Дом вверх дном

Анна Фурман

Дом вверх дном

Туман, "Врата" и скрипучая дверь

Дверь подозрительно скрипела. Конечно, в старом доме от старой двери всегда ожидаешь скрипа, но эта дверь была… особенно скрипучей? Слишком скрипучей? Нарочито скрипучей? Рэй и сам не мог объяснить, что же такого странного было в том скрипе.

Обычная дверь, ведущая в необычный подвал. Необычный не тем, что внутри открывался портал в Ад или мерцала червоточина пространства-времени. А тем, что в подобных домах подвалов не делали. Да и зачем? Люди прекрасно обходились небольшим погребом на кухне, чтобы прятать банки с джемом, плесень и всевозможный вонючий хлам.

У дома могли быть гараж, чердак или даже мансарда. Но подвалом щеголял лишь один старый особняк. Построенный в тысяча шестьсот шестьдесят шестом году, названный “Вратами Соломона”, он горделиво возвышался на перекрёстке Вороньей улицы и проспекта Грая, недалеко от кладбища.

Может, поэтому скрип единственной в городе подвальной двери был таким зловещим? Но ведь Рэй сотню раз спускался вниз и не находил ничего подозрительного. Только неработающий котёл да оставленные отцом или отцом отца фантики от конфет, которые никто не удосужился убрать. Вот и Рэй тоже. Он открывал скрипучую дверь, считал ступени, – одна, две, десять, – в свете фонарика разглядывал котёл, фантики, и снова поднимался наверх с пустыми руками. Как если бы нарушить гармонию сырого подвала значило нарушить гармонию самой жизни.

Иногда Рэй казался себе призраком. И если бы кто-то спросил, какую тайну он хранит, Рэй непременно рассказал бы. И о подвале, и о двери, и бог знает, о чём ещё. Только никто не спрашивал. Будто Рэя и вправду не существовало. Будто он становился невидимым, сливался со школьными стенами, ходил сквозь них из класса в класс и порою гремел цепям, вызывая неизменное раздражение: “Чего тебе, долговязый?”.

Единственный друг, Эрни, уже закончил школу и уехал в соседний город – учиться на кондитера. В бакалее "Копоть и гарь", которой владела его семья, был телефон, и Рэю иногда разрешали болтать с приятелем. Но стоило ли тратить драгоценные минуты на трёп о подозрительном скрипе? Едва ли. Поэтому Рэй молчал. И почти убедил себя, что его тревога не стоит выеденного яйца, но…

Рэй возвращался из школы, рисовал странные картины в распухшем блокноте, чтобы заглушить поселившийся в голове фантомный скрип, но это не помогало. И тогда Рэй отправлялся шататься по улицам, разглядывая дома, фонари, живые изгороди. Вокруг шумел город, в котором он родился и провёл всю свою жизнь. Но в привычной суете Рэй никак не мог понять – почему душу скребут невидимыми когтями. Пока однажды с болот не пришёл туман.

Он остановился в городе как останавливаются туристы и принялся бродить вместе с Рэем. День, два, неделю. Туман распаковал чемоданы, разбросал вещи и плюхнулся брюхом на центральную площадь, уставившись прямиком на школу. Он глазел, моргал и точно не собирался уходить.

Рэю с трудом давались задачи по арифметике, но все же он сумел сложить вместе тревожные сны, туман, кладбище, перекрёсток, подвал и дверь. До боли знакомую дверь с облезшей голубой краской. Дверь, к которой Рэя тянуло теперь с удвоенной силой. Но что-то огромное, скользкое и липкое ворочалось в груди каждый раз, когда он проходил мимо. Рэй испытывал то чувство, когда точно знаешь, что ответы непременно найдутся, стоит лишь задать вопрос, но отчего-то никак не можешь решиться.

В один из особенно туманных дней Рэй сказался больным и не пошёл в школу. Он верил, что если действовать, то лучше сейчас, пока окончательно не свихнулся.

Рэй, как обычно, вытащил ключ из ящика внушительного дубового стола в отцовском кабинете. Ключ был ржавым и грубым. Как котëл в подвале, сама дверь и даже отец.

Ключ с трудом поворачивался в скважине, шёл невероятно туго, словно давая понять – Рэй совершает ошибку. Хоть и утешается тем, что это всего лишь дверь во всего лишь подвал, и всё-всё в этот раз будет по-прежнему: ступени, фантики…

Но Рэй справился. Он подпер дверь плечом, и на рубахе осталось несколько голубых чешуек, навалился всем телом, толкнул… Ключ щелкнул, сдаваясь на милость победителя. Древний замочный механизм сработал как часы. Рэй отошел, выдернув ключ, и крепко сжал его в кулаке на случай, если внутри окажется что-то или, не приведи бог, нечто. Старая тяжелая дверь, помолчав пару секунд, насладилась внезапной тишиной, зависшей над “Вратами Соломона” и, может быть, целым городом. А после распахнулась. Сама.

Туман снаружи сжался в комок, словно его настигла желудочная колика. Фонарик в потной ладони Рэя извиняясь мигнул и погас. Холод прошёл вдоль позвоночника до затылка, заставив волосы на нём шевелиться. За дверью не было ничего. Вернее, было ничто. Ступени утопали в прожорливой темноте.

Поток ветра, влетевший в окно, подтолкнул Рэя, и он шагнул вперед. Дверь с подозрительным скрипом закрылась за его спиной.

Эллейн

Вокруг простиралась темнота. Поначалу Рэй ступал осторожно, боясь наткнуться на котел, но никакого котла не было и в помине. Тело не ограничивали стены и даже пол. Рэй шёл в темноте подвала так долго, что стало казаться, будто его самого тоже нет. Он просто точка. Чёрная точка на чёрном полотне. Может, нет и движения, только иллюзия?

Рядом с лицом Рэя копошилось нечто. Он сумел разглядеть это, когда глаза привыкли к темноте. Если бы у неё вдруг выросли пальцы, чтобы хватать всякого, кто пытается пройти насквозь. Никто не прикасался к Рэю, но тьма тянула к нему свои костлявые руки.

Коридор кончился – Рэй вдруг уперся в тупик. Он ощупал стену и обнаружил дверь. Точно такую же, как та, что вела сюда: ржавую, шершавую с острыми чешуйками облезающей краски. Рэй зажмурился, готовясь выйти на свет, обхватил круглую ручку и толкнул её.

Холодный воздух подвала рассеялся, кожу ласково погладило тепло. Под сомкнутыми веками стало чуть светлее, но не настолько, насколько ожидал Рэй. Похоже, он прошагал весь день. На всякий случай прикрыв лицо рукой, Рэй медленно открыл глаза.

Чуть расплываясь в мареве полумрака, взору предстали “Врата Соломона”. Дом стоял тихий и спокойный, как гладь воды перед бурей. Он был пугающе неподвижен. И что-то неестественное мерещилось даже в луче заходящего солнца, который пересекал кухню. Рэй не сразу понял. Пыль. Пыль, раскрашенная золотом, не "плясала" на свету, как и положено пыли. Она замерла, зависла в воздухе, будто всё вокруг было только картиной. Поразительно точным рисунком, копией настоящих “Врат”.

Наверху хлопнула дверца шкафа. Рэй вышел из оцепенения, и “Врата Соломона” ожили месте с ним. Закатный свет изменился, солнечный луч стал чуть длиннее, а пыль, наконец-то, поплыла. Что, если всё это – просто дурной сон? Вдруг Рэй и вправду болен? Вдруг он провел весь день, бредя в своей постели, и теперь просто спустился на кухню выпить воды?

Медленно, неспешно привыкая к пространству, Рэй побрел на второй этаж. Лестница под его ногами заскрипела. Рэй знал, что каменные ступени не могут скрипеть. По крайней мере, он был уверен в этом, пока не пересек темноту, очутившись в собственном ночном кошмаре.

Скрип камня подозрительно походил на хруст костей. Однажды в детстве Рэй свалился с забора и сломал руку. Он почти забыл боль и даже омерзительно торчащий из плоти обломок, но, к своему ужасу, помнил звук, который сейчас раз за разом повторяли ступени. Казалось, ещё чуть-чуть и весь дом взвоет.

Рэй остановился в небольшом коридоре второго этажа. Он был ужасно рад, что лестница перестала хрустеть, и с облегчением оперся о стену. Стена тут же съёжилась. Гладкая серая штукатурка покрылась колючими мурашками. Рэй ойкнул и отскочил в сторону. Он испугался стены не меньше, чем она его.

Шкаф снова хлопнул – звук доносился из родительской спальни. Ожидая подвоха и от пола, Рэй пошёл дальше. Если отец вернулся из деловой поездки, он поможет. А если всё это только сон – не станет ругать за вторжение.

Рэй остановился у двери и на всякий случай постучал. Он почти не удивился, когда дверь жалобно застонала, но, прислушавшись, понял, что стон доносится из комнаты. Не медля ни секунды, Рэй ворвался внутрь. Старый громоздкий платяной шкаф, хлопая дверями, засасывал женщину.

Ее лицо скрывали спутанные волосы, а кисти были покрыты синяками от ударов разбушевавшейся мебели. Рэй быстрее, чем успел что-либо сообразить, бросился на помощь.

Несчастная схватила руку Рэя. Такую же тощую и жилистую, как у нее самой. Внушительное медное кольцо на пальце женщины больно впилось в ладонь, но Рэй держал крепко. Он собрал все свои силы, уперся в основание шкафа и оттолкнулся. Резкий рывок, и оба, спаситель и жертва, упали на пол.

Женщина вскочила на ноги быстрее и в считанные секунды оказалась в углу, подальше от кровожадного шкафа. Она, тяжело дыша, оправила старомодное платье – белое в голубой горох – и, наконец, откинула волосы назад. Рэй застыл, едва поднявшись. Его глаза наполнились влагой, а сердце сбилось с ритма.

– Мама?.. – губы не слушались, разум отказывался верить в то, что говорит Рэй.

– Я знала, что ты придёшь. – На измученном лице Эллейн расцвела улыбка.

– Мама… – снова повторил Рэй и бросился в объятия женщины, которую не видел вот уже пять месяцев.

Эллейн вытянула руку и громко скомандовала:

– Нет, стой! Не подходи ко мне! – Рэй послушно замер, Эллейн поспешила добавить: – Это опасно. У нас мало времени.

– Мама, как ты здесь оказалась?

– Важнее то, как ты оказался здесь, дорогой, – она вновь улыбнулась, глядя на сына с любовью и нежностью. – Ты должен помочь мне.

– Как? Что мне сделать? – прохрипел Рэй сквозь комок в горле, дрожа от макушки до пяток.

– Этот дом… он спятил. Он не отпускает меня.

Едва Эллейн закончила фразу, будто в подтверждение её слов стена позади пошла рябью. Белые волны угрожающе заползли на руки Эллейн, оплели её босые ступни. Длинные волосы прилипли к кирпичам. Рэй дёрнулся было, но мать снова остановила его.

– Ты должен найти корень зла! – крикнула Эллейн перед тем, как стена вздыбилась и залепила ей рот.

Рэй, побледневший и тихий, стоял на месте. Он беспомощно смотрел, как дом, в котором он вырос, поглощает свою хозяйку.

Одна секунда. Всего одна секунда отделяла Рэя от матери. Он мог бы пересечь комнату широким шагом, но не успел. Одной секунды хватило “Вратам Соломона”, чтобы с гадким хлюпаньем, словно остывший чай, втянуть Эллейн.

Рэй часто заморгал, уставившись на голую стену. Он снова остался один в картинно замершем доме. Без сил рухнув на пол, обнял колени и совсем как мальчишка, упавший с забора, зарыдал.

Его ладони помнили холод фамильного кольца матери, перед глазами стояло платье в горошек. Как он мог не узнать, как мог не заметить сразу, когда тянул Эллейн из недр шкафа? Рэй плакал, и слёзы разбивались о каменный пол родительской спальни. Слёзы, которые сидели внутри с того самого дня, пять месяцев назад, когда Рэй в последний раз видел мать. Остывшую, иссохшую, утопающую в красном бархате гроба.

Корень зла

Первым, что почувствовал Рэй, проснувшись утром на полу родительской спальни, был гнев. Рэй злился на себя, на скрипучую дверь, на дом, на отца, которого не было рядом в трудную минуту, на болезнь, забравшую мать. На мать. За то, что покинула сына. Рэй принялся колотить стену, совсем недавно проглотившую Эллейн. Затем шкаф, от которого её спас.

Убранство комнаты было скудным. Отец, не поведя бровью, вскоре после смерти жены собрал все её вещи и сжёг в старом котле. Он закончил под вечер и с каменным лицом вручил Рэю блокнот, в котором Эллейн намеревалась вести дневник, но не успела начать, оставив лишь надпись на форзаце. Тонкую, изящную, как она сама: “Здесь живет Эллейн”.

Решив, что это насмешка, Рэй зашвырнул блокнот под кровать, но снова вспомнил о нём, когда тревога проникла во сны. Мать всегда поощряла тягу сына к искусству. Она хотела бы, чтобы он раскрасил страницы маленькой книжицы в черном кожаном переплете своими историями. Тогда Рэй, взявшись за карандаш, приписал ниже: “Здесь её надежда”, и снова начал творить.

Когда злость прошла, отвалилась вместе с дверцей треклятого шкафа, Рэй отдышался. “Ты должен помочь мне. Найди корень зла”, – прозвучал в голове голос матери. Рэй понятия не имел, что значат эти слова.

Дом утопал в тишине. Даже воздух казался гуще. Солнечный свет проникал через занавески и рассыпался на части, расплываясь как масляное пятно вокруг тени старого ясеня.

Молчали даже напольные часы в кабинете отца. Их стрелки словно сошли с ума: они беззвучно крутились с необычайной скоростью и, кажется, были последним оплотом видимой жизни застывшего в безвременье особняка.

Рэй не знал, куда он попал, но правильно рассудил, что ответы лучше всего искать в книгах. Отец никогда не разрешал Рэю играть в своем кабинете, и от того запретная комната так привлекала мальчишку. Порой он пробирался в неё тайком, и просто разглядывал бумаги, разложенные на столе аккуратными стопками, большое окно с видом на проспект Грая, пестрящие на полках корешки разноцветных томов.

И вот теперь, ощущая небывалую свободу и безнаказанность, Рэй принялся изучать толстый словарь. “Корень квадратный, корень числа Пи, корень златоцветника” – и никаких “корней зла”. Неудача затаилась и в других фолиантах. Ни “История Древнего Рима”, ни “Метафизика” Аристотеля не помогли Рэю. Он пролистывал сухие страницы, одну за другой отправляя книги в растущую на линялом ковре горку.

Забравшись в самый дальний угол, Рэй наугад выхватил потрепанную “Джейн Эйр”. Книга выглядела так, словно кто-то перечитывал ее сотни раз. Даже пыль, ровным слоем покрывавшая полки, обошла стороной произведение Шарлотты Бронте. С тихим шорохом, словно осенний лист, на пол упала фотография.

Эллейн улыбалась на ней, совсем юная, беззаботная и немного влюблённая. Она смотрела в объектив, кокетливо прикрыв половину лица широкополой шляпой. Эллейн с пожелтевшего снимка любила жизнь, она верила, что всё ещё впереди.

Рэй вдруг подумал, что будет, когда “Врата Соломона” отпустят его мать? Внезапная догадка больно кольнула под ребрами. Рэй не хотел допускать даже мысли о том, что оставив Эллейн здесь, он обречет её на вечные муки, но и о том, что расстанется с ней навсегда – по-настоящему навсегда – тоже не хотел.

Мучительные размышления прервал стук. Рэй от неожиданности подпрыгнул. Он уже успел привыкнуть к тишине, пустоте и пронзительному одиночеству своего нового мира. Спрятав фотографию обратно в книгу, он осторожно выглянул в окно. На пороге дома стоял невысокий смуглый парнишка, семья которого поселилась здесь совсем недавно. Рэй не знал его имени и уж совершенно точно не предполагал, что парень явится прямиком к “Вратам Соломона”.

– Эй, я вижу тебя! Открывай! – Похоже, он был раздражен.

Рэй быстро выбежал из кабинета, спустился по хранящим молчание ступеням и в считанные секунды оказался у входа. Он щелкнул задвижкой и уставился на незваного гостя сверху-вниз.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Рэй.

– А ты? – с вызовом ответил парень.

– Я здесь живу.

– Здесь – это где?

Рэй взмахом руки окинул дом, но тут же сообразил, что парень говорит не об этом, и смутился, почувствовав себя идиотом.

Он отошел в сторону, предлагая гостю войти. Дважды просить не пришлось.

– Я понятия не имею, эм-м-м…

– Гонсалес, – представился парень. – А кто ты, я знаю.

– Гонсалес – это имя? – удивился Рэй.

– Фамилия, – ответил Гонсалес. – Имя тебе не выговорить.

Он рассмеялся собственной шутке и прошел на кухню, усаживаясь на ближайший стул.

– Такое дело, – начал Гонсалес, – я выбрался погулять, разведать, что да как. Завернул за школу, а там нет тумана – вроде как дыра. Прикинь? Везде есть, а там нет. Дико странно, да?

Рэй молча кивнул, не желая прерывать гостя в надежде, что тот знает о происходящем немного больше, чем он сам. Гонсалес продолжил:

– Ну я и шагнул туда.

– Вот идиот! – не выдержав, фыркнул Рэй.

– А ты-то? – парировал Гонсалес.

– Я прошел через дверь.

– Дверь?

– В подвале.

– Пить хочу, умираю, – Гонсалес резко сменил тему разговора.

Рэй налил гостю воды из-под крана и вдруг понял, что ничего не ел уже целые сутки. Он пошарил в холодильнике, извлекая остатки холодной курицы и немного сыра. Парни набросились на еду, словно только что прибыли с голодного острова, где не росло ничего, кроме зелёных бананов.

– Дафно ты тут? – с набитым ртом спросил Рэй.

– Пофти дфа дня.

– И что там, снаружи? – Рэй наконец прожевал сыр.

– Ничего. То-то и оно, что ничего. Ни чертового тумана, ни единой души. Как на стрёмной картинке. Только тебя и нашёл.

Рэй погрузился в раздумья, выпав и из этой реальности.

– Вопрос в том, как отсюда выбраться, – вернул его на кухню Гонсалес, озвучив то, что оба боялись произнести вслух.

– А ты… – Рэй не договорил. Он прикинул, может ли доверять парню, внезапно возникшему на пороге его “другого” дома. – Ты знаешь что-нибудь о корне зла?

Гонсалес, блаженно жмурясь, облизал пальцы, жирные от курицы, и тут же запустил их в волосы, немного похожие на диковинную “кудрявую” шапку из шерсти чёрной овцы. Он почесал голову и с усмешкой ответил вопросом на вопрос:

– Корень? Типа как у того гигантского дуба на заднем дворе?

– Это ясень, – машинально поправил Рэй, но тут же разинул рот, застигнутый внезапным, простым и в то же время невероятным озарением.

– А что, если… – в глазах Рэя вспыхнул азарт. – У дома может быть корень?

Дом атакует

– Ты уверен? – Гонсалес стоял, сжимая лом, в гостиной на первом этаже соломоновых врат. Рядом гармошкой валялся ковёр, который был призван спрятать несколько деревянных половиц посреди цемента. – Твой старик не убьет тебя, если мы раскурочим дом?

– Мы вернём всё на место, – отмахнулся Рэй. – Когда-то здесь вырыли погреб, но засыпали обратно. Мы только посмотрим, что там.

– Дело твоё, я просто мускулы. – Гонсалес подмигнул, а потом добавил, приняв картинную позу: – И красота.

Он подцепил торчащую доску и с легкостью поднял её. Затем, чуть увереннее, еще одну, расширяя обзор и, наконец, третью, с видом человека, который нашел золотую россыпь. Оба парня замерли на краю ямы, в изумлении разинув рты.

У “Врат Соломона” действительно был корень. Он извивался и дёргался, как воздушный змей, стремящийся улететь. Крупные бурые ветки туго переплетались между собой, уходя вниз так глубоко, что не хватало глаз. Другие, поменьше, расходились в стороны, огибая дом. Вместо слоя земли под полом, будто дыра в пространстве, простиралась бездна. Она чернела, растекалась и переливалась сотней крошечных серебристых огоньков, мерцающих между корнями.