Вэйв Стори

– Не совсем. Дверь не открывается.

– Можете повернуть замок? – раздался женский голос, очевидно той самой официантки.

– Я уже поворачивала, – моё терпение было на исходе, плюс мне не очень нравились глупые советы от этой особы.

– Поверните ещё раз, – настойчивее повторила она.

– Никак, – сказала я, после того как повернула замок в тысячный раз и толкнула дверь.

– Луна, отойди, я выбью дверь, – крикнул Аристотель.

– Нельзя выбивать дверь! Это же хулиганство! – взвизгнула официантка.

– Мне ничего не остаётся, ведь эта дверь удерживает дорогого мне человека в заложниках, – спокойно произнёс Аристотель, после чего мои щёки запылали с немыслимой силой.

– Подождите здесь, я позвоню менеджеру. Ничего не выбивайте или я вызову полицию! – грозно добавил удаляющийся голос официантки.

– Луна? – прошептал Аристотель в замочную скважину, отчего мурашки побежали по спине.

– Да?

– Отойди от двери.

– Ты сошёл с ума.

– Вот уж не думаю. Отошла?

Я отбежала на сколько это было возможно в маленькой комнате и присела на корточки, прикрыв голову руками, и зажмурилась.

– Готово, – громче ответила я.

Сразу же раздался сильный грохот, затем второй. Потом я почувствовала как кто-то берёт меня за руку. Я открыла глаза и увидела рядом с собой Аристотеля: глаза горят огнём, губы растянуты в самодовольной улыбке. Деревяная дверь слетела с петель полностью, видно была уже достаточно старой.

– Бежим! – шепнул мне на ухо Аристотель и утянул меня за собой вон из нашего ночного пристанища.

Официантка что-то кричала нам вслед, но я не расслышала ни одного слова. Мы долго бежали по тёмным улицам, тёплый ветер приятно обдувал лицо. Аристотель крепко, но бережно сжимал мою руку.

Мы остановились только тогда, когда добежали до отеля. Немного отдышавшись, мы посмотрели друг на друга одновременно и засмеялись. Хороший был смех, напоминающий детство и чистую радость.

Глава 7

– Вот мы и пришли, – Аристотель проводил меня до номера.

– Можно зайти? – он выжидающе смотрел на меня.

Просьба прозвучала как нечто обыденное, вроде вопроса «Налить тебе ещё кофе?». Такой вопрос, за которым непременно следует утвердительный ответ, ведь собеседник почти наверняка уверен, что ты сама этого хочешь.

– Да.

Он сразу же прошёл к кровати и прилёг на неё. В комнате было чисто, так как я не любитель оставлять бардак, даже если его уберут специально нанятые для этого дела люди. Сегодня меня перестало что-либо смущать и заботить, поэтому я тоже легла рядом с ним. От всех впечатлений сегодняшнего вечера очень хотелось вытянуть ноги и расслабить шею.

– Уютно.

– А твой номер другой?

– Такой же, но этажом выше. Та же кровать, телевизор, диван, стол журнальный, и расставлены, наверное, на таком же расстоянии друг от друга, – он немного помолчал, а затем повернул голову ко мне. – Но там нет тебя.

– Человеку нужен человек?

– Нет. Не нужны мне люди. И мир этот мне осточертел. Я стал ненавидеть чаще, чем любить. Чем я занимаюсь? Мне противно всё, что я делаю. Как мне быть, Луна?

– Я не знаю, – честно призналась я и посмотрела в потолок.

На тот момент я сама начала замечать то, о чём говорил Аристотель. Заниматься тем, что знаю изо дня в день, но не чувствуя себя при этом счастливой. Я стала совсем редко читать книги не связанные с работой, стала меньше гулять и наблюдать за облаками. Хотя мне приятно проводить с ним время, но в то же время страшно видеть человека, в которого я могу вот-вот превратиться.

– У меня нет ответов на твои вопросы. Проблема громче слышится только тому, кто стоит рядом с ней. Думаю, что надо принять её, принять все сомнения и попытаться понять, что делать дальше. Не думаю, что где-то есть человек, который скажет тебе наверняка, что делать. А если вдруг найдётся, то скорее всего это недалёкий засранец, пытающийся за твой счёт почувствовать себя важным и потешить своё раздутое эго. Никого не слушай! Ты сам поймёшь как справится.

– Имеешь в виду, что я сильный?..

– Нет, – я решительно перебила его. – Ты слаб, как и все люди. Мы чаще терпим неудачи, чем достигаем успеха. Я только сейчас поняла, что каждый день я только и делаю, что совершаю бесчисленное количество ошибок, начиная от неправильного положения щётки во время чистки зубов и заканчивая осуждающим взглядом в ответ на глупую ошибку другого человека. Остановится бы и подумать, но жизнь так неумолимо мчится вперёд, прямо как тот фрегат Скрябина, перенёсший нас сегодня в параллельный мир. Каждый день проходит в бесконечной борьбе с волнами разной величины и ветром разной силы, и штиль уже не кажется таким уж бедствием.

– Что-то вроде необходимого зла?

– Думаю, да. Ты в него вошёл судя по всему, а мне это ещё предстоит.

– Что ждёт меня теперь?

Я взглянула на него. Его идеальный профиль в мягком сумраке номера неизбежно будоражил мой разум. И не только внешность Аристотеля сбивала меня с толку, но и его внутреннее состояние. Казалось, переживания настолько переполняли его, что переливались через край собственной души. Поток из тысячи мелких иголок задевал мою душу и отзывался острой болью, прикасаясь ко мне. Они поглощают его и становятся опасными даже для окружающих. Как мне спасти Аристотеля?

Неожиданно я ощутила, как кончик его пальца скользит по моей щеке, но гнетущие мысли погрузили меня в какую-то парализующую дымку, и я была не в силах отозваться на прикосновения.

– Ты такая красивая, Луна. И недостижимая, – он придвинулся поближе и прошептал мне на ухо: – Это ужасно возбуждает.

Тут уж я пришла в себя и резко привстала на локтях. Конечно, меня тоже всё это время тянуло к нему, но всё это казалось неправильным. Будто он принуждает себя. От этого мне стало невыносимо больно.

– Прости, – он сел рядом.

– Мне кажется, тебе это не нужно.

– Ты мне нужна. Сегодня я наконец чувствую, что живу. Наконец во мне проснулась тяга к чему-то.

– Но ведь этот мир выдуман. Не стоит забывать об этом, иначе не выберешься. Останешься здесь навсегда.

– Я не против остаться здесь с тобой, – Аристотель положил голову мне на плечо.

– Мне жаль, но я не могу. В любом случае, как только мы покинем этот мир, я буду другой. Вечно занятой и уставшей, – я понюхала его волосы, которые приятно пахли ментолом.

– Тогда можешь кое-что сделать для меня пока мы оба здесь?

– Конечно.

– Я хочу посмотреть на тебя настоящую.

Мне не нужно было переспрашивать, что конкретно он имеет в виду. Я встала и решительно расстегнула ремень. Одним рывком я стянула джинсы, но когда начала приподнимать лонгслив, меня проняла мелкая дрожь. Что это я творю? Я восприняла его просьбу, как конец от спасительной верёвки, которую он бросил мне в надежде на то, что я его вытяну. Раз так ему станет легче, то я должна это сделать. Лифчик я почти никогда не носила, поэтому осталась в одних маленьких чёрных трусиках-стрингах. От волнения не могла поднять глаза и посмотреть на его реакцию.

– Ты вся дрожишь, – он обнял меня. – Тебе неприятно, что я смотрю на тебя?

– Я не знаю, что чувствую.

– Давай тогда я сниму трусики и если тебе и дальше будет плохо, то сразу же оденешься? – я кивнула, прислушиваясь к его ускоренному сердцебиению.

Он отодвинул меня вперёд. Теперь я увидела, что что-то в нём изменилось. Он смотрел на меня иначе. Зрачки расширились так, что радужки не было видно, губы немного приоткрыты. Он смотрел на моё оголённое тело так, будто ребёнок на представление фокусника.

Аккуратно, будто боялся сломать ненароком, он медленно начал касаться моих грудей, отчего внизу я ощутила тепло и влажность. Он заскользил вниз по моему животу, а затем, взяв с обоих сторон, потянул трусики вниз и, приблизившись к моей ложбинке, с силой вдохнул мой запах.

– Не бойся, я не посягну на твою добродетель, лунная принцесса. Но ты такая аппетитная, что я не смог удержаться, – он лёг на кровать, а я осталась неподвижно стоять перед ним.

Аристотель какое-то время лежал и рассматривал меня сверкающими глазами, точно волк свою добычу. Внезапно он схватил меня и повалил на кровать. Он начал с силой целовать мои соски, а пальцами играть с моей киской. Я в общем-то не возражала против секса с таким привлекательным незнакомцем. Снизу у меня всё настолько намокло, что грубость Аристотеля ещё больше воспаляла меня. Постанывая, я гладила его худощавую спину и даже через футболку с лёгкостью определяла каждое ребро.

Буря внезапно налетевшая, также внезапно растворилась. Он убрал мои руки и с ужасом взглянул мне в глаза, а затем из его глаз покатились слёзы. Аристотель опустился ко мне на грудь и разразился судорожным рыданием, оросив моё тело солёными слезами. Он прошёл свой штиль. Последнее усилие перед дальней дорогой. Я крепко обняла его и улыбнулась.

– Я так рада, Аристотель. Теперь ты вне опасности, – я поцеловала его в макушку.

Он приподнялся, вытер слёзы с глаз, снял джинсовую куртку, затем футболку. Он протянул её мне, а я, присев на кровати, накинула её на себя.

– Ты такая малютка, что моя футболка на тебе смотрится, как платье, – он усмехнулся.

Он снова руками уложил меня в постель, точно куклу, и лёг рядом, приобняв меня за талию.

– Ты такая покладистая, Луна. Я до сих пор хочу остаться здесь с тобой, но уже не вижу ничего ужасного по ту сторону портала. Если ты так хочешь, я продолжу путь. В этот раз я изо всех сил постараюсь полюбить жизнь. Ради тебя.

– Ты меня не забудешь? – мне вдруг стало одиноко.

– Никогда, – отрезал он. – Твой Аристотель всегда будет помнить о тебе и всегда будет готов спасти тебя, если потребуется.

– Тогда осталось ещё кое-что, – меня озарила блестящая мысль. – Раз я лунная принцесса, то я смогу вернуть тебя обратно. Закрой глаза.

Он закрыл глаза, а я прикоснулась губами к его губам. Задержавшись в поцелуе, я нехотя оторвалась от него, ощутив на губах металлический привкус крови. Рана на губе Аристотеля начала снова кровоточить. Я хотела встать, чтобы найти чем остановить кровь, но он остановил меня.

– Оставь, – он подал мне мой телефон. – Можешь поставить «Бабочку» Ханады. Давай уснём под неё.

Я включила одно из моих любимых произведений, которое в этот раз звучало иначе. Необыкновенная ночь и необыкновенный парень накладывали чудесный фильтр не только на окружающую обстановку, но и на музыку.

Мы погрузились в сон в объятиях друг друга под дивную лёгкую мелодию бабочки. А на утро я проснулась одна. На тумбочке была короткая записка: «Спасибо за спасительный поцелуй, лунная принцесса. Мой номер и имя у тебя в телефоне, а я украл себе твой». И снизу подпись: Аристотель.

Глава 8

Почему мы не созвонились после той ночи? У меня началась конференция и навалилось столько работы и столько общения с живыми людьми, что попросту забыла об этой встрече. Тот день растворился в череде обыденных дней, словно сон. И только известие о его смерти снова напомнило мне о нём. Я не сразу его узнала, ведь за эти несколько лет он успел измениться, но путь звезды ему был написан на судьбе: он стал известным певцом и талантливым пианистом.

В тот день я обманывала себя тем, что понимаю, хоть отчасти, как он себя чувствует. Но только сейчас мне удалось понять его на самом деле, так как мучавшая его волна догнала и меня. Я просмотрела несколько его интервью, где он выглядел вполне счастливым, а потом все записи его живых выступлений. Он даже познакомился с Ханадой Дайго, создателем той самой «Бабочки», и, судя по статьям в интернете, они были хорошими друзьями. Он стал творцом своей судьбы, достиг всего того, о чём мечтают миллионы, и всё же добровольно выбрал смерть.

Моя работа зашла в тупик. Другим людям стало неуютно работать со мной, я заметила это, так как почти всё время нахожусь одна в лаборатории. На конференции перестала ездить, потому что меня перестало что-либо интересовать, а общаться с другими людьми, пусть даже учёными, мне никак не улыбалось. Я потеряла вкус к жизни, совсем осунулась и перестала гулять. Меня словно засасывало в трясину, но это совсем не тревожило мою душу. Всё перестало иметь значение.

Сегодня впервые за долгое время я прогулялась в своём любимом парке. Я даже не заметила, как наступила осень. Для меня осенний запах всегда ассоциировался с чем-то новым, вдохновлённым новыми знаниями и свершениями. Сейчас я узнаю его сквозь какую-то вязкую пелену.

– Спаси меня, Аристотель! – вдруг вырвалось у меня.

Ответом мне была тишина. Ты же обещал спасти меня, когда потребуется. Ты мне нужен. Почему ты ушёл? Оставил меня совсем одну в этом сером пресном мире… Ты стал всего лишь ночным видением, но я бы всё отдала, чтобы увидеть твои длинные чёрные ресницы и взгляд, наполненный огнём, ещё хотя бы раз.

– Добрый день, Айару! – ко мне на скамейку подсел профессор из моего института.

– Добрый день, профессор! Что вас привело сюда?

– На вас будто лица нет, милое дитя, – обеспокоенно сказал он. – Что-то плохое случилось?

– Ничего особенного. Люди живут и умирают – это жизнь. Обыкновенный день для всех людей на свете.

– Всё верно. Но если смерть одного человека огорчает вас, значит вы находитесь к нему ближе всех. Это как эффект Доплера. Смерть приблизилась к вам настолько близко, что уши прикрыть охота, но скоро её унесёт на волнах подальше, и вы с каждым разом будете слышать её всё тише, но она не замолчит совсем. Когда-то вы снова с этим столкнётесь, но будете достаточно сильной, чтобы пережить этот грустный момент.

– В смерти ведь нет ничего трагичного? Все мы когда-то умрём, и все это знают.

– Всё верно, – профессор посмотрел на меня с добродушной улыбкой. – Смерть в общем проявлении не вызывает эмоций, но смерть близкого человека вполне, потому что вы расстаётесь навсегда. Мы ведь не знаем, что будет дальше, поэтому такое расставание становится фатальным. И это нормально – чувствовать боль от разлуки с дорогим человеком. Но лучше всего разделить её с кем-то, даже с самим собой, тогда сердце станет немного меньше болеть.

– Я не понимаю, – сказала я, уставившись на свои туфли.

– Боль хочет, чтобы её чувствовали, вот и всё, – он мягко похлопал меня по плечу. – Я искал вас, чтобы отдать конверт.

Он вручил мне белый конверт и удалился. Я не могла поверить глазам. На конверте значилось его имя. Настоящее имя из это мира: Зеин. Я трясущимися руками открыла конверт. Внутри оказался всего один лист бумаги, на котором сверху был отпечаток человеческих губ, оставленный с помощью помады шоколадно-коричневого оттенка, а снизу подпись: «Проснись, лунная принцесса».

Спасибо, Аристотель. За эти слёзы и твой последний спасительный поцелуй.