– Скажем, Библия – это и рабочий инструмент тоже.
– А для вас?
– И для меня.
– Я уже пропустила какие-то цитаты?
– Да.
– Очень впечатляет. И Новый Завет тоже?
– Бывает.
– Он участвует в операциях, которые могут увеличить число его личных врагов?
– Очень маловероятно, потому что практически невозможно установить прямую связь.
– А его… работа до травмы?
– Точно так же.
– Почему вы так в этом уверены?
– Я уже говорил – характер его работы не изменился.
Камилль слушала и одновременно внимательно его изучала. Рафаэль только передавал ей нужные сведения; он как будто надел броню. Невозможно было догадаться, какие отношения связывают его с отцом. Гордится ли он им? Может быть, именно восхищение привело к тому, что он выбрал ту же профессию? Но по нему ничего нельзя было понять.
Ей вдруг захотелось изучить до малейших деталей жизнь этих людей иной породы. Знали ли братья, что работают на одну организацию? Были ли родители в курсе, чем занимаются дети? Имеют ли право знать правду их подружки, если они у них вообще есть? Тысячи вопросов крутились у нее в голове. Ей хотелось понять их мир до конца, удовлетворить свое обычное любопытство при виде незнакомых сюжетов, но приходилось задать себе прямой вопрос: действительно ли ей нужно знать столько подробностей, чтобы сделать то, о чем они просят?
– Такая редкость – иметь возможность взглянуть на совершенно незнакомый мир, – сказала Камилль. – Я не очень контролирую себя, когда кого-то исследую. Если вам кажется, что я увлеклась, сразу скажите.
– Хорошо. По-моему, я и так уже сказал больше, чем нужно.
– Нет-нет, подождите, не так быстро. Предположим, в профессиональном прошлом вашего отца и правда нет ничего, что связывало бы его с этой историей. Каков его… иерархический уровень сейчас?
– Очень высокий.
– У него могут быть враги внутри?.. Нет, это звучит как-то глупо, зачем тогда убивать Грэга? Забудьте или делайте, что считаете нужным, проверяйте эту версию, меня она не интересует. А чем занимается ваша мама? Она тоже сотрудник секретных служб?
– Моя мать – врач-педиатр.
– Невероятно…
Она подумала, что однажды, если вдруг представится случай, захочет расспросить его об отношениях Грэга с матерью. Углубляться в это сейчас не было совершенно никаких причин.
В таком состоянии она выглядела безумной и знала об этом. Женщина, которая всё время хватается за голову, трет руками лицо, держит себя за руки, чтобы не спрашивать еще и еще… Рафаэль смотрел на нее, как зоолог, изучающий поведение странной зверюшки. И сказал, не дожидаясь вопроса:
– Моя мать обожала Грэга. Врачи убедили ее, что у нее никогда не будет детей, поэтому пока не появился я, она обрушивала на него всю свою любовь.
– А потом?
– Потом у нее было два сына. Один – дар Божий, а другой – чудо Господне.
– А когда вы узнали, что Грэг ее приемный сын?
– Они никогда и не скрывали, просто мне это было совсем не интересно. Наверное, мне было лет десять, когда я всё понял. Предвосхищая ваш вопрос: нет, я никогда не ревновал и никогда не думал, что его она любит больше.
– Как она сейчас?
– Плохо.
– А ваш отец?
– Вы его видели.
– Нет, я видела Моисея, предположительно высокого представителя израильских секретных служб.
– У вас есть основания в этом сомневаться?
– У меня нет никакой возможности проверить, с кем именно я разговаривала. Но это точно не был отец, только что похоронивший сына. Поэтому я и спрашиваю, как он?
– Жаждет справедливости.
Камилль ненадолго задумалась. Два персонажа постепенно формировались в ее голове, и ей надо было дать им отлежаться.
– Мне нужно подумать, о чем еще вас спросить. Мы можем прерваться?
– Если хотите. Сколько вам нужно времени?
– Час, например?
– Конечно. Я подожду вас здесь.
– Что бы вы хотели на обед?
– В этом нет никакой необходимости.
– Для меня есть, я не смогу работать, если буду считать, что вы голодны.
– Вы об этом не узнаете.
– От вас, конечно, не узнаю, но буду судить по себе. Я, например, ничего не могу, когда голодна. Когда я вернусь, мы пообедаем.
Не дожидаясь ответа, она поднялась наверх и сразу начала опять собирать мусор. Методичная работа позволяла успокоиться и переварить скудную информацию. Когда мешков набралось слишком много, она решила выйти и избавиться хотя бы от нескольких. Для этого пришлось сначала найти консьержку, а заодно познакомиться и выяснить, где находятся ближайшая булочная и супермаркет.
По дороге она не думала ни о погоде, ни о том, что купить к обеду, и только уже возвращаясь, сообразила, что, возможно, Рафаэль не ест свинины или у него аллергия на шоколад. Впрочем, вряд ли секретные агенты могли себе позволить иметь ярко выраженные пищевые привычки.
Час, отпущенный ей, пока не закончился, и она использовала его, чтобы навести порядок в маленькой прачечной. Выкинула еще несколько мешков с мусором, освободила и снова наполнила стиральную машину, знакомые шумы которой, как и собственные привычные движения, помогали сосредоточиться.
Когда она вернулась в комнату для игр, Рафаэль спросил:
– Вы что, действительно убираете квартиру?
– Конечно, она же меня попросила.
– Но вы не обязаны этого делать.
– Как это не обязана? Она наняла меня, и вы сказали, что она ничего не знает о наших делах. Значит, я должна выполнить свою работу, и я ее выполняю.
– Самое позднее через две недели вы соберете нужную информацию и больше не будет никакой необходимости продолжать здесь встречаться. Можно будет просто уволиться и уйти.
– За кого вы меня принимаете? Я вам не секретный агент с сотней личностей в кармане. Я же не исчезну через две недели. Как сказал Гедеон, я буду продолжать жить своей обычной жизнью. Есть люди, которые дают мне рекомендации, люди, которые доверяют мне свои дома. Благодаря им я не умираю с голоду и делаю что хочу. К тому же я не могу бросить ее на произвол судьбы за две недели до приезда родителей.
– Окей, делайте, как считаете нужным.
– И к тому же мне лучше думается, когда руки заняты. Я навожу порядок и убираю, а одновременно сортирую идеи и полирую сюжеты. Так что уборка этого дома в ваших интересах. К тому же здешний беспорядок – точная аллегория нашего случая.
Некоторое время они ели в полном молчании, как вдруг Рафаэль отложил вилку и спросил:
– Где вы это купили?
– Это я не покупала, а приготовила. А всё остальное, конечно, купила. Обычно я ем только то, что готовлю сама, но ваш приход был сюрпризом, а на двоих нам этого было бы мало. А в чем проблема? Невкусно?
Он мрачно разглядывал свою тарелку, а потом так же строго посмотрел на Камилль.
– Наоборот, это очень вкусно.
Ей пришлось немного поразмыслить, чтобы понять.
– Вы удивлены, что я знаю разницу между кумином и мускатным орехом?
– И это тоже.
– А что еще?
– Что вы умеете готовить.
– А, ну это то же самое, что убирать. Мне приходится переключаться с одного на другое, чтобы персонажи отлежались и чтобы увидеть слабые места в сюжетах. А еще мне нравятся разнообразные вкусы, и я люблю открывать для себя новые вещи. Короче говоря, готовить —самый простой и самый дешевый способ – всё это получить.
– Вам это так важно?
– Меньше тратить? Конечно. Я живу как хочу, но для этого должна сама себя обеспечивать. Даже если в целом могла бы этого не делать. Моему отцу ненавистна сама мысль о том, что я могу в чем-то нуждаться, и при первой возможности он посылает мне денег. Но я стараюсь никогда их не трогать, откладываю на черный день. Никто не должен расплачиваться за то, что я решила заниматься чем-то совершенно бесполезным… Впрочем, всё это совсем не интересно, вернемся к нашим баранам.
– Спрашивайте.
– Почему Гедеон выбрал это имя?
– Потому что шестой судья Израиля по нескольку раз проверял волю Божью, прежде чем начать действовать. Гедеон аналитик и никогда не был действующим агентом. Он изучает доступные средства, взвешивает представляющиеся возможности, проверяет выполнимость заданий и выбирает, что именно лучше предпринять.
– Интересно. А его семья?
– Женат первым браком, и у них был единственный сын.
– Какой ужас… А Грэг был женат? У него были дети?
– Нет, у него есть… была подруга, с которой они жили уже много лет, но не были женаты.
– Сколько ему было лет?
– Между тридцатью пятью и сорока.
– Из чего можно заключить, что вам и Ари между тридцатью и тридцатью пятью?
– Да.
– И можно сказать, что у Гедеона нет внешних врагов, так как он всегда работает в тени. А чем занимается его жена?
– Она учительница, кстати, как и подруга Грэга.
– И Ари, у него кто-нибудь был?
– Мы пока никого не нашли.
– Он был вашим другом, и вы тоже ничего не знаете?
– На момент его смерти я не видел его и не разговаривал с ним уже двадцать шесть месяцев.
– То есть правильно ли я понимаю, что всё это время вы никак не общались, не переписывались, например?
– Именно так, я даже случайно ни разу его не встречал за это время.
– Понятно. Хотите кофе?
– Могу обойтись.
– Я лично собираюсь подняться наверх и сделать себе кофе. Могу сделать и вам, если хотите.
– Да, спасибо.
Камилль собрала со стола и поднялась на кухню, где находился единственный в доме предмет, за которым явно следили, – кофеварка. Пока наполнялись чашки, она загрузила посудомоечную машину, размышляя о том, что людям типа Юдифь стоит держать в доме не больше одной чашки, одной тарелки и по одному из столовых приборов. Тогда их придется сразу мыть. А сейчас она, видимо, постоянно докупает новую посуду так же, как поступает с одеждой.
Окружающий беспорядок так явно требовал немедленного вмешательства, что Камилль хотелось остаться здесь и заняться делом, результат которого будет сразу виден. Ей так нужно было вернуться к своей размеренной жизни, когда, поработав с утра, она могла всё оставшееся время посвятить собственным сюжетам и персонажам. Сама мысль о том, что где-то лежит ее блокнот с заметками, утешала, но сейчас ей пришлось взять и спустить вниз две чашки кофе, вспомнив по дороге, что она забыла спросить, нужны ли сахар или молоко.
– Расскажите мне всё, что можете, о том, как они погибли, – попросила она, устроившись за столом.
Рафаэль вынул из сумки небольшой компьютер, поставил его прямо перед ней и открыл папку с фотографиями. Каждую из них она рассматривала как отдельную историю, полностью оторванную от остальных. Всё было так, как говорил Моисей: ненакрытый стол и два пустых бокала, два человека с лицами, искаженными агонией, уютная квартира в доме, судя по всему, построенном в восьмидесятые.