– А ты правда хочешь уплыть? – не поверил мальчик, но вслух этот вопрос не задал. И спросил себя, обидело ли его предательство Мелакко. Пожалуй, нет: рано или поздно он бы все равно попробовал бхет, а тут хотя бы рядом был тот, кто знал, что делать в случае чего. Что ему терять? У него – ни семьи, ни друзей, ни планов на будущее. А вдруг этот человек с отметиной Болезни на щеке и расширенными от бхета зрачками поможет ему начать новую жизнь?
– Второй каюты у меня нет, – объяснил Мелакко. – И другой койки тоже. Поэтому будешь спать на палубе.
– Не боишься, что я сбегу?
Мелакко лишь усмехнулся.
– И куда ты пойдешь? Пока ты бродил по покрышкам, я немного покопался в твоей голове.
Он оставил Ясира в темноте, а сам вернулся внутрь остова.
2
Великая низменность Ашавара
Это не она выбрала Сиракк, а Сиракк – ее…
От палуб разит гнилыми сливами. Киль наполовину погребен в дюне. Вместо передних шин – ошметки резины.
Раненая. Измученная. Покосившаяся.
В трубах есть еще немного смазочного масла. Из трюмов доносится бурление, с каждой минутой все более слабое.
На ее безмолвный вопрос ответила стая птиц, сорвавшихся с кормы. Несмотря на разорение, этот юный корабль, уснувший в песке – по всей видимости, китобойное судно, – не умер. В нем еще теплится жизнь.
Всю ночь и весь следующий день птицы неустанно кружили в безоблачном небе.
Найла же, бормоча что-то себе под нос, слушала жалобы трюмов и чувствовала, что в душе у нее зарождается надежда. Целый день она ходила от кормы до носа и обратно, выбирала среди обломков живой металл, а мертвый скидывала за борт.
Вечером, совершенно без сил от усталости и тревоги, она заснула в тени небольшого навеса у наклонного стекла мостика и увидела сон. Тогда тоже было темно…
Найла споткнулась обо что-то правой ногой. Подняла торчавший из песка гладкий ровный предмет. От прикосновения у нее перехватило дыхание, а сердце словно сковало льдом. Находка выпала из непослушных пальцев. Девушка присела на корточки и, кусая губы, подняла ее снова. На этот раз крепко держа обеими руками.
Ко…коробка. Металлическая. Размером с секстант. С защелкивающейся крышкой.
Погладив пальцами края, Найла поднесла ее к уху. Услышала ритмичные всхлипывания. Слабое биение сердца.
– Это ты? – Кожа на руках покрылась мурашками. Найла разжала пальцы, коробка упала к ногам. Неужели?.. Поверить в это было слишком трудно.
Она открыла глаза, сердце бешено билось. Забравшись на борт корабля, Найла первым делом принялась искать корпус механокардионика, чтобы положить туда сердце Азура. Именно оно было в коробке, найденной на песке, закрытой на несколько замков. Кто-то на Мизерабле – единственном летающем корабле Мира9 – замуровал сердце Азура и сбросил за борт. А его корпус оставил себе, чтобы засунуть в него сердце поценнее и подвергнуть беднягу чудовищным пыткам.
Найла нашла грязный помятый панцирь механокардионика в машинном отделении и положила туда сердце. Но прошел уже час, а он не подавал признаков жизни.
Сарган, укрывшийся от солнца в тени рубки, молча посмотрел на девушку. На верхней палубе он подобрал моток проволоки и гнул ее в руках, стараясь что-то соорудить. Видимо, моряк вел свою немногословную беседу с кораблем, разговор по душам. Его слова передавались от пальцев к металлу без посредника: каждый изгиб проволоки, каждый завиток, каждая спираль сразу доставляли послание получателю. Подушечки пальцев испачкались красной ржавчиной.
Найла принялась наблюдать за его стараниями: именно благодаря мастерству Саргана им удалось открыть замки на коробке с сердцем. Потом присела рядом и решила наконец нарушить тишину.
– Ты ржавчика сделал? – Она помнила, как отец рассказывал ей об этих существах. Они водились на борту каждого корабля по двое, трое, а то и больше, и свободно бегали по верхним и нижним палубам. Не то игрушки, не то домашние животные, созданные из живого металла терпеливыми руками человека. Совершенно бесполезные, они только мешали экипажу работать, а птицам – гнездиться на решетке, через которую выходил пар от котлов.
– Нравится? – Сарган поднял свое творение, повертел на свету. Кто знает, оживет ли это сплетение прутиков, которому он пытался придать симметрию. В ржавчика оно превратится, если корабль согласится принять их дар.
– На верхней палубе почти все погибло, – с грустью произнесла Найла. Девушка думала об Азуре, о том сердце в коробочке – единственном, что от него осталось. Она потеряет его навсегда, если как можно быстрее не найдет новый корпус.
– Попалось что-нибудь подходящее?
– В машинном отделении есть один корпус. Я немного подождала…
– И?..
Найла покачала головой.
– А с этим что? – Сарган показал на ржавчика. – Хочешь, попробуем?
Найла кивнула с безнадежным видом. Сейчас они узнают точно, стоит ли убирать черный флаг, или корабль теперь годится только как временное укрытие от беспощадного солнца.
Сарган положил ржавчика на пол.
Найла нагнулась и согрела его спину теплым дыханием.
Бесполезно. Лапки (Сарган смастерил даже их) не шевелились.
– Пауки и крабы – не мой конек.
Найла сложила руки на животе. Может, они зря забрались на эту развалюху.
– Переночуем здесь, а завтра за пару часов до восхода солнца пойдем дальше.
Знать бы, куда именно.
Если нет ржавчиков, то нет ни жизни, ни надежды. Пусть даже в трубах что-то булькает, а птицы не улетают.
Сарган хотел было подобрать свое неуклюжее творение.
Но ржавчик, перепугавшись, засеменил и спрятался под кучей тряпок.
– Ах ты мой хороший!
Ржавчик чуть-чуть высунул голову.
С носа корабля нетвердыми шагами к ним приближалась тень.
Послышался лязг несмазанных суставов, запахло старым железом…
Отравитель поднес ладонь ко рту и громко прочистил горло.
Найла повернулась, очнувшись от собственных мыслей.
– Садитесь.
Дхакритт подчинился.
– Вы знаете, как я познакомилась с Сиракк? – произнесла девушка.
– В общих чертах.
– Хорошо.
Ответ получился двусмысленным, поэтому она продолжила:
– Я нашла ее, наполовину погребенную в песке. По всей видимости, незадолго до этого она подверглась сексуальному насилию. Понимаете, о чем я говорю?
– Война есть война, а изнасилование – неизбежная ее часть, – отозвался отравитель, уставившись в пустоту. – Да, капитан, я прекрасно знаю, что это значит.
– То есть в определенных случаях вы одобряете даже такую жестокость? «Да он не человек, а чурбан какой-то, бесчувственный и спесивый», – подумала Найла.
Дхакритт посмотрел перед собой и не произнес ни слова.
– Прежде чем уйти, нападавшие подняли на Сиракк черный флаг, – продолжила девушка. – Полагаю, вы знаете, о чем это говорит, не так ли?
– Корабль будет принадлежать тому, кто заявит на него свои права.
– Совершенно верно. – Найла отошла на пару шагов. Остановилась и обвела глазами переборки. Прислушалась. Иллюминаторы в большинстве своем были сделаны из стекложести – не такие прочные, зато дешевле, тогда как лобовые стекла – из стеклогеля, благодаря чему они «дышали» словно прозрачные жабры, очищая сами себя. Снаружи по-прежнему доносились звуки верфи: оглушительные удары молота, крики, проклятия. Работа шла полным ходом, весь корабль сотрясался. Найла и отравитель вскоре должны будут тоже сойти на песок. Девушка снова вгляделась в ненавистное лицо и по слогам повторила: – Ко-рабль при-над-ле-жит то-му, кто-за-я-вит на не-го сво-и пра-ва. – Отвернулась. – С того момента Сиракк не была ни девочкой, ни мальчиком. До сегодняшнего утра. Прошло восемнадцать весен! По-научному вроде это называется б е с п о л ы й.
– Термин абсолютно правильный.
– По-другому и быть не может, не так ли?
Дхакритт наклонил голову в знак согласия, всем своим видом давая понять, что эту тему он считает своей исключительной компетенцией.
– Вы согласны, как я вижу.
– Корабли и природа существуют так, как им предначертано. Они тесно связаны друг с другом. Теснее, чем мы, люди, готовы это признать. – Отравитель шагнул вперед. – Сиракк снова участвует в брачных играх, она снова полноценная особь. Капитана это должно радовать.
– Я рада. Вы подтвердили мои подозрения: у корабля опять появились сексуальные аппетиты. Но дело не в этом. Не совсем в этом.
Отравитель прищурился.
– А в чем же?
– Я прочитала много трактатов о материи и знаю, что вы способны это сделать… – Найла сложила руки вместе, соединив кончики пальцев. – Я думаю, вы понимаете: в нашем положении женский пол корабля может обернуться бедой. Особенно если нам не дай бог придется со всех ног бежать до Мехаратта, удирая от какого-нибудь хищника. Мы потеряли половину колес, тормоза чуть живы после долгого спуска, а чтобы выйти из этого ущелья, много миль придется подниматься. – Найла сделала паузу: хотела немного перевести дух, а главное – придать пафоса следующим словам: – Я хочу, требую, настаиваю… чтобы вы изменили пол Сиракк.
Ясир тянул корпус за ногу, пока из груды покрышек не показался довольно неплохо «оборудованный» пах, а потом и брюшко. Окошко в животе было немного потемневшим от ожога, а дверца распахнута – залезай, кто хочет. Сердец там, видимо, нет.
Мальчик ухватил механокардионика за вторую лодыжку и сильно дернул, чтобы полностью достать из кучи старой резины.
Но существо больше не сдвинулось ни на миллиметр.
Ясир сел на корточки, вытер лоб тыльной стороной ладони и пристально посмотрел на верхушку дюны. Небо над гигантской свалкой по-прежнему было темно-лиловым. Тогда почему так жарко?
День с самого начала не задался, и ничего хорошего ждать не приходилось. Мелакко разбудил его ни свет ни заря, заткнув нос и насыпав в рот вонючего песка.
Последние пять дней хозяин свалки с ним не церемонился и почти не разговаривал. От Ясира требовалось только находить железяки в груде шин, на тачке свозить вниз и отчищать до блеска, а ржавчину собирать в склянку. Чтобы не сойти с ума от жары, мальчик старался начинать поиски до восхода солнца, а в самое пекло сидеть в тени остова, работая скребком и полировочной жидкостью.
Сейчас Ясир стоял на коленях среди гнилых покрышек. Когда эффект от бхета проходил, дни казались совершенно одинаковыми, тоскливыми и монотонными. Кожа у мальчика потемнела, зашелушилась, покрылась мозолями и язвами от укусов насекомых.
Но в сумерки, когда дюны из шин становились синими, а Мелакко давал ему новую дозу, все преображалось. И появлялись силы на новый день. Тогда Ясир чувствовал умиротворение и с закрытыми глазами гулял по горячей резине, которая уже не жгла ноги, как днем. Босиком. Иногда его, конечно, выворачивало наизнанку, и он сгибался пополам между колес, но такое случалось редко. Он привыкал.
Бхет помогал мальчику находить настоящие сокровища. Трухлявые обломки, самородки и сгустки ржавчины, которые можно было ссыпа́ть в склянку целый день. Не прилагая усилий. Обычно Ясир оставлял их там, где нашел, или складывал в тележку у подножия дюны, а на следующий день забирал на свежую голову. На свалке он находил не только металлолом: были там скелеты птиц и мышей, похожие на ожерелья, осколки цветного стекла, инкрустированные латунью хрящи, диадемы перьев… и части механокардиоников. Но целого корпуса он раньше здесь не видел.
Мальчик залез немного повыше, обеими руками приподнял огромную, разорванную в нескольких местах покрышку и оттолкнул ее в сторону. Показалась голова. Прямо на него смотрели две пустые глазницы. Теперь надо освободить от мусора спину и плечи. Вот только руки застряли где-то в глубине.
Ясир разорвал сухие ошметки протектора и достал одну руку. Она была слегка помята, но в целом выглядела как новенькая.
Наверное, полчаса ушло на то, чтобы выкопать существо целиком. Солнце уже почти стояло в зените.
Присев на корточки, Ясир принялся рассматривать механокардионика. Корпус вроде цел, хотя и покрыт вмятинами. Но самое удивительное: на этом старом, покрытом солнечными бликами металле нет и следа ржавчины!
Мальчик горестно вздохнул. Вся работа впустую! Придется просто сбросить механокардионика в яму между шинами, чтобы не загораживал дорогу.
Вдруг рядом в куче мусора кто-то зашевелился. Мимо пронеслась темная тень и спряталась в одной из покрышек.
Ясир замер. А что, если?.. Он никогда не задумывался, где Мелакко берет солонину на ужин. Скорей всего, вокруг остова расставлены ловушки. Но проверять их мальчика не заставляли, а он не задавал лишних вопросов.
Рука свободно проходила в довольно большое окошко на животе механокардионика. Замок на дверце сломан, а одна из петель вырвана чуть ли не с мясом. Но починить – пара пустяков.
Решение принято, каким бы безумным оно ни казалось.
Мальчик встал, закрываясь ладошкой от палящих лучей. Солнце поднималось из-за гребня дюны из шин. Перед Ясиром лежало распластанное тело механокардионика. Надо бы как-нибудь его укрыть, не засовывая обратно вглубь помойки. Ошметки шин, как клубки змей, валяются повсюду – можно и десять трупов спрятать. Ясир притащил самые большие и накидал на металлический корпус.
Остаток дня он работал как попало, не переставая прокручивать в голове свой сумасшедший план. Нужно быть осторожным, хотя ничего плохого делать он не собирается. Вечером, как только обычный обход остова будет закончен, надо вернуться к механокардионику, прихватив мешок с инструментами. Отвязавшись от Мелакко, он сможет наконец-то заняться своими делами.
Сиракк, которую на огромных цепях тащили шестьдесят человек, сантиметр за сантиметром начала сдвигаться с места. Металл стонал, моряки от натуги согнулись почти пополам, их лица исказила гримаса страдания и боли.
Найла наблюдала за ними, стоя у подножия каменного свода, сложив руки на груди.
Теперь, когда вместо ступиц под корпусом были лишь стволы железных деревьев, корабль стал значительно ниже. Но все равно оставался очень тяжелым, и от экипажа требовались нечеловеческие усилия.
Напряжение почти осязаемо. Тишину нарушает только лязг металла. Жилы натянуты так, что вот-вот лопнут. Пот стекает ручьями. Челюсти сжаты до спазма, до сломанных зубов.