Досье без названия

Она изучала лица, руки, позы и через несколько минут почувствовала, что умирает вместе с ними. Пришлось закрыть глаза и спрятать лицо, чтобы не было заметно, как она побледнела. Через несколько секунд вернулась к фотографиям, но теперь после каждых двух или трех делала паузы, чтобы найти в себе силы продолжать погружаться в смерть.

– Это так болезненно? – спросил Рафаэль во время четвертого перерыва.

– Невыносимо.

– А что конкретно вы ищете?

– Доказательства, что они действительно мертвы.

– То есть?

– Ну я же ничего не знаю о людях, с которыми разговаривала в Израиле три дня назад. Ни настоящих имен, ни, возможно, их лиц, ни чем они занимаются, ни на кого работают, правда же? Я вообще ни в чем не уверена. Они сказали, что Грэг погиб, но так ли это? А еще я не понимаю, зачем им нужно было вмешивать меня в эту историю. Где я и почему? Если они мертвы – это единственное, что я могу счесть реальным событием. Поэтому я ищу на фотографиях любые признаки того, что, как только закончились съемки, они встали со своих мест и ушли.

– Если хотите, у меня есть полное расследование французской полиции.

– Вы его прочли?

– Конечно.

– Действительно нет никаких следов присутствия третьих лиц?

– Вообще ничего.

– А вы можете мне понятно пересказать медицинское заключение о причинах смерти?

– В крови нашли смесь алкалоидов естественного происхождения. Ничего другого: ни наркотиков, ни снотворного, ни алкоголя, за исключением вина, в котором был яд.

– Кто их обнаружил?

– Пожарные. Было несколько вызовов соседей, которые почувствовали сильный запах газа. Или, точнее, соседям по лестничной клетке и двумя этажами ниже кто-то звонил в дверь и спрашивал, не у них ли в квартире утечка.

– А что было в квартире Ари?

– Газ был закрыт, но пахло так сильно, что пожарные посчитали необходимым войти в квартиру. В кухне на плите обнаружили джезву и следы убежавшего кофе. Ари любил варить кофе по-турецки. Видимо, не уследил, кофе залил огонь и газ шел некоторое время, пока он не спохватился.

– Вполне возможно, а так как их занимало совсем другое, они даже не стали открывать окна. Если, конечно, кофе варил Ари. А газ может скрывать что-то еще?

– Например?

– Запах чего-то или кого-то еще? Что необходимо скрыть, чтобы помешать расследованию? Ну не знаю, полицейские собаки, например, могут взять след, если очень пахнет газом? А кстати, там были собаки?

– Не было, но могли быть. С другой стороны, запах газа исчезает раньше остальных, и собаки могли появиться, как только пожарные убедились, что всё в порядке.

– А если газ был для людей, а для собак еще что-нибудь? Ну, я не знаю, чем можно обмануть собак? Что-то такое, что человек не заметил бы из-за газа, но из-за чего собаки потеряли бы нюх?.. Это возможно?

– Возможно, конечно, но тогда это предусмотрительность очень высокого уровня.

– Так мы и не ищем неумелого любителя. Он или она смогли убить Грэга и не вызвать никаких подозрений полиции. И кстати, а к тому, что находится в квартире, есть доступ? Может быть, вам бы удалось найти что-то?

– Мы работаем над этим. Да, и есть еще один интересный факт: полиции не удалось разыскать человека, звонившего соседям.

– Его никто не видел?

– Никто, но люди паниковали из-за газа и просто не обращали внимания.

– В конце концов, об этом можно вообще пока не думать. Если это что-то важное, найдется. К тому же я уже переполнена информацией. К сожалению, на сегодня мне вполне достаточно.

– Как хотите. Завтра когда вы здесь появитесь?

– Мне надо будет прибрать в одном месте рано с утра, но это не займет много времени. Можем договориться на одиннадцать.

Рафаэль забрал компьютер, альбом Сислея и уже собирался уходить, когда Камилль сказала:

– Я приготовлю обед на завтра. Есть что-то такое, чего вы не едите или на что у вас аллергия?

– Нет, можете готовить что хотите.

– Даже свинину? Морепродукты? Смесь мясного и молочного? Вы едите всё?

– Скажем так, Рафаэль ест всё. До завтра.

После его ухода Камилль провела в квартире еще три часа, чтобы хоть чуть-чуть продвинуться с уборкой, завершить которую за две недели казалось всё менее реальным.

25.01.2016. Записи Камилль Руше

Мне придется полностью изменить расписание, если я хочу успевать делать всё, что запланировано.

Нужно найти родителей, потерявших единственного ребенка, которые согласились бы со мной поговорить. Лучше всего отца.

В метро: молодой человек лет двадцати, везущий с собой пиццу. По мере того, как ее аромат распространяется по вагону, меняются усталые лица пассажиров.

Как узнать человека, не видя его лица и не слыша голоса? Прическу и цвет волос легко изменить, как и цвет глаз, одежду, манеру себя вести, двигаться и говорить. Что же остается, чтобы быть уверенным, что мы уже видели этого курьера, этого почтальона, этого слесаря, этого полицейского или военного? Не могу придумать ничего, кроме рук. Кого я могу узнать по рукам? Наверное, даже папу не узнаю… Нужно запоминать вены, родинки, бородавки, шрамы и форму костей.

Глава пятая.

26.01.2016, Париж. Квартира Юдифь

Камилль плохо спала и встала рано. Уже в восемь часов была у Ле Метров, которые уехали кататься на лыжах еще до ее отъезда в Израиль и квартира всё это время оставалась пустой. Нужно было только вытереть пыль, пропылесосить и полить цветы, так что, быстро всё сделав, к девяти она была в квартире Юдифь.

Сегодня она решила убирать внизу до встречи с Рафаэлем, чтобы заняться верхом во время своих небольших перерывов. Так можно было создать хотя бы иллюзорный барьер между собой и сюжетом, который поглощал ее всё больше и мешал даже нормально спать. Два часа она надраивала ванную и к одиннадцати всё еще не была довольна результатом.

Рафаэль появился в назначенное время с обычным приветствием – «Добрый день. Как дела?» – и положил на стол открытку с репродукцией «Вида на канал Сен-Мартен». Сегодня он вел себя чуть иначе – и при этом стал совсем не похож на человека, с которым она разговаривала вчера. Теперь Камилль почти пугало то, с какой легкостью он мог полностью преобразиться, не меняя внешность.

Он вынул из сумки свой компьютер и еще мобильный телефон, который протянул ей.

– Это вам. Будем общаться вчетвером, как и договаривались.

– Прямо сейчас? Но мне еще нечего рассказывать.

– Мы просто проверим, всё ли работает.

За две минуты он ей всё показал и убедился, что она поняла и запомнила, потом каждый сел на свое место и они начали разговор с Моисеем и Гедеоном.

Ее восхищало их терпение и понимание. Они безо всякого напряжения следовали тем правилам, на которых она настаивала, и ждали, когда ей нужно было время, чтобы что-то написать. Не она рассказывала что-то, а ей сообщали нужную информацию. Они проверили всех друзей и родственников. Никого из них не могло быть в Париже, кроме Рафаэля. Моисей сказал, что он не знает, как можно с уверенностью утверждать, что того не было в городе в день убийства.

Они попрощались, назначив следующую встречу через сорок восемь часов, и каждый удалил у себя весь прошедший разговор. Камилль выключила телефон и отдала его Рафаэлю. У нее было заготовлено много вопросов на сегодняшний день, но слова Моисея изменили ее планы.

– Почему так трудно доказать, что вас не было в тот день в Париже?

Он на некоторое время задумался – видимо, чтобы не сказать больше, чем нужно.

– Те, кто может подтвердить, что я был в другом месте, не должны ничего знать об этом деле или подозревать, что я веду двойную жизнь. Не говоря уже о том, что они вообще не должны слышать слово «Израиль».

– И начиная с какого момента точно известно, где вы находились?

– Через одиннадцать часов после того, как нашли тела, я получил приказ прервать работу и вернуться. После этого все мои передвижения можно проследить.

– Это в порядке вещей, что они вас отозвали? Всё из-за того, что вы братья?

– На первый вопрос ответ нет, на второй да. Это совершенно ненормально, но не каждый день происходит убийство сына агента и брата агента Моссада. И, конечно, нужно было убедиться, что я никак не связан со смертью брата. А еще было бы очень подозрительно, если бы меня не было на похоронах.

– А чисто теоретически было возможно слетать в Париж, успеть всё сделать и вернуться обратно до того, как пришел приказ?

Он опять задумался.

– Сложно, но возможно. Но пришлось бы всё подготовить заранее и рассчитать по минутам. Кстати, это косвенно доказывает, что в Париже меня не было. Если бы мне надо было их убить, я бы выбрал другое время. К тому же можно было бы придумать что-нибудь попроще и, конечно, запастись надежным алиби.

Камилль внимательно слушала и пыталась понять, как он на самом деле ко всему этому относится. С одной стороны, его отстраненность помогала ей концентрироваться на фактах, но с другой, чтобы лучше его понять, ей хотелось уловить, что именно он чувствует. Рафаэль был прекрасным посредником между ней и своим миром, но совсем не позволял понять, кто он такой.

– Давайте сделаем перерыв.

– Как хотите.

– Вернусь через час и пообедаем.

Камилль внезапно поняла, как ее раздражает отсутствие этого последнего алиби. Это бесило, как грязное пятно на идеально чистой поверхности, и мешало двигаться дальше. Она была так зла, что ей срочно надо было чем-то заняться. Нужно было немедленно увидеть плоды своего труда, и она бросилась мыть окна. Монотонные движения всегда успокаивали, а необходимость следить за тем, что и как делаешь, заставила сразу выкинуть из головы сложные передвижения шпионов и их странную работу.

Четыре больших окна в комнатах и маленькое в ванной легко поглотили слишком короткий час. Она вернулась вниз с обедом, думая, что есть они будут в полном молчании, но внезапно Рафаэль спросил:

– У вас хорошие отношения с отцом?

– С отцом? Почему это вас интересует?

– Хочу убедиться, что всё в вашем досье – правда.

– В моем досье? А, ну да, конечно, у вас должно быть на меня досье… Но я ведь могу начать выдумывать истории, верно?

– Вы должны знать, что «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным».

– Эта цитата сюда не подходит, там о другом речь. И что же мне вам сказать… мне кажется, у нас с отцом очень хорошие отношения. Он меня очень поддерживал, пока мама болела, и после этого тоже. Мы с ним всегда можем найти общий язык.

– То есть?

– Ну, например, он всегда сомневался, что я когда-либо смогу зарабатывать своими книгами, и поэтому настаивал на хорошей коммерческой школе, но согласился, что потом я могу делать то, что считаю нужным. Я получила диплом, который его устраивал, и после этого сделала свой выбор. Ему, конечно, совершенно не нравится, как я живу, но он не лезет ко мне с нравоучениями и соблюдает наши договоренности.

– А вы тоже не лезете к нему с нравоучениями?

– Я? По какому поводу?

– Например, по поводу развода.

– Во-первых, я считаю, что это не мое дело. А во-вторых, по многим причинам, мне кажется, что если бы не их развод, мы бы ни за что не были сейчас так близки.

Подумав немного, она добавила:

– И к тому же, я думаю, он счастлив. Жена его очень любит.

– А с ней у вас какие отношения?

– Сейчас нормальные. Она обожает отца и сначала ужасно ревновала его ко мне. Но они уже больше десяти лет вместе и, наверное, она смирилась с моим существованием. А может быть наконец поняла, что я не имею ничего ни против нее лично, ни против их брака. А может быть заранее думает о том, как мы будем делить наследство. В любом случае, она не так давно изменилась, и я всё еще воспринимаю ее как персонажа, а не как живого человека. Пока мы не очень близки, я могу придумать много историй с ее участием.

– Скажите, а что Грэг знал о вас?

– Откуда мне знать? Это у вас есть доступ к его отчетам.

– Но все-таки? У вас же есть мнение?

– Он разговаривал с моей подругой Марион, но я не знаю деталей. Ему было известно, чем я занимаюсь в жизни и что меня можно встретить в Орсэ каждое первое воскресенье месяца. В том документе, который мне показал ваш отец, Грэг говорит о моих персонажах и сюжетах, значит, он как-то прочел мои книги. Если вам нужно больше, нужно спрашивать у Марион, но я не представляю, как это сделать, чтобы не вызвать расспросов.

– Он знал, что вы хорошо готовите?

– Вряд ли. Откуда?

– Ваша подруга могла ему сказать.

– Не думаю, что они говорили обо мне достаточно долго, чтобы добраться до таких деталей.