Маленькая красная кнопка (СИ)

1

Почти два месяца назад сыну исполнился годик, но праздновать мы будем только через неделю. И это было, пожалуй, одно из самых сложных решений в моей жизни. Не родить, нет, тут-то как раз ни тени сомнения. Впрочем, могла бы и не таиться. Ему нет до нас никакого дела.

— Сына, нет, — говорю строго и присаживаюсь на корточки рядом с ним. — Дотронешься и пойдём домой.

Смотрит на меня честными глазами и продолжает тянуть ручку к урне на детской площадке.

— Рома, — рычу вполголоса и на пару секунд он замирает, — это мусор, грязь, бяка, фу-фу, — пытаюсь объяснить ёмко, но доступно. Морщусь, кривлюсь, передёргиваю плечами, изображая отвращение. Смотрит прямо мне в глаза и медленно завершает начатое. — Я тебя предупредила, — очередной провал ничуть не удивляет.

Встаю, подхватывая его под мышки, он поднимает ручки вверх, выскальзывает, как уж, садится на прорезиненное покрытие, потом встаёт на четвереньки, пытается прошмыгнуть у меня между ног, визжит, кричит, но я пока сильнее. В охапку, в коляску. Ор на весь двор, мамаши косятся с осуждением в очах, бабка на лавке цокает языком и качает головой.

— Пошла нахер, — цежу себе под нос.

— Какой невоспитанный! — даёт презрительный комментарий проходящая мимо мадам и вздёргивает свой длинный нос, кривя рот.

Чувствую, что вот-вот взорвусь. Каждый день на пределе. Каждый день борьба. С помойками, проводами, розетками, неловко оставленным на видном месте мобильным, чисткой зубов, переодеванием, сном, едой.

— Эй, разбойник! — слышу смех Артёма и тут же выдыхаю, роняя голову к груди.

Ромка вертит головой и пытается найти источник знакомого голоса, Тёма прячется за коляской, за мной, выглядывая то с одной, то с другой стороны, сын в восторге, задорно ржёт (именно ржёт, смеяться он не умеет), широко открыв рот, запрокидывая голову, так заразительно, что я невольно расплываюсь в улыбке.

— Так-то лучше, — хмыкает Артём самодовольно и шумно целует меня в губы. — Выдыхай.

— Па-па-па-па! — тянет руки и Артём тут же вытаскивает его из коляски и поднимает на руки.

Упираю руки в бока.

— Это был воспитательный момент, — шиплю на него, как змея.

— А со стороны выглядело, как будто ты собираешься кого-нибудь убить, — невинно хлопает ресницами в ответ.

— Например, тебя, — широко улыбаюсь, а он делает шаг назад.

Не злюсь. Но, каждый раз, когда сын называет его папой, сердце сжимается. Когда-нибудь привыкну…

— Давай мы ещё погуляем, а ты немного отдохнёшь, успокоишься…

— Ладно, — выдыхаю обречённо и иду к подъезду.

Поднимаюсь на третий этаж, замираю у двери и иду дальше. Дома свалка из всего, что Ромка вытащил с нижних полок, плюс гора грязной посуды в мойке, просто лечь и сделать вид, что это не мои проблемы не прокатит, а установка была дана чётно и ясно — отдохнуть. За почти два года я привыкла быть послушной.

Поднимаюсь выше, попутно доставая маленький ключ от навесного замка, получить который было не так-то просто. Пятый этаж и короткая лестница на вершину блаженства. Крыша. Вот мой оазис спокойствия. Никто не смотрит наверх, все смотрят себе под ноги. Никто не смотрит вдаль, никто не видит дальше своего носа.

У меня тут изрядно запылившийся складной стул и припрятана бутылка вина, но ещё только двенадцать, да и припекает порядком, лучше не рисковать.

Подхожу к парапету и вижу, как Артём подхватывает Ромку, кладёт на плечо и, держа одной рукой, а второй толкая коляску, выходит с детской площадки.

— Куда это он?.. — бормочу себе под нос.

Рука машинально тянется к мобильному, но тут же замирает, когда он оборачивается, глядя на дом. Смотрю вниз, но там никого. Что могло привлечь его внимание? Обернулся, как будто кто окликнул. Показалось, что я зову? С чего бы мне орать из окна, есть же сотовый. Проходит вдоль дома, стоящего параллельно, вновь оглядывается. Заходит за угол, опять двадцать пять. Появилась дикая мысль, что он хочет похитить ребёнка. Это ему точно не нужно, он видит его почти каждый день. Да и… не его же, в чём смысл?

Я перемещаюсь на крыше, чтобы не терять их из вида, и откровенно психую. Но вот они останавливаются у магазина, я выдыхаю и чувствую себя дурой. Чёрт знает что в голове! Просто хочет купить воды, жарища на улице!

Но в магазин они не заходят. Артём звонит кому-то, а через минуту рядом с ним тормозит машина. Никто не выходит, они говорят пару минут и Артём возвращается на детскую площадку, тут же сажая весьма довольного путешествием на плече Ромку на горку. Визги и писки слышу прекрасно, но улыбаться желания нет.

Что за конспирация? Очевидно, что он не хотел, чтобы я знала, что он с кем-то встречался. Не хотел, чтобы я видела его, даже машину. Оглядывался на окна, проверял, не смотрю ли я. Если бы он просто подошёл к машине возле подъезда, а я в этот момент стояла на балконе, мне было бы плевать, но этот спектакль напряг невероятно. Появилось острое желание выяснить, что там за мистер Икс.

Оазис спокойствия враз перестал быть таковым, я спустилась вниз, нацепив беспечную улыбку, и пошла прямиком к своим мужчинам.

— Минут двадцать прошло! — возмущается Артём.

— Захотелось чего-нибудь вкусненького… — морщу носик, а он улыбается:

— А я привёз, — протягивает ключи от машины и я забираю их, — хотел поднять, но увидел вас и забыл напрочь. На соседнем с водительским сиденье, там твои любимые пирожные и всякая всячина.

— А машина где? — верчу головой, рассчитывая, что она где-нибудь с торца дома и получится дойти до магазина.

— У последнего подъезда.

Облом. Ладно, когда-нибудь он уедет…

Благодарно улыбаюсь и иду к машине. Благодарить есть за что, хоть те пирожные уже и набили оскомину.

Когда я узнала, что беременна, с Артёмом мы были знакомы от силы месяц. Я устроилась на работу переводчицей в фирму его отца, но тот внезапно скончался и Артёму пришлось взять на себя управление. Мудак, сделавший мне ребёнка, на новость отреагировал коротко и ясно — аборт. И я до последнего надеялась, что ляпнул он это от неожиданности. Ответила сухо, что с решением согласна, но решила уже в тот момент, когда увидела на тесте две полоски. Время шло, осознания в его голове не случилось, мы иногда пересекались, живот начал расти и поначалу удавалось благополучно скрывать сей факт под одеждой, но длиться вечно это не могло. И тогда Артём, с которым мы неожиданно для меня начали встречаться, предложил аферу.

Он сделал всё сам. Забрал и уничтожил все бумаги из женской консультации, в которой я наблюдалась, заключил контракт на ведение беременности и роды с частной клиникой, и время сделало скачок. В карту внесли липовые данные о перенесённом медикаментозном аборте, через три недели после которого я, якобы, и забеременела. Я начала путаться в датах и сроках, плюнула и вышла в декрет с ещё аккуратным округлым животом и окопалась в загородном доме Артёма, где любила проводить время его мама. Вешать лапшу на уши и ей не было никакого смысла, ситуацию она поняла и приняла, я успокоилась и спокойно доходила срок. Рожать ложилась заранее, без схваток, неделю прожила в отдельной палате в роддоме, пока по показаниям не сделали кесарево. И уезжала в ночи, с чувством, что ребёнка не родила, а украла. Через два месяца организовали выписку, я злилась, подкладывая под платье небольшой накладной живот, имитирующий послеродовой, прикрывала изрядно подросшего Ромку от дурного глаза и тихо плакала на заднем сиденье от осознания, что весь этот геморрой совершенно излишний. Тимуру просто плевать. Он вычеркнул меня из своей жизни одним словом «аборт». А я назвала сына Романом в честь романа, которого между нами никогда и не было. Не было отношений, не было свиданий, не было цветов и в один роковой раз не было презерватива. Впрочем, для кого злой рок, а для кого — маленький, жутко вредный, но такой родной комок счастья.

В стекло осторожно постучали, а я дёрнулась и потёрла лицо, прогоняя воспоминания. Приоткрыла дверь и состроила рожицу:

— Похоже, я моргнула.

— Похоже, — засмеялся Артём, а сын потянул ко мне руки с явным намерением поменять лошадей на переправе. — Выглядишь такой усталой… слушай, может, отпуск, а? Я правда уже забыл, как это работает, но, надеюсь, отдыхать — это всё равно, что кататься на велосипеде.

— На природу? — старательно изображаю интерес, а он прищуривается на один глаз и сажает Ромку мне на колени.

— Вообще, я думал про море.

— Да! — выдаёт сын и хватается обеими руками за руль, пытаясь его раскачать, раскачиваясь сам.

— Маленький подхалим… — фыркаю весело и тут же выражаю обоснованное сомнение: — На море надо лететь, да ещё и с пересадками, Роме будет тяжело, он ещё совсем маленький.

— Да ему год через шесть дней! — возмущается Артём, всегда точно ориентирующийся в новом летоисчислении, в отличии от меня. — Взрослый пацан уже! Правда… — я напрягаюсь, а он вздыхает: — Особенно с выбором курорта не разгуляешься. Сейчас только Турция, — я непроизвольно морщусь, а он смотрит с укором: — Турция довольно большая страна. Язык ты знаешь отлично, тебе будет комфортно. Снимем виллу у моря, возьмём маму… нет, обеих! Две няньки круглые сутки и секс не на стиральной машине, пока Ромка спит. Прикинь, на кровати? Это ж ахереть не встать какое удовольствие! — я тихо смеюсь, опустив взгляд и качая головой, а он продолжает: — И день рождения там же отметим, Рома море увидит, уверен, он будет в восторге. А ты наконец-то отдохнёшь!

Убеждать он умел всегда. С запалом, с железобетонными аргументами, давя логикой и заботой.

— А перелёт? — использовала последний козырь.

— Частный рейс, — ответ без промедления, — гулять, так гулять!

— Когда? — спрашиваю с улыбкой.

Другого вопроса просто не могло быть. Артём доминирует по всем фронтам и проверять, что будет, если я ослушаюсь, совершенно не хочется. Я не жертва, нет. Не узница. Я просто боюсь остаться одна, без крепкого плеча, без поддержки, без опоры. Боюсь своих мыслей, боюсь щемящего чувства, охватывающего каждое новое утро, боюсь сорваться и вломиться к Тимуру, наброситься на него с кулаками, с обвинениями, со слезами, боюсь увидеть его равнодушный взгляд в ответ, отвращение на его красивом лице, презрение, брезгливость. Артём мой стоп-кран. Я позволяю ему быть главным, я стала кроткой и мягкохарактерной, я смирилась со своим положением.

— И, может, организуем там красивую церемонию на берегу? — спрашивает между делом, забирая пакет с соседнего кресла. — Распишемся заранее.

«Нет!» — орёт внутренний голос, а я покрепче обхватываю сына, с упоением грызущего кожаный руль, пряча свою грудь, заходившую ходуном от того, с какой силой забилось сердце.

Обратного пути не будет. Не будет лазейки, не будет моего мира, не будет оазиса на крыше, не будет меня, как личности, как отдельной единицы общества. Я растворюсь, я уйду в тень, в сумрак, в мрак.

— Хорошо, — отвечаю через силу и улыбаюсь.

Рано или поздно это должно произойти. Смысла тянуть и дальше попросту нет. Да и… зачем? Ради чего? Ради кого? У сына будет отец, у меня — стабильность. А любовь… к сожалению, есть и она. Сидит в самом дальнем углу сердца на обшарпанной табуретке и раскачивается из стороны в сторону, тихо сходя с ума, обкусывая губы до крови, ломая ногти, горюя по тому, чего никогда не было.

2

Укладываю сына спать и мечтаю остаться наедине со своими мыслями, но Артём совершенно никуда не торопится. Обычное дело, управление фирмой отца он передал другому лицу, сам же был крупным инвестором и работой себя не слишком-то обременял. Иногда, правда, закапывался в бумажках, в каких-то немыслимых графиках и отчётах, зависал в мобильном и тихо матерился себе под нос, если акции падали ниже, чем он рассчитывал, что случалось крайне редко. Артём умеет просчитывать на двадцать шагов вперёд и имеет процент от прибыли практически во всех крупных фирмах города, в том числе в фирме Тимура. Частный самолёт вполне может себе позволить, хотя наличием кругленьких сумм на банковских счетах никогда не кичился, одевался скромно и не брезговал оставаться в моей тесной однушке, но напрягало другое. Турция и внезапность предложения.

Об отпуске мы никогда даже не заговаривали, предполагалось, что оба не сильно-то и напрягаемся, а та таинственная встреча не шла из головы.

— Может, подстричься? — говорю вслух задумчиво. — Каре или вообще, пикси. Ромка мне все волосы и без того выдрал.

Артём слабо хрюкает и пожимает плечами:

— Если хочешь. Но поклёп на сына не засчитан в качестве аргумента: у тебя роскошные волосы и ты прекрасно об этом знаешь.

Тимуру тоже нравились. Заводился с пол оборота, едва я распускала пучок.

— Вот прямо сейчас и пойду! — решительно поднимаюсь, а он округляет глаза.

— Серьёзно?

— Почему нет? — спрашиваю с вызовом. — Хочу перемен!

— О, это пожалуйста. Можешь начать с переезда ко мне. Кардинальная перемена! У ребёнка отдельная спальня, у нас отдельная спальня, роскошная детская площадка под окнами, через дорогу частные ясли и сад, через два дома — школа. На доме камеры, в подъезде охранник.

Говорит немного нервно и я невольно хмурюсь.

— Есть необходимость в охране и камерах? — спрашиваю осторожно, а он морщится:

— Нет, но когда предосторожность была лишней?

— В последние два года, — я сажусь обратно и спрашиваю в лоб: — Артём, в чём дело?

— Да в том, что сыну год! Год, Ди! А я как папаша выходного дня! Мне уже перед соседями стыдно!

Голос не повышает, но тон заставляет напрячься. Про тему беседы я уже и молчу.

«Моему сыну, — поправляю мысленно, — моему сыну год и два месяца».

Пытаюсь вспомнить, как вообще начались эти отношения. Ах, ну да, я хотела забыться и решила, что его объятия — выход. Это не выход, это вход. И дверь за мной захлопнулась вместе с той, через которую он вошёл.

— Живу на два дома! В одном из которых для меня нет места, причём, буквально. Я вожу своё барахло в сумке в багажнике, которую ты ни разу не предложила разобрать. Не освободила мне полку, хотя бы часть, хотя бы угол. Я тебя люблю, Ди, ты знаешь, но всему есть предел. Ты либо переезжаешь ко мне на этой же неделе, либо переезжает только Рома.

У меня буквально отпадает челюсть, а глаза вылезают из орбит. Нервно смеюсь и спрашиваю:

— Ничего не перепутал? Он тебе даже не родной.

— Спасибо, что в очередной раз ткнула носом, — хмыкает с горечью и поднимается. — Я записан, как отец, помнишь? Куча бумаг подтверждают этот факт и ты не найдёшь ни одной независимой лаборатории чтобы доказать обратное. В городе нет независимых лабораторий, Ди. Нет порядочных судей и не продажных юристов. Ни одного. Я устал ходить вокруг да около, ты либо не понимаешь намёков, либо старательно их игнорируешь. Ребёнку нужен отец. Точка.

— А мать? — хмыкаю тихо.

— На твоё усмотрение, — отвечает ворчливо, — сделай пикси, может это хоть немного тебя раскачает и ты наконец-то осознаешь, что не нужна ему ровно на столько, на сколько мне — все остальные женщины. У тебя три дня на сборы.

Он суёт ноги в кроссовки, заминая задники, и выходит, осторожно прикрыв за собой дверь. Уверена, если бы сын не спал, шваркнул бы так, что опять вылетела штукатурка из шва между плитами.

— Какого хрена сейчас произошло? — спрашиваю у стены напротив и всерьёз жду ответ.

Беру телефон и звоню маме.

— Да, милая, — отвечает ласково, — Ромочка спит?

— Спит, здоров, сыт и с чистой жопой, — рапортую на автопилоте, — хотя, последнее не факт. Не суть. Можешь приехать? У меня дело.

— Что случилось? Ты в порядке? — тут же тревога в голосе, а мои глаза медленно начинают закатываться.

— У меня что, не может быть личных дел? — ворчу недовольно.

— Ну… — мямлит в ответ, а я понимаю, что такими темпами я далеко не уеду.

— Да я на стрижку записалась, а у Тёмы дела!

— Так бы сразу и сказала! — фыркает мама. — Сначала нервы поднимет, а потом объясняет…

Терпеливо дослушала её бормотания, с трудом дождалась, пока она приедет, вышла и заторопилась к магазину, возле которого произошла встреча, после которой Артём сорвался с цепи. Я должна понять, что происходит. Про охрану он не просто так сказал.

Встала на том месте, где стоял он, и начала крутиться вокруг своей оси. Камера есть на магазине, но вряд ли она захватает участок в пяти метрах от входа. Если вообще работает… а вот на доме напротив имеется, аккурат под подвалом, где расположился местный интернет-провайдер. У них там сервера, оборудование, к вопросу безопасности просто обязаны подходить более ответственно. А ещё там работает знакомый администратор, с которым я отчаянно флиртовала около полугода назад, чтобы получить тот самый заветный ключ на крышу (у него там целая связка, оптоволокно тянули через крыши по всему району).

Вдыхаю побольше свежего воздуха, отлично зная, куда спускаюсь, но от стойкого запаха пота всё равно немного ведёт. К счастью, источник (ещё один сисадмин) отсутсвует, а вот нужный объект на месте и открыл настежь окна.

— Привет… — мямлю смущённо и подхожу к его столу.

Николай поднимает голову и озаряет тёмное царство улыбкой, от которой хочется зажмуриться. И нет, она не ослепительная. Крупным зубами тесно во рту, они нахально наезжают один на один, образуя частокол с неровным краем, но парня это совершенно не смущает. Он чувствует себя раскрепощённым, неотразимым и пытается выглядеть круто, лихо зачесав пятернёй длинные волосы назад и откинувшись на скрипучем офисном стуле.

— Какие люди и без охраны! — выдаёт со смешком.

Вообще, он довольно неплохой парень. Пытается выделываться, но это даже мило.

— Кстати, об охране, — вздыхаю в ответ и сразу перехожу к делу: — Камера над входом работает?