Берегись, Ангел!

Юбку я нарочно опустила вниз, чтобы она прикрывала бедра, а не наоборот, как любит ходить Вероника. Если других девчонок мальчишки щипали и говорили пошлые комплименты, то на мне система давала сбой.

Сколько раз за первый год в элитной школе мне задрали юбку, выставляя на посмешище, и не припомню. После этого я полюбила брюки.

— АнгЕлика? — Голос завуча Елены Владимировны заставил меня вздрогнуть и повернуть голову в ее сторону. — Что ты здесь делаешь? Почему не… — Она не договаривает и подходит ближе, хмурясь и поправляя очки.

Женщина выглядит идеально — темные волосы, тронутые сединой, убраны в аккуратную шишку на затылке, густые брови чуть ли не соединились в одну, а колючие карие глаза изучали меня, как провинившегося первоклассника.

Строгий серый брючный костюм смотрелся на Елене Владимировне очень красиво и подчеркивал достоинства фигуры, не смотря на возраст. Я относила ее к категории "прирожденный учитель". Она могла одним своим появлением заставить школьников молчать и слушать, и если бы я не знала ее ближе, то подумала, что она и в стенах дома ведет себя, словно цербер.

— Опять Аристов постарался? — Резюмирует подруга моей матери и кивает на выход. — Можешь не говорить. Я уже поняла. — Я молча следую за завучем к ее кабинету, опустив голову и держа пиджак в руках. — Что-то случилось? Почему ты не звонила со своего телефона?

— М-м-м, так сломался он. — Стараюсь говорить уверенно, ведь втягивать в домашние проблемы человека, чья жизнь тоже далека от идеала, мне не хочется.

— Понятно, — Елена Владимировна хмурится и заходит в кабинет, а следом и я прикрываю дверь, надеясь, что вопрос о семье не встанет ребром, — если нужно, то я поговорю с Владимиром.

— Нет, все хорошо. — Я выжимаю улыбку, потому что прекрасно помню, что произошло после их последнего разговора, и от воспоминаний тело прошибает дрожь.

Завуч подходит к шкафу и достает из него бумажные пакет, о содержимом которого мне уже известно. Елена Владимировна выдавала мне форму, и если остальные за нее платили из увесистых кошельков своих родителей, то я получала бесплатно. Теть Лена устроила меня в эту школу, чтобы я постоянно была под присмотром.

Она обещала маме позаботиться обо мне, и выполняла обещание, как могла. Первый год мы успешно скрывали, что знакомы, а потом случайно подслушанный разговор, и вся школа гудела о "приемыше" Цербера.

Я принимаю пакет и даже не пытаюсь отказаться, как в первый раз, ведь это бесполезно. Елена Владимировна умеет настоять на своем. К слову, форма в школе является обязательной. Никто, даже потерявший страх при рождении, Аристов не имеет права щеголять по учебному заведению в своих брендовых шмотках.

Администрации школы казалось, что введением одежды одного образца они вроде как нас приравнивают. Мол, нет здесь богатых и нищих. Все мы равны.

Ага…

Не тут-то было.

Мажорики находили, чем выделиться. Фирменным рюкзаком, часами, галстуком или другими украшениями. Аристов и вовсе не стеснялся приехать в школу на спорткаре, хотя я сомневаюсь, что у него имелись права на вождение.

Елена Владимировна спрашивает про Олежку и порывается зайти в гости, но я отнекиваюсь, ссылаясь на то, что у нас все хорошо. Я знаю, что Владимир доведет ее до крика, а потом сорвется на мне.

Олежу он не трогал и не посмел бы, а вот для меня в коридоре теперь висел его армейский ремень, столкновений с которым я тщательно избегала.

После небольшого допроса завуч отправляет меня в кабинет Мартыновны, где проходит классный час. Максим уже там, а я иду, еле передвигая ноги, потому что не хочу снова столкнуться с Аристовым. Каждая стычка убивает мои нервные клетки, и я боюсь, что в какой-то момент мы с Даном друг друга поубиваем.

Я открываю дверь в класс, где стоит шум и гам. Мартыновны нет.

— О-о-о, падшая, — тянет Вероника, стоя около Аристова, который вальяжно уселся на первую парту и смотрел на меня, — ну и видок у тебя. Хоть бы постыдилась после ночных тасканий приходить в школу.

По классу пробегают смешки, и я замечаю, как поднимается Круглов. По красным пятнам на его лице видно, насколько он рад видеть одноклассников.

— А ты бы постыдилась приходить в класс с той же кривой извилиной в черепной коробке, Листовская. За лето могла бы полистать словарь, чтобы лексикон пополнился. — Едко замечаю и хочу пройти к Максу, но Дан выставляет ноги, перекрываю мне путь.

В классе резко возникает тишина, словно по взмаху волшебной палочки, и только по моим вискам бьет учащенный пульс. Глупо было мечтать о том, что за лето Аристов изменится, или ему память отшибет. По глазам вижу, что ждал нашей встречи, чтобы в очередной раз показать, кто он, а кто я.

— Вижу, ты уже получила социальную помощь, — Дан кивает на пакет, ручку которого я крепко сжимаю, — так мы тоже должны внести свою лепту. — Он поглядывает на одноклассников, призывая к действиям.

— Дан, прекрати. — Макс возникает напротив меня с грозным выражением лица, и я отрицательно качаю головой, показывая, что против драки. — Оставь ее в покое.

Аристов усмехается, отодвигая от себя довольную Листовскую, поднимается и достает из кармана портмоне. Плавным движением открывает, выуживает оттуда пятитысячную купюру и смотрит сначала на бывшего лучшего друга, а потом на меня.

— Что такого, Круг? Я просто хочу помочь любимой однокласснице. — Говорит Дан с улыбкой на лице, но с явным пренебрежением в глазах. — Держи, Ангелочек. — Он протягивает мне деньги, и вокруг раздаются перешептывания и шуршание. — Да ладно, не ломайся. — Снова тычет мне пятитысячной в лицо.

— Пошел к черту. — Шиплю, чувствуя, как кожа начинает пылать от злости.

— Как не вежливо. — Спокойно произносит Данияр, достает вторую купюру и водит ими перед моим носом под всеобщее одобрение. — Не стесняйся, Ангелочек.

Я не выдерживаю, бью по его руке, и Дан тут же приближается.

— Не нарывайся, падшая. Бери, пока я добрый. — Он злой, но выдавливает из себя наглую улыбку, после чего бросает купюры мне в лицо.

У остальных срабатывает стадный инстинкт, и для пущего унижения в меня прилетает несколько монет, которые неприятно бьют по спине и падают к ногам. Внутренности содрогаются от еле сдерживаемой ярости, а я без отрыва смотрю в зеленые глаза, немного приподняв голову, ведь Аристов чуть выше меня. Даже ростом выше…

Глава 3

Я не могла держать себя в руках, потому что злость на зазнавшегося одноклассника разлилась по венам, заменяя кровь. Лицо полыхало, словно костер. В ушах раздавался звон монет, которые падали на пол, задевая разные части моего тела. Самое ужасное, что Аристов был слишком близко, и я могла разглядеть, как меняется цвет его глаз. От светло-зеленого он переходит к темному, словно в парня сам дьявол вселяется.

Открываю рот, чтобы сказать, насколько сильно я его ненавижу, но вместе этого лишь ахаю, потому что Макс срывается. Он хватает Дана за плечо, разворачивая к себе лицом, и сразу бьет. По классу проносятся одобряющие возгласы, и, кажется, Лунев Пашка, один из свиты Аристова, кричи:

— Поровняй круг, Дан! Мочи его!

Вероника с визгом отскакивает, да и остальные ребята отходят подальше, когда Максим и Аристов падают на пол и начинают по нему кататься. Никто не уступает, а я наблюдаю за происходящим с открытым ртом, не в силах что-либо сделать.

Оба занимаются боксом.

Оба упертые.

Оба сильные.

Но…

Макс не такой жестокий, как Дан. Он не может сильно приложить бывшему другу, но каждый раз лезет в драку, чтобы защитить меня.

Бросаю пакет и пиджак на пол, подходя ближе к парням. У Макса уже разбит нос и одежда в полнейшем беспорядке. Аристов выглядит безумцем, но я все-таки предпринимаю попытку его остановить словесно.

— Дан, не надо! Отпусти его!

Мой крик заглушается смешками и подначиваниями одноклассников, от чего сердце сжимается, ведь Дан не слышит и ударяет Макса. Оба рычат словно звери, и мой вопль не долетает до их ушей.

Обычно я не лезу в драку, потому что не хочу причинять кому-либо вред, и еще стыд перед подругой матери всегда сильнее, чем злость, но сегодня…

Я сама себя не узнаю. Словно обезьянка прыгаю на Аристова, который точно не ожидал такого поворота и позволил столкнуть его с Макса. Я тоже в какой-то момент теряю равновесие и заваливаюсь на врага. Дан прищуривается, а я краснею о неловкости нашего положения. Смешки сменяются угуканьем, будто в цирке находимся!

— Цветкова, ты бессмертной себя возомнила?! — Шипит Дан, а я предпринимаю попытку слезть с него, но одноклассник ловко перехватывает мое тощее тельце, переворачивает и прижимает всей своей массой к полу.

Я часто дышу и начинаю бить этого идиота кулаками по плечам, чтобы слез с меня. Вокруг уже смеются, и это убивает. Чувствую, что горит не только лицо, но и все тело, потому что на мне лежит увесистая туша, и зеленые глаза сверлят без отрыва.

— Слезь с меня, придурок! — Теперь я превращаюсь в змею и шиплю, но Аристов перехватывает мои руки при очередном ударе и фиксирует их на полу, больно сжав запястья.

Кривлюсь от легкой боли, но больше от того, что этот гад наклоняется и практически касается своим носом моего. Челюсти сжаты, а глаза такие темные, будто в них поселилась тьма. Пару секунд сверлит меня взглядом, а потом переводит его на мои губы, потому что я в очередной раз делаю ему "комплимент".

Прищуривается и втягивает воздух через нос, пугая меня своим видом. Бешенный не иначе…

— Что здесь происходит?! — Голос классного руководителя заставляет всех притихнуть.

Вижу, что Макс уже поднялся и вытирал нос, но получалось у него плохо. Только кровь размазал по лицу. Снова смотрю на своего врага, но он замер словно каменное изваяние и не шевелился.

— Опять?! — Возмущается Алина Мартыновна, подходя к нам. — Аристов, отпусти Ангелику немедленно! Что вы вообще себе позволяете?! Первое сентября, а они уже подрались!

Аристов усмехается, а я еще сильнее краснею, потому что юбка задралась, и пара пуговиц на испорченной блузке досадно расстегнулась. Положение хуже не придумаешь.

Мартыновна заставляет нас подняться, и в отличие от меня Дан даже потрепанный выглядит победителем. Встает, высоко задирает голову и засовывает руки в карманы брюк.

— Так мы и отпраздновали такой великий день. — По его спокойному тону и не скажешь, что несколько минут назад он вовсю чесал кулаки о лицо моего друга.

Я отворачиваюсь, чтобы не видеть надменного мажора, и подхожу к Максу.

— Как ты? — Спрашиваю, но тот лишь фыркает. — Не нужно было…

— Все в норме, Лика. — Цедит сквозь зубы, все еще со злостью поглядывая на Аристова.

— Мы, кстати, какой именно праздник отмечаем, Алина Мартыновна? — Дан улыбается, проводя большим пальцем по носу. — День Независимости в Узбекистане? День Конституции в Словакии? Может, день японских дельфинов? День секретаря в Зимбабве?

— Данияр… — Мартыновна краснеет от негодования о обводит нас злобным взглядом. — Вы трое, — она по очереди тычет в нас пальцем, — за мной к директору. Я устала за прошлый год разгребать все конфликты. Пусть Валерий Иннокентьевич решает, что с вами делать.

— Да, значит, все же празднуем день случайной доброты в Новой Зеландии. — Кривится Аристов под смешки его свиты.

— Не думаю, что Валерий Иннокентьевич оценит твой искрометный юмор, Данияр. — По тону Мартыновны понятно, что она уже на пике.

Макс тяжело вздыхает, а я кусаю нижнюю губу, следуя за классным руководителем. Все из-за меня, а ведь у Круглова итак предупреждение с прошлого года…

Плечи сами опускаются от осознания того, что по моей вине будет наказан Макс. Он замечает мое волнение и толкает плечом, выжимая улыбку.

— Все норм, слышишь? — Шепчет на ухо, потому что знает, как я переживаю. — Если надо будет, то еще раз вломлю.

— Как смело. — Протягивает Дан и с усмешкой проходит вперед нас.

Мне же хочется дать ему пинка, чтобы не скалился.

Глубоко вдыхаю и уже на пороге слышу гадкий смех Пашки Лунева.

— А трусы у тебя зачет, Цветкова!

Глава 4

Уже через пять минут мы втроем сидим в кабинете у Валерия Иннокентьевича. Я и Макс слева, а напротив развалился Аристов. Директор за своим столом отчитывает нас за произошедшее, припоминая прошлогодние стычки, и у меня создается такое впечатление, что виноватыми чувствуем себя только мы с Максом.

Друг нервно стучит носком ботинка по полу, а я сижу красная словно рак. Только Дан делает вид, что ему наплевать на слова взрослого человека. Хотя…

Может, ему и правда наплевать, ведь ничего не останавливает от драк, в которые он ввязывается снова и снова.

Сама не замечаю, что пристально смотрю на одноклассника. За лето он подтянулся и стал еще шире в плечах. Кожа покрыта ровным загаром. Наверняка, ездил заграницу, ведь у нас такого бронзового оттенка не получишь, даже если сутками будешь на солнце. Максимум, что доступно мне — грязный цвет, полученный благодаря нахождению в парке с Олежкой.

Русые волосы в полном беспорядке после валяний на полу. Дан всегда ходит с неряшливой прической. Этакий творческий хаос на его голове присутствует с моего первого дня в школе и сразу выдает задиру и хамло.

Аристов с показным зевком проводит по волосам рукой, взъерошивая их еще больше. Челка падает на лоб, прикрывая наполовину один глаз. На висках волосы стрижены коротко, а остальные на сантиметров пять длиннее, если не больше. У Макса примерно такая же, но выглядят они по-разному. Друзья, хм…

Хмурюсь и злюсь не Дана за его спокойствие. Только что подрался, а вел себя словно его персона случайно оказалась на ковре у директора. Парень поджимает губы, и сейчас заметно, что нижняя полнее, чем верхняя, а я перевожу взгляд выше на четко очерченные скулы и прямой нос. Когда достигаю глаз, обрамленных длинными ресницами, скриплю зубами, потому что Аристов вопросительно изгибает правую бровь и усмехается, заставляя отвернуться.

Еще больше краснею, а Макс тяжело вздыхает рядом. Хорошо, что в кабинете нет Елены Владимировны, а то я бы точно ушла под землю с головой, чтобы не видеть ее осуждающего взгляда.

Лекция о хорошем поведении, плохом воспитании, а также разнице между ними, продолжается уже полчаса, и это я понимаю, когда смотрю на часы, которые мирно висят на стене.

— А теперь поговорим о наказании. — Продолжает Валерий Иннокентьевич, выходя из-за стола, а Дан закатывает глаза, устало проводя рукой по лицу, и я замечаю ссадину на щеке.

Снова скриплю зубами.

У Макса нос разбит, а этому только царапина досталась. Сама не замечаю, как сжимаю кулаки. Круглов тихо помещает руку на мою и рисует на лице заинтересованность, глядя только на директора. Зато Дан замечает это движение и надменно фыркает, расслабляя галстук и расстегивая пару пуговиц на рубашке. Что ты! Устал бедненький…

— Для начала будете помогать Софье Павловне.

— Да, вы издеваетесь. — Вылетает у Аристова.

Конечно, Софья Павловна, наша техничка, и наказание — мытье полов в школе. Я расслабляюсь, потому что это меньшее из зол. Валерий Иннокентьевич уже обещал, что отчислит прямо перед экзаменами, если вдруг что-то опять произойдет. Наверное, сегодня и правда день случайно доброты, только не в Новой Зеландии…

И откуда он вообще столько знает?

— Нет, Данияр, я не издеваюсь. — Валерий Иннокентьевич говорит сдержанно, но на его бледной коже появляются небольшие красные пятна, и так происходит всегда, стоит только Аристову открыть свой рот. — Если тебя не устраивает такой вариант, то я позвоню Александру Алексеевичу.

Парень прищуривается и снова разваливается на стуле, смотря на директора как на жалкого таракана. Хотя таким Валерия Иннокентьевича вряд ли назовешь. Небольшой живот, коротко стриженные светлые волосы, идеально сидящий костюм, и все признаки старости на чуть округлившемся за лето лице. Директор напоминал мне тех полицаев и ДПСников, которых нам усердно показывают в фильмах. Этакие Мухычи из "Полицейского на Рублевке" наяву.

Дан прищуривается и бросает мне ненавидящий взгляд. Я уже привыкла, что он так смотрит на меня, когда звучит имя его отца.

— Хорошо. — Аристов поднимает руки вверх и строит из себя сущего ангелочка, после чего порывается уйти. — Это все?

— Данияр, — Валерий Иннокентьевич останавливается рядом с мажором, перекрывая ему путь к выходу, — я сам лично прослежу, чтобы ты не пропускал. Будешь работать наравне с остальными.

— Конечно-конечно, Велерий Иннокентьевич. — Приторным голоском произносит Дан и бросает мне напоследок насмешливый взгляд.

Мы порываемся уйти следом, но выпускают из кабинета только меня, а Макс задерживается там еще на десять минут и выходит совсем хмурый.

— Что он тебе сказал? — Спрашиваю, нервно одергивая блузку, которая выбилась из под юбки. — Только не говори…

— Нет, — Макс усмехается, — просто предупредил, что такими темпами меня не допустят до соревнований.

Круглова отправляли от школы на городские соревнования по боксу. Тренер, наш физрук, Роман Васильевич, был строгим. Если раньше два друга защищали честь школы, то после конфликта между ними Аристов ушел, показав всем свой противный характер.