимать это всерьёз… Надеюсь на понимание!
— Да, конечно! Вы просто приняли меня за сумасшедшего или решили, что я ввожу вас в заблуждение, дабы покичиться перед друзьями своими подвигами!
— Извините, но я не понимаю вас и того, что вы обижены. Я ничего обидного не говорила, на личности не переходила. Я просто говорю, что думаю. У вас может быть своё мнение. Вам-то виднее, это ведь ваш воображаемый портрет… А я всего лишь мимо проходила!
*«Вы, леди, сей под стать цене, любить дешевле скучно мне.» (англ.) — из стихотворения Эндрю Марвелла «К стыдливой возлюбленной». Был любимым английским поэтом В. В. Набокова, представителем метафизической школы.
Глава 7. Признание в любви
— Я люблю вас, милая Виола! — неожиданно для себя самого выдавил я.
Она будто оцепенела от этих слов и только молча, неподвижно смотрела на меня.
— Понимаю, звучит странно, но… это чувство… Оно жжёт меня уже месяца два, и я по-прежнему не знаю, что с этим делать и как дальше жить… О, если бы вы такая лучезарная, такая чистая, вошли в мою серую и полную тоски жизнь, в эту омрачённую одиночеством лачугу, в эту удушающую камеру! Вы непременно преобразили бы её. И в комнате, которую я ещё недавно считал тюрьмой, всё наполнилось бы радостью, счастьем и вашим несравненным ароматом!
Затем прочёл ей одно из стихотворений Набокова:
— Я ничего не понимаю! Вы меня разыгрываете?!
— Нет… вовсе нет!
Но она не вняла этим словам. Она просто быстро умчалась… умчалась, как испугавшаяся Дафна от лучезарного Аполлона.
Как же я хотел её увидеть и объяснить, что она просто неправильно меня поняла… И я её увидел, спустя пару часов, как только вышел из этого странного оцепенения. Как сейчас помню: петлял мимо знакомых улиц, змеящихся тёмных переулков, которые обступали меня со всех сторон. Затем снова Невский, его Исаакиевский собор в едва проглядном тумане, бесчисленное число статуй, колонны, статное здание Филармонии и, наконец, тот самый книжный магазин, где мы когда-то познакомились.
Удивительно, но она стояла возле него. Боже, как же я был счастлив, даже сбегал в цветочный и купил на последние деньги самую лучшую розу!
Но… когда я вернулся, она была уже не одна. Рядом с моей любимой Виолой шёл какой-то заикающийся придурок, который постоянно дёргался и что-то ей рассказывал.
Да, она была уже не одна… И после этого чарующий туман рассеялся. Чёрт возьми, я решительно не знал куда себя деть, мне хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть её с кем-то другим! А между тем одинокая роза в моей руке начала блекнуть и стремительно увядать.
Встреча так и не состоялась. Возможно, ей и не суждено было состояться. Как этот цветок, моя любовь безвременно умерла, так и не успев распуститься.
С глубокой досадой я бросил её на грязную дорогу и устремился в сторону чёрного моста, с которого мне так хотелось сброситься.
Пока я стоял на этом горбатом мосту и предельно внимательно всматривался в рябь Невы, мне вспомнились первые строки одного из самых пронзительных стихотворений Гумилёва, от которых веяло ужасной безысходностью:
Поделиться книгой: