Пока дышу, надеюсь

Киндеев Алексей Григорьевич

Пока дышу, надеюсь

"...А Гитлер заявил, что Германии на Востоке помогают почти все народы Европы. Среди них он упомянул литовцев, эстонцев, украинцев и татар. Мы думаем, что у наших добровольцев на Востоке имеется около 8000 - 10 000 штыков... Литовский народ в соотношении к численности своего населения дал значительно больше солдат, чем все перечисленные народы"

Из письма "Союза борцов за свободу Литвы" немецким комиссарам гражданской власти в Литве от 7 июня 1942-го года.

Охваченный пламенем, но по-прежнему освещаемый лучами нескольких мощных прожекторов, "Юнкерс" быстро терял скорость и высоту. Словно плотоядный дракон, расправивший крылья, он накрывал своей тенью здания и деревья, и кажется, готов был во всякий момент свалиться в штопор. В нескольких сотнях метров от земли машина отчего-то начала раскачиваться из стороны в сторону. Теперь она напоминала смертельно раненую птицу, не способную более контролировать свой полет, обессилевшую, теряющую сознание. Зенитчики уже не стреляли, а только наблюдали за тем, как падал, отчаянно взревев двигателями самолет. Страшное, завораживающее людские взоры зрелище.

Он рухнул примерно в километре от ближайшего населенного пункта, где-то на пшеничном поле, но взорвался не сразу. Лишь когда огонь добрался до топливных баков, оглушительный взрыв сотряс землю и обломки "Юнкерса" разбросало в радиусе одного километра. А потом лучи прожекторов снова стремились в поднебесье...

- Так вот что я вам скажу, господа кролики, - заговорил Виктор Васильевич, доставая из кармана пачку сигарет, - прыгун тот, спустившийся с небес к нам на головы, скорее всего не соврал. Врать ему... Сами понимаете, как работают наши мордовороты.

Он замолчал, задумавшись о чем-то на минуту, потом заговорил снова:

- Определенности пока в этом деле нет никакой. Информации как кот наплакал. Судя по тому, что это недолетчик нам наплел и ряду обстоятельств, мы имеем дело с мобильной агентурной группой, переброшенной в тыл к сорок третьей с заданием оперативной разведки и совершением диверсий в ее тылу. Пробитый осколками передатчик мы сняли с остывающего тельца прямо на месте и теперь нам можно о нем позабыть. Говорят, что самого радиста пришлось собирать по кускам... Благодарить за это надо орлиное племя из семьсот семнадцатого зенитного. Долго они не разбирались. Искромсали прыгунов к такой-то матери, по злобе праведной. Всех кроме того мальчишки. Выпрыгнул первым, не попал под свет прожекторов, а потому наверное и жив остался. Взяли тепленьким, когда он пытался от парашюта избавиться, у опушки леса. А паренек, надо признать, ни черта и сам не знает. Все, что удалось узнать нам до этого времени, это примерное время встречи со связанным и район, в котором агентурная группа была высадиться. А вот с кем ей предстояло встретиться, когда и где мне не известно. По существу наберется десятка два вопросов, на которые нам сейчас предстоит найти ответы. Но пока нет никаких зацепок.

- Нам известно как зовут связного, - проговорил сидевший на заднем сиденье автомобиля долговязый молодой человек, - Это лучше чем совсем ничего.

- Само по себе имя, это всего лишь слово. Ты Ветхий завет читал, Серега? Так вот там, черным по белому написано, что вначале было тоже слово. А потом уже появилось и все остальное. Заметьте, соколы мои ясные, появилось практически из ничего. Недостижимая для всякого человека мечта - создать все из ничего, не прикладывая для того никаких усилий.

Виктор Васильевич замолчал, глядя на военнослужащих, одетых в пыльные, местами неряшливо заштопанные гимнастерки, шедших по обочине широкой дороги, в растянувшейся, наверное, не на один километр колонне. Не парадный, однако вид у солдатиков, не торжественный. Но ведь и не по Красной площади они шли. Не было сейчас для этих военнослужащих повода выглядеть разудало и подтянуто, да и ровным строем, чеканя шаг, идти от них не требовал никто. Ныне по автостраде двигались хмурые и улыбчивые, разговорчивые и молчаливые, но все в равной степени уставшие от земляных укреплений, пороховой гари и громыханий артиллерийских снарядов люди. Все это разменные пешки в этой страшной, не знающей себе равных в истории человечества, по насилию и жестокости, войне. В скором времени их бросят в самое ее пекло. И будут они гореть в том пламени до тех пор, пока не спалят в ней свои души, или жизни, погибнут, а может быть и выживут. Но всю оставшуюся жизнь запомнят они фронтовое братство и лица тех из своих друзей, которые навсегда легли в землю, не дожив до победы.

Стоит ли говорить сейчас об этом? Нужно ли о том говорить сейчас? Нет ответа на эти вопросы. И остается только слушать глухое, но добродушное рычание везущего тебя "Виллиса", по размытой недавними дождями проселочной дороге, мимо повозок со скарбом, беженцев, каких-то грузовиков, часто сменявшихся маршевых колонн.

- Штяпа, - пробормотал Виктор Васильевич и брезгливо поморщился, - Воровская кликуха, черт бы его побрал. Нам еще уркаганов тут для полного боекомплекта не хватает. Знаешь как называют в Управлении немецких агентов, имеющих уголовное прошлое? Их называют людьми на один час... Таких часто применяют для выполнения диверсионных операций, но от них же стараются избавляться в первую очередь, поскольку то элемент крайне непредсказуемый, а потому и опасный. В качестве посредников ни Абвер, ни СД прежде их не использовало. Нет, брат, тут не просто уголовщина... Тут что-то другое. Подозреваю, что этот объект вовсе не так прост, как нам кажется. Поле для изучения подобных личностей в нашем деле имеется просто гигантское. Лаборатории на две хватит.

- Мне всегда казалось, что именно уголовники, враги народа и просто дезертиры составляют костяк немецкой агентуры в советском тылу, - произнес Сергей, - Какой спрос может быть с такого человека? Явился на встречу, передал нужную информацию, отвалил... Ищи потом ветра в поле.

- Не скажи... Бандит, он всегда о своей шкуре беспокоится. Потому и не идет по пятьдесят восьмой в тюрьмы, да в лагеря, что это не более чем паразит в обществе, за счет которого он живет. Такой не станет рисковать своей жизнью ради какой-то идеи. Он рискует только ради своих собственных шкурных интересов. Какой-нибудь вор - рецидивист, отсидевший несколько десятков лет в лагерях, по существу своему представляет меньшую опасность для государства, чем убежденный троцкист, которого невозможно ни купить, ни продать. Кто может гарантировать, что этот уголовник, вчера еще клявшийся тебе в верности, сегодня утром не пошел к твоему кровному врагу и не сдал тебя с потрохами? Веры такому нет ни там, ни тут. А значит, это всего лишь пешка в крупной игре. Пустышка, понимаешь? Другое дело - связной. Это фигура серьезная, пользующаяся несомненным авторитетом. Позволить себе пожертвовать такой фигурой может только очень сильный противник. Сейчас же, я опасаюсь, что мы имеем дело с обыкновенным дилетантом. Ибо если это так, то скорее всего, что нам его, этого связника, просто отдают. Не спрашивай меня почему, я не знаю... Если Берлин решился произвести столь неравноценный размен, то чувствую, что игра с той стороны затевается нешуточная. Знал бы ты, сколько я повидал таких вот Штяп...,

Виктор Васильевич усмехнулся.

- С тридцать восьмого года в Особом Отделе. Всякого насмотрелся, - заговорил он после недолгого молчания, - Теперь вот, в сорок третьей... А тут что ни день, то полна коробочка веселых песен да частушек. Если же по отделам в Управлении пройтись, так просто бардак. Всякого наберется. Двести третья, дезертиры, перебежчики, полицаи, пособники, бандиты... Конечно, по логике вещей всей этой шушерой обязаны заниматься местные органы и маневренные группы войск НКВД. Но ты пойди, разбери где наши пациенты. Дела перебрасывают из одного отдела в другой, словно игральные карты. Такая неразбериха, что сам черт ногу сломит. Дряни накопилось, хоть ковшом черпай. Ты сам уже человек в нашем деле тертый и понял по чем фунт изюма в нашей работе. А я за все эти годы усвоил четко всего лишь одну непреложную истину: Судить человека по одному лишь его виду опасно. Судить его по одному лишь прозвищу опасно вдвойне. Если хочешь живым остаться и увидеть как Гитлера на развалинах Рейхстага вздернут, советую и тебе запомнить эти слова младший лейтенант.

Он прикурил сигарету и снова глянул на двигавшихся вдоль дороги, по ее обочине, солдат.

- Сколько времени прошло с тех пор как тебя перевели в группу Терешкова?

- Два с половиной месяца, - отозвался Сергей.

- Не мало, - прошептал Виктор Васильевич, - Даже много. Многие из тех, кого я знал, в контрразведке не проработали и полгода. Сколько таких вот..., - Оборвав себя на полуслове, он расстегнул воротник и вдохнул воздух полной грудью, - Что уж теперь?

Странный человек, подумалось Сергею, - не огрубевший душой. И нервы у него совсем не стальные, как поговаривали в Управлении. Поименно, должно быть, он держит в памяти тех, кто работал под его руководством. До конца своих дней будет помнить тех знаковых ему мальчишек, которые, обещали своим матерям вернуться, но обещаний своих выполнить не смогут уже никогда.

- Вы, наверное, женаты?

- Что? - глухим голосом отозвался Виктор Васильевич, дернувшись, словно от болезненного укола. Вопроса этого он совсем не ожидал, - Да. Женат был. Нашла себе какого-то летуна семь лет назад. Долго трепать нервы ни мне, ни себе не стала, ушла. Дочку забрала. Обе сгинули где-то в Белоруссии, в сорок первом. До сих пор никаких...

Сергей, почувствовав себя крайне неловко, поежился, словно от холода и решил уже не расспрашивать этого человека ни о чем личном. Таким образом, этот разговор, невеселый, даже отчасти меланхоличный, прекратился. Каждый думал о чем-то своем и только шофер "Виллиса" изредка бранил какой-нибудь транспорт, нарушавший правила движения по неширокой, переполненной техникой и людьми дороге.

Вскоре показались небольшие деревянные домики, обугленные местами, иногда без крыш и без оконных стекол. У самой развилки дорог, одна из которых, узкая колея, поворачивала на север, стояло здание сельсовета, деревянное, обгоревшее, лишенное кровли. В стороне от него, ближе к лесу, Сергей увидел невысокую церквушку с заколоченными ставнями и снесенными после революции куполами. Возле нее, накренившись на бок, застыл, словно в ожидании чего-то, немецкий бронетранспортер - свидетельство жестоких боев, происходивших в этих местах еще несколько недель назад.

Метрах в ста от церкви, возле двухэтажного здания, построенного еще в довоенное время, стояли грузовые машины, прицепы, контейнеры, полевые кухни, сложены какие-то ящики, накрытые полотнищами, или брезентом, готовые к погрузке и отправке по месту назначения. По другую сторону от дороги, около превращенного в ремонтную мастерскую сарая, виднелись остатки какой-то конструкции, напоминавшей оборонительные укрепления, а может быть, то были всего лишь руины одного из зданий. Ныне там играли крестьянские дети и женщины копались в земле, разыскивая что-то. Приглядевшись к этим людям, Сергей понял, что они пытались найти в земле картошку. Вероятно, те развалины, которые он первоначально принял за остатки немецких укреплений, являлись всего лишь частью фундамента одного из сгоревших продовольственных хранилищ, что создавались немцами на оккупированных территориях и уничтожались ими по мере наступления советских войск.

А вокруг, что близ дороги, что у церкви, что у обращенного в пепелище продовольственного склада - развороченная земля и вырванные колья с остатками колючей проволоки. Куда не глянь - следы недавно прошедших тут боев.

- Правь туда, - сказал Виктор Васильевич, указывая на кирпичный дом, на стене которого большими красными буквами было написано "Jaunimo klubas", а ниже, уже другого цвета краской был нарисован череп с двумя костями под ним и корявыми буквами намарана фраза "Tegyvuoja nepriklausoma Lietuva! Mirtis Sovietams!". Нужно было, наверное, обладать недюжей храбростью, чтобы написать эти слова на столь видном месте.

Увидев, какую реакцию произвело на Сергея все это настенное творчество, Виктор Васильевич усмехнулся.

- Почти приехали, - произнес он, - Буди Терешкова, младший. А то, глядишь, проспит все на свете, невинная душа.

Словно услышав свое имя, коренастый, смуглый человек, сидевший возле Сергея, то ли притворявшийся спящим, то ли и впрямь, до этого времени дремавший, приоткрыл глаза и пробормотал что-то невнятное. Потом он потянулся и распахнул в зевке свой рот, показав Сергею два ряда великолепно сохранившихся зубов. Такими зубами можно было бы без труда разрывать на части куски жесткого мяса, ими можно было даже восхищаться, но Терешков, будучи человеком скромным, не болтливым, даже не улыбчивым, предметом для собственной гордости их не считал. Очевидно у него были какие-то иные достоинства, о наличии которых Сергей мог только предполагать.

"Виллис" свернул с проезжей части направо и подъехал к пропускному пункту, располагавшемуся в двадцати метрах от кирпичного строения. Виктор Васильевич показал подошедшему постовому удостоверение, после чего шлагбаум подняли и кургузая машина, преодолев остаток своего пути, остановилась у крыльца бывшего клуба.

- Ух, ты, мать честна, - пробормотал Терешков, бросив взор на грязную деревянную дощечку, лежавшую едва ли не под колесами автомобиля. На дощечке той крупными буквами было написано "Hilfspo...". Вспомогательная полиция?

- А куда мы приехали? - поинтересовался Сергей

- Место хорошее, тихое... Вылезайте, голуби. Здесь нас уже ждут, - отозвался Виктор Васильевич, после чего вылез из машины, выбросил окурок своей сигареты и пошел к крыльцу. Сергей зашагал за ним. Терешков, крякнув, словно большая, толстая утка, потоптался с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам и двинулся следом за обоими.

Николай Георгиевич Ханников был в управлении личностью неординарной, легендарной. Он занимал высокие должности в Наркомате обороны и производил на своих подчиненных впечатление человека инициативного, но беспринципного и даже жестокого. Поговаривали, что его деятельность на посту начальника управления контрразведки 1-го Прибалтийского фронта высоко оценивалась самим Абакумовым и по этой простой причине он мог позволить себе, проявлять творческую инициативу в своей работе, действуя с максимальной эффективностью в условиях быстро изменяющихся и непрогнозируемых. Сложно сказать, что двигало этим человеком, или жажда бездействий, или желание выслужиться перед начальством. Так, или иначе, работать Николай Георгиевич умел, всякое начатое им дело доводил до конца и лентяев возле себя не держал. С людьми Ханников находил язык очень быстро, наверное потому, что был неплохим психологом и за годы своей работы в спецотделе научился подбирать ключи от человеческих душ.

Сергею нравилась манера Николая Георгиевича говорить по существу и обходиться в общении с людьми незамысловатыми фразами. Прав был тот философ, который некогда сказал, что мудрость кроется в простоте. Впрочем, философ ли то сказал? Может быть какой-нибудь писатель, или ученый.

- Пока все не очень понятно... Как вы уже знаете, тридцати километрах отсюда, в районе Якши зенитчики из семьсот семнадцатого зенитного полка сбили "Юнкерс" и уничтожили практически весь состав немецкой агентурной группы, заброшенной к нам в тыл. При убитых обнаружили переносную радиостанцию, взрывные устройства, закамуфлированные под куски каменного угля и даже документы, удостоверяющие их личности. Удостоверения те сейчас нами проверяются. И документики те, похоже все-таки не фальшивые...

- Могу предположить, что у вас есть какие-то веские основания, чтобы говорить о том? - поинтересовался Виктор Васильевич

- Я так думаю по той простой причине, что паренек тот, парашютист, в которого зенитчики каким-то образом умудрились промахнуться, сообщил нам подлинную свою фамилию и место жительства. Говорил, что до сорок четвертого проживал в Белоруссии, в городе Логойске. Жил он там со своей теткой и сестричкой маленькой. Подали мы запрос об этом мальчишке в Управление контрразведки соседнего фронта, а там информацию эту подтвердили. Вот вам и вот... Действительно проживал, действительно носит фамилию, указанную в найденных при нем документах. Так что прикажете нам теперь думать? Как вы понимаете, ситуация с тем пареньком складывается нестандартная, не простая. Его агентурное имя, паспортные данные, связи, род действий на оккупированных немцами территориях... Все это мы сейчас знаем и все это не существенно. Важно сейчас другое - уничтоженная группа входила в состав так называемой "Абверкоманды двести три". Состояла та группа из мальчишек от четырнадцати до семнадцати лет, на протяжении трех месяцев проходивших обучение в Дальвитце, а прежде в диверсионной школе под Курганами. Все это бывшие беспризорники, малолетние уголовники, дети врагов народа. Таких и сегодня набирают на оккупированных немцами территориях СССР повсеместно, но отсылают на обучение в двести третью только после строгого отбора и по рекомендациям. В "три Коле-два" их отправляют с одобрения самого Герулиса. Сейчас таких мальчишек можно встретить где угодно на занятых советскими частями территориях в Прибалтике. Руководитель данной диверсионной группы - Рябцов Константин Васильевич, тысяча девятьсот двадцать восьмого Задача у него была постая: высадиться в районе Даугилиса и встретиться со связным через сутки после выброски, в лесном массиве близ Утены. Дальнейшие распоряжения Рябцов должен был получить уже по месту прибытия. Это мог быть и сбор всякого рода информации, и совершение диверсий, и пропагандистская деятельность в тылу сорок третьей армии.

- Эта агентурная группа ведь должна была с кем-то войти в контакт, - сказал Виктор Васильевич, - В РСХА вполне могут быть заинтересованы в действиях отдельных остаточных групп, потерявших связь с основными силами. Сейчас Берлину целесообразно опираться на оставшихся в нашем тылу немцев, националистические литовские, латышские и эстонские формирования. Даже часто возникающие противоречия между национальными группами в Прибалтике, немецкая контрразведка сегодня активно использует в своих интересах.

- Поскольку диверсионная группа имела в своем распоряжении "Доретту", то я могу выразить в данном вопросе несогласие с вами, - проговорил Николай Георигиевич. - Но не исключена возможность того, что радиостанцию ту пацанята и впрямь несли боеспособной группе, потерявшей связь с основной группировкой войск. Такие недобитки, при умелом руководстве, в нашем тылу могут натворить черт знает что... К сожалению вести оперативную игру подобную той, что велась с Григорьевым в феврале прошлого года, нам сейчас не удастся. Тогда перед контрразведчиками стояла задача создания условий для дополнительного канала связи. Сейчас перед нами складывается задача иного рода. Необходимо выяснить личность посредника между РСХА и остаточной разведгруппой, с которой должен был войти Рябцов.

- Что касается самого связника..., - заговорил Виктор Васильевич

- Скажу вам честно, что я сомневаюсь, что такой вообще существует, - прервал его Ханников, - Что-то здесь не клеится. И агентурное имя его мне не нравится тоже. Что такое этот Штяпа? Не рыба, не мясо... Уголовщина какая-то. Не похоже это на Герулиса... Или он совсем нюх потерял, если затеял такую игру? Слишком было бы просто и нелогично. Однако, пробить объект по базе данных необходимо. Быть может, какая-то зацепка на этого Штяпу и появится. Кстати, назначенное место встречи с ним группы Рябцова, нам не известно тоже.

- Нам известно примерное место встречи, - сказал Терешков

- Лесной массив как место вероятного появления связного? Вы наверное шутите, старший лейтенант? По зачистке леса от всякого сброда нужно проводить целую войсковую операцию, черт возьми!

Голос Николая Георгиевича был взволнованным. Понять его, впрочем, было можно. О проведении военных операций в лесных массивах, близ населенных пунктов Утяна, Аникщяй и Даугаляй не мало говорили в управлении, в последние дни. Слишком много беспокойства доставляли советским тыловым частям местные националисты, остатки разгромленных немецких дивизий и вооруженные трофейным оружием бандформирования, активизировавшиеся здесь после прихода советских войск. После того как была разгромлена шауляйская группировка противника и группа армии "Север" оказалась отрезанной от Восточной Пруссии, остатки немецких войсковых частей 16-й немецкой армии, прекратили организованное сопротивление. Мелкими группами, гитлеровцы начали двигаться к стремительно отодвигающейся на запад линии фронта, стараясь не ввязываться в бои с регулярными частями советской армии. Но не все. Согласно агентурным данным, более двух десятков тысяч немецких солдат и офицеров до сих пор оставались в тылу советских войск, на территории Литвы и Латвии, не желая складывать оружие, или уходить из этих мест. В лесах имелись значительные запасы запрятанного оружия, продовольствия, боеприпасов и многого другого, что считалось необходимым для совершения диверсионно-террористической и разведывательной деятельности. Те из остаточных групп, которые сохранили рации и шифры, следовали инструкциям, поступающим из Германии. Другие, потерявшие связь с основными силами, просто действовали на свой страх и риск: нападали на обозы, мародерствовали, ждали возвращения немецких оккупационных сил. И чем дальше на запад продвигалась линия фронта, тем активнее начинали проявлять себя бандитские группировки и сотрудничавшие с ними польские военные формирования, в частности армия Крайова.

- Я не предлагаю искать связника в самом лесу, - сказал Терешков. - Я, также как и вы полагаю это дело бесперспективным и требующим дополнительных материальных затрат и времени. Но именно времени для поисков у нас тоже не остается. Давайте сейчас попробуем найти не самого связного, а человека, который знает где его искать. Мне кажется, что сделать это будет проще.

Он взял со стола карандаш и, подошел к топографической карте, висевшей на столе. Карта была старой, местами рваной. Висела она на этой стене, судя по всему, уже не один год, но пользовались ей, в период немецкой оккупации, вероятно достаточно часто. В разных местах ее, где карандашом, а где ручкой были аккуратно сделаны какие-то пометки, пунктирными линиями обведены отдельные лесные массивы и населенные пункты.

- Утяна располагается на пересечении нескольких путей, главный из которых - шоссейная дорога Двинск - Каунас. Здесь много автомобильных развязок, тыловых военных объектов. На этом участке сейчас также идет интенсивная переброска войск к передовой и он, несомненно, является объектом пристального внимания шестого управления РСХА. Здесь активно действуют ныне диверсионно-разведывательные формирования противника и националистические группировки из состава Армии освобождения Литвы. Если плясать от того, что немцев интересует дислокация и передвижение советских войск к передовой в районе Утяны, то можно предположить, что вся шоссейная дорога в районе самого города, вдоль которой располагаются мелкие населенные пункты может послужить объектом уже нашего внимания. Нас интересует вот этот лесной массив. Вы видите, он тянется вдоль дороги на десятки километров. Площадь его огромна, и здесь действуют разрозненные немецкие группы общая численность которых нам пока не известна. Именно сюда, по всей вероятности, должна была прийти группа Рябцова.

- Что же вы предлагаете?

- Прежде всего, необходимо выявить людей политически неблагонадежных, сотрудничавших в немецкими оккупационными властями и установить за ними оперативное наблюдение. Далее, предлагаю выставить скрытые посты наблюдения в населенных пунктах, располагающихся на участке пути Утяны - Даугаляй. Фигуры, не имеющие постоянного места жительства в вышеупомянутых населенных пунктах, должны быть приняты в разработку. В третьих, считаю необходимым предотвратить утечку информации о ликвидации группы Рябцова. Через подставных лиц пустить дезинформацию о том, что самого Рябцова возникли непредвиденные, но разрешаемые проблемы с выходом к месту встречи. Связник обязан находиться в ожидании встречи вплоть до момента его поимки.

- Это все? - поинтересовался Николай Георгиевич

- Да.

- Тогда слушайте меня. Установить оперативное наблюдение за бывшими полицаями и политически неблагонадежными можно, но боюсь, что нам это ничего не даст. Те люди - предатели и враги народа, которым нет доверия ни с той, ни с этой стороны. Списанный элемент. Шестое управление РСХА, вероятно, уже взяло их под свое наблюдение, отслеживает их связи, обрывает опасные нити. Если объект почувствует слежку за ними, то он просто заляжет на дно на неопределенный срок. Скорее всего агент действует через каких-то других людей и компрометировать себя опасными для себя связями не намерен, - Николай Георгиевич потушил в пепельнице окурок, потом вытащил из пачки вторую сигарету. Снова закурил, - Так... Выставить посты наблюдения близ всех населенных пунктов, располагающихся вдоль шоссе, мы не сможем, ибо в Управлении банально не хватит для этого людей. Сейчас в освобожденных деревнях и селах имеется слишком много всякой погани, но зачастую то рыба мелкая, не стоящая нашего внимания. Короче, это это мультики и лично мне они не интересны. Пусть ими занимается комендатура. А наша работа - работа точечная, почти ювелирная.

При этих словах Виктор Васильевич кашлянул и даже чуть привстал, словно желая что-то сказать, но промолчал и принял таинственный вид, тем самым став похожим на христианского мученика.

- Реагировать на появление в нашем поле зрения каждого недобитка мы позволить себе сейчас не можем, - тем временем продолжал говорить Ханников. В голосе его слышался металл, - Оперативные группы не должны работать по ложным координатам, Терешков. Необходимо обладать об объекте хоть какой-нибудь информацией, которая может вывести нас на него. Но даже после того как такая информация окажется в наших руках, максимум, что мы сможем себе позволить, это установить скрытые засады в местах вероятного появления связного. Не факт, что эта работа будет результативной.

Николай Георгиевич вроде бы говорил все это своим подчиненным, но, как показалось Сергею, просто размышлял вслух. Задавать генерал-лейтенанту каких либо вопросов никто не стал, но по выражениям лиц людей, сидевших за столом, было понятно, что сказанное этим человеком, им приходится не по нраву. Если сам начальник УКР "СМЕРШ" фронта не уверен в успехе операции, то дело это, похоже, действительно дрянное.

- Что еще...? - тихо произнес Ханников после недолгого молчания, - Пустить оперативную дезинформацию о группе Рябцова можно и даже нужно. Но для этого необходимо знать людей, которые должны передать сведения связному. А таких людей надо еще поискать. Нужны достоверные сведения об агентуре противника, действующей в данном районе, вы понимаете? А пока у нас есть дырка от бублика. Времени для поисков практически не осталось. Значит следственные и агентурно-оперативные мероприятия придется проводить фактически одновременно, что весьма сложно в этих условиях. Я, конечно, попробую пропустить дезинформацию через районные комендатуры. Есть шанс, что хотя бы эта утка закрякает.

- Значит никаких зацепок? - спросил Терешков, - С чем нам вообще предстоит работать?

- Не все так плохо, - отозвался Николай Георгиевич, - Есть вероятность того, что нужные сведения о группе Рябцова в целом, мы можем получить в шестом отделе, от дознавателей, работающих непосредственно с тем парнишкой. Запрос на эту информацию уже отправлен и ответ придет в ближайшее время по "ВЧ". Нюхом чую, что могут открыться весьма любопытные обстоятельства и связи. За неимением лучшего, нам придется уцепиться за этот вариант.

Сергей налил в стоявший перед ним стакан воду из графина и задумчиво покачал головой. Разумно, оперативно, подумалось ему. Ведомству Канариса требовалось долгое время, а также потратить огромные средства на то, чтобы из коренного немца, с его убеждениями и знаниями о противнике, сделать опытного диверсанта. Куда легче было использовать для этих целей добровольцев из военнопленных, или детдомовских детей. А если те детдомовцы, или бепризорники и впрямь родились и жили в этих местах, то они вполне могли оказаться полезными тем людям, которые скрывались сейчас где-то в лесах под Утянами. Подросток, внушающий зачастую жалость, едва ли может быть кем-то заподозрен в принадлежности к агентуре противника. Не гнушаясь использовать детей в своих интересах, главное управление имперской безопасности извлекает для себя максимум полезной информации о противнике.

- Возвращение блудных лебедей, - пробормотал Терешков, - Вы считаете, что в военном управлении решились на такую авантюру? Ведь это малолетние уголовники и дети врагов народа. У них еще молоко на губах не обсохло, а в голове абсолютный ветер. Тот же списанный материал.

- К сожалению, за неимением лучшего... Мне вообще не хочется думать о том, что в районе Утяны на сегодняшний день числится более четырех сотен населенных пунктов. И десятки квадратных километров лесного массива.

Николай Георгиевич на какое-то время замолчал, а потом уже иным, хрипловатым, почти неслышным голосом заговорил:

- Оценивая наши шансы размотать этот узелок, скажу вам, что они не велики. Фактически, мы уже сейчас имеем глухарь. Все зависит от того, как долго будет держаться тот мальчишка. Если люди Герулиса не посчитали возможным доверить ему какую-либо важную информацию, то мы останемся ни с чем. А трясти будут меня. Всю душу вымотают, да еще и грехи мои старые припомнят...

- Значит, пока будем плясать от того, что у нас есть, - сказал Виктор Васильевич, - Ждать погоды у моря нельзя.

- Не плясать надо. С документами надо поработать. Бумаги брат, это такая штука... С ними, впрочем, уже работают. Так что бумажной волокитой вам заниматься уже не придется. Все документы будут в вашем распоряжении уже завтра.

- Что требуется сделать от нас? - спросил Терешков

- От вашей группы требуется немногое. Сейчас мне нужны люди на местах. Те, которые могут что-то услышать, что-то увидеть, что-то сказать... Вы понимаете меня? Повертитесь по округе, наладьте в контакт с жителями окрестных хуторов, задайте им несколько надлежащих вопросов... Теми липовыми удостоверениями, которыми я вас снабдил, особо не светите. Если там, наверху, прознают про существование этих бумажек, то от меня пух и перья полетят. Лучше будет, если вы будете действовать по привычной нам схеме. Соответствующие командировочные листы у вас имеются. Наведайтесь в районную комендатуру. Особенное внимание обратите на розыскные дела, дела оперативного наблюдения и дела групповой оперативной разработки. Расспросите коменданта, об интересующем нас блатаре. Что за фрукт, этот Штяпа? Знатный ганев, зеленый вайс, а может быть и вовсе какой-нибудь верченый... Надеюсь, что вы, найдете за что ухватиться по уголовным делам. Кстати, в местный сельсовет не помешало бы тоже наведаться, порасспросить, что и как... Там сейчас черт знает что творится. Бардак такой, что впору дело о вредительстве заводить. Но документы содержатся в должном порядке. Некоторые перевезены в районную комендатуру, какие-то сданы в архив, какие-то остались здесь. С этими бумагами уже успели поработать мои люди. Если появятся хоть малейшие зацепки, начинайте собирать информацию об объекте по открывшимся каналам. Но главное сейчас для твоей группы, Терешков, дождаться ответов на интересующие нас вопросы. Соваться в лес запрещаю. До тех пор, пока не будет проведена войсковая операция, вам там делать нечего. Я не намерен больше терять там своих людей. И повторяю: бдительность и еще раз бдительность!

- Николай Георгиевич вы только что упомянули о войсковой операции, - сказал Терешков, - Позвольте поинтересоваться, на какой срок она назначена?

- Заместитель наркома требует провести ее в течение ближайших двух недель, - произнес Виктор Васильевич, - Шутка ли сказать, сколько сил и средств для ее проведения сейчас привлекается...

Он хотел что-то еще сказать, но Ханников перебил его:

- Если к этому времени в наших руках окажется связной, мы будем располагать всей необходимой информацией о тех недобитках, с которыми имеем дело здесь, в тылу. Возможно, сможем избежать и некоторого количества потерь со стороны воинских частей. Я надеюсь на твою группу, Терешков.

- Той оперативной группы осталось всего два человека, - угрюмо отозвался тот, - Я, да этот желторотик, - он кивнул в сторону Сергея. - Прямиком с передовой вырвали. И понятия у него соответствующие. Даже по лесу ходить пока не умеет. Парамонов, тот мог бы сделать из него человека, так он ведь, вот уже больше месяца как в земле лежит, а капитан Свиридов выйдет из госпиталя только через несколько недель. Посудите сами, смогу ли я результативно работать с таким составом?

- Ишь ты какой, - усмехнулся Ханников, - А говорят, что у нас мало демократии... Слишком много ее, как видно, если ты, старший лейтенант позволяешь себе так рассуждать в присутствии старшего по званию.

- Извините, товарищ генерал-лейтенант. Виноват.

- И не смотри на меня тигриным взглядом, старший. Я людей дать тебе не могу. На передовую тебя не посылаю, в пекло не бросаю. Вообще, многого не прошу. По крайней мере пока... Сам понимаешь, не в куклы играем. У меня сейчас люди по всему фронту раскиданы. Если нужно чем-то помочь, обращайся к майору Смыслову. Виктор Васильевич, именно с вас я буду спрашивать, а не с этих ползунов. Я вам и капитана вашего, который в госпитале лежит, припомню, при случае. Теряете людей! Бездумно действуете, потому и теряете. Вы работаете в контрразведке, а не продавцом на рынке. Должны понимать, к чему может вас привести некачественная ваша работа. Шкуру спущу, если еще раз дадите осечку, майор. Полагаю, что на сей раз ситуация находится под вашим контролем.

- Ситуация, конечно не простая. Но я не разделяю вашу точку зрения, Николай Георгиевич. Состав группы неполный, а вы требуете полноценной работы... Вы сейчас просто предлагаете нам заняться охотой за муравьями..., - произнес Виктор Васильевич, барабаня пальцами по краю стола.

- Называйте это как хотите. Мне важен только результат вашей работы.

- Сколько дней вы даете нам на розыски?

- Недели не дам. Могу дать три дня. Если в течение этого срока не выйдите на связного, дальнейшие его поиски можно полагать бесполезными. Скажите спасибо нашим доблестным зенитчикам. Порешили всю агентурную группу так, что любо-дорого посмотреть. Их за это еще поблагодарят... А у нас в разработке имеется всего лишь один пятнадцатилетний сопляк и куча предположений.

Услышав о том, сколько времени предоставляется ему для поисков связного, Терешков побагровел. Обычно на проведение расследование в подобных делах начальство предоставляло Свиридову время от пяти дней и больше. Что может успеть сделать оперативная группа за трое суток при отсутствии какой либо информационной базы об интересующем ее объекте? Не факт, что при таком раскладе вообще удастся сдвинуться с мертвой точки. Неужели после завершившейся провалом операции по поимке агентурной группы под Крыжами, Ханников вовсе утратил доверие к оперативникам?

- Думайте, решайте, - сказал Николай Георгиевич. Он вытащил из пачки сигарету, размял ее, сунул в рот, - Будет возможность - людишками подсоблю. А пока Беневича разрешаю от баранки оторвать, хотя толку, боюсь, от него будет мало.

Беневичем он по давней своей привычке называл шофера "Виллиса", подчиненного группе Терешкова. Настоящую фамилию того не знал, наверное, даже капитан Свиридов, но кому, она вообще сейчас была в Управлении интересна? Прозвище свое этот человек получил незадолго до начала войны, когда заикающийся штабной офицер, в распоряжении у которого он находился, однажды попытался обратиться к нему по имени, но с огромным трудом для себя смог произнести только первую часть слова и в последующем стал называть своего шофера просто "Беней". Два года спустя офицер тот был убит подо Ржевом, но иначе как "Беневичем", его водителя на тот момент уже мало кто называл.

- Разумеется, работать будете по обстоятельствам, - продолжал Николай Георгиевич, - Телефонную связь с Утянами будете держать отсюда, из Сельцов, по аппарату ВЧ. Не гостиница, конечно, но... Связь хорошая, работает без перебоев. У телефона круглосуточно будет вестись дежурство. О малейшем изменении в ходе операции докладывать Смыслову, в отдел контрразведки. Если понадобитесь мне, найду вас сам. Запомните, это дело находится под моим наблюдением. Землю носом ройте, но связного мне найдите.

В тот же день, в час, когда солнце уже практически зашло за горизонт, Терешков приехал в районную комендатуру. Настроение у него было неважное. По большому счету, он не слишком хорошо понимал, на что надеется Ханников, предоставив оперативником для розысков всего лишь три дня и от этого непонимания, готов был выплеснуть все свое неудовольствие на всякого человека, которого он увидел бы возле себя в эти минуты.

Впрочем, размышлять о соображениях, которыми руководствовался Николай Георгиевич давая ему столь малое время для поисков, у Терешкова сейчас не было никакого желания. Отчего-то у него разболелся зуб и боль, возникшая, казалось в нем из неоткуда, была нестерпимой. Встретивший его комендант, увидел состояние оперативника и решил говорить исключительно по сути интересующих Терешкова вопросов.

- Мне несколько часов назад сообщили о вашем деле, просили оказать содействие, - произнес он, приглашая Терешкова зайти в свой кабинет, - Все необходимые документы мы сейчас готовим. Да и как не готовить? Тут уже и отдел госбезопасности подключился. Приезжал тут какой-то офицер, часа два назад... А нам только бумаги успевай разгребать! Вы поймите меня правильно... Сейчас со следственными и архивными делами происходит такая канитель, что и сам черт ногу сломит. А ваш случай и впрямь неординарный. Но надеюсь, что уже сейчас смогу чем-то помочь.

Помещение, в которое вошел Терешков, было небольшим, с невысоким потолком, но с богатым интерьером. Здесь были стулья, старый поставец, сервант, сейф и даже кресло. Ближе к окну располагался стол, на котором беспорядочно лежали какие-то документы, стояли пепельница, керосиновая лампа и телефон. За этот стол комендант предложил сесть старшему лейтенанту.