Три цветка Индонезии

– Нормально, – гулко проворчала она откуда-то из недр фарфора.

– Та-а-ак… Что уже успело случиться?

Такого Нина как раз не ожидала. Она уже успела убедиться, что ее сестра – человек эмоционально закрытый и недоверчивый, что вполне объяснимо после испытаний, выпавших на ее долю. Но недавние страшные события заставили ее подпустить Андрея ближе, чем всех остальных, такие связи не рвутся без причины.

Да и эта не разорвалась, однако напряжение все же чувствовалось.

– Он козлит, – неохотно ответила Александра.

– Он тебя любит больше жизни, с чего бы ему вдруг козлить?

– От нечего делать, видимо! Не хочу об этом говорить.

– Ты ведешь себя как ребенок, – заметила Нина. – Но это быстро исправить не получится. Рискну предположить, что Андрей по какой-то причине сделал тебе больно. А таких причин всего три.

Вот теперь Александра заинтересовалась – но Нина знала, что так будет. Задеть любопытство не так уж сложно, если знать нужные ходы.

– Что за причины?

– Первая – причинить боль, чтобы потешить собственное эго. Это примерно то, что Захар сейчас делает со мной. Но Андрей на такое не способен… Это как у техники бывают предохранители – вот и у него такой моральный предохранитель есть.

– Все-то ты знаешь! – проворчала Александра.

– Я бы на это ставку сделала. Вторая причина – случайно. Это может быть ваш сценарий, но вряд ли. Типаж у него спокойный и чуткий, это ты его скорее покалечишь.

– Так, блин!

– А третья причина – вынужденная боль, – невозмутимо продолжила Нина. – Когда нужно сделать больно любимому человеку, чтобы потом стало лучше. Даже зная, что он это не сразу поймет или не поймет вообще. Жертвуя своим благом ради его блага. Это, знаешь, как взрослый мажет ребенку содранную коленку йодом: поначалу ребенку будет очень больно, он будет орать, вырываться и сильно не любить взрослого. Но это необходимый поступок, чтобы избежать проблем покрупнее.

– Почему я в твоей картине мира то ребенок, то неврастеничка?

– Или неврастеничный ребенок.

– Еще лучше, – закатила глаза Александра. – Спасибо за помощь! За оскорбления не спасибо.

– А это были не они. Саш, я понимаю, что иногда тебе хочется покапризничать. Но если тебя начнет нести совсем уж не туда, вспомни, что ты чувствовала, когда чуть его не потеряла. Это обычно отрезвляет.

Александра отвечать не стала, даже не посмотрела на сестру, лишь неопределенно пожала плечами и поспешила покинуть офис. Гайя покорно последовал за ней, хотя Нина не сомневалась в том, чью сторону занял бы пес, если бы мог говорить.

Ее собственный день покатился дальше спокойно и мирно. Все записавшиеся клиентки пришли, интернет-скандалы их интересовали куда меньше, чем реальная помощь, которую они могли получить от Нины.

Они даже не догадывались, что помогают ей не меньше, чем она им. Находя решения их проблем, Нина снова чувствовала себя сильной и уверенной, такой, как раньше. Значит, не так уж страшно один раз сорваться, со всеми случается. После этого можно подняться – и нужно, и все будет так, как раньше, а может, даже лучше.

Время ускользало, и вздохнуть свободней она могла, только когда приемы закончились. Можно было идти домой, однако Нине не хотелось соваться в город в самый час пик. Если переждать полчаса, станет поспокойней, а она никуда не спешила.

Поэтому Нина заварила себе кофе и устроилась в кресле с планшетом. Дверь она запирать не стала, потому что офисный центр, в котором она арендовала помещение, все еще был полон людей, ей ничто не угрожало, а посетителей она больше не ждала.

Вот только гость вошел без приглашения, причем сделал это так уверенно, что у Нины даже не получилось его упрекнуть. И он определенно не тянул на одну из ее клиенток.

Мужчина был немолод, за пятьдесят, но он следил за собой – ровно настолько, чтобы выглядеть ухоженным, однако не настолько, чтобы это смотрелось фетишем. Ботинки, пальто, деловой костюм – все это указывало на деньги и отличный вкус. Но для Нины важнее всего было выражение его лица: благожелательное, мгновенно заставляющее любого собеседника почувствовать к нему симпатию.

Лицо переговорщика, который точно знает, что делает.

– Нина Михайловна, здравствуйте. Я вас не побеспокоил?

Что ж, он сразу показал, что не перепутал ее офис с кофейней, он здесь ради нее. Это несколько напрягало Нину, но она бы перестала себя уважать, если бы так легко выдала свое волнение. Поэтому она улыбнулась гостю столь же очаровательно, как он улыбался ей.

– Нет, нисколько, но я была бы рада, если бы узнала, кто меня совсем не беспокоит.

– Валентин Назаров. Полагаю, вы обо мне слышали. Я хорошо знаком с вашими братом и сестрой, очаровательный дуэт.

Напрягать память не пришлось – Нина мгновенно сообразила, кто перед ней. Легче от этого не стало. Человек, который решает проблемы, преступник, который много лет ускользает от наказания, явился в ее кабинет. Зачем это? Что ему могло понадобиться?

И ведь наверняка же все сводится к близнецам…

– Наслышана, – кивнула Нина. – Александра сегодня была у меня, но не предупредила, что вы зайдете.

– Не вините ее, она не знала. Мы сейчас не ведем никаких общих дел.

– Но вы все равно здесь?

– Не из-за Александры. В некотором смысле из-за ее брата, хотя и не напрямую.

– Не уверена, что понимаю, но присаживайтесь, раз пришли.

Она знала, что Назаров – опытный психолог. Признавала даже, что повыше уровнем, чем она, и не стыдилась этого. Нина догадывалась, что легко ей не будет, она не поймет, что он затеял, если он захочет это скрыть.

Вот только скрывать Назаров ничего не собирался. Он с благодарностью принял от нее чашку кофе и сообщил:

– Можно сказать, что меня несколько волнует будущее Яна Михайловича. Он, видите ли, связался с одной моей сотрудницей – личностью… неординарной.

– У меня сложилось впечатление, что Яну все известно о ее неординарности, – указала Нина. – Не похоже, что он возражает.

– В этом-то и кроется подвох: в том, что Ян Михайлович вообразил, будто понимает ее. Даже я не могу сказать, что до конца понимаю Еву.

– Не сочтите за хамство, но какая вам вообще разница, где она и с кем?

– Если бы это была обычная сотрудница, то разницы бы не было. Но поскольку я не испытываю удовольствия, скрывая трупы, я решил разобраться в ситуации. Ева настаивает на том, чтобы все ее дальнейшие задания строились на возможности регулярно наведываться в Москву. Она не говорит, зачем, но я и сам понимаю. Я знаю ее много лет, но не припомню, чтобы она так увлекалась кем-то.

– При всех странностях этой Евы, тут она как раз ведет себя нормально.

– О, меня волнует не то, как она ведет себя сейчас. Мне интересно, что будет, когда она или устанет, или захочет большего. Она, к сожалению, имеет досадную привычку путать одушевленные и неодушевленные объекты.

– Ну а от меня вы чего хотите? – не выдержала Нина. – Я эту вашу Еву в глаза не видела и сомневаюсь, что увижу.

– С Евой я разберусь сам. Мне нужно больше информации о вашем брате. Насколько он эмоционально устойчив? В каком состоянии находится сейчас? Что планирует делать дальше?

– Вы хотите, чтобы я шпионила за собственным братом?

– Я хочу, чтобы вы сообщали мне то, что вам и так известно.

– Но я не…

Она не знала, как реагировать, что сейчас будет лучше для Яна – с учетом того, что он, похоже, действительно полюбил девушку с серьезными психическими отклонениями. Назаров ведь тоже не добрый самаритянин, непонятно, что ему на самом деле нужно… и как он отреагирует на отказ.

К счастью, принимать сложное решение Нине не пришлось, их обоих отвлекли. Дверь распахнулась, и в кабинет ввалились две девицы – молодые, одетые модно и вызывающе, накрашенные так ярко, что без косметики они наверняка сошли бы за других людей. Одна сжимала в руках мобильный телефон и снимала все происходящее. Другая уже рыдала, размазывая по щекам полосы черной туши.

– Это она! – взвыла рыдающая. – Посмотрите только! Сломала мне жизнь и делает вид, будто ничего не произошло! Я каждый день начинаю с мысли, что хочу сдохнуть, а она спокойно делает вид, будто она – профессионал, который способен кому-то помочь!

Шок от их появления, конечно, был, но быстро прошел. Это служило лучшим доказательством того, что Нина миновала кризис и возвращалась к прежней остроте мышления. На этом хорошие новости заканчивались, она прекрасно понимала, кто перед ней. Очередные самопровозглашенные актрисы, тянувшиеся к Захару так, как любая бездарность тянется к себе подобному. Эти пошли дальше, чем остальные, они наверняка хотели, чтобы Нина сорвалась, накричала на них, а уж они без сомнений выложат запись в интернет – если это вообще не прямой эфир.

Поддаваться Нина не собиралась.

– Боюсь, вы ошиблись дверью, – указала она. – Я вас не знаю. Но если вы хотите поговорить о своих проблемах, я буду рада помочь.

– Уже помогла, стерва! – Рыдающая девица голос понижать не собиралась. – Ты у меня все отняла!

– Захар вам ничего за это не даст. Вы позоритесь напрасно.

– Мы не знаем, кто такой Захар! Мы пришли ради справедливости!

– Барышни, достаточно, прошу, – вмешался Назаров. – Этот цирк совершенно не ко времени.

Теперь обратили внимание и на него. Эти девицы были слишком глупы, чтобы заподозрить, насколько опасен человек, сидящий перед ними. Для них это был просто «какой-то дядька» – или даже «дед».

Рыдающая решила проявить способность к импровизации. Он схватила со стола чашку и выплеснула остатки кофе на светлый костюм Назарова.

– Получи! – взвизгнула она. – Эта мразь отняла у меня мужа и детей, а сама развлекается тут с престарелым любовником!

– Господи, ну каких мужа и детей? – сочувствующе осведомилась Нина. – Как отняла? Можно подробности? Эта версия не выдерживает никакой критики.

Но девицы и сами понимали, что способны кое-как состряпать основной сценарий, на деталях они прогорят. Да и Нина вела себя слишком спокойно, определенно нарушая их замысел. Поэтому они поспешили уйти, опасаясь, что сейчас получат от Назарова за испорченный костюм. Выходит, это был не прямой эфир, все-таки будут монтировать – и постараются сделать так, чтобы слез в кадре было побольше, а спокойной Нины – поменьше.

Как только они наконец убрались, Нина поспешила запереть дверь. Она достала из шкафчика полотенце и протянула Назарову.

– Простите, пожалуйста, за эту клоунаду. Химчистку я, конечно же, оплачу!

– Нина Михайловна, дайте мне одну секунду, и я снова с вами.

На миг ей показалось, что он сейчас бросится следом за девицами, теряя весь аристократический лоск. Но нет, Назаров выглядел все таким же невозмутимым, словно и не замечал уродливых пятен кофе на светлой ткани.

Он достал из кармана телефон и нашел нужный номер в быстром наборе.

– Друг мой, есть просьба. Сейчас на улицу выйдут две барышни, одеты приметно, одна заплаканная. Сделайте, пожалуйста, так, чтобы они лишились телефонов. Способ мне безразличен.

– Так, я надеюсь, сейчас на улице никого не убьют? – заволновалась Нина. – Они, конечно, дуры, но нельзя же так!..

– Не беспокойтесь, Нина Михайловна, мой спутник никогда никого не убивает, это его принципиальная позиция. Так кто это был?

– Это такой… подарок. От бывшего мужа, точнее, сожителя, он тут мне устроил творческое лишение карьеры… Но вам это не интересно.

– Напротив, – возразил Назаров. – Не важно, почему я пришел сюда, я хотел бы узнать эту безусловно занимательную историю. Вы не нальете мне еще кофе, Нина Михайловна? Мне ведь теперь не страшно его пролить.

Глава 7

Новые привычки формировались быстро и будто бы сами собой. Ян научился прислушиваться вечерами: не хлопнет ли в прихожей дверь? Он не оставлял ключи в замочной скважине. Он даже сделал еще одну связку этих ключей, которую она, конечно же, не взяла. Новые привычки его раздражали: не хотелось вообще реагировать на ее странности и всю эту ситуацию, а по-другому уже не получалось.

Надо будет как-нибудь рассказать Алисе. Ей сейчас смех не повредит. Тут ведь есть над чем посмеяться – особенно с учетом того, что Ева снова перестала приходить, вот только беспокоило это его куда больше, чем раньше. До этого Ян мог позволить себе раздражение от того, что она просто шляется непонятно где и вваливается к нему, как к себе домой. Теперь же он знал, что она ранена, и это многое усложняло. Что, если ей станет плохо на улице? Или она будет игнорировать какие-нибудь осложнения до последнего, пока они не свалят ее с ног? Что, если станет слишком поздно?

Вопросы гудели вокруг него разозленными пчелами, а ответов на них не было. Ян по-прежнему не знал номер ее телефона и даже сомневался, что у нее есть постоянный телефон. Связываться с ее работодателем было сложно и неприятно. Так что он отвлекался, как мог – в основном записями отца.

Тут Андрей не сплоховал, он действительно разобрал всю эту невнятную кучу бумажек в хронологическом порядке. За такое нужно было благодарить, но, насколько было известно Яну, мужик еще и по шее за что-то получил. По крайней мере, Ян давно уже не слышал отзвуков голосов из соседней квартиры, а Александра показательно отказывалась обсуждать своего сожителя. Как будто и не было никакого Андрея, кто это вообще? Ян находил стратегию дурацкой и потенциально опасной, но не вмешивался, своих проблем хватало.

Он взял одну из тетрадей, на секунду замер, прислушиваясь. Ему показалось или в коридоре?.. Нет, это у соседей. А его снова подводят нервы. Уж лучше читать и быть там, в чужих днях много лет назад, чем в собственной жизни…

…На их новой встрече Лариса Вишнякова выглядела по-другому. Более уверенной – и более измученной. Похоже, она всю жизнь была лидером и приучила себя не показывать боль. Но теперь она столкнулась с тем, что было намного грандиозней любых ее прежних потерь. Михаил понятия не имел, сколько еще она протянет. То же самое он мог сказать и про себя.

– Мне нужно больше информации, – объявил он.

Лариса приняла его в гостиной своей квартиры – дорогой, стильной и чем-то неуловимо похожей на музей. Старым здесь было все: мебель, посуда, скатерть на столе. При этом вещи не смотрелись грязными или дряхлыми, их все поддерживали в отличном состоянии. Дело ведь было не в деньгах: Лариса наверняка могла бы купить себе что угодно, она просто не хотела. Эта квартира стала свидетельницей самых счастливых лет ее жизни. Здесь был жив ее муж, здесь бегала маленькая веселая Лена. Ларисе наверняка хотелось сохранить это – до конца.

– Почему вы решили, что в прошлый раз я сообщила вам не все? – поинтересовалась она.

– Вы мне не доверяли. Вы вообще мало кому доверяете, поэтому вы и пришли лично ко мне – у меня была условная рекомендация вашего покойного мужа. Но даже ее было недостаточно, чтобы полностью довериться мне.

– Потому что мой муж дал рекомендацию, по сути, мальчишке, а я шла к человеку, которым этот мальчишка стал.

– Справедливо, – кивнул Михаил. – Я это сразу заподозрил, но не стал ни о чем спрашивать, потому что не был уверен, что возьмусь за это дело. Теперь вот решил.

– Что подтолкнуло вас к этому решению?

– Я встречался с вашим внуком. Он тоже считает, что его мать погибла не случайно.

– Антоша, – грустно улыбнулась Лариса. – Прекрасный мальчик – от природы. Умный, добрый, эмоциональный. Беда в том, что его растили с деньгами на алтаре. Я предупреждала Лену, что это опасно, что он деньгами все мерять и будет – даже то, что не продается. Но она считала, что это не так уж страшно, сделает его практичным, приспособленным к жизни. Вот и доигралась… Я не думаю, что он знал о том, что готовится, или помогал отцу. Он любил мать. Но когда все уже произошло, память о ней значила для него меньше, чем деньги, которых он мог лишиться. Деньги – плохой бог, вы не находите?

– Мой опыт подсказывает, что да. Но дело ведь не в нем… С его отцом я пока побеседовать не смог, будущий депутат слишком занят. Зато у меня была возможность перекинуться парой слов с Мариной Лауж. Весьма занимательная особа.

– Не то слово. Она и была главной причиной, по которой Лена задумалась о разводе.

– Вы не сказали этого в прошлый раз.

– Говорю теперь, при ином уровне доверия, – пояснила Лариса.

– Лишь потому, что я вам поверил?

– Поэтому – в первую очередь. Но не только. Не вы один умеете собирать данные, Михаил, я тоже могу задавать правильные вопросы правильным людям. Я теперь знаю про вашу дочь.

Кажется, у него получилось остаться равнодушным – хотя бы внешне. Уверен Михаил не был. Привычная боль кольнула в груди, заставила вспомнить, что этой ночью Александра снова снилась ему. На этот раз не мертвая и окровавленная, а такая, какой она была перед самым отъездом: ненавидевшая его, плакавшая, но плакавшая от злости, а не бессилия. Маленькая злая волчица, которую смогли запереть в клетку только потому, что она еще слишком молода. Михаил думал, что сумеет удержать ее, защитить и образумить…