Мир и нир

– Глей! Твоя зверюга взбесилась, – сдавленным голосом сообщил мой сотник. – Он порвал насмерть всю ночную стражу.

Что-то не клеилось в его версии.

Я шагнул ближе. При виде хозяина пёс успокоился и сдал назад, ляжками к телеге.

– Нираг! Посвети ближе. Не бзди, не тронет.

Я осмотрел трупы. У четверых горло не разорвано, а аккуратно перерезано. Нираг тоже врубился. Ну не способна ни одна собака взять нож, чтобы располосовать шею мужикам. А если и может, то только двуногая.

Всё ещё живой воин лишился кисти руки, она валялась рядом, сжимая нож.

– Фарт! Ты что натворил! – заорал на него сотник, ничуть не смущаясь, что тот умирает.

– Да… не… прости…

– Те четверо тоже хороши, – возмутился я. – Дрыхли как твари, оттого Фарт их легко порезал во сне. А ты, Нираг? Тоже проспал? Когда последний раз проверял посты?

На этом пришлось притормозить. Нельзя распекать сотника при десятниках и рядовых. Хоть он и облажался, мне нужен командир над отрядом.

Парни убрали мечи и ждали развязки. А внутри меня прозвучало конструктивное предложение.

– Хозяин! Позволь мне его душу выпить.

– Валяй.

В последний момент испугался, что не уточнил – чью душу. Нираг тоже зачислен в виноватые, но не настолько. Биб сориентировался верно. Фарт, не оправдавший своего имени в русском языке, изогнулся дугой и замер.

Свистнул меч. Голова отделилась от тела. Нираг деловито сунул её в мешок.

– Глей! Ты обещал каждому серебряный дин за поход, – он требовательно впился в меня взором. Считаю, не самое подходящее время торговаться об оплате, стоя в луже крови своих солдат и рядом с телегой, где лежит целое состояние в полновесном серебре… Нираг раздражал меня всё больше и не унимался: – Глей! Вдова Фарта получит только его голову. А те, уснувшие?

Вона как! Сориентировался, хитрец. Придётся подыграть.

– Их доля остаётся. У кого бабы-детишки, тем по дину. Если нет, меняю дин на двадцать дуков и отдаю оставшимся – пусть идут в кабак и помянут умерших. Тела забираем. Кроме Фарта. Нираг! Исполняй. До восхода стражу нести ввосьмером.

Внутри раздался звук… Даже не звук, а скорее ощущение отрыжки. Это был Биб, выпивший человечью душу и наевшийся ей досыта. Рядом со мной крутился Бобик, отведавший человечьего мяса. Выкрикивал команды Нираг, только что отрубивший голову трупу около телеги, где свалено награбленное у мертвецов…

Если честно, происходящее начало напрягать даже меня, толстокожего. Во всём должна быть мера. И в Средневековье надо бы устраиваться как-то цивилизованнее.

Хорошо, что мама не видит. Её нравоучительные и душеспасительные лекции длиннее клыков моего волкодава.

До реки Воли дошли так же нудно и тревожно, но, слава Моуи, без приключений. Эскорт степняков отстал. Напряжение улеглось, только когда колёса телег начали скрипеть по мёрзлой земле моего глейства.

Холод снаружи не отступил, а на душе потеплело. Скоро увижу Мюи, папу, маму. Да и Клай – не чужой. Надеюсь, Настя не испортит нам Новый год. С результатов похода расстраиваться нечего, потери невелики, причём, ни одного – по моей вине. Люди, к смертям привычные, приободрились. По дину каждому воину, по десять дуков хрымам. Щедро, балую их. Ну и ладно. Даже Нирага не хочу штрафовать за разгвоздяйство при проверке караула. Получит свои две серебрушки, пусть радуется.

И, буду честен, только сейчас ощутил, насколько велик взнос подлого Тенгруна. Надо пересчитать ещё раз, но серебра точно хватит не только налоги погасить да отправить пару сотен землекопов рыть здешний Беломорканал. Ещё и на приличное глейство в центре страны, не в пограничье.

Конечно, мне не нужны замки, чтоб меряться длиной градусника с королём Карахом и его главными прихлебателями-олигархами. Глаза бы мои их не видели. Я прикуплю земли, где легко добывать каменный уголь и железную руду, кварцевый песок и прочие нужные нужности. Дам папе возможность развернуться во всю ширь.

Караванного пути через Кирах и степь не будет, «спасибо» Тенгруну за инвестиционный климат. Но есть другой путь – в низовья реки, где Воля соединяется с Оранжевой, та впадает в море около Мармерриха. Именно так в моём родном мире ходили из варяг в греки. Надо собрать какие есть карты Мульда. Всего Гхарга, чую, ещё не составил никто. Сколько-то серебрушек уйдёт на разведку и картографию.

К вечеру, когда начали сгущаться сумерки, показалась роща Веруна, ближайшая к моему замку. Биб пискнул: Создатель здесь. Удивляться нечему, дед желает быстрее узнать, как дела с Тенгруном. Главное – улаживается ли ссора от передачи части степных земель под его, так сказать, юрисдикцию. Волнуется, лысый.

Я не сдержался и вывалил всё что думал про его неуважаемого коллегу, организовавшего натуральную подставу.

– А что ты хотел? – гыгыкнул божок. – Земли пустыни ты ещё ему не вернул? Не вернул. Отчего он должен быть к тебе расположен? Степняки ему не любы, зато привычны и понятны. Перегрызлись бы вы в степи, он понял бы – на кого рассчитывать. На победившего, то есть сильнейшего, ясное дело. Что смотришь? Тенгрун не обещал тебя не убивать.

Тут впору за голову хвататься. Либо просить Веруна открыть проход в Россию. На фоне местных богов российские бандюганы выглядят приличными и гуманными парнями.

О чём я ещё должен был договариваться со степным уродом? Требовать гарантии, что он не заразит нас сифилисом? Ведь не обещал, что не заразит…

Пытаясь перевести разговор в более приятное русло, рассказал Веруну о своих планах. Конечно, обещал, что возле любого рудника возникнет его роща.

– Хорошо! Саженцев дам, – старый хрыч оживился и откровенно расцвёл. – С Подгруном договорился?

– С ке-ем?! – а внутри сразу заныло в нехорошем предчувствии.

– С богом подземелий, конечно. Погреб или фундамент можешь вырыть, могилу там. На это он сквозь пальцы смотрит. А уж штольню без договоров и подношений – ни-ни. Враз свод обрушит, людей заживо похоронит. Тенгрун рядом с ним – добряк.

Приподнятое настроение испарилось.

С другой стороны, добывают же уголь и руду. А цена высока их от перевозки. Значит, и с подземным упырём добазариваются. Знать бы – как.

Верун не в курсе, а если и догадывается, то не говорит.

На том распрощались.

На последних шагах перед воротами в замок спросил Нирага:

– У Фарта осталась семья?

– Жена. Ребёнок. Один вроде. В деревне.

– Вдовы убитых Фартом…

– Погонят её кольями.

– Так. Баба за дурость и жадность своего мужика не в ответе. Дашь ей серебрушку, но тихо, чтоб никто не знал. Лучше золотом и медью.

– Из моей доли?

– Из глейской. Не дури. Да, ты прохлопал. Но не настолько, чтоб тебя прогибать. Мы – дома, серебро цело. С большего всё путём. Сейчас нас встретят.

Если я ожидал, что из замка выбежит Мюи, непростительно быстро семеня ногами для беременной, а Бобик радостно залает и запрыгает вокруг нас обоих, то ничего подобного. Стража открыла ворота, пустила нас внутрь. И народу не шибко много…

– Где брент Клай с его людьми? Неужто ещё не приехал?

– Приехал, господин глей. И наутро уехал, сказав: ноги моей здесь больше не будет, в доме колдунов, – охотно сообщил замковый хрым, такие любят мыть кости хозяевам. – Мюи у себя взаперти. Ваши батюшка с матушкой в доме, ужинать изволят.

Та-ак… Между членами моего семейства пробежала, кажется, чёрная кошка размером с пырха. И я даже догадываюсь, кто её вскормил и скомандовал ей «фас».

К спальне, месту самозаточения моей благоверной, хрымы потащили сундуки с серебром и золотом. Тянули с трудом, но самым сложным было войти в последнюю дверь, запертую на засов изнутри. Измочаленный походом, я менее всего был настроен на бой с супругой.

– Мюи! Открой, дорогая. Я измотан тяжкой дорогой, едва не погиб. Открой!

– Иди к своей Настье! – донеслось через минуту.

Ага… Спасибо, мама, просветила мою беременную жену. Более подходящего времени, конечно же, не нашла. И в присутствии её отца, чтоб два раза рот не открывать. Сразу всех отоварила.

– Мюи! Родная! Настя – жена твоего папы. Она мне нравилась и довольно сильно, но давно. Между нами ничего не было.

Лязгнул засов. Первая надежда на скорое прекращение глупых пререканий.

Моя рыжая распахнула дверь. Но стала в проёме, уткнув руки в бока и перегораживая вход. Соседство хрымов благоверную не смутило ни в малейшей степени. Пусть слышат.

– Ты утаил главное! Что был в неё без ума влюблён! Что она тебя отвергла! Так зачем привёл её сюда, стерев память? Чтоб она не могла вспомнить о твоей неудаче, и ты попробовал снова?

Дражайшая знала в общих чертах о случившемся. Но подробности, поданные определённым образом и соответствующе истолкованные, полностью исказили картину.

Я открыл было рот, чтоб ответить… И вдруг понял, что сию секунду это не главное. Мюи была в белой комнатной рубахе до пят. На уровне паха я увидел розовое пятно.

Развернул её спиной к себе и охнул. Худшее ожидание оправдалось. На попе пятно было ярче.

Кровотечение. Мюи теряет ребёнка. Нашего ребёнка!

– Биб! Зови Веруна сюда! Немедленно!!!

– Хозяин! Создатель не захочет встречаться за пределами рощи.

– Тогда я спалю все его рощи, пни выкорчую. Так и передай. Если у Мюи будет выкидыш из-за несвоевременной помощи, урою твоего божка нахрен.

Уважительному общению с высшими существами буду учиться как-нибудь в другой раз.

Глава 4

Через час мне стало стыдно.

Верун пришёл и помог. И было чувство, что не из-за угроз. Потом исчез, не спросив угощений, не выклянчив обещаний.

Мюи лежала на нашем трёхспальном алтаре Камасутры, переодетая в чистую рубаху, и сладко спала. Причмокнула, с кончика клыка упала прозрачная капелька.

Скажете, фу-фу, как противно? Что в этом приятного, если женщина во сне пачкает подушку слюнкой? Значит, вы не пережили этого страха за любимую, за нерождённое дитя, способное убить собственную мать преждевременными родами. И такая маленькая бытовая деталька, как капелька слюны на губе, даёт ощущение: всё нормально, всё обычно, всё плохое прошло. Более того, если бы Мюи помочилась в ночную вазу, я бы рассматривал содержимое горшка и выл от восторга, что там нет розовой примеси. Значит – кровотечение прекратилось, опасность миновала.

Не время и не место для брезгливости.

Перед тем как уснуть, Мюи заверила, что больше не сердится и простила меня.

Простила?! То есть я ещё в чём-то назначен виновным! Хорошо хоть не потребовала просить прощения. Извините, не в том настроении.

Только сейчас почувствовал, насколько голоден. Это Бобику просто. Тот наверняка сунулся в кухню и пристально посмотрел на первого попавшегося хрыма выразительным взглядом: выбирай, собачка отведает свиную ляжку или твою?

Спустился в зал. Родители по-прежнему сидели за столом. За пустым.

Я кликнул лакея, распорядился насчёт ужина. С ниром. Побольше нира, лучшего. Тройной перегонки, настоянного на дубовой щепе. Сейчас напьюсь в дым, не железный всё же. После таких передряг нервы ни к чёрту.

Только когда начал уписывать тушёные овощи с рубленой крольчатиной – готовилась к торжественному семейному обеду, но что уж сейчас её беречь, – мама решилась нарушить молчание.

– Ты ничего нам не хочешь сказать?

– Нет. Ты уже достаточно наговорила. За меня, за себя, за всех.

– Я сказала правду!

Первая сотка нира дала тепло внутри, но никак не сказалась на настроении. Только после второй сжатая внутри пружина начала тихонько отпускать. Медленно. Так и литра не хватит.

– Сын! Ответь матери, – поддакнул ей папа.

– Настаиваешь? Отвечаю. После её «правдивых» откровений у Мюи был стресс, открылось кровотечение. Она теряла ребёнка. Вашего внука, между прочим. Спасибо, мама. Ты это хотел услышать, отец?

Я налил третью. Им не предложил.

Мама должна была смутиться, признать неправоту, поинтересоваться самочувствием Мюи? Так мог подумать тот, кто плохо её знает. Или не знает совсем. Когда в её голове что-то клинит, эта умная и интеллигентная женщина ведёт себя как упёртая тупица.

В данном случае – снова попыталась сделать меня виноватым.

– Почему меня и доктора Хауса не позвал на помощь?

– Потому что позвал Веруна, он спас мне жену и ребёнка. С тебя довольно и того, что натворила накануне. Хватит!

– Что значит – хватит? – вопросил отец.

– То и значит. За здоровье моего сына! – я опрокинул чарку. – Это – Средневековье. Мир суровый и опасный. О том, что здесь надо вести себя осмотрительно, я повторял миллион раз. Мама, похоже, умудрилась продемонстрировать ручного верью моему тестю, разоткровенничалась, что мой Биб стёр Насте память, так?

– Но ты же мстил ей! Не мог забыть, что она тебя отвергла! Милый мой мальчик, я же для тебя старалась. Ты должен был освободиться от лжи, от недомолвок…

Вот как она себе внушила.

– Мама! Правда в том, что Настя пришла в этот мир за руку с человеком, надевшим на тебя собачий ошейник со взрывчаткой. Настя пыталась меня застрелить. Отшибить ей память – это единственное, что я мог сделать, останавливая её и не убивая.

– Но семь лет!

– А у меня было время обдумать? Она наставила на меня пистолет! Возможно, семь лет – мало. Уже к этому возрасту в ней могло накопиться дерьма предостаточно. Надо было вогнать в пелёнки.

Четвёртая сотка. Уже лучше. Невидимый вертолёт начал прогрев турбины. Скоро закружит…

– Ты жесток!

– Мир жесток, ма. И этот, и тот. Там – бандиты, в их появлении у вашего дома я виноват, потому и пригласил обоих сюда, под свою защиту. Когда ликвидировал хахаля Насти, здесь стало куда безопаснее. И относительно комфортно. Ты, мама, положила этому конец. Нас считают колдунами. За колдовство одно наказание – смерть. Если бы я приехал на несколько часов раньше, то успел бы исправить – подтёр память Клаю и его свите. Поздно.