Помоги проекту - поделись книгой:
«Домострой»
Это – своеобразная энциклопедия русского домашнего быта, свод житейских правил и представлений, сложившихся к середине XVI столетия. Книга сохранилась в трёх редакциях – двух основных и одной дополнительной. Ряд рукописных списков 2-й редакции заканчивается «Поучением и наказанием» Сильвестра своему сыну Анфиму. В «Домострое» имеются и заимствования из более ранних памятников письменности – «Пролога», «Стословца», «Измарагды», «Златоуста» и других. Книга состоит из трёх частей и 63 глав.
Первая часть (главы 1-15) трактует вопросы религиозной жизни: правила перстосложения при крестном знамении; необходимость творить Иисусову молитву; обязанность мирянина посещать церковь, молиться дома, слушать наставления своего духовного отца, быть милостивым к странноприимным. Вот один из фрагментов первой части: «Каждому христианину следует знать, как по-божески жить в православной вере христианской. Прежде всего, всею душой веровать в Отца и Сына и Святого Духа – в нераздельную Троицу. В воплощение Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, веруй. Называй Богородицей мать, его родившую. И Кресту Христову с верою поклоняйся, ибо на нём совершил Господь спасение всех людей. Потому и иконе Христа, и Его Пречистой Матери, и святым небесным бесплотным силам, и всем святым честь воздавай, ибо Сам Он – Любовь».
Вторая часть посвящена семейной жизни. Главой семьи был муж. На нём лежала забота о материальном и духовном благополучии жены, родителей, детей, слуг. Семейные отношения подразумевали чёткое разделение обязанностей. При этом жена, как хозяйка дома, пользовалась большими правами и уважением: «Если дарует Бог хорошую жену – это дороже камня драгоценного. Блажен муж, если у него хорошая жена, число дней его жизни удвоится. Хорошая жена радует мужа своего и наполнит миром лета его. Жена добрая, терпеливая и молчаливая – венец своему мужу. Блажен муж такой жены, и жизнь свою проживут они в добром мире».
При ослушании и серьёзной провинности жену полагалось наказывать, но без злобы, с любовью: «А за любую вину ни по уху, ни по глазам не бить, ни под дых кулаком, ни пинком, ни палкой не колотить. Бить плетью – бережно, с поучением. Оно и вразумительно, и больно, и страшно, и здорово. И только за большую вину и огорчение, за серьёзное и страшное ослушание и нерадение».
Третья часть (главы 30–63) состоит из практических советов по домоводству – чистота в доме, умеренность во всём, знание правил поведения дома и в гостях: «И есть бы, и пить нам во славу Божию, а не объедаться, не упиваться, не пустотой заниматься.
А к этому добавь ещё: когда пригласят тебя на пир, не упивайся до страшного опьянения и не сиди допоздна, потому что во многом питии и в долгом сидении рождаются брань, и свара, и драка, а то и кровопролитие. И ты, если здесь находишься, хотя не бранишься и не задираешься, в той брани и драке не будешь последний, но первый: ведь долго сидишь, дожидаешься этой драки.
Не говорю: не следует пить – такого не надо; но говорю: не упивайтесь допьяна. А дара Божьего не порицаю, но порицаю тех, кто пьёт без удержу. Многие люди лишаются пьянством и земного богатства.
Если случится приветить приезжих людей, торговых ли или иноземцев, иных гостей, званых ли, Богом ли данных: богатых или бедных, священников или монахов, – то хозяину и хозяйке следует быть приветливыми и должную честь воздавать по чину и по достоинству каждого человека».
Создание «Домостроя» было связано с необходимостью регламентации быта состоятельных горожан. К ним в основном и обращены поучения сборника: «Кто с запасом живёт, у хозяйственной жены и закуска всегда запасена, никогда перед гостем не стыдно: хотя бы даже и пир – разве чего нужного прикупить, а то Бог дал – и дома всего много.
Во всём своём обиходе: в лавочном, и в любом товаре, и в казне, и в жилище, и в дворовом всяком припасе, деревенском и ремесленном, и в приходе и в расходе, и в займах и в долгах – во всём знать меру; по мере достатка и живёшь, хозяйство держишь. По приходу и расход.
Всякому человеку: богатому и бедному, большому и малому – должно всё рассчитывать и размерять, исходя из ремесла и доходов, а также и по имуществу.
Надобно каждому человеку избегать тщеславия, и похвальбы, и неправедной наживы. Жить по силе своей и по достатку, и расчётливо на прибыль от законных средств. Ибо такая жизнь благоприятна, и богоугодна, и похвальна от людей, и надёжна и себе и детям».
Эта мысль – достаток угоден Богу, если нажит честным путем, – была главной в «Домострое», ставшем настольной книгой для многих поколений русских людей.
Всему своё время
Почти два столетия назад великий русский поэт высказал мысль, которая для многих стала аксиомой: гений и злодейство несовместны. К сожалению, история человечества начисто опровергает этот постулат. Не применим он и к герою данной книги. Все, кто серьёзно занимался изучением жизни и деяний Ивана Грозного (и его хулители, и его аллилуйщики), сходятся в одном: царь был необычайно начитан и являлся одним из образованнейших людей XVI столетия.
Когда же Иван Васильевич почерпнул свои немалые знания и кто руководил образованием отрока, пребывавшего в полной заброшенности и отчуждённости от безразличного (а порой и враждебного) к нему окружения? Ни одна придворная роспись не упоминает, что у Ивана и его младшего брата Юрия были воспитатели и учителя. А между тем известно, что в Новгороде юным государем была заказана копия Софийского свода Великих Миней, только-только законченных архиепископом Макарием.
Этот документированный факт наталкивает на мысль, что первым учителем и наставником Ивана был митрополит Иоасаф, вскоре низложенный Иваном Шуйским. В марте 1542 года новым владыкой церкви был поставлен Макарий; он и взял под своё покровительство отчуждаемого высшим боярством отрока.
Митрополит Макарий был человеком гуманным и просвещённым. Получив высшую духовную власть, он начал собирать по городам и весям Руси памятники православной литературы. За десять лет Макарий создал ещё более полный Успенский свод Великих Миней. Это настоящая энциклопедия, в которой собраны все святые книги, обретавшиеся на Руси 1540-х годов. Неудивительно поэтому, что подопечный митрополита был особенно начитан в религиозной литературе.
Иван IV великолепно разбирался в богословии, целыми абзацами наизусть цитировал Святое Писание. Кроме Псалтири (книги для всех) он знал Новый и Ветхий Завет, труды отцов церкви, постановления Вселенских соборов. Свободно ориентировался в ересях, безошибочно классифицируя их основные признаки.
Обладая уникальной памятью, Иван IV не всегда прибегал к помощи первоисточника, что видно по мелким и несущественным неточностям, которые он допускал в диктовавшихся им документах и письмах (сам царь не писал). А это лишний раз указывает на обширность и основательность его знаний.
Иван IV прекрасно знал как отечественную, так и зарубежную историю. Знал работы античных философов и греко-римскую мифологию, любил ссылаться на мифологических персонажей, и всегда к месту. В своих работах царь приводил примеры из истории древнего Вавилона, Персии, Греции, Рима, даже королевств вандалов и готов. Досконально знал генеалогию всех европейских (и ряда азиатских) династий; освоил искусство риторики, поэзии, музыки и военного дела; имел определённый багаж знаний по математике, архитектуре и медицине. Словом, вопреки обстоятельствам, оказался на высоте занимаемого положения и многое мог бы дать своему народу, если бы… Но об этом чуть позже.
Глава II
Боговенчанный царь и самодержец
Венец и бармы
Московские князья рано стали претендовать на царский титул, означавший высший предел власти земных владык. Уже повесть о житии великого князя Дмитрия Ивановича Донского, помещённая в Московском летописном своде конца XV столетия, говорит о нём как о царе и самодержце всей русской земли: «царский сан держаще». В повести несколько раз упоминается венец князя, который вошёл в историю под названием «Шапки Мономаха»: «На престоле царском сидя, царскую багряницу и венец нося…»
Та же мысль проводилась в сочинении старца Ферапонтова монастыря Спиридона-Саввы «Послание о Мономаховом венце». В ней великий князь Василий III назывался царём, а всё сочинение обосновывало законность этого титула.
И вот, на что не решились мужи опытные в правлении и умудрённые жизнью, сделал юнец. 13 декабря 1546 года Иван IV заявил митрополиту (конечно, не без соответствующей подготовки с его стороны) о своём намерении венчаться на царство. Святитель, приложивший немало усилий, чтобы сделать это желание собственной мыслью вчерашнего отрока, рьяно взялся за дело.
Во вторник 14 декабря у митрополита собралась Боярская дума. На её заседании присутствовали даже те, кто находился на тот момент в опале. Самого Ивана IV не было, а это указывает на то, что ни великий князь, ни митрополит не были уверены в положительном решении поднятого ими вопроса. Но Макарию всё же удалось убедить Думу в важности и необходимости предложенного им шага. Согласие Думы было получено. В этот же день состоялось её второе заседание, но уже не в резиденции митрополита, а в царском дворце.
17 декабря проходила торжественная церемония официального объявления о венчании государя. На ней Иван произнёс две проникновенные речи, которые, по словам летописца, повергли всех присутствовавших в слёзы радости и гордости за столь раннюю мудрость молодого государя (Ивану IV было в этот день 16 лет, три месяца и три недели).
Венчание на царство проходило 16 января 1547 года. В «Летописце начала царства» читаем: «В воскресенье венчан был на царство Русское благоверный великий князь всея Руси Иван Васильевич преосвящённым Макарием, митрополитом всея Руси, и архиепископами, и епископами, и архимандритами, и всем освящённым собором Русской митрополии. А венчан был животворящим крестом, и царским венцом, и бармами, которыми на царство Русское прародитель его Владимир Мономах».
Митрополит Макарий обратился к Ивану с речью, содержавшей мысль о высоте царского служения:
– Вас бо Господь Бог в Себе место избра на земли, и на Свой Престол вознёс, милость и живот посади у вас. И нарекаешься князь великий Иван Васильевич, боговенчанный царь и самодержец всея Великой Руси.
После молебна митрополит совершил помазание: великому князю давалась благодать Божья на служение Руси. На Ивана возложили знаки власти: Честной Животворящий Крест, бармы и шапку Мономаха. После этого митрополит Макарий благословил молодого царя укреплять «суд и правду» в родной земле, оборонять её от врагов, быть милостивым к подданным и строго карать зло, строго блюсти православную веру и всячески оберегать мать-церковь.
Из всего церемониала венчания Ивана IV на царство особое значение в глазах русского человека имел акт миропомазания, так как средневековый обыватель был фанатично религиозен и не знал никаких других учений мировоззренческого характера. Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн так объяснял смысл акта миропомазания: «Помазание царей святым миром[6] имеет своё основание в прямом повелении Божием. Об этом часто говорит Священное Писание, сообщая о помазании пророками и первосвященниками ветхозаветных царей в знак дарования им особой благодати Божией для богоугодного управления народом и царством. Православный катехизис свидетельствует, что „миропомазание есть таинство, в котором верующему при помазании священным миром частей тела во имя Святаго Духа, подаются дары Святаго Духа, возвращающие и укрепляющие в жизни духовной“.
Над каждым верующим это таинство совершается лишь единожды – сразу после крещения. Начиная с Иоанна Грозного, русский царь был единственным человеком на земле, над кем Святая церковь совершала это таинство дважды – свидетельствуя о благодатном даровании ему способностей, необходимых для нелёгкого царского служения.
Иван Грозный стал первым помазанником Божьим на русском престоле. Воцарение Грозного стало переломным моментом русской истории, завершив пятивековой процесс формирования русского народа как народа-богоносца, русской государственности как религиозно осмысленной верозащитной структуры, русского самосознания как осознания богослужебного долга, русского «воцерковленного» мироощущения как молитвенного чувства промыслительности всего происходящего. Соборность народа и его державность слились воедино, воплотившись в личность русского православного царя».
Действо коронации и акт миропомазания произвели на юного государя, психически не слишком уравновешенного, очень сильное впечатление. На несколько дней он скрылся в уединении, отмаливая накопившиеся грехи, а затем приказал собрать в Москве людей всякого чина и состояния, избранных всенародно, для важного государственного дела.
В один из воскресных дней (на исходе зимы) у лобного места собрался народ. После обедни царь вышел из Кремля с духовенством, с крестами, с боярами и охраной. Люди стояли в глубоком молчании.
Отслужили молебен, и Иоанн обратился к митрополиту:
– Святый владыко! Знаю усердие твоё ко благу и любовь к отечеству – будь же мне поборником в моих благих намерениях. Рано Бог лишил меня отца и матери; а вельможи не радели обо мне: хотели быть самовластными; моим именем похитили саны и чести, богатели неправдою, теснили народ – и никто не претил им. В жалком детстве своём я казался глухим и немым: не внимал стенанию бедных и не было обличения в устах моих! Вы, вы делали что хотели, злые крамольники, судии неправедные! Какой ответ дадите нам ныне? Сколько слёз, сколько крови от вас пролилося? Я чист от сея крови! А вы ждите суда небесного!
Тут царь поклонился на все стороны и продолжил:
– Люди божии и нам Богом дарованные! Молю вашу веру к Нему и любовь ко мне: будьте великодушны! Нельзя исправить минувшего зла: могу только впредь спасать вас от подобных притеснений и грабительств. Забудьте, чего уже нет и не будет; оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовию христианскою. Отныне я судия ваш и защитник.
Так началось самостоятельное правление государя, дела и пороки которого до сего дня остаются предметом разногласий и острых дискуссий среди учёных самых разных исторических школ и мировоззрений.
Принятие царского титула Иваном IV стало своеобразным (и пока формальным) переворотом в отношениях государя с наиболее знатной и влиятельной частью русского общества. Известный публицист В. Ф. Иванов писал по этому поводу: «Святой митрополит Макарий защитил самодержавие Грозного против преступной попытки бояр его расшатать. Великий святой предвидел, что в лице Грозного он обретает великого царя».
Ещё более радикальна в своих выводах Н. М. Пронина: «Вместе с Иваном венчалась и сама Русь, во всеуслышание принимая на себя высокое духовное наследие Византии, равно как с „бармами Мономаха" приняла она и наследие древнего Киева».
В отношении «всеуслышания» исследовательница несколько переборщила: иностранные государства были извещены об акте венчания русского государя только через… два года. Польские послы, например, с удивлением узнали, что Иван IV «царём венчался» по примеру прародителя своего Владимира Мономаха и имя (титул) «не чужое взял». Узнали официальным путём – через Посольский приказ. Не удовлетворившись устным сообщением, потребовали письменных доказательств. На что получили категорический отказ – хитроумные чинуши иностранного ведомства боялись, что, получив письменный ответ, поляки смогут обдумать свои возражения, а это породит спор. Но это привело к тому, что Речь Посполитая отказывалась признать новый титул российского правителя вплоть до петровского времени, то есть более полутора столетий.
Елей на душу молодого царя первой пролила братия Хиландарского монастыря. В послании Ивану IV 1548 года она титуловала его «единым правым государем, белым царём восточных и северных стран, святым, великим благочестивым царством, солнцем христианским, утверждением седми соборных столпов». Сербские хроники называли Ивана IV «надеждой всего Нового Израиля», «солнцем Православия», царём всех православных христиан.
Но только в 1562 году патриарх Иоасаф прислал Ивану IV грамоту, которая узаконивала его царский титул. Основанием для этого послужила легенда о вручении константинопольским императором Константином царских регалий киевскому князю Владимиру: «Венчали на царство благочестивейшого великого князя Владимира и даровали ему тогда царский венец на главу с диадемою и иные знаменья и одежды царские».
Светские государи Европы и Рим оказались менее сговорчивыми. Первой признала (1555 год) новый титул Ивана IV протестантская Англия.
Скрепы земные и небесные
Не слишком-то полагаясь на поддержку западноевропейских государств, митрополит Макарий призвал на помощь юному государю не только земную, но и небесную церковь в лице святых защитников Руси. С этой целью в начале февраля 1547 года в Москве был созван Освящённый собор.
В ходе своих многолетних трудов по составлению Четьи-Миней Макарий собрал сведения о жизни и подвигах святых, которые почитались на различных территориях страны. Настало время канонизировать их для общероссийского почитания.
В ходе работы, в которой царь принял участие, собор канонизировал 23 святых: великого воина и устроителя Руси Александра Невского, крестителя Муромской земли князя Константина с сыновьями Михаилом и Фёдором, митрополита московского Иону, известных подвижников Панфутия Боровского, Макария Калязинского, Александра Свирского, Савватия и Зосима Соловецких, Михаила Клопского, ученика Сергия Радонежского Никона и других.
Через неделю с небольшим в столице состоялось ещё одно торжество – царская свадьба. Женитьба должна была повысить статус юного государя как человека самостоятельного – хозяина, входящего во все дела родительской отчины.
В средневековой Руси супругу для молодого человека искали родители. У Ивана не было в живых ни отца, ни матери. Решающую роль в этом вопросе, конечно, сыграла его духовная мать – церковь. Вне всякого сомнения, Иван советовался с митрополитом Макарием и со своим духовником, протоиреем Благовещенского собора Фёдором Барминым.
Выбор пал на Анастасию Романову, которая славилась красотой, умом и благочестием. Бралась в расчёт и её родословная – происхождение от одного из потомков Захария Ивановича Кошкина, начавшего службу московским князьям уже в XIV столетии. Захарьины-Юрьевы были связаны родственными узами с другими семейными кланами, поэтому брак укреплял опору царя во всём старомосковском боярстве. Немаловажным было и то обстоятельство, что Захарьины-Юрьевы никогда не участвовали ни в каких заговорах и не принадлежали ни к каким оппозициям. Это был один из самых верных правителям родов аристократии.
Венчал молодых сам митрополит. Торжество проходило в Успенском соборе Кремля.
– Днесь таинством Церкви, – говорил Макарий, – соединены вы навеки, да вместе поклоняетесь Всевышнему и живёте в добродетели, а добродетель ваша есть правда и милость…
Первый брак Ивана IV был на редкость удачным – Анастасия оказалась «христолюбивой царицей», достойной супругой и правительницей. Она постоянно появлялась перед народом, вместе с мужем стояла в храмах на богослужениях. В частых паломничествах они шли пешком рука об руку.
Занимаясь благотворительностью, Анастасия ездила с собственной свитой раздавать милостыню, выкупала должников, посещала монастырские больницы. По русским обычаям она заведовала хозяйством мужа, в которое входили прислуга дворца и многочисленные царские сёла. Царица отдавала распоряжения, проверяла доходы и расходы. У неё был свой аппарат дьяков и подьячих.
Весьма показательно, что, отправляясь в казанский поход, Иван Васильевич номинально оставил за себя в Москве брата Юрия, но и жене дал немалые полномочия – «волю царскую». Вряд ли это случилось бы, будь Анастасия только добродетельной, смиренной и набожной, как характеризуют её летописи. Англичанин Горсей отмечал, например, что первая жена Грозного была мудрой и влиятельной, её любили и почитали подданные, но боялись. Конечно, боялись не простолюдины, а ближайшее окружение царя, у многих из которого имелись веские основания для переживаний за себя любимых.
Литературный портрет Анастасии нашёл отражение в «Житии Муромских чудотворцев святых благоверных князей Петра и Февронии» – великолепном памятнике, созданном псковским монахом Ермолаем-Еразмом и воспевающем идеал семьи и брака.
«И вошёл страх в душу мою»
Провозглашение Ивана IV царём ознаменовалось тяжелейшими бедствиями для Москвы – весной начались пожары. Сначала выгорел Китай-город. При этом в башне у Москвы-реки вспыхнул порох, и башню размело так, что кирпичи падали на другой берег. Через короткое время – новый пожар. На этот раз горело Заяузье.
Но всё это были цветочки по сравнению с тем, что случилось 21 июня. Летопись отмечала: «В десять часов дня загорелся храм Воздвижения Честного Креста на Арбатской улице. И была тогда великая буря, и потёк огонь, словно молния, и пронёсся в одночасье через всё Занеглименье». Скоро горел весь город. В огне погибло 1700 человек. Летописец печалился: «Прежде такого пожара в Москве не было, с тех пор как Москва стала. Ибо прежде не была Москва столь многолюдна, как ныне».
Пожары в Москве были не редкостью, а буднями, но этот за свою исключительность получил название «Великий». Его прямым последствием стало первое народное восстание в столице, спровоцированное противниками Глинских, родственников царя. Летопись рассказывает: «На пятый день после пожара, в воскресенье, приехали бояре к Успенскому собору на площадь, собрали чёрных людей и начали спрашивать их:
– Кто Москву зажёг?
Те же начали отвечать, что-де княгиня Анна Глинская с детьми своими волховала: вынимала сердца человеческие да клала в воду, кропила – и оттого-де Москва выгорела».
А говорили так чёрные люди потому, что были в ту пору Глинские у царя в приближении и люди их творили москвичам насилия и грабежи.
Анна Глинская – это бабка царя по матери, дети её, Михаил и Юрий, – его родные дяди, братья матери. Взбунтовавшимся москвичам удалось разыскать только князя Юрия. Его приволокли на Торг, там и порешили. После этого начался грабёж богатых людей.
Царь во время пожара убежал в Воробьёво. Восставшие направились туда на третий день после убийства Юрия. Здесь они потребовали выдачи Анны Глинской, ссылаясь на то, что та «сорокою летала да поджигала» дворы обывателей. Иван применил силу. «Царственная книга» повествует: «Царь же и великий князь повеле тех людей имати и казнити; о них же мнози разбегошася по иным градам, видяще свою вину, яко безумием своим сие сотвориша».
Это был первый опыт молодого государя по расправе с безоружными людьми. Поэтому многим удалось убежать, скрыться от царской мести. В дальнейшем Иван IV таких оплошностей уже не допускал.
Грандиозный пожар и появление в загородной резиденции царя разъярённых толп простолюдинов до смерти напугали трусливого правителя. Позднее он вспоминал: «Бог наслал великие пожары, и вошёл страх в душу мою и трепет в кости мои, смирился дух мой, умилился я и познал свои согрешения».
Иван не скоро пришёл в себя. И этот период его заторможенности стал золотым временем царствования Ивана IV Васильевича.
Великий пожар и народное волнение потрясли молодого государя (ему ещё не было 17 лет) и навсегда остались в его памяти. В июле 1564 года он запечатлел эти события в письме к А. М. Курбскому: «Наши изменники-бояре, улучив благоприятное время для своей измены, убедили скудоумных людей, что будто наша бабка, княгиня Анна Глинская, со своими детьми и слугами вынимала человеческие сердца и колдовала, и таким образом спалила Москву, и что будто мы знали об этом замысле.
И по наущению наших изменников народ, собравшись по обычаю судейскому, с криками захватил в приделе церкви великомученика Христова Димитрия Солунского, нашего боярина, князя Юрия Васильевича Глинского. Втащили его в соборную и великую церковь и бесчеловечно убили напротив митрополичьего места, залив церковь кровью, и, вытащив его тело через передние церковные двери, положили его на торжище, как осуждённого преступника.
Мы жили тогда в своём селе Воробьёве, и те же изменники подговорили народ и нас убить за то, что мы будто бы прячем от них у себя мать князя Юрия, княгиню Анну, и его брата, князя Михаила. Как же не посмеяться таким измышлениям? Чего ради нам самим жечь своё царство? Сколько ведь ценных вещей из родительского благословения у нас сгорело, каких во всей вселенной не сыщешь. Кто же может быть так безумен и злобен, чтобы, гневаясь на своих рабов, спалить своё собственное имущество? Он бы тогда поджёг их дома, а себя бы поберёг!»
В приводимой нами эпистоле царь писал о своём окружении: «В этом ли состоит достойная служба нам наших бояр и воевод, что они, собираясь без нашего ведома в собачьи стаи, убивают наших бояр, да ещё наших родственников? И так ли душу свою за нас полагают, что всегда жаждут отправить душу нашу из мира сего в вечную жизнь? Нам велят свято чтить закон, а сами нам в этом последовать не хотят!»
Ивану IV пришлось пережить немало разочарований в своих «верных» рабах. Он настолько разуверился в людях, что стал подозревать всех и каждого в злонамеренных помышлениях против него. Детские страхи и ужас, пережитый в 1547 году, стали тем фундаментом, на котором сформировались деспотизм и изуверство Ивана Васильевича, предпоследнего царя из династии Рюриковичей.
«Кто ни буди»
После июньского восстания 1547 года перед правительством Ивана IV встала задача по умиротворению посадского населения Москвы, вообще создание хотя бы видимости некой демократизации общества. Наглядным шагом к этому стал Челобитный приказ – символический мост между царём и народом.
Главой нового учреждения царь назначил окольничего Алексея Адашева, одного из страстных сторонников государственных реформ. По воспоминаниям современника, Иван Васильевич так обрисовал задачи Адашева на его ответственном посту:
– Поручаю тебе принимать челобитные от бедных и обиженных и разбирать их внимательно. Не бойся сильных и славных, похитивших почести и губящих своим насилием бедных и немощных. Не смотри и на слёзы бедного, клевещущего на богатых, ложными слезами хотящего быть правым, но всё рассматривай внимательно и приноси к нам истину, боясь лишь суда божия, обеливая судей правдивых от бояр и вельмож.
Человек широкого государственного ума, Адашев старался удовлетворить многочисленные жалобы и претензии, поступившие к нему, – всех, «кто ни буди». Во всяком случае, в одной из летописей его деятельность на посту главы Челобитного приказа оценивалась как вполне положительная: «В те годы Русская земля была в великой тишине и во благоденствии и в управе. А кому из челобитчиков откажет, тот в другой раз не бей челом. А кой боярин челобитной волочит – тому боярину не пробудет без кручины от государя».
То есть исполнение решений Челобитного приказа контролировалось. В крайних случаях дело доходило до царя, и тогда своевольному боярину или чиновнику приходилось плохо.
Немец Генрих Штаден свидетельствует: «Всё, что ни прикажет он, – всё исполняется, и всё, что запретит, – действительно остаётся под запретом».
К сожалению, добраться до всех злоупотреблявших своим положением и властью ещё не удавалось ни одному правительству, ни одному деспоту. Неслучайно именно во второй половине XVI столетия родилась сатирическая молитва – образец покаяния для брюхатых мздоимцев и «чиноначальных людей».
«О, горе мне, грешному!
Поделиться книгой: