Маленькая повесть о любви

— Сделал что? — спросила учительница.

— Совершил вредительство, — сказал он сурово. — Кто-то посмел наклеить усы на скелет.

Учительница посмотрела на его сжатые кулаки, на выдвигающийся вперед, словно ящик письменного стола, подбородок.

— Но ведь в этом нет ничего страшного, — возразила она.

— Я так не считаю. Я считаю, что это глупая демонстрация протеста против другого государства. И я хочу выяснить, кто это сделал.

Я оглянулся на Эльзу, чтобы набраться храбрости:

— Это я, — сказал я.

— Что? — удивилась учительница.

— Да, это я сделал, — произнес я уже громче и встал. — И ничуть не жалею об этом.

— А я был вместе с ним, — Оскар тоже поднялся. — И тоже ничуть не жалею.

— Но придумал это я, — закончил я.

Директор сделал шаг в мою сторону. Правую руку он вскинул, будто собирался дать мне затрещину. Но учительница поспешила встать между его рукой и моей головой:

— Это мои ученики, — сказала она, — и я сама разберусь с ними.

— Но смотрите, — пригрозил директор, — они должны получить по выговору. Оба. А вот этому, — он кивнул на меня, — нужно снизить оценку по поведению. Я это лично проконтролирую!

И вышел из класса.

Меня распирало от гордости. Я расправил плечи. Краем глаза я заметил, что Эльза смотрит на меня. Теперь я разглядел — глаза у нее были серо-зеленые.

— Ну что ж, Фред, — проговорила учительница, — ты, похоже, только и ищешь повода чем-нибудь отличиться. Все могут собирать портфели и расходиться по домам. А вам с Оскаром придется задержаться и подождать, пока я напишу каждому по выговору.

Она села за учительский стол и принялась медленно писать красивым почерком, поглядывая иногда в мою сторону.

— Конечно, ты понимаешь, что я не могу спасти твою отметку по поведению, — сказала она.

Мы получили по выговору. Учительница положила каждый лист в конверт, заклеила и надписала: «Родителям».

— Забирайте. А завтра утром принесите обратно с подписью мамы или папы.

Выходя, я украдкой положил свою записку и пакет в парту Эльзе. У двери мы с Оскаром остановились.

— До свиданья, — попрощались мы и отвесили учительнице низкий поклон.

Глава 7. Послание на снегу

— Какая невезуха — схватить выговор в последний день перед каникулами! — сокрушался Оскар.

— Да, — согласился я. — Но дело того стоило!

— Само собой. Но мама-то не обрадуется.

— И моя. Она всегда проверяет, что у меня по поведению. Хотя, может, она не так расстроится, если понюхает вот это?

Я вынул из кармана флакончик. Его грани блеснули на солнце.

— Что это?

— Понюхай!

Я вынул стеклянную пробочку и поднес флакон к его носу. И хотя нюхал он, я все равно чувствовал запах полевых цветов и трав и надежды на лучшие времена. Оскар втянул носом воздух. Потом еще разок.

— Да-а, — протянул он, — какой необычный аромат.

— Смотри не вынюхай весь флакон. Это маме на Рождество. Как думаешь, от такого подарка поднимется настроение?

— Еще бы! А можно и моей капельку? Ей бы тоже понюхать что-нибудь ободряющее перед тем, как она откроет конверт. Откуда это у тебя?

— От одной феи со Стургатан, — улыбнулся я.

Я капнул из флакончика на его грязный носовой платок и рассказал о елочном базаре и моем сне: про свет в каждом окне, про рождественский стол и про фею, которая сидела на крыше над обувным магазином.

— Наверное, она откуда-то прилетела, — сказал я. — Присела на самый краешек и, улыбаясь, слегка покачивала ногой. Что скажешь?

— Не знаю.

— Вот ведь какую чепуху можно увидеть во сне!

— Все равно, это был прекрасный сон.

— Да, но какой-то детский. А давай сходим на залив. Но сначала заглянем кой-куда.

Мы пошли в обувной магазин «Суландер». У меня там было одно дельце, на которое мне пришлось потратить изрядную часть моего дохода от продажи елок.

— А тут что будем делать? — спросил Оскар, когда мы спустились к заливу.

— Есть у меня еще одна детская затея.

Залив замерз. Летом от пирса отходили пассажирские пароходы. И причаливали рыбачьи лодки с уловом. Но сейчас лежал такой толстый лед, что рыбам под ним было не продохнуть. Наверное, им приходилось прижиматься ко дну, чтоб всем хватило места.

С одного края лед был расчищен под каток. Но остальное пространство оставалось нетронутым и было похоже на огромный белый лист почтовой бумаги.

— Иди за мной, — скомандовал я.

И мы зашагали, держась прямо, словно два солдата, — я впереди, Оскар с клюшкой на плече следом за мной. Мы двигались маленькими шажками. Время от времени отпрыгивали в сторону. Затем семенили дальше. Ноги у нас совсем замерзли.

Когда мы закончили, то на снегу остались огромные вытоптанные нами буквы:

ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧЕГО МЫ ХОТИМ

— То, что нужно, — сказал я. — Папа говорил, что все решают на самом верху. Надеюсь, это поможет.

— Да, — согласился Оскар. — Вот если бы Фея счастья пролетела над заливом!

— Или Бог посмотрел бы на землю и увидел это.

— Точно! Или рождественский гном пронесся мимо на оленьей упряжке!

Мы покатились со смеху. Веселились и развлекались как могли, хоть и были уже большими, чтоб верить в эти детские глупости. Но что еще придумать? Без этого жизнь была бы совсем беспросветной.

Пора было расходиться по домам — каждому со своим конвертом.

— Увидимся завтра.

— Конечно. Пока.

Я очень беспокоился: что скажет мама? Я надеялся, что она поймет. Но у нее полно и других забот. А сегодня она вернется особенно усталая, потому что работала допоздна.

Пока я ее ждал, успел сварить суп. С тех пор как мама начала работать кондуктором, я здорово научился варить суп. На этот раз он был в основном из капусты с картошкой, луковицы и капли молока. И соли совсем чуть-чуть, так как она была тоже по талонам.

Я накрыл на стол, налил в графин воды и положил конверт с надписью «Родителям» около ее тарелки.

Потом уселся в голубое кресло, в котором обычно сидел папа, когда хотел успокоиться и отдохнуть. Я старался дышать глубоко и ровно.

— Все зависит от дыхания, — обычно говорил папа. — Если дышать глубоко и медленно, то успокаиваешься.

Мама пришла домой усталая и сердитая. Какой-то ворчливый старикашка повздорил с ней в трамвае: заявил, что не женское это дело — работать кондуктором.

— Чертов старикан, — в сердцах она швырнула свою форменную фуражку на пол. — Что же это будет за Рождество, если нам нечего поставить на стол!

Она обхватила живот руками, словно предчувствуя, каким голодным будет этот праздник.

И тут она увидела накрытый стол и кастрюльку с супом.

— Надо же! — улыбнулась она. — Ах ты мой рыцарь! Умеешь поддержать в трудную минуту.

— Ну, не знаю, так ли это, — пробормотал я и показал глазами на конверт: лучше сразу покончить со всеми неприятностями.

— Что это? — спросила мама.

— Выговор.

— Может, лучше, если я прочитаю это после ужина?

— Нет, читай сейчас.

Мама вскрыла конверт черенком столовой ложки, потом села за стол, держа перед собой листок бумаги. Она читала страшно долго. Что там написала учительница? Целый роман, что ли? Вдруг у мамы по щеке скатилась слеза. А ведь она почти никогда не плакала.

— Ладно. Прости. Это как-то само собой получилось…

— Я не из-за этого.

— А из-за чего?

Тогда она прочитала мне то, что было написано.

ВЫГОВОР

Ваш сын Фред показал сегодня пример, достойный похвалы.

Он наклеил гитлеровские усики школьному скелету.

По этой причине Фреду будет выставлена неудовлетворительная оценка по поведению и прилежанию.

Будь я на вашем месте, я бы гордилась таким сыном.

Пожалуйста, распишитесь в том, что вы это прочитали.

Лина Лундстрем

Классный руководитель

Подпись родителей ___________

— Я горжусь тобой, — сказала мама, — и папа будет гордиться, когда узнает.