Герберт Уэллс
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Н. G. Wells
A SHORT HISTORY OF THE WORLD
Печатается с разрешения
The Literary Executors of the Estate of H G Wells
и литературных агентств AP Watt Limited и Synopsis
Оригинал-макет подготовлен
ООО «Издательством Северо-Запад»
© The Literary Executors of the Estate of II G Wells, 1922
© ООО «Издательство Северо-Запад», 2010
© Издание на русском языке AST Publishers, 2010
Книга I
ОТ ЗАРОЖДЕНИЯ ЖИЗНИ
ДО ВОЗНИКНОВЕНИЯ ХРИСТИАНСТВА
ГЛАВА 1. МИР В ПРОСТРАНСТВЕ
История человечества есть история, которую не знают как следует и до сих пор. Две сотни лет назад люди знали историю только трех последних тысячелетий. Все, что произошло раньше, относилось всецело к области легенд и догадок. В большей части цивилизованного мира верили и учили, что Вселенная была создана внезапно, в 4004 г. до Р. X., причем авторитеты расходились относительно того, произошло ли это событие осенью или весной этого года. Это столь фантастически точное заблуждение было основано на чересчур буквальном толковании иудейской Библии и на навязанных с ней довольно произвольных богословских выводах. Такие представления уже давно отброшены религиозными учителями, и во всем мире признано теперь, что Вселенная, в которой мы живем, существует, по всем данным, уже огромный период времени или, быть может, даже бесконечное время. Само собой разумеется, что эти данные могут быть ошибочны, ведь и комната, обставленная со всех сторон зеркалами, может казаться нам бесконечной. Но представление, что Вселенная, в которой мы живем, существует лишь шесть или семь тысяч лет, может быть рассматриваемо как идея, окончательно износившаяся.
Земля, как известно теперь всякому, имеет форму сфероида, шара, слегка приплюснутого, наподобие апельсина, с диаметром приблизительно в 8000 миль[1]. Ее сферическая форма была уже известна, по крайней мере, ограниченному кружку образованных людей, почти 2500 лет назад, но раньше Землю считали плоской, а относительно связи ее с небом, звездами и планетами существовали различные предположения, кажущиеся нам теперь совершенно фантастическими. Мы знаем в настоящее время, что Земля делает полный оборот вокруг своей оси (которая приблизительно на 24 мили короче ее диаметра по экватору) в течение каждых 24-х часов и что это явление служит причиной смены дня и ночи; мы знаем также, что Земля в то же время оборачивается в течение года вокруг Солнца, описывая слегка искривленную и медленно отклоняющуюся овальную орбиту. Ее расстояние от Солнца колеблется между 91,5 (когда она ближе всего к Солнцу) и 94,5 миллионами миль.
Вокруг Земли на расстоянии в среднем 239000 миль вращается меньший шар, Луна. Земля и Луна не единственные тела, вращающиеся вокруг Солнца. Кроме них, имеются еще планеты — Меркурий и Венера — на расстоянии 36 и 37 миллионов миль. А за орбитой Земли, не считая пояса более мелких тел, планетоидов, находятся Марс, Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун на соответствующих средних расстояниях в 141,483, 886,1782 и 1793 миллиона миль. Чтобы облегчить задачу воображению читателя, мы переведем Солнце и планеты на более понятный, меньший масштаб.
Представим себе нашу Землю в виде небольшого мяча, диаметром в один дюйм. Солнце тогда будет большим шаром в 9 футов в поперечнике, а расстояние до него будет равняться 323 ярдам (шагам), т. е. четырем-пяти минутам ходьбы. Луна превратится в маленькую горошину в 2,5 футах от Земли. Между Землей и Солнцем поместятся обе внутренние планеты, Меркурий и Венера, на расстоянии 125-ти и 250-ти ярдов от Солнца. Вокруг этих тел будет кругом пустота — вплоть до самого Марса, отстоящего от Земли на 175 футов; потом пойдут: Юпитер на расстоянии приблизительно 1 мили (1 фут в диаметре), Сатурн — чуть поближе 2-х миль, Уран — 4 мили и Нептун — 6 миль. А затем, на протяжении тысяч миль, бесконечное ничто, за исключением лишь маленьких частиц и носящихся лоскутьев разреженных паров. Ближайшая в Земле звезда при этом масштабе будет находиться на расстоянии 40000 миль.
Эти цифры, может быть, смогут дать некоторое представление об огромных пустынных пространствах, в которых разыгрывается драма жизни. Ибо во всей необъятной пустыне этого пространства нам достоверно известно о существовании жизни лишь на нашей Земле. Да и то она проникает вглубь Земли не больше чем на 3 мили из тех 4 000, которые отделяют нас от центра нашего шара, и не захватывает более пяти миль над его поверхностью. По-видимому, вся остальная безграничность пространства пустынна и мертва. В глубины океана человеку удалось проникнуть на расстояние не больше 5-ти миль. Высочайший отмеченный полет аэроплана не многим превышает 4 мили. Люди, правда, поднимались на высоту 7-ми миль на воздушных шарах, но лишь ценой больших страданий. Ни одна птица не может летать на высоте 5-ти миль, а маленькие пташки и насекомые, поднятые на аэроплане, падают вниз в бесчувственном состоянии много ниже этого уровня.
ГЛАВА 2. МИР ВО ВРЕМЕНИ
За последние пятьдесят лет учеными было построено немало остроумных и интересных гипотез относительно возраста и происхождения нашей Земли. Мы не можем попытаться передать здесь, хотя бы вкратце, содержание этих теорий, ибо они основаны на самых отвлеченных математических и физических со-обряжениях. На самом деле, однако, и астрономия, и физика до сих пор еще так мало разработаны, что в этой области не удалось пойти дальше догадок. Общая тенденция научных исследований клонилась до сих пор ко все большему и большему увеличению предполагаемого возраста нашей планеты. В настоящее время с некоторой вероятностью установлено, что Земля уже более двух миллиардов лет ведет независимое существование в качестве отдельной вращающейся планеты, беспрерывно обращающейся вокруг Солнца. Возможно, что этот период на самом деле гораздо более длинный. Во всяком случае, это срок для человеческого воображения положительно подавляющий.
До начала этого огромного периода самостоятельного существования Солнце, Земля и другие планеты, двигающиеся по орбитам вокруг Солнца, представляли собой, по всей вероятности, великий вихрь разреженной материи, вращающейся в пространстве. Телескоп обнаруживает в различных частях неба светящиеся спиралеобразные облака материи, спиральные туманности, по-видимому, вращающиеся вокруг определенного центра. Многие астрономы предполагают, что Солнце и его планеты некогда представляли собой подобную спираль и что их вещество, подвергаясь процессу сгущения, приняло настоящую свою форму. Этот процесс сгущения продолжался в течение бесконечных периодов времени до тех пор, пока, наконец, в немыслимо далеком прошлом (приблизительное количество лет нами было приведено выше) не выделилась Земля со своим спутником — Луной. Они вращались тогда много быстрей, чем теперь, и находились на меньшем расстоянии от Солнца. Вокруг последнего они оборачивались также значительно быстрее, а поверхность их была, по всей вероятности, в раскаленном или расплавленном состоянии.
Если бы мы могли перенестись назад в это бесконечно далекое прошлое и взглянуть на Землю в первоначальной стадии ее образования, нам представилась бы картина, напоминающая из всех современных нам предметов, скорее всего, внутренность доменной печи или поверхность потока лавы, не успевшего еще застыть и затвердеть. Воды мы совершенно не увидели бы, ибо вся имевшаяся там влага должна была постоянно превращаться в перегретый пар и носиться в бурной атмосфере, наполненной серными и металлическими испарениями. Ниже мог находиться волнующийся и кипящий океан из расплавленной каменистой материи, а по небу, покрытому огненными облаками, должны были в ослепительном блеске мелькать, как горячие огненные языки, Солнце и Луна.
Медленно, постепенно, по мере того, как один за другим сменялись периоды в миллионы лет, это пылающее море становилось все менее и менее бурным и раскаленным. Пары в небе начали, по всей вероятности, выпадать в виде дождей и понемногу редеть наверху, на поверхности жидких огненных морей появлялись огромные окалины, плиты затвердевшего камня, которые затем опускались на дно, уступая место другим всплывающим массам. Солнце и Луна, уменьшавшиеся в размере и все более удалявшиеся друг от друга, должны были двигаться по небесам уже с меньшей стремительностью. Луна теперь, ввиду своей меньшей величины, оказалась бы охлажденной уже значительно ниже раскаленного состояния и попеременно то преграждала бы путь солнечному свету, то отражала бы его в целом ряде затмений и полнолуний.
Итак, с ужасающей медленностью, через огромные промежутки времени Земля должна была приобретать все большее и большее сходство с той Землей, на которой живем мы, пока, наконец, не наступило бы время, когда пары в прохладном воздухе начали бы сгущаться в облака и первый дождь зашипел бы на первых камнях внизу. В течение бесконечных тысячелетий большая часть воды на Земле должна была постоянно испаряться в атмосферу, но все же теперь уже стали, по всей вероятности, появляться горячие потоки, сбегавшие с кристаллизующихся скал, а также пруды и озера, в которые эти потоки сносили обломки и оставляли отложения. Наконец должно было бы установиться такое положение вещей, при котором на Земле мог появиться человек, прочно укрепиться, оглянуться вокруг и начать жить. Если бы нам удалось посетить Землю в то время, мы ходили бы по лавообразным каменистым массам без малейшего признака почвы, без единого побега живой растительности, под раздираемыми бурей небесами. Горячие неистовые ветры, превосходящие по силе самые свирепые вихри наших времен, потоки дождя, о которых более умеренная и менее стремительная современная нам Земля не имеет понятия, налетали бы на нас.
Вокруг нас, мутные от смытых со скал частиц, мчались бы потоки дождевой воды, сливаясь в реки, прорезая глубокие русла и ущелья, проносясь стремительно мимо, чтобы отложить осадки в первобытных морях. Сквозь облака мы увидели бы огромное Солнце и даже заметили бы его движение по небу, а его появление и исчезновение, также как и появление и исчезновение Луны, ежедневно вызывало бы приливы и отливы огненного моря, которые выражались бы рядом землетрясений и вулканических извержений. А Луна, которая теперь обращает к Земле всегда одну и ту же сторону, в то время оборачивалась бы вокруг своей оси заметно для глаза, показывая сторону, которую она теперь скрывает так неумолимо.
Земля становилась все старше. Один миллион лет следовал за другим, и день удлинялся; солнечный жар становился менее резким, и самое Солнце удалялось от Земли, движение Луны по небу замедлялось, сила дождя и вихря ослабевали, и вода в первых морях прибывала и стекала в лоно океана, который с тех пор покрывает поверхность нашей планеты.
Но жизни на Земле все еще не было; моря были пустынны, а скалы бесплодны.
ГЛАВА 3. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЖИЗНИ
В настоящее время всем известно, что все наше знание относительно жизни, существовавшей на Земле до возникновения человеческих воспоминаний и преданий, основывается на отпечатках следов и окаменелостях, находимых в слоистых горных породах. В сланце, в сланцевой глине, в известняке и в песчанике мы находим сохранившимися, наряду с извилистыми следами первых приливов и углублениями, образованными первыми ливнями, кости, раковины, волокна, стебли, плоды, следы ног, царапины и т. п.
Только благодаря тщательному изучению этой каменной летописи удалось восстановить прошлое жизни на Земле. Это известно теперь почти всякому. Наносные пласты не располагаются в строгом порядке слой над слоем, они сморщивались, изгибались, сдавливались со всех сторон, искривлялись и перемешивались, как листы из книги в библиотеке, неоднократно подвергавшейся разграблению и пожару. Только после самоотверженных трудов множества ученых, посвятивших этому делу всю жизнь, летопись Земли была приведена в порядок и прочтена. Общий период времени, охватываемый ею, насчитывает, как считают теперь, 1600000000 лет.
Древнейшие горные породы, начальные страницы каменной летописи, названы геологами азойскими породами, ибо они не носят никаких следов жизни. В Северной Америке, где существуют огромные пространства их, азойские породы лежат обнаженными. Мощь этих пластов заставляет геологов предполагать, что на образование их ушла, по меньшей мере, половина тех 1 600000000 лет, которым, по их определению, равняется весь геологический период. Позвольте мне остановиться на этом, имеющем глубокое значение, факте.
Половина огромной эры, наступившей после того, как суша впервые отделилась от воды на нашей планете, не оставила нам никаких следов жизни. На этих породах сохранились до сих пор следы волн и дождевых капель, но зато нет никаких признаков растений или иных жизненных форм.
Однако по мере того, как мы продвигаемся в чтении летописи, начинают появляться и умножаться следы давно исчезнувшей жизни. Тот период истории Земли, в котором мы впервые находим эти следы прошлого, назван геологами ранним палеозойским периодом. Первым указанием на возникновение жизни на Земле служат отпечатки сравнительно простых, низших существ, раковины мелких моллюсков, похожие на стебли и цветки, головы зоофитов, водоросли, следы и остатки морских червей и ракообразных. Очень рано появляются существа, несколько напоминающие травяную вошь, пресмыкающиеся твари, которые могли, подобно травяным вшам, сворачиваться в шарики, так называемые трилобиты. Позднее, приблизительно через несколько миллионов лет, — некоторые виды морских скорпионов, более сильные и подвижные существа, чем те, которые до тех пор видел мир.
Ни одна из этих форм не отличалась большими размерами. К наиболее крупным относятся морские скорпионы, имевшие девять футов в длину. Однако на суше нигде еще нет никаких признаков ни растительной, ни животной жизни. Никаких признаков рыб или позвоночных в этой части летописи не встречается. Все растения и животные, оставившие нам следы от этого периода истории Земли, принадлежат к мелководным и земноводным тварям. Если бы мы захотели провести параллель между фауной и флорой раннего палеозойского периода и современной нам флорой и фауной, нам следовало бы, оставив в стороне лишь вопрос величины, просто взять каплю из лужи в скале или из грязной канавы и исследовать ее под микроскопом. Небольшие ракообразные, мелкие моллюски, зоофиты и водоросли обнаружат прямо-таки поразительное сходство с этими неуклюжими большими прототипами, являвшимися некогда венцом творения на нашей планете.
Полезно, однако, помнить, что породы ранней палеозойской эры, по всей вероятности, не сообщат нам ничего существенного относительно первых зачатков жизни на нашей планете. До тех пор, пока животное не имеет костей или других твердых частей, пока оно не носит панциря и не достаточно велико и тяжело, чтобы оставить характерные следы и отпечатки ног в грязи, окаменелости не могут сохранить какие бы то ни было следы его существования. В наше время есть сотни и тысячи видов маленьких мягкотелых существ, которые, несомненно, никогда не оставят каких-либо следов для будущих геологов. В прошлом Земли миллионы миллионов видов таких существ могли жить, размножаться, процветать и исчезнуть совершенно бесследно. Воды горячих и мелких озер и морей азойской эры, быть может, кишели бесконечным числом разнообразных низших студенистых, бесскорлупных и бескостных существ, множество зеленых, похожих на тину растений одевали, быть может, залитые солнцем скалы и берега. Летопись пород дает не более полное представление о жизни в прошлом, чем банковские книги о существовании всех лиц, живущих в данной местности. Только тогда, когда какой-нибудь вид начинает отделять раковины, иглы, толстую чешую или поддерживаемый известью стебель и как бы «откладывает на черный день», он заносится в летопись. Но среди пород, относящихся к более раннему периоду, чем те, которые обладают какими-либо окаменелыми следами, иногда находится графит, представляющий собой чистый углерод, и некоторые авторитеты полагают, что он был выделен из соединений под влиянием деятельности неизвестных нам органических существ.
ГЛАВА 4. ЭРА РЫБ
В ту пору, когда люди думали, что мир существует всего лишь несколько тысяч лет, они считали различные виды растений и животных раз и навсегда установленными, неизменяемыми и окончательными; полагали, что все животные и растения были созданы точно в таком виде, в котором существуют сейчас, и совершенно независимо друг от друга. Но с тех пор, как люди начали открывать и изучать летопись камней, это представление уступило место предположению, что многие виды медленно изменялись и развивались в течение веков, а это предположение, в свою очередь, породило убеждение в несомненности так называемой органической эволюции. Сущность этой теории заключается в утверждении, что все виды жизни на Земле, как животной, так и растительной, произошли путем медленного беспрерывного процесса развития от какой-то простейшей формы жизни, являющейся прародительницей всех остальных, от некой почти бесформенной, бесструктурной живой субстанции, водившейся в далеком прошлом в так называемых морях азойского периода.
Вопрос об органической эволюции, так же, как и вопрос о возрасте Земли, являлся в прошлом предметом многих ожесточенных споров. Было время, когда вера в органическую эволюцию считалась, на очень туманных основаниях, несовместимой с правоверным учением христианской, иудейской и мусульманской религий. Это время теперь миновало, и самые ортодоксальные из католиков, протестантов, иудеев и магометан имеют ныне право разделять этот новый и более широкий взгляд на общее происхождение всех живых существ. Жизнь на Земле не возникла внезапно. Жизнь развивалась и развивается. Век за веком, сквозь бездны времени, от которых туманится воображение, жизнь шла вперед и превратилась из барахтанья в тинистой луже в стремление к свободе, силе и сознательному знанию.
Жизнь состоит из индивидуумов. Эти индивидуумы являются определенными существами, они отличаются от глыб или масс так же, как и от неподвижных кристаллов неорганической материи, и обладают двумя особенностями, которые отсутствуют у мертвой материи. Они могут поглощать внутрь другие вещества и превращать их в часть самих себя, а также воспроизводить себя в потомстве. Они питаются и размножаются. Они могут производить других индивидуумов, большей частью подобных им, но также всегда несколько отличающихся от них. Между индивидуумом и его потомством существует специфическое фамильное сходство, но между каждым производителем и каждым отпрыском, которого он порождает, существует и индивидуальное отличие, и это правило верно для всех видов на всех ступенях жизни.
Однако ученые не в состоянии объяснить нам, ни почему потомство должно походить на своих производителей, ни почему ему надлежит отличаться от них, но факт, что оно и похоже на родителей, и вместе с тем отличается от них, несомненен. Поэтому вера в то, что с изменением условий, в которых живут виды, последние сами претерпевают соответствующие изменения, основывается скорее на здравом смысле, чем на научных данных. Ибо в каждом поколении вида должно быть известное количество особей, индивидуальные особенности которых дают им возможность лучше приспособиться к новым условиям, в которых предстоит жить виду, а наряду с ними имеются и такие, чьи индивидуальные особенности скорее затрудняют жизнь при данных условиях. И в итоге первые будут жить дольше, давать большее потомство и воспроизводить самих себя в большем количестве, чем последние, и таким образом, поколение за поколением, вид в среднем будет изменяться в благоприятном для него направлении. Этот процесс, называемый естественным отбором, является не столько научной теорией, сколько выводом, вытекающим с логической необходимостью из фактов воспроизведения и существования индивидуальных отличий. В этой работе, быть может, участвуют многие до сих пор неизвестные науке или не определенные ею силы, изменяющие, разрушающие и сохраняющие виды, но человек, решающийся отрицать влияние этого процесса естественного отбора на жизнь с первого момента ее возникновения, должен быть или невеждой, не имеющим представления об элементарных явлениях жизненного процесса, или неспособным к здравому мышлению.
Многие ученые создавали теории относительно возникновения жизни, и их гипотезы часто захватывающе интересны, но, тем не менее, о зарождении жизни до сих пор мы ничего достоверного не знаем и не имеем ни одной убедительной гипотезы. Однако, почти все авторитеты согласны, что жизнь, по всей вероятности, зародилась в грязи или песке в теплых, залитых солнцем, мелких солоноватых лужах и что оттуда она распространилась вверх по берегам в границах приливов и вниз в открытые воды.
Этот первобытный мир был миром мощных приливов и течений. Индивидуумы беспрерывно уничтожались. Прилив выбрасывал их на берег, где они погибали от высыхания, а отлив уносил их в море, где они умирали от отсутствия воздуха и солнца, Первобытные условия благоприятствовали развитию всякого стремления укрепиться и пустить корни, всякой тенденции к образованию наружных покровов и всем попыткам прибрежных индивидуумов защитить себя от немедленного высыхания. С самого начала малейшая склонность к вкусовой чувствительности направляла индивидуума к пище, а малейшая чувствительность к свету поддерживала его в стремлении выкарабкаться из тьмы морских глубин и пещер или, наоборот, заставляла его отшатываться назад от ослепительного блеска опасных отмелей.
По всей вероятности, первые раковины и панцири, защищавшие тело живых существ, являлись скорее защитой от высыхания, чем от активных врагов. Но зубы и клешни рано появляются в истории нашего мира.
Мы уже отмечали величину первобытных водяных скорпионов. В течение многих веков эти существа были владыками жизни. Затем в одном из расслоений этих палеозойских пород, известном под названием Силурийской системы, которая, по мнению многих геологов, насчитывает пятьсот миллионов лет, появляется новый тип тварей, снабженных глазами, зубами и плавательным аппаратом более мощного характера. Это первые известные нам животные с костяным хребтом, первые рыбы, первые позвоночные.
Число этих рыб значительно увеличивается в следующих отложениях пород, известных под именем Девонской системы. Тут их преобладание настолько явно, что весь этот период летописи был окрещен эрой рыб. Формы рыб, образцы которых в настоящее время исчезли с лица земли, и рыбы, родственные акулам и осетрам нашего времени, сновали в воде, прыгали в воздух, питались водорослями, преследовали и пожирали друг друга, сообщая новое оживление морям нашей планеты. Ни одна из них не показалась бы нам чрезмерно большой. Лишь немногие были длиннее двух-трех футов, хотя существовали и исключительные экземпляры, имевшие в длину до двадцати футов.
Геология ничего не говорит нам о предках этих рыб. Они как будто находятся вне всякой связи с какими бы то ни было видами, предшествовавшими им. Зоологи строят чрезвычайно интересные предположения относительно их предков на основании изучения развития яиц еще существующих родичей и других источников. По-видимому, предки позвоночных были мягкотелые и, быть может, совсем мелкие плавающие существа, у которых начали развиваться твердые части сначала в виде зубов вокруг и около рта. Зубы ската или акулы покрывают небо и полость рта и переходят на губу в виде сплющенных зубообразных чешуй, покрывающих большую часть их тела. В геологической летописи с появлением этих зубо-чешуй рыбы выплывают из таинственного мрака прошлого на свет как первые позвоночные животные, отмеченные в летописи.
ГЛАВА 5. ЭРА КАМЕННОУГОЛЬНЫХ БОЛОТ
На суше в век рыб не было, по-видимому, никакой жизни. Скалы и плоскогорья бесплодных пород расстилались, палимые солнцем и орошаемые дождем. Не было и настоящей почвы, ибо не существовало еще ни земляных червей, способствующих ее образованию, ни растений, могущих разрыхлить каменистые части пород и обратить их в чернозем; не было и следа мха или лишайника. Жизнь все еще ютилась только в море.
Эта покрытая бесплодной корой Земля подвергалась значительным переменам климата. Причины этих перемен были чрезвычайно сложны и все еще нуждаются в надлежащей оценке. Изменение формы земной орбиты, постепенное перемещение полюсов вращения, изменение формы материков, по всей вероятности даже колебания в температуре Солнца, словно сговорившись, то погружали огромные пространства земной поверхности на долгие периоды в холод и покрывали их льдом, то снова на миллионы лет распространяли тепло или устанавливали на нашей планете умеренный климат. В истории мира существовали, должно быть, периоды мощной внутренней деятельности, когда скопившиеся в течение нескольких миллионов лет силы прорывались в виде вулканических извержений и подъемов почвы, видоизменяя очертания гор и материков земного шара, увеличивая глубину морей и высоту гор и усиливая климатические различия до крайности. А за этим следовали долгие века сравнительного спокойствия, когда мороз, дождь и реки смывали горные высоты и сносили огромные массы ила, наполняя и поднимая дно морских чаш и содействуя таким образом разливу все более мелевших и расширявшихся морей на все большие пространства суши. В истории мира были периоды «высот и глубин» и периоды «равнин и мелей». Читатель должен совершенно отказаться от мысли, что земная поверхность беспрерывно охлаждалась со времени затвердения ее коры. Лишь после того, как охлаждение достигло значительной степени, внутренняя температура перестала влиять на состояние поверхности. Существуют следы периодов, чрезмерно обильных снегом и льдом, т. е. «ледниковых периодов», даже в азойской эре.
Только к концу века рыб, в эпоху существования обширных мелких морей и лагун, жизнь стала успешно распространяться с воды на сушу. Нет сомнения, что первейшие типы форм, начинающих появляться теперь в огромном изобилии, уже развивались незаметным образом и в менее значительном количестве много миллионов лет. Но теперь для них настало благоприятное время.
Растительные формы, несомненно, предшествовали животным в этом нашествии на сушу, но животные, по всей вероятности, очень скоро последовали за переселившимися растениями. Первая задача, которую надлежало разрешить растению, заключалась в том, чтобы найти какую-нибудь твердую опору, которая могла бы поддерживать его листья в направлении солнечного света, когда поддерживавшая его вода отойдет от него; вторая состояла в трудности снабжения волокон растения водой из глубины болотистой почвы теперь, когда влага уже не находилась больше в непосредственной близости. Обе задачи были разрешены путем развития древесных тканей, доставлявших листьям воду и одновременно поддерживавших растение. Летопись пород неожиданно наполняется огромным разнообразием древесных болотных растений, из которых многие достигают значительных размеров, как, например, огромные древовидные мхи, древовидные папоротники, исполинские хвощи и т. п. А вместе с ними, век за веком, в большом разнообразии выползали из воды животные формы. Тут были стоножки и тысяченожки, первые простейшие насекомые, существа, родственные древним исполинским крабам, морские скорпионы, превратившиеся в пауков и сухопутных скорпионов, а вскоре тут же очутились и позвоночные животные.
Некоторые из первых насекомых были очень велики. В этом периоде существовали стрекозы, распростертые крылья которых имели до двадцати девяти дюймов в длину.
Различными путями эти новые виды и роды приспособлялись к вдыханию воздуха. До тех пор все животные вдыхали воздух, растворенный в воде, и это же самое, собственно, приходится делать некоторым животным и поныне. Но в то время представители животного царства должны были еще выработать в себе различными путями способность самоснабжения влагой в тех случаях, когда она была нужна им. В наше время человек с совершенно сухими легкими неизбежно задохнется. Поверхность легких должна постоянно оставаться влажной, чтобы воздух мог проникнуть через нее в кровь. Приспособление к дыханию в воздухе совершается всегда или путем образования покровов для прежних жабр, с целью прекратить испарение, или путем развития полостей или иных новых дыхательных органов, заложенных глубоко внутри организма и увлажняемых водянистой секрецией. Прежние жабры, которыми дышали рыбы — прародители типа позвоночных, — не годились для дыхания на суше, и в случаях переселения этих представителей животного царства уже другой их орган, плавательный пузырь, превращался в новый, глубоко скрытый внутри дыхательный орган, легкое. Порода животных, известных под именем земноводных, нынешние лягушки и ящерицы, начинают свою жизнь в воде и дышат при этом жабрами затем легкое, развиваясь таким же путем, как плавательные пузыри многих рыб, в виде мешковидного, идущего от горла отростка, делается органом, принимает на себя функцию дыхания; животное переходит на сушу, причем жабры погибают, а жаберные щели исчезают за исключением одной, которая превращается в ушное отверстие и барабанную перепонку. Теперь животное может жить только на воздухе, но оно все же должно возвращаться, по крайней мере, к краю воды, чтобы класть яйца и выводить потомство.
Все дышавшие легкими позвоночные этого века болот и растений принадлежали к классу земноводных, амфибий. Почти все они имели форму, близкую к нынешним ящерицам, и некоторые из них достигали значительной величины. Они были земными животными, но должны были постоянно находиться вблизи влажных и болотистых мест; все большие деревья этого периода по своим свойствам также являются растениями-амфибиями. Ни одно из них не давало плодов и семян, которые могли бы, упав на землю, развиваться с помощью лишь той влаги, которая доставляется дождем и росой. Им всем, по-видимому, необходимо было для произрастания сбрасывать свои споры в воду.
Одна из самых прекрасных задач прекрасной науки — сравнительной анатомии, состоит в том, чтобы проследить развитие и приспособление живых тварей к требованиям жизни в воздухе. Все живые существа как растительного, так и животного царства первоначально являются существами водяными. Так, например, все существующие над рыбами высшие позвоночные животные до человека включительно проходят в своем эмбриональном развитии через стадию, в которой они обладают жаберными щелями, исчезающими прежде, чем детеныш появится на свет. Неприкрытый, омываемый водой глаз рыбы у высших форм защищается от высыхания веками и железами, выделяющими влагу. Более слабые звуковые колебания воздуха вызвали необходимость барабанной перепонки. Почти в каждом органе тела можно найти подобные же изменения и приспособления, выработанные для жизни в новых условиях. В эту каменноугольную эру, эру земноводных, жизнь сосредоточивалась в болотах, лагунах и на низких берегах, окружавших эти воды. Так распределялась теперь жизнь. Холмы и гористые местности были все еще бесплодны и безжизненны. Живые существа, правда, научились дышать воздухом, но они все еще были связаны с родной стихией — водой и должны были постоянно возвращаться к ней, чтобы выводить потомство.
ГЛАВА 6. ВЕК ПРЕСМЫКАЮЩИХСЯ
Вслед за обильным жизнью каменноугольным периодом последовал долгий ряд суровых и бесплодных веков. Они запечатлены в каменной летописи мощными отложениями песчаника и подобных ему пород, сравнительно бедных окаменелостями. В температуре Земли происходили сильные колебания и были долгие периоды ледяного холода. Процветавшая в изобилии болотная растительность на обширных открытых местах погибла, под давлением этих новых отложений начался процесс ее уплотнения и минерализации, который дал миру большую часть нынешних каменноугольных залежей.
Но именно в периоды перемен жизнь подвергается самой быстрой модификации и усваивает, благодаря тяжелым условиям, самые ценные уроки. С установлением на земле теплоты и влажности мы находим ряд новых растительных и животных форм. В летописи появляются останки позвоночных животных, детеныши которых вылупливались из яйца уже не головастиками, нуждавшимися в первый период своей жизни в воде; теперь развитие шло в зародыше, до выхода из яйца, и детеныш настолько приближался к взрослой форме, что мог жить в воздухе с первого момента своего независимого существования. Жабры исчезали совершенно, а жаберные щели сохранились лишь в качестве зачаточного придатка.
Эти новые твари, не проходившие через стадии головастиков, были пресмыкающиеся. Попутно произошло развитие и семенных деревьев, которые теперь получили возможность разбрасывать свои семена независимо от близости болота или озера. Теперь уже появились пальмовидные цикады и множество тропических шишконосных пород, однако ни цветущих растений, ни трав еще не было. В большом количестве росли папоротники; существовало также множество разнообразных насекомых, особенно жуков, ибо пчелам и бабочкам еще только предстояло появиться. Но все основные формы настоящей новой сухопутной флоры и фауны образовались за время этих долгих суровых веков. Эта новая сухопутная жизнь ждала лишь благоприятных условий, чтобы расцвести и стать преобладающей.
Период за периодом, с бесчисленными колебаниями, совершалось это смягчение климата. До сих пор не установленные движения земной коры, изменения земной орбиты, увеличение и уменьшение угла между полюсом и орбитой — все вместе вызвало наступление долгого периода тепла по всей поверхности Земли. Эта эра длилась в общем, как теперь предполагают, свыше двухсот миллионов лет. Она названа мезозойской эрой в отличие от двух предшествовавших ей более длительных палеозойской и азойской эр (тянувшихся вместе тысячу четыреста миллионов лет) и от кайнозойской эры, или эры новой жизни, длящейся от окончания мезозойской эры до настоящего времени. Мезозойская эра называется также эрой пресмыкающихся, ввиду поразительного преобладания и разнообразия этих жизненных форм в означенную эпоху. Эта эра закончилась около восьмидесяти миллионов лет назад.
В нынешнем мире род пресмыкающихся сравнительно немногочисленен, их распространение на земном шаре весьма ограниченно. Они, правда, более разнообразны, чем немногие дожившие до нашего времени представители земноводных, которые некогда, во время каменноугольного периода, владели миром. У нас до сих пор существуют змеи, речные и морские черепахи, аллигаторы, крокодилы и ящерицы. Все они без исключения принадлежат к существам, нуждающимся круглый год в тепле; они не выносят холода и, весьма вероятно, что все пресмыкающиеся твари мезозойского периода отличались подобным свойством. Это была оранжерейная фауна, жившая среди оранжерейной флоры. Она не выносила морозов. Но мир все же стал обладателем, наконец, настоящей сухопутной фауны и флоры, в отличие от болотной и тинистой фауны и флоры периода зарождения жизни на Земле.
Все виды пресмыкающихся, известные нам теперь, были представлены тогда в гораздо большем количестве: огромные черепахи и большие крокодилы и множество ящериц и змей, но кроме них имелся в большом изобилии еще целый ряд чудовищных тварей, теперь совершенно исчезнувших с земли. Так, например, существовало множество пресмыкающихся, известных под именем динозавров. Растительность в виде камышей и зарослей папоротника покрывала теперь наиболее низменные места земной поверхности. В связи с этим появилось много травоядных пресмыкающихся, питавшихся этой роскошной растительностью и увеличивавшихся в размерах по мере того, как развивался мезозойский период. Некоторые из этих животных превосходили по величине все другие когда-либо существовавшие формы, по размерам они не уступали китам. Dyplodocus Carnegii, например, имел 84 фута от хвоста до рыла, а гигантозавр еще превосходил его, достигая 100 футов длины. Среди этих чудовищ жило множество плотоядных динозавров соответственной величины. Одно из них, тираннозавр, изображается и описывается во многих книгах как верх ужаса среди пресмыкающихся чудовищ.
В то время как эти огромные существа паслись и пожирали друг друга среди тайнобрачных папоротников и хвои мезозойских джунглей, другой, теперь исчезнувший вид пресмыкающихся, напоминавший развитием своих передних конечностей летучих мышей, преследовал насекомых и существ своего же вида, сначала перепрыгивая с одного дерева на другое и парашютируя, а затем летая между папоротниками и ветками деревьев. Это были птеродактили, первые летающие существа, обладавшие позвоночником; они указывают на новое достижение в процессе развития мощи позвоночных животных.
Некоторые из пресмыкающихся, кроме того, возвратились в море. Три группы крупных плавающих тварей наводнили моря, из которых вышли их предки; это были мезозавры, плезиозавры и ихтиозавры. Некоторые из них, опять-таки, приближались по размерам к современному нам киту. Ихтиозавры, по-видимому, были совершенно приспособленными к плаванию животными, но плезиозавры принадлежат к типу существ, абсолютно не имеющих родственных форм в наше время. Их огромное тучное тело было снабжено лапами, приспособленными как для плавания, так и для пресмыкания по болотам или по дну мелких водоемов. Сравнительно маленькая голова плезиозавра держалась у него на длинной, похожей на змею, шее. Плезиозавр плавал и искал пищу над водой, как это делает лебедь, или нырял в воду и ловил проплывавших мимо рыб и животных.
Такова была преобладающая на суше жизнь в течение мезозойской эры. С нашей точки зрения она представляет значительный шаг вперед сравнительно с тем, что было раньше. Она дала сухопутных животных, более «жизнеспособных», превосходивших по величине, развитию, силе и активное™ все, что видел мир до тех пор. В море не было такого движения вперед, но зато наблюдалось сильное размножение новых форм жизни. В мелких морях появилось огромное количество напоминающих каракатиц тварей в раковинах, большей частью замкнутых, — так называемые аммониты. Их предки существовали уже в палеозойских морях, но век процветания наступил для них лишь теперь. В наше время не осталось ни одного их представителя; ближайшей родственницей аммонитов является жемчужная наутилус, жительница тропических морей. Но зато новая, более плодовитая порода рыб, покрытая более легкой и тонкой чешуей, чем бляхообразный и зубчатый покров, преобладавший до тех пор, завоевала и сохранила с тех пор первое место в морях и реках.
ГЛАВА 7. ПЕРВЫЕ ПТИЦЫ И ПЕРВЫЕ МЛЕКОПИТАЮЩИЕ
Мы набросали в нескольких строках картину покрытой роскошной, сочной растительностью, кишевшей пресмыкающимися Земли мезозойского периода в это первое великое, сплошное лето жизни. Но в то время, как в жарких сильвасах и на болотистых равнинах господствовал динозавр, а птеродактили, преследуя насекомых, жужжавших вокруг все еще лишенных цветов кустарников и деревьев, оживляли леса своими полетами, быть может, даже криками и карканьем, некоторые менее многочисленные формы на границах органической жизни приобретали известные способности и усваивали некоторые уроки выносливости, сослужившие им большую службу, когда со временем улыбавшаяся щедрость солнца и земли начала иссякать.
Группа отрядов и родов пресмыкающихся-прыгунов, маленьких существ типа динозавра, оказалась, вероятно, вследствие соперничества и преследования врагов поставленной перед альтернативой гибели или приспособления к более холодным условиям и была вытеснена на более высокие места или же к морю. У этих обездоленных групп развился новый тип чешуи, чешуи постепенно удлинявшейся в форму пера и разветвившейся со временем в грубое подобие его.
Эти перообразные чешуи лежали одна на другой, образуя задерживающий тепло покров и лучше достигавший цели, чем покров у пресмыкающихся. Это приспособление позволяло жить в более холодных областях, бывших до того необитаемыми. Быть может, одновременно с этими переменами у этих существ появилась и большая заботливость о яйцах. Многие пресмыкающиеся относятся, по-видимому, чрезвычайно небрежно к своим яйцам, предоставляя солнечным лучам и летнему теплу выводить детенышей. Но некоторые разновидности этой новой ветви родословного древа жизни начали приобретать привычку заботиться о своих яйцах и сохранять их в тепле, согревая собственным телом.
Кроме этих приспособлений к борьбе с холодом происходили и другие внутренние изменения, превратившие эти существа в примитивных птиц, теплокровных и не нуждающихся в тепличной атмосфере. Самыми первыми птицами были, по всей вероятности, птицы морские, жившие рыбой, и их конечности были вначале не крыльями, а плавниковыми ногами, как у пингвинов. Необычайно примитивная птица, новозеландская киви, покрыта перьями очень грубого образца; она не только не летает, но, кажется, даже произошла не от летавших предков. В процессе развития птиц перья появились раньше крыльев. Но, когда перья были уже налицо, легкое расширение их неизбежно вело к образованию крыльев; по крайней мере, нам известны окаменелые остатки одной птицы с зубами и длинным хвостом, как у пресмыкающегося, но вместе с тем с настоящими птичьими крыльями, при помощи которых она, несомненно летала, не отставая от других птеродактилей в мезозойские времена. Тем не менее, птиц в мезозойскую эру было немного, и среди них было мало разнообразия. Если бы человек вернулся назад в характерную местность мезозойской эры, он мог бы бродить целыми днями, не встретив ничего, видом или голосом похожего на птицу, несмотря на то, что в папоротниках и камышах ему попалось бы великое множество птеродактилей и насекомых.
По всей вероятности, он никогда не увидел бы и еще кое-чего, а именно — млекопитающего. Возможно, что первобытные млекопитающие существовали за миллионы лет до появления первого существа, которое можно было бы назвать птицей, но они были слишком малы, незаметны и незначительны, чтобы обратить на себя внимание.
Первые млекопитающие, как и первые птицы, были существами, вынужденными, благодаря конкуренции и преследованию, перейти в более суровые условия и приспособиться к холоду. У них также чешуя приняла форму перьев и развилась в сохраняющий тепло покров, и они также прошли через ряд изменений, аналогичных по характеру, хотя и отличающихся в деталях, прежде чем превратиться в теплокровных животных, не зависящих от тепличных условий. Вместо перьев у них развилась шерсть, и вместо того, чтобы оберегать и высиживать яйца, они стали сохранять их в тепле и безопасности внутри собственного тела до тех пор, пока эти яйца не достигали почти полного развития. Многие из этих животных сделались живородящими и производили своих детенышей на свет живыми. Но и после рождения детенышей они стремились поддерживать с ними связь ради охраны и питания их. Большинство, хотя и не все млекопитающие, теперь имеют соски и кормят своих детенышей. Существуют два вида млекопитающих, несущих яйца, но не имеющих собственно сосков, и потому питающих своих детенышей питательной секрецией внутренних желез: это утконос и ехидна. Ехидна несет кожистые яйца, складывает их затем в сумку под брюхом и носит в тепле и безопасности, пока не вылупятся детеныши.
Но посетитель мезозойского мира, которому пришлось бы потратить целые дни и недели на то, чтобы найти птицу, — если бы он не знал точно, куда отправиться на поиски, — мог бы также безрезультатно пытаться обнаружить какие бы то ни было следы млекопитающего. Как птицы, так и млекопитающие казались очень странными, второстепенными и незначительными существами в мезозойские времена.
Эра пресмыкающихся длилась, как установлено теперь, восемьдесят миллионов лет. Если бы какое-нибудь человекоподобное сознание наблюдало мир в течение этого невообразимого промежутка времени, какими надежными и постоянными показались бы ему солнечный свет и изобилие, каким обеспеченным — ленивое благополучие динозавров и тьмы порхающих и летающих ящериц.
Но вот таинственные ритмы и накопившиеся мировые силы начали обращаться против этой почти вечной устойчивости. Эта благоприятная для жизни полоса была на исходе. Век за веком, мириады лет за мириадами, с несомненными задержками и отступлениями, совершалась перемена в сторону более жестоких и резких условий жизни, произошли сильные колебания уровня и великое перераспределение гор и морей. За время упадка продолжительной мезозойской эры благополучия мы сталкиваемся в каменной летописи с явлением, весьма определенно свидетельствующим о неуклонно совершавшемся изменении условий жизни: оно заключается в сильном изменении жизненных форм и появлении новых и необычных видов. Под все возрастающей угрозой уничтожения прежние роды и виды напрягают все свои способности для соответственного изменения и приспособления. Так, например, аммониты на этих последних страницах мезозойской главы обнаруживают множество фантастических форм.
При прочно установленных условиях не существует стимула к новшествам; они перестают развиваться, они прекращаются; все наиболее пригодное уже налицо.
При новых условиях больше всего страдает заурядный тип и утверждается новинка, имеющая шансы на наибольший успех. Тут в каменной летописи наступает пробел, который, быть может, соответствует нескольким миллионам лет. Даже общие очертания истории жизни этого периода до сих пор покрыты туманом. Когда он снова рассеивается, эра пресмыкающихся уже близится к концу. Динозавры, плезиозавры и ихтиозавры, птеродактили, бесчисленные роды и виды аммонитов исчезли совершенно. Несмотря на всю свою изумительную многочисленность и разнообразие, они вымерли, не оставив потомства. Холод убил их. Все их последние приспособления оказались недостаточными; они так и не сумели найти условия, обеспечивающие выживание. Мир прошел через фазу суровости, которая превзошла их выносливость; следствием этого явилось медленное и полное уничтожение мезозойской жизни, и мы видим теперь новую картину; новая, более суровая флора, новая, более суровая фауна владеют миром.
Мрачной и бедной картиной открывается, однако, этот новый том книги жизни. Цикады и тропические шишконосные широко уступили место деревьям, роняющим свои листья, чтобы избежать гибели от зимних снегов, и цветущим растениям и кустарникам, а там, где некогда кишели пресмыкающиеся, в их права вступают во все возрастающем количестве птицы и млекопитающие.
ГЛАВА 8. ВЕК МЛЕКОПИТАЮЩИХ
Начало следующей большой эры в жизни Земли, кайнозойской эры, было периодом подъемов почвы и чрезвычайной вулканической деятельности. В это время образовались огромные массивы: Альпы и Гималаи, горные хребты Скалистых Гор и Анды, а также грубо проявились очертания наших современных океанов и материков. Карта земного шара начинает обнаруживать первое смутное сходство с современной картой. В настоящее время вычислено, что между началом кайнозойского периода и настоящим временем протекло от сорока до восьмидесяти миллионов лет.
В начале кайнозойской эры климат мира отличался суровостью. Постепенно он смягчался, и, наконец, настала новая эра изобилия; потом климатические условия вновь изменяются к худшему, и Земля вступает в ряд исключительно холодных циклов — в ледниковый период, из которого, по-видимому, она постепенно выходит теперь.
Но мы в настоящее время еще не достаточно осведомлены о причинах климатических перемен, чтобы предсказать предстоящие нам возможные колебания климатических условий. Мы, быть может, идем к новой эре тепла или же, наоборот, направляемся к новому ледниковому периоду; вулканическая деятельность и подъем горных массивов, быть может, увеличивается или уменьшается; мы этого не знаем; у нас нет достаточного научного материала.
С началом этого периода появляются травы. В первый раз мир видит пастбища; теперь, с полным развитием некогда незначительного вида млекопитающих, появляется множество любопытных травоядных животных наряду с пожирающими их плотоядными.
Сначала кажется, будто эти первые млекопитающие отличаются лишь немногими особенностями от травоядных и плотоядных пресмыкающихся, процветавших в минувшие века и затем исчезнувших с лица Земли. Невнимательный наблюдатель может предположить, что в этом втором длинном, вновь начавшемся периоде тепла и изобилия природа просто повторила первый период, причем травоядные и плотоядные млекопитающие соответствовали травоядным и плотоядным динозаврам, а птицы — птеродактилям и т. п. Но это будет лишь очень поверхностное сравнение. Разнообразие Вселенной беспредельно; она вечно прогрессирует, история никогда не повторяется, и никакие параллели не бывают вполне истинными. Различия между жизнью мезозойского и кайнозойского периодов гораздо глубже, чем сходство.
Самое основное из этих отличий заключается в умственной жизни обоих периодов. Оно вытекает, главным образом, из постоянного контакта родителей с детенышами, которым жизнь млекопитающих и отчасти птиц отличается от жизни пресмыкающихся. За очень немногими исключениями, пресмыкающиеся бросают свои яйца на произвол судьбы. Детеныш пресмыкающегося не имеет никакого понятия о своих родителях; его умственная жизнь, такая, как она есть, начинается и кончается его собственным опытом. Он может терпеть существование себе подобных, но не имеет общения с ними; он никогда не подражает, никогда не учится от них, неспособен к совместным с ними действиям. Он ведет жизнь изолированного индивидуума. Но из кормления и заботы о детенышах, которые свойственны новым видам млекопитающих и птиц, возникает возможность обучения путем подражания, общения при помощи предостерегающих криков и других согласованных действий, взаимного влияния и наставления. На Земле появляются существа, поддающиеся обучению.
Первые млекопитающие кайнозойского периода, однако, немногим превосходят по величине мозга наиболее активных из плотоядных динозавров; по мере того, как летопись приближается к нашему времени, мы находим в каждом поколении и роде млекопитающих животных всеобщее неуклонное стремление к увеличению объема мозга. Так, например, на сравнительно ранней ступени мы встречаем носорогоподобных зверей. Известно некое животное, титанотерес, жившее в самом раннем отделе этого периода. Оно было, по всей вероятности, очень похоже на современных носорогов по своим особенностям и потребностям. Но объем его мозга не составляет и одной десятой мозга его ныне живущего преемника.
Первые млекопитающие, должно быть, разлучались со своими детенышами, как только кончалось время кормления, но когда способность взаимного понимания уже зародилась, должно было появиться и сознание преимуществ, связанных с продолжением этой связи, каковые очень велики. И мы вскоре находим много пород млекопитающих, обнаруживающих начала настоящей общественности и держащихся вместе стадами, стаями и сворами, охраняющих друг друга, подражающих друг другу, принимающих друг от друга предостережения криками и действиями. Это нечто, до сих пор невиданное в среде позвоночных животных. Пресмыкающиеся и рыбы встречались, без сомнения, стаями и массами; они вылупливались в огромном количестве, а одинаковые условия сохраняли их вместе, но у общественных и стадных млекопитающих связь возникает не просто под давлением внешних условий: она поддерживается внутренним импульсом. Нельзя сказать, что они просто похожи друг на друга и таким образом оказываются в одно время в тех же местах. Нет, они любят друг друга и поэтому держатся вместе.