Вторая итерация

– Где? – удивился молодой.

– Терминал для изолятов, – прокомментировал тому Васильев и кивнул мне: – Оптику включите и на нас наведите.

Пока я тормозил, разглядывая собственный смарт, молодой пододвинулся ближе, взглянул, вытягивая шею, на экран и, не спрашивая моего разрешения, быстро ткнул пальцем в одну из иконок. На экране замелькали ноги Васильева, обведенные кучей разноцветных рамок. Тут уже включилась моя собственная забуксовавшая соображалка, и я навел смарт на оперативников, которые, как обычные пацаны, замерли передо мной, скалясь и позируя с видимым удовольствием. Экран расцветило мельтешение значков, среди которых выделялась парочка щитов с Георгием Победоносцем, прочно прилипшая к груди моих визави. Я же, уже догадавшись, что происходит, изумленно рассматривал настоящую россыпь разнокалиберных меток, кружившую в кадре, – одни прочно прилипли к зданиям, путям и даже фонарям, другие – испуганными цветными бабочками кружили вокруг. Я развернулся к стоявшему рядом поезду и ткнул пальцем в неприметную табличку, казалось бывшую частью вагона, которой, однако, в реальности не наблюдалось. Та послушно развернулась, брызнув кучей текста и таких же цветных насекомых. «Поезд номер 30, вагон 1», – успел прочесть я, пока меня не отвлек тот, кто назвался Васильевым.

– Господин Злобин, поверьте, я давно так не веселился, но давайте все же не будем терять наше время. Пройдемте, машина ждет нас. Наши полномочия рассмотрите по дороге. Если у вас какие-то планы, сообщите, и мы разошлем уведомления.

– Хорошо, – кивнул я, теряясь в догадках, о каких уведомлениях идет речь. – Пойдем, раз ждет.

Пока шагали по перрону, я постоянно крутил смарт, убеждаясь, что от меня все это время прятался другой мир – мир, где существовала практически полная копия города, вместе с его жителями, транспортом, домами и погодой, и я мог, при желании, взаимодействовать почти с любым элементом. Даже мусорные бачки у края перрона готовы были сообщить степень их заполнения, время очистки, тип отходов и контакты коммунальной службы. Даже к торговому автомату с мороженым не было нужды подходить – на выходе из вокзала дорогу заступил цветастый робот, вручивший мне случайно заказанное эскимо, чем в очередной раз, по-видимому, развеселил моих сопровождающих.

Машина оказалась небольшим микроавтобусом. Младший тут же забрался за руль, а мы с Васильевым уютно откинулись в комфортных креслах салона. Я посмотрел на оперов вооруженным взглядом, выяснил, что младшего звали Богданом, а старшего Игорем. Смарт теперь прочно прилип к моей руке – любой вопрос, любой ответ, а также сервис, услуга, связь и прочее. Машина тронулась почти сразу – я не заметил, чтобы Богдан вставлял куда-нибудь ключ или вообще трогал какие-то кнопки – просто сел и начал выруливать с переполненной парковки. Двигался автомобиль почти бесшумно, и я был уверен, что он электрический, пока на общей дороге, где водитель сразу же бросил руль и, ничуть не смущаясь, развернулся вместе с креслом к нам, под капотом не раздалось негромкое, еле заметное гудение.

– Чего гудит? – небрежно поинтересовался я.

– Старенький роторник. Что вы хотите? Машине уже лет десять! Она еще тридцатых годов, поди!

– Ага. Ясно, – соврал я, решив отложить эту тему.

Тем более что посмотреть было на что. Москва! Я, вообще-то, вырос здесь. Это мой город! Странно, но, вглядываясь в изменившийся мегаполис, чувствовал, что начинаю успокаиваться. Вряд ли тот же Богдан знает, что это за невзрачное здание на углу, а вот я, пожалуй, мог бы многое рассказать о нем – на всю жизнь запомнил чебуреки, которые когда-то, давно даже по моим меркам, там продавались и за которыми мы, студенты, частенько бегали. Или вот эти ворота – теперь модерновые, по виду стеклянные, а мне приходилось гонять туда, в затерявшийся в глубине автосервис, свою первую колымагу, тогда, когда они еще были настоящими – грохочущими крашеным железом. Я чувствовал, что моя Москва приветствует меня, знакомыми окнами выглядывая из-под налета будущего, как если бы ждала все эти годы, не сдаваясь строителям. Город, конечно, сильно изменился, но я по-прежнему без труда ориентировался. Поэтому легко сообразил, куда меня привезли, – проспект Мира, какое-то бывшее здание одного из московских министерств, теперь перестроенное снаружи, но все равно узнаваемое.

Запарковались. Вошли через главный вход. Просторный полупустой холл. Я удивленно вытаращился на настоящего живого охранника в форме, кивнувшего моим сопровождающим. Васильев, заметив мой взгляд, хмыкнул и гордо мотнул головой:

– А то!

Лифт, без единой кнопки внутри, поднял меня в сопровождении одного только старшего опера на четвертый этаж – Богдан умчался куда-то прочь, едва мы переступили порог здания. Унылый коридор – я помнил сотни его близняшек – привел к очередной двери. Васильев постучал, вошли. Просторный кабинет, в нем двое – один пожилой, с отчетливой сединой на висках грузный мужчина, очевидно, хозяин, сидел за столом в стиле хай-тек у глухой стены и устало разглядывал нас. Второй – молодой еще парень, подскочивший при нашем появлении, пожал руку оперу, с интересом косясь в мою сторону, потом развернулся ко мне, предложил:

– Присаживайтесь, Илья. Ничего, что я без отчества?

– Ничего, я привык.

Я сел на удобный стул напротив одинокого стола, посмотрел на пожилого – тот молчал, глядя на меня как на диковину. Из-за спины раздался голос Васильева:

– Он без модуля.

Обитатели кабинета одновременно уставились на него. Тот добавил:

– Вообще без ничего. Какой-то одноразовый смарт, типа тех, что были в тридцатых, – и все. Так что по старинке – он вас, господа, не видит. – И уже другим тоном, очевидно, обращаясь к пожилому: – Иван Саныч, может, я побегу? У меня Стромынка горит.

– Давай, Гош, – проскрипел хозяин кабинета и кивнул.

Его голос был сиплый и скрипучий, как у старого курильщика, но табаком в кабинете не пахло, да и признаков того, что кто-то еще в этом городе помнит забытую привычку, я пока не видел.

Дверь захлопнулась. Я сидел расслабленный. Вроде общались со мной вполне доброжелательно, никто не орал и не требовал признаться в убийстве первоклассницы, более того, опера даже интересовались моими планами на вечер. То, что я плохо ориентируюсь в реальности и похож на какого-то изолята, насколько я понимал, не преступление. Какие ко мне могут быть претензии у органов? Вряд ли убийства скелле подпадают под земную юрисдикцию, да и распространяться о своих путешествиях я пока не собирался. Кроме всего прочего, если честно, то полицейские оказались для меня настоящим спасением – на какое-то время я был избавлен от необходимости самому решать, что делать и куда идти. Я впитывал кусочки нового мира и при этом оставался подневолен, как турист, купивший экскурсию по городу.

– Господин Злобин, я старший следователь по особо важным делам Сивцов Иван Александрович, – заговорил пожилой, не меняя позы. – Вот тот товарищ – старший оперуполномоченный Александр Володин. Он у нас специалист по базам данных. – Тут пожилой как-то кисло скривился и добавил: – Ну, можно так сказать.

Он на некоторое время замолчал, разглядывая меня. Я пожал плечами и на всякий случай после паузы брякнул:

– Очень приятно.

– Вам понятна причина вашего задержания?

Я уже начитался метаданных, пока путешествовал по городу.

– Да. Я вроде числюсь в розыске на основании заявления родственников?

Иван Александрович кивнул и протянул ладонь в сторону молодого:

– Давай, Володин.

Тот подскочил ко мне, уселся на такой же стул напротив, как и оккупированный мной.

– Илья Егорович, у нас произошел сбой в данных, касающийся вашей личности. Мы сейчас проведем небольшую процедуру. Это, как вы понимаете, в ваших же интересах. Не беспокойтесь, у нас уже все подготовлено – она не займет много времени.

– Что за процедура? – поинтересовался я.

– Э-э. Надо обновить некоторые данные по вашей идентификации. – Ответ Володина был уклончив.

– Ну, обновляйте.

– Очень хорошо! – как будто обрадовался Александр.

Он на мгновение застыл, вглядываясь в стену, которая внезапно для меня превратилась в экран. Было ощущение, как будто там открылось широкое окно, настолько качественным было изображение. Виднелся пустой стеклянный стол, что-то вроде планшета на нем и стул позади. За стулом – комната, но ничего интересного в ней я не увидел. Так, стена вдалеке с косым отсветом солнца, незнакомая картина – какая-то абстракция – и высокий худой светильник. Иван Александрович крякнул и, немного оттолкнувшись от стола, развернулся в своем кресле с колесиками. Раздался женский голос:

– Одну минуту, пожалуйста!

– Не торопитесь, мы подождем! – отозвался Александр.

Кто это? Голос не старый.

Метнулась тень. Незнакомая женщина появилась в кадре, слегка запыхавшись. Уселась, посмотрела вопросительно.

– Здравствуйте.

– Еще раз здравствуйте, Дарья. Вы помните, о чем мы условились? – спросил Александр.

– Да, конечно.

Она с любопытством разглядывала своих собеседников, при этом росло впечатление, что меня не видела. Ее взгляд спокойно перемещался от Александра к следователю, абсолютно игнорируя мое присутствие. Женщина мне сразу понравилась – чувствовалось, что природная молодость уже ушла, но приятное открытое лицо, короткая стрижка в стиле «это случайно ветром надуло», ухоженное подтянутое тело оставляли ощущение здорового благополучия. Не скажу, чтобы она была в моем вкусе, но возникло чувство симпатии и доверия к незнакомке. Было в ней что-то, по чему я очень соскучился, что-то земное, домашнее.

Александр бросил быстрый взгляд в мою сторону, посмотрел на Саныча, тот, оказывается, тоже разглядывал меня, дождался еле заметного кивка и обернулся к гостье:

– Дарья, посмотрите, пожалуйста, внимательно – узнаете ли вы этого человека?

Я всмотрелся в оперативника – кого он имеет в виду? Тот, в свою очередь, разглядывал меня. «Кто это? Это опознание?» – мелькнули мысли и исчезли, вспугнутые задушенным женским криком. Незнакомка широко открытыми глазами уставилась прямо в мое лицо, зажимая рот обеими руками. Навсегда исчезнувшие волосы на моей голове, кажется, шевельнулись щекотной волной от макушки к затылку, показалось, сдвинулись напряженные уши. Узнать маленькую девочку со светлыми косичками в эффектной брюнетке казалось невозможным, но где-то в глубинах сознания билась уверенность – это она. Самое интересное, что фотографии моей дочери, которые я видел, гостя у Михаила тринадцать лет назад, ничуть не помогли – встреть я ее на улице, и прошел бы мимо, может, и не обернувшись. Чувства и ощущения не успели оформиться мыслью – женщина внезапно резко двинула рукой, и экран исчез.

Это не обои. Когда я попал в кабинет, взгляд мазнул по скучным стенам не задерживаясь – обычная офисная отделка, в мое время говорили «обои под покраску». Теперь я собственными глазами видел, как на месте исчезнувшего изображения не спеша проступил рисунок, бледный узор, вернувший стене ее скучный вид. Я таращился, силясь определить, есть ли граница между экраном и остальной стеной, или, что теперь казалось наиболее вероятным, обычных стен в этом помещении вообще не было. Сознание заполнило странное желание подойти, пощупать, колупнуть ногтем. Медленно, словно издалека, в голову пробивался невнятный шум – Володин о чем-то переругивался с Санычем. Скользя взглядом по стенам, я наконец-то разглядел его – Александр, озабоченно хмурясь, уставился в пол, время от времени зачем-то двигая рукой и бросая короткие фразы следователю – их смысл проходил мимо, не цепляя. Взгляд скользнул дальше и споткнулся о заледеневшее, напряженное лицо последнего, буравившего мою голову светло-серыми глазами.

– Что? – бросил я в ответ и очнулся.

Тело передернуло, я поежился. Саныч опустил глаза, глубоко вздохнул, бросил короткий взгляд на Володина.

– Не отвечает, – буркнул тот недовольно, продолжая водить руками по воздуху.

– Господин Злобин, – вновь нацелил на меня следователь глаза-буравчики. – Вы узнали эту женщину?

– Нет. Не узнал. – Я немного помолчал и решил быть искренним: – Хотя у меня есть догадки на этот счет.

– И? – Он побарабанил пальцами по столешнице. – Продолжайте, Илья.

– С вашего позволения, я оставлю их при себе.

Саныч покривил губы, откинулся в кресле, ответил сухо:

– Это ваше право.

Он посмотрел на Володина, тот, продолжая совершать таинственные жесты в воздухе, пожал плечами.

– Господин Злобин, заявление о вашем исчезновении поступило в полицию четверть века назад. Было возбуждено дело, и, по всем правилам, оно должно было быть окончательно закрыто и навсегда отправиться в архив лет десять назад. Но в 2032 году вы или некое неустановленное лицо активно использовали банковский счет и даже обновили биометрические данные в системе. В связи с этим производство было возобновлено, и был объявлен розыск этого неустановленного лица, использовавшего идентификационные признаки пропавшего гражданина. По делу были опрошены свидетели – супруги Касимовы, – однако никаких новых сведений получено не было. В связи с известными изменениями в системе гражданской регистрации, произошедшими за это время, дело было переквалифицировано. Теперь речь идет о незаконном использовании учетных данных. И у нас есть основание предполагать, что именно вы и являетесь тем неустановленным лицом, которое воспользовалось регистрационной записью пропавшего гражданина.

Я пожал плечами:

– И на основании чего, позвольте поинтересоваться, вы решили, что я – не я?

По лицу Сивцова, или Саныча, пробежала улыбка, явно укоряющая меня в умственной отсталости.

– Не знаю уж, как к вам обращаться, но потерявшийся Злобин должен бы быть несколько постарше того человека, который сидит передо мной – лет этак на двадцать пять! – Он покачал головой. – Промашка вышла!

– Это ваше субъективное мнение, Иван Александрович. – Я был спокоен. – Его к делу не подошьешь. А вот что подошьешь, так это личные биометрические данные и показания свидетелей, в том числе родственников. – Накатило раздражение. – Или думаете, я не понимаю, что здесь происходит?

– Что это вас так возбудило?

– Да то! Может, я по личным причинам не желал ни с кем видеться. Вы нарушили мои личные права. Испортили настроение любезной женщине, вмешались в дела, которые вас не касаются. И все это, заметьте, за казенный счет. Можно подумать, вам делать больше нечего!

– Не вам решать, чем мне заниматься! – Следователь остался спокоен, откинулся в своем кресле, задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, посмотрел на Володина – тот не отозвался, и он вновь склонился над столом. – Тем не менее вы должны понимать, что у нас к вам много вопросов, и от ваших ясных ответов зависит, как скоро вы отправитесь по своим делам.

Мы помолчали, Сивцов не выдержал первым:

– О чем задумались, господин Злобин?

– Да вот, думаю, если я вообще откажусь отвечать, может, удастся сэкономить еще больше времени?

Взгляд Сивцова метнулся к Володину, тот его заметил и с кислой гримасой покачал головой в ответ.

Что-то не срастается, подумал я. Опознание явно должно было подтвердить мою роль самозванца.

– Молчание не в ваших интересах, – продолжил следователь. – Вы должны понимать, кто бы вы ни были, а вы не с Луны свалились и знаете, что последует в случае вашего отказа.

Пришла моя пора всмотреться в лицо усталого следователя. С Луны, говоришь? Тот что-то почувствовал, мне показалось, смутился, отвел глаза.

– Предположим, что с Луны. Проясните последствия, господин следователь, если вам не трудно.

Сивцов пожал плечами:

– Не трудно. Вы будете зарегистрированы как отслеживаемый объект! И можете не сомневаться – судья охотно сделает это.

По его виду, по ленивой ухмылке, по тому, как он небрежно смотрел на меня, мало интересуясь или делая вид, что мало интересуется моей реакцией, я понял, что должен испугаться. Я и в самом деле ощутил некоторое беспокойство – скорее от самоуверенного вида Сивцова, чем от его слов, но внутри невидимой громадой висел мир Мау, Храм и его хозяева, висели годы странствий и смертельной опасности, новая реальность и загадки космических масштабов.

– Если я правильно понял, вы угрожаете мне слежкой? – я ухмыльнулся в свою очередь.

Сивцов дернул головой, как будто собирался что-то сказать, но замер, с прищуром вглядываясь в мое лицо, молча двинул челюстью, бросил быстрый взгляд на Володина, вновь всмотрелся в меня:

– Значит, будете молчать?

– Пока да.

– Что значит – пока?

– Иван Александрович, у вас, с моей точки зрения, уж извините, профессиональная деформация. – Меня отчего-то понесло. – Я буквально осязаю десятки версий, которые зреют в вашей голове. Вы ждете ответов, которые позволят избавить ваш разум от этой толкотни. Но у меня их нет! Я не собираюсь лгать только ради того, чтобы мои слова, как заклинание волшебника, оживили одну из этих гипотез, наполнили ее жизнью и ясным смыслом.

Сивцов откинулся в кресле, его серые глаза на загорелом лице, казалось, впились в меня невидимыми лучами.

– Ну что же, тогда мы сами оживим ее, как вы тут поэтично выразились.

– Не оживите. – Я повернулся в кресле, без спроса заняв локтями часть стола хозяина кабинета, наклонился вперед. – Вы спросили, что значит – «пока»? «Пока» значит, что я дождусь момента, когда у вас не останется никаких идей, никаких самых сумасшедших версий, когда вы будете готовы поверить чему угодно, лишь бы решить эту загадку. И тогда я, может быть, расскажу вам свою историю. Но не раньше! И причина не во мне, а в вас – вы пока просто не готовы меня слушать.

– Это ваше субъективное мнение, – вернул мне мои же слова следователь. – Может, проверим, готовы ли мы принять вашу версию?

– На месте. Мне нужно полчаса, – неожиданно вмешался Володин, все это время погруженный в невидимую мне бурную деятельность.

Иван Александрович недовольно мотнул головой, устало посмотрел на меня:

– Господин Злобин, вам придется задержаться еще на некоторое время. У нас есть такое право – можете свериться со своим… – Он поморщился, подбирая слово. – Со своим протезом. Если можно так назвать то древнее устройство, которым вы пользуетесь.

– Вы про смарт?

– Да какой это…?! – Он махнул рукой. – Пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату.

Я обернулся. В дальней стене бесшумно открылась дверь, которой я раньше не видел. На поверхности обоев сейчас обрисовался цветной геометрический узор, в месте, где должна была быть ручка. Ручки, впрочем, не было.

Встав, я медленно подошел к двери, заглянул в открывшееся помещение – небольшая комната с легким диванчиком, изящным столом и парой кресел. Окно – такое же, как и в кабинете Сивцова, никаких решеток, или что там должно быть в узилище. Обернулся. Володин вместе со следователем молча наблюдали за мной. От их взглядов, от пары внимательных глаз, мне почему-то стало не по себе. Шагнув вперед, миновал проем, осмотрелся. За спиной, почти над ухом, что-то тихо и коротко зашипело. От неожиданности я отпрянул и обернулся – дверь исчезла.

6

Ну и ладно. Я не против. Лавина информации: поезд, вокзал, полиция, наконец нежданное короткое свидание с незнакомкой – вероятно, моей дочерью, – куча непонятных терминов, недомолвок, намеков. «Смешались в кучу кони, люди…» – все как у классика. Устал. Хотелось закрыться от всего и немного подумать. И спасибо господам полицейским – сами того не предполагая, они оказали мне услугу.

За окном, накрытая тенью от соседнего здания, мирно лежала небольшая площадь. Редкие люди спокойно шли по своим делам. Дальше, резко высвеченный солнцем, переливался разноцветными боками незнакомых машин проспект Мира. Как же я скучал по всему этому! Я вздохнул – ну вот, наслаждайся.