Помоги проекту - поделись книгой:
Вера Русакова
Повесть о родительской любви
Эта история получилась такой, какой она получилась, из-за того, что умер кот. Банальность: ничтожные причины могут иногда пробуждать к жизни могучие силы, дотоле дремавшие, и вызывать великие последствия. Если бы кот не сдох, события, возможно, развивались бы как-то иначе (а возможно, что и нет), но он сдох, и жизнь молодого человека, торжественно вступавшего в пору своей прекрасной молодости, оказалась сломана, а сердце его самоотверженной матери – разбито. Если бы она знала об этом, то непременно бы убила, если не кота (сам умер), так котовью хозяйку.
В середине обычного буднего дня 1993 года восьмилетняя Наташа Селиванова вышла из школы в рассеянно-добродушном настроении, блаженно улыбаясь серому небу, осеннему ветру, себе самой и репетиторше. Последняя – скромная молодая женщина в темном плаще с поднятым от ветра воротником – ждала её на улице.
Пушок не вышел встречать хозяйку, и встревоженная непорядком Наташа побежала искать любимца, бросив в прихожей сумку и не дожидаясь приёма пищи. Кот лежал под креслом в углу – он был мёртв.
Алисе пришлось утешать расстроенную подопечную. Она объясняла, что бедный Пух был уже стар и слаб, что он давно недужил – Наташин рёв от этих утешений только усиливался. Неожиданно для самой себя девушка предложила сделать для Пуха последнее, что ещё можно было сделать – погрести его со всем почтением. Сказано – сделано: Наташа (тоже неожиданно для себя) увлеклась идеей, вытерла слёзы, и пошла к соседу просить лопату. Сосед – мужик старенький, но ещё бодрящийся – сделал глазки Алисе и дал две. Дом находился в новом районе, на окраине города; спустя десять минут после выхода из квартиры Алиса с лопатами и грустная Наташа со своей скорбной ношей оказались на пустыре, почти не тронутом цивилизацией (он был украшен только одной лысой покрышкой). Неумело действуя своими орудиями труда, они выкопали неглубокую яму в стороне от покрышки, под кустом, и положили туда завернутого в старое детское одеяльце кота. Над развёрстой могилой Алиса добрым словом помянула покойного, умного и ласкового зверя, а Наташа горько всхлипнула. То, что было Пушком, забросали землёй.
Пока Наташа аккуратно снимала с кустов жёлтые и красные листья, имея целью украсить ими могилу, погрустневшая и словно испугавшаяся чего-то Алиса оглядывала местность вокруг себя. Они и раньше гуляли здесь, но это было поздней весной, когда всё цвело и пахло, а солнце заливало мир торжествующим светом жизни. Сейчас здесь тоже было красиво, но совсем по-другому – жалкой и в тоже время величественной красотой осени.
Внезапно девушка увидела нечто такое, что заставило её похолодеть от страха. Она закрыла глаза, затем открыла их вновь. Страшное было на месте. Украдкой поглядывая на подопечную и стараясь не привлекать её внимания, Алиса подошла и наклонилась. Зрение не обманывало её.
Потом они пошли домой. Алиса позанималась с зарёванной девочкой, но быстро закончила урок. Освободившись, девушка направилась не домой, а на пустырь. Вторично просить лопату ей было неудобно; она присела на корточки, с грустью посмотрела на свои перчатки и решила пожертвовать ими.
Молодая, красивая, недавно кончившая университет следователь районной прокуратуры Кристина Александровна Аметистова внимательно слушала Алису.
– Понимаете, я увидела – прямо из земли торчит хвостик, ну как от косы, человеческие волосы. Я сначала подумала – глюки. Потом смотрю – вроде там копали, я сначала не обратила внимания. Потом раскопала, вернее, разбросала землю руками – точно коса, и ещё ковёр какой-то.
Было уже темно; два милиционера и эксперт раскапывали могилу, Кристина Александровна светила им фонариком.
– Почему вы сразу не обратились в милицию, ждали до вечера?
– Но ведь я не могла бросить Наташку, пришлось бы при ней звонить, потом с ней ехать сюда, а она нежная, и расстроилась сегодня … А потом, я боялась, вдруг кто-то просто отрезал волосы и бросил здесь, и я окажусь в глупом положении…
Алиса не оказалась в глупом положении. На свет, или вернее, на сумрак был извлечён рулон из старого потёртого ковра; когда его развернули, глазам присутствующих предстала мёртвая девочка лет 12-13, с разбитым виском. От её головы отходила удивительной, несовременной длины коса, вылезшая из ковра и показавшаяся из земли, словно в жуткой сказке.
Нервная Алиса, боясь, что её стошнит, отошла в темноту и отвернулась. Кристина Александровна, внутренне сжавшись, всё же отметила удивившую её подробность – одежда погибшей была в полном порядке. Она подошла и приподняла подол платья – на девочке были тёплые, плотные, ловко сидевшие колготки.
– Не мешайте, – сказал эксперт.
– Вы успокоились?
– Д-да…
– Подойдите, пожалуйста, и посмотрите. Вам известна эта особа?
Алиса подошла и с ужасом посмотрела.
Молчание.
Я её видела. Но кто она – не помню. Лицо определённо знакомое, но кто она, откуда и как её зовут – не помню.
– Постарайтесь, может быть, вспомните.
– Постараюсь… (неуверенно).
Она вспомнила утром следующего дня (спала, как это ни удивительно, без кошмаров).
– После института я год работала по специальности, учителем физики в шестой школе. Она училась в шестом классе, сейчас, значит, должна быть в седьмом. Зовут не то Ира, не то Люда, фамилия на «Щ»… Щеглова или Щеголева… Тихая, ничем не приметная, у неё ещё брат был, уж он-то не тихий… А классным у них была Валентина Феликсовна, математичка, хорошая женщина.
Хорошая женщина Валентина Феликсовна сидела в учительской – у неё было «окно» в расписании.
– Это Ира Щеглова из 6-го «А». Только что у неё на виске? Пятно какое-то…
– Это кровь. Она умерла от удара в висок.
Учительница была потрясена.
– Но я видела её в среду. Математика была у них последним уроком, Ира отвечала, получила пятёрку, радовалась…
– После этого вы её не видели?
– Видела, как она уходила из школы вместе с Эльвирой.
– А вчера?
– Нет, по четвергам у них нет моих уроков.
Валентина Феликсовна была полная, грустная и спокойная. Разговаривала она очень тихим голосом и медленно, обдумывая каждое слово.
– Ира была девочка неглупая, но несколько вялая, без огонька. Добрая, спокойная. Дружила с Машей Королёвой и Элей Раскиной. Была очень аккуратна, почти никогда не опаздывала, не прогуливала. Ну, это уж её мама натаскала, иногда даже перегибала палку. Однажды мы пошли в театр, я смотрю – Иры нет. Мы позвонили к ним домой, мама говорит – Ира не доделала уроки, пока не кончит, никуда не пойдёт. Я ей говорю – после театра доделает, нет – сначала дело, потом развлечения. Я как-то пыталась объяснять, что мол, вы бы помягче с девочкой, она и так чересчур робкая, забитая, а Татьяна Анатольевна мне в ответ – мой ребёнок, как считаю нужным, так и воспитываю. Ну что ж, в общем, справедливо… А вот сын у неё наоборот – наглый, дерзкий мальчишка, учиться не хочет, лениться. И с возрастом у него это не прошло, хотя пора бы, семнадцать лет. Скажите, Иру … изнасиловали?
Кристина смотрела на пожилую женщину с уважением и даже восхищением, по мере продолжения беседы всё возраставшими.
– Нет. Никаких следов каких-либо сексуальных действий.
– Странно. Почему её тогда убили?
– Нам это тоже непонятно. У неё были враги?
– Господь с вами, маленький ребёнок.
– А что вы знаете о финансовых делах её семьи?
– Ничего не знаю. Обычная семья, не богатая и не бедная.
– Родители Иры в разводе?
– Нисколько, нормальная семья. Почему вы так подумали?
– Вы рассказывали о её матери и брате, но ничего – об отце.
– А я о нём ничего не знаю, даже никогда не видела воочию. В классные журналы Иры и Саши он записан, и всё.
– Я хотела бы поговорить с её братом и подругами, Машей и Элей. Это возможно?
– Отчего бы нет? Только Маша сейчас болеет, а Эльвира и Саша здесь, в школе.
Табун здоровенных юнцов, стремящихся неведомо куда, едва не сбил Кристину с ног. Чудом устояв, она ухватилась за рукав одного, поспокойнее других, и спросила про Сашу Щеглова.
– Шуряк!!!
Шуряк на зов не явился. Пришлось Кристине направить свои стопы к кабинету географии, где должен был быть следующий урок у 11-го «Б». Стоя у стены, она наблюдала за милыми детскими играми: вот трое юнцов лет по четырнадцати колотят куда не попадя ровесницу; та сначала пытается отбиваться, но потом уже только прикрывается сумкой. На помощь несчастной приходит подруга; её прогоняют с криком «Только сунься, и тебя побьём!» У Кристины возникло желание вмешаться, но быстро прошло – себе дороже. В конце концов жертва мальчишеского благородства вырвалась и скрылась в безопасной гавани женского туалета.
Вот трое мальчишек, по виду, из первого или второго классов, прыгают друг через друга. Высокий, очень красивый темноволосый старшеклассник, проходя мимо, весело поддаёт одному из них ногой в бок. Рёв, ругань. Старшеклассник удаляется, унося открытую улыбку на милом, интеллигентном лице.
Вот паренёк с хорошим русским лицом, этакий Илья Муромец в детстве, объясняет изящной девочке:
– Давай, б…, по хорошему. Я, б…, не люблю баб по морде бить, но если ты мне не дашь списать – придётся.
«Боже, всё так же как было в моём детстве, – тоскливо думала Кристина, – только ещё хуже. Какие дурни пишут книжки о детях?». От наблюдений за течением счастливого детства Кристину отвлёк звонок.
Саша Щеглов оказался слащаво-красивым парнем невысокого роста, с вьющимися золотистыми волосами, ангельскими голубыми глазками и румянцем во всю щеку.
– Что надо?
– Следователь прокуратуры Кристина Аметистова. Я хочу поговорить с вами о вашей сестре.
Слова Кристины произвели волшебное действие. Счастливая улыбка сошла с лица юноши, полукружья бровей сошлись на переносице.
– Я не буду с вами разговаривать. Я несовершеннолетний, меня можно допрашивать только в присутствии родителей или учителя.
– А кто здесь говорит о допросе? – бесконечно удивилась Кристина. – Я сказала не
– А-а, какая разница, – бросил красавец и исчез за дверью.
Ошарашенная Кристина долго собиралась с мыслями. Конечно, она могла вызвать Щеглова, учителя, начать официальный допрос… Но вместо этого повернулась и пошла к кабинету истории.
Эльвира Раскина не выучила урока. Это с ней редко, но всё же случалось, и теперь она с тоской ждала, пока историк домучает Михайлова и возьмётся за неё. Она не любила Михайлова и обычно с удовольствием наблюдала за его мученьями, но сейчас собственная участь волновала её несравненно больше, чем все Михайловы на свете. Попроситься в туалет? Додумать свою мысль до конца, а тем паче осквернить уста ложью Эльвира не успела. Бог сжалился над ней и послал ей на помощь своего ангела, принявшего облик Кристины Александровны.
По вышеуказанной причине Эльвира, обычно молчаливая даже с ровесниками, а уж тем более со взрослыми, на этот раз разливалась соловьём.
– Ты дружила с Ирой Щегловой.
– Yes!
– Когда ты её видела в последний раз?
– Позавчера, в среду то есть. Мы вместе дошли до её дома, попрощались, я пошла дальше. Вчера Иры в школе не было, я позвонила – мать говорит: она у бабушки. А почему вы спрашиваете? С Ирой что-то случилось?
Кристина внимательно посмотрела на свою собеседницу. Перед ней сидела высокая толстенькая девочка с острыми, быстрыми глазками. Какие мысли бродят в её головке? Какой она будет, когда станет взрослой? Какой могла стать покойная Ира?
– Иры нет в живых. Она убита.
Испуганная девочка прикрыла ладошкой рот, словно защищаясь.
– Когда? За что?
– Именно это я и пытаюсь узнать. Я хочу, чтобы ты рассказала мне про Иру. Какая она была: умная, глупая, злая, добрая? Ничего не скрывай, её уже ни за что не накажут. Если ты боишься повредить себе, скажи: так и так, этого не должны знать родители.
Эльвира некоторое время молчала, затем начала говорить:
– Она была добрая, но глуповатая. Однажды я сильно вывихнула ногу, тяжело было идти, так она под руку тащила до травмы, хотя я её не просила. Мы рядом живём, поэтому часто ходили вместе домой, а по дороге разговаривали. Она … она была странная. Иногда кажется, что очень умная, а то вдруг глупость смажет. И ещё она была без характера.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… ей надо было, чтобы сразу всё получалось, чтобы на уроке понять всё сразу. Если что-то сразу не сделала или поняла, то и не вникала, топала дальше без этого.
– А это неправильно?
– Нет, – торжественно сказала Эля, – человек, если у него не получилось сразу, должен сделать вторую попытку. И даже десятую.
Кристина весело рассмеялась.
– Молодец, так держать. Ты говоришь, что вы часто разговаривали по дороге. О чём?
– Да так, ни о чём особенном. О знакомых, о книгах, о школе…
– На что она чаще всего жаловалась?
– На брата. Говорила, что он её всё время задирает, бьёт, отнимает у неё вещи. Однажды я ей одолжила книгу, а она не вернула. Потом рассказывала, что брат подошёл, когда она читала, вырвал у неё книгу, стал смеяться, говорить, что она дура, если женские романы читает. Ирка пыталась у него её отобрать, а он Иру избил, а роман мой порвал. Жалко, он мне нравился.
– А родители? Они за неё не заступались?
–Не-а. Отец у них незлой, но ему всё пофиг. А мать ещё сама орала: что ты мне вечно надоедаешь со своими жалобами, что у тебя за характер, с братом родным договориться не можешь. Татьяна Анатольевна вообще считала, что мужчины все слабые, а женщины сильные, и если бабу, например, изнасиловали, то она сама виновата, дура, значит, и тетеря. Должна была уметь постоять за себя.
– Чушь. Это я тебе как специалист говорю.
Эля посмотрела на Кристину Александровну почти с нежностью.
– Вот-вот, и я так думаю.
Поделиться книгой: