Мы — весёлые ребята

ЮРА. Мы причиняем друг другу много напрасных обид. Иногда умышленно, чаще просто по невниманию или по глупости. Но ведь от этого не легче, если по глупости!

АННА ИВАНОВНА. Ага, мы, кажется, подходим к самому делу.

ЮРА. Уже подошли. Я сейчас работаю в отделе писем. Писем очень много. Особенно после публикации статей на моральные темы, пачками приходят. И среди них есть письма, которые мне читать просто неловко. Вот. Представьте себе, Анна Ивановна, что вы влюбились…

АННА ИВАНОВНА. Ну, уж ты хватил!

ЮРА. Извините, я сгоряча. Пускай кто-нибудь другой. Например, какая-нибудь Маша влюбилась в какого-нибудь Васю. А письмо пишет ученица шестого класса?

АННА ИВАНОВНА. Уж не моего ли?

ЮРА (вынимает из папки письмо). Позавчера разбирал почту, смотрю — письмо из нашей школы. Я его в карман и — к вам. Письмо, конечно, детское. Но ведь взрослые-то из детей вырастают.

АННА ИВАНОВНА. Да ты давай письмо.

ЮРА. Лучше я сам прочту. (Читает.) «Дорогая редакция! Мне скоро тринадцать лет. Я учусь в шестом классе. У нас в классе есть мальчик Володя. Я его очень люблю, а он меня нет. А его очень, очень люблю. А он на меня даже не смотрит. Дорогая редакция, посоветуйте, как мне быть. Может быть, мне совершить какой-нибудь подвиг, и тогда Володя меня полюбит. Но я не знаю, какой подвиг мне совершить. Посоветуйте мне, пожалуйста. Аня Мельникова».

АННА ИВАНОВНА. Что-то не похоже на Аню. Она девочка застенчивая.

ЮРА. Письмо напечатано на машинке. Но на конверте полностью обозначены школа, класс и есть подпись.

АННА ИВАНОВНА. Да ты дашь письмо или нет!

ЮРА. Пожалуйста (отдаёт письмо).

АННА ИВАНОВНА (внимательно разглядывает конверт). Довольно необычный почерк. Ты знаешь, в шестом «а» ни у кого нет такого почерка. Да и машинки у Мельниковой нет, я уж знаю.

ЮРА. Но у вас есть Аня Мельникова?

АННА ИВАНОВНА. Да. И есть ещё Володя Климов. Они вместе готовят уроки, вместе ходят в кино, делят мороженое пополам. Я ни разу не видела, чтобы они поссорились. Они во всём стремятся помочь друг другу. И что ты хочешь, Юра?

ЮРА. Может быть, собрание устроить, выяснить?..

АННА ИВАНОВНА. Выяснить стоит. Ты часто видел, чтобы автор письма менял почерк для того, чтобы поставить на конверте своё имя и адрес?

ЮРА. Это, конечно, странно.

АННА ИВАНОВНА. Странно, если предположить, что письмо писала Аня. Но Аня не могла этого сделать. Тем более что в письме написано… Как там? (Заглядывает в письмо.) «Я его очень люблю, а он меня нет». Так вот, выражаясь словами автора письма, Володя не только не «не любит», а очень даже «любит» Аню Мельникову.

ЮРА. Значит, письмо это — подлог, анонимка?

АННА ИВАНОВНА. Да.

ЮРА. Но это же подлость! Об этом можно написать настоящий, большой, хороший фельетон. Я ещё не напечатал ни одного фельетона. Но если я напишу про этот случай… Если мы найдём этого подлеца! Представляете, как мы по нему шарахнем?!

АННА ИВАНОВНА. Мы не найдём этого подлеца. Сейчас — во всяком случае.

ЮРА. Почему?

АННА ИВАНОВНА. Мы не будем искать его.

ЮРА. Я вас не понимаю, Анна Ивановна! Вы не будете?

АННА ИВАНОВНА. И ты не будешь.

ЮРА. Но, Анна Ивановна…

АННА ИВАНОВНА. Да сядь ты, пожалуйста. Успокойся… Успокоился?

ЮРА. Нет!

АННА ИВАНОВНА. Как, по-твоему, чего добивается автор письма?

ЮРА. Ну, отомстить за что-нибудь, навредить.

АННА ИВАНОВНА. Ане и Володе не за что мстить. Они ни с кем не ссорятся. Они очень скромные и тихие ребята.

ЮРА. Ну, тогда — посмеяться.

АННА ИВАНОВНА. Пусть так. Но он же не хочет смеяться один. Ему нужно, чтобы вместе с ним смеялись тысячи. Потому и письмо послано в газету, что её читают тысячи.

ЮРА. Мы ничего не печатаем без проверки.

АННА ИВАНОВНА. Значит, с газетой у него ничего не вышло. Теперь мы начнём следствие в школе, в моём классе. Для начала спросим Аню.

ЮРА. Тут всё ясно. Письмо писала не она. Она так и скажет.

АННА ИВАНОВНА. Скорее всего, она ничего не скажет, а просто заплачет.

ЮРА. Так что же важнее: то, что мы подлеца найдём или её слёзы? Поплачет и перестанет.

АННА ИВАНОВНА. Она поплачет и перестанет. А когда перестанет, то решит, что мир вокруг наполнен подлецами, которые пишут такие письма. Она возненавидит этот мир, а заодно и нас с тобой.

ЮРА. А нас за что?!

АННА ИВАНОВНА. За то, что лезем не в своё дело.

ЮРА. Значит, получается так: где-то рядом с нами ходит подлец, делает свои маленькие подлости…

АННА ИВАНОВНА. Да уже и не маленькие…

ЮРА. Тем более. Он делает гадости хорошим людям! Из маленького подлеца вырастает большой, и это — не наше дело?! Мы не должны вмешиваться?!

АННА ИВАНОВНА. Нет, наше. Обязательно должны.

ЮРА. Тогда я ничего не понимаю. Вы же сами сказали: лезем не в своё дело.

АННА ИВАНОВНА. Юра, мы входим в чужой дом. Дом этот — душа ребёнка. Дверь этого дома не всегда распахнута настежь, у неё есть свои замки и засовы. И всё дело в том, как войти. Можно выломать замок силой, а можно тихонько постучать, пока не откроют. Вот начнём мы спрашивать в классе: не знаете ли, кто написал письмо? «Какое письмо?» — скажут. «Да вот такое», — ответим. Вот тут-то веселье и начнётся. И «ха-ха-ха», и «хи-хихи» — всё будет. Письмо, да ещё про любовь, — это же очень смешно!

ЮРА. Вы же объясните, что писала не она!

АННА ИВАНОВНА. Тогда ещё смешнее. Не писала, а всё-таки — про любовь, а всё-таки — Мельникова Аня. Это, Юра, очень смешно. А что Ане и Володе в эту минуту невесело, что им плакать хочется или драться, — от этого ещё смешнее. И выходит всё так (указывает на письмо), как он хочет, а не так, как мы с тобой. По кому же мы с тобой «шарахнем»?

ЮРА. А директор сказал мне, что ваш класс самый дружный в школе.

АННА ИВАНОВНА. Они дружные. (С горечью.) Они добрыми ещё быть не научились. Ребята весёлые… Бывают, знаешь, круглые отличники, бывают круглые дураки… А у меня шутники всё круглые.

ЮРА. Но ведь надо что-то делать! (С пафосом.) Я не могу спокойно спать, пока подлецы гуляют на свободе.

АННА ИВАНОВНА. Ну и не спи. А письмо всё же оставь мне. У тебя есть на работе телефон?

ЮРА. Конечно. Редакция, добавочный 267. Только вы обязательно позвоните, Анна Ивановна. Мне очень хочется посмотреть на того, кто это придумал.

АННА ИВАНОВНА. А уж мне-то, Юра, как хочется!

ЮРА. До свидания, Анна Ивановна. Только — до скорого.

АННА ИВАНОВНА. Как выйдет, Юра… До свидания.

Юра уходит. Анна Ивановна некоторое время разглядывает письмо, затем кладёт его в портфель. Входит директор.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. А где же корреспондент?

АННА ИВАНОВНА. Ушёл!

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Что же вы его так отпустили? Надо было разобраться как следует. Почему ко мне не зашли?

АННА ИВАНОВНА. Мы всё выяснили. Письмо подделано.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ (нервничая). Я так и предполагал. Но нельзя же допустить, чтобы эта чушь попала в газету! Ведь в первую очередь всё это придётся расхлёбывать вам как воспитателю.

АННА ИВАНОВНА. Как воспитателя меня прежде всего интересует, чтобы об этом письме не узнали Мельникова и Климов.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Кстати, что там на самом деле с Мельниковой и Климовым? Почему могла возникнуть эта фальшивка?

АННА ИВАНОВНА. Кажется, фальшивка начинает действовать?

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Не говорите ерунды, Анна Ивановна! В конце концов, я тоже работаю в этой школе. И мне, так же как и вам, неприятна эта история. А вот ваше спокойствие меня удивляет.

АННА ИВАНОВНА (резко). Да, я спокойна! Я совершенно спокойна! Меня это не волнует! Не касается! Мои ученики меня не интересуют! Я — равнодушна. У меня, как и у вас, — прекрасные нервы!

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ (грозно, предупреждающе). Анна Ивановна!

Они стоят друг против друга, как два врага. Уже готовы сорваться с их губ слова несправедливые и обидные. Ещё секунда, и грянет ссора. И секунда прошла…

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ (неожиданно мягко): Анна Ивановна, мы, кажется, ссоримся?

АННА ИВАНОВНА (устало). Нет, Сергей Михайлович, это мы работаем.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Да… да…

АННА ИВАНОВНА. Мне тоже очень неприятно, Сергей Михайлович. Это уже не шутка и не шалость, а просто гадость. Причём — хорошо продуманная.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. А нельзя ли по почерку?

АННА ИВАНОВНА. В том-то и дело, что почерк мне незнаком.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Может быть, кто-то из параллельного класса?

АННА ИВАНОВНА (раздумывая). Не знаю… Вряд ли. Была ещё одна маленькая история, на ту же тему. Рисунок на доске. Я с ними поговорила, и мне казалось, что всё кончилось. Но художник до сих пор ко мне не пришёл, хотя они знают, что лучше прийти самому. Такой уж у нас уговор, и они всегда его выполняли. И если художник этот не приходит, значит, есть у него на душе ещё какой-то грех. И я подозреваю, что этот грех здесь (указывает на портфель). Я попробую выяснить, кто рисовал на доске.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Попробуйте, Анна Ивановна. И чем скорее, тем лучше.

Слышится звонок. Директор направляется к двери. Навстречу ему входит Светлана Семёновна, нагруженная учебными пособиями.

СВЕТЛАНА СЕМЁНОВНА. Здравствуйте, Сергей Михайлович!

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Добрый день, Светлана Семёновна!

СВЕТЛАНА СЕМЁНОВНА. Сергей Михайлович, когда вы мне дадите воспитательский класс?

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Скоро. Мне бы хотелось подобрать вам класс полегче. Знаете… на первых порах…

СВЕТЛАНА СЕМЁНОВНА. А мне бы, наоборот, хотелось потруднее. Хотя… Если бы такой, как у Анны Ивановны… Какие там чудесные ребята! И такие дружные! Анна Ивановна, отдайте мне свой класс!

АННА ИВАНОВНА. Берите!

СВЕТЛАНА СЕМЁНОВНА. Ой! Правда можно? Можно, Сергей Михайлович?

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Анна Ивановна шутит.

СВЕТЛАНА СЕМЁНОВНА. Вы ведь не шутите, Анна Ивановна? Ну, скажите, что не шутите.

АННА ИВАНОВНА (со вздохом). Шучу. Сегодня у нас день такой — шутливый.

Эпизод четвёртый

Несколько коротких бесед, при которых мы сейчас будем присутствовать, происходят в разное время. Между беседами — маленькие паузы, в течение которых сменяются действующие лица.

Беседа первая

Анна Ивановна и Олег Кузнецов сидят рядом за партой в пустом классе.