Помоги проекту - поделись книгой:
Мне ничего не говорят эти слова. Ладно, пусть лежит. Мало ли.
Бреду в ванную комнату, умываюсь и долго смотрю в отражение в зеркале. Одеваюсь – белая юбка, серая кофта, серый шарф – обнаруживаю в кармане юбки бумажник и ключи – только где находится дом, от которого эти ключи? – подхватываю ключ от номера и выхожу.
Захлопывая дверь номера, замечаю вдруг, что мне внутри очень-очень тепло. Как будто меня обняли изнутри.
Спускаюсь на лифте в холл.
Холл светлый и уютный. Высокие и раскидистые растения в горшках, диваны, кресла, маленькие столики. За некоторыми столиками посетители пьют кофе и читают прессу. За стойкой чем-то занята женщина с длинной светлой косой. Подхожу к ней.
– Добрый день. Я из… – смотрю на бирку, прикреплённую к ключу. – 317-го номера. Мне нужно что-то оплатить?
Она бросает то, чем она была занята, и смотрит на меня странным взглядом. Удивление, осторожность, интерес, наполненность какой-то историей.
– Нет, вам не нужно ничего платить. Для вас оплачен… – она смотрит на часы. – Видимо, уже ланч. Будете? Омлет, тосты, кофе?
Звучит отлично. Когда я последний раз ел?
– Да, спасибо. Куда мне пройти?
– Я провожу вас.
Столик в углу у окна оказывается не занят, и я располагаюсь там. Пока мне несут завтрак, смотрю в окно. Дневная жизнь торгового квартала. Если перегнуться через подлокотник кресла, потянуться к окну и повернуть голову, то из окна виден кусочек светло-оранжевого неба.
– Пожалуйста, вот ваш ланч.
– Благодарю вас.
Она выставляет передо мной анонсированный ланч, но не уходит. Стоит, прижав к груди поднос и смотрит на меня прежним сложносочинённым взглядом. Встречаюсь с ним и поднимаю брови.
– Прошу прощения за моё любопытство, – осторожно говорит она. – И, может быть, не мне об этом с вами говорить, но в курсе ли вы сегодняшнего происшествия?
– Происшествия? – переспрашиваю я и принимаюсь за омлет.
– Да. Адриан Айек. Вам знакомо это имя?
– Увы. У меня плохая память на имена и лица, – ого, я могу пошутить сам с собой на эту тему. Женщина не уходит. – В чём дело?
Она мнётся, но потом решается.
– Разрешите, я присяду ненадолго?
Я делаю жест вилкой в сторону незанятого стула. Омлет хорош. И кофе хорош. За такой завтрак я готов её выслушать.
– Вчера в номере 317 остановился человек по имени Адриан Айек. Вам точно не знакомо это имя?
– Говорю же, нет.
– Ну это же тот, который сделал эту империю голубых дирижаблей! Не знаете?
Пожимаю плечами. Она с недоверием вглядывается в моё лицо.
– В общем, человек с таким именем вчера остановился в номере 317. Потом он встретился в холле с вами, и вы вместе прошли в номер. Сегодня утром господин Айек спустился и… – она подбирает слова. – Предложил мне немалую сумму денег за то, чтобы я удалила из системы сведения о том, что он ночевал в номере 317, и внесла сведения о том, что на его имя был забронирован другой номер. Когда я спросила, зачем ему это нужно, он сказал, что в номере 317 спит его друг, и он не хочет, чтобы его беспокоили. Вы понимаете, о чём идёт речь?
– Увы.
– Но это же вы! – она удивлена. – Я помню вас со вчерашнего вечера! Вы не помните, что делали вчера вечером?
Я отставляю пустую тарелку и пододвигаю поджаренный хлеб и джем. Приглядываюсь к табличке с именем на её форме.
– Абрайя, я вынужден признаться, что страдаю амнезией, – она сдвигает брови. – Моя память обнуляется каждый день. Долговременные навыки – чтение, письмо, навыки жизни в обществе – остаются со мной, и я могу учиться, но я совершенно не помню своей личной истории. Вы удивитесь, но я не помню даже, как меня зовут. Я смотрелся в зеркало перед выходом из номера, но я не помню, как я выгляжу. Поэтому, увы, я не помню, что я делал вчера вечером.
– Должно быть, это очень удобно… – протягивает она, и я чуть не поперхнулся.
– Простите?
– Ой, – она краснеет. – Я не про вас. Я просто не думала, что он…
И она ещё больше краснеет. Я жду пояснений.
– В общем, я сделала, как попросил Адриан Айек. Мне он очень нравится, я с удовольствием читаю его интервью и колонки в газетах, и я была рада исполнить его просьбу. Как будто я участвую в каком-то приключении. Он попросил проводить его в новый номер, я провела, он потрогал ручку двери, зашёл, потрогал шкаф, стул, стол, ручку двери в ванную, кран в ванной – похоже, он оставлял отпечатки пальцев. Он лёг на кровать под одеяло и тут же встал. То есть, он оставил следы того, что он был в этом номере, и мы ушли. Спустились обратно, он попрощался и ушёл.
Она делает паузу и испытующе смотрит на меня. Я по-прежнему не понимаю, какое отношение эта история имеет ко мне. Разве что записка в номере была подписана «А.». Абрайя вздыхает и продолжает.
– А через полчаса пришла полиция. И сказала, что произошёл несчастный случай. На соседней улице Адриан Айек был сбит автобусом. Полиция как-то узнала, что он останавливался в этой гостинице, и они пришли для расследования. И тогда я поняла! Если бы Адриан не попросил меня провести заново регистрацию, полиция пришла бы к вам. И, учитывая, что вы сказали мне сейчас про вашу память, это могла бы быть неприятная ситуация. А так полицейские прошли в номер, который я им показала, осмотрели его и ушли. Такая история…
Она грустнеет и молчит. Я доедаю тосты и пью кофе.
– Неужели вам совсем не знаком Адриан Айек? – вдруг спрашивает Абрайя. – Подождите, тут где-то была газета с его фотографией…
Она вскакивает, делает несколько торопливых шагов к тумбочке с прессой и просматривает газеты в поисках нужной.
– Вот! – она кладёт передо мной газету. На фотографии сногсшибательной красоты черноволосый мужчина. Из его уха до плеча спускается серьга в виде рыбьего скелета. – Вот это Адриан Айек. Владелец империи голубых дирижаблей. Представляете, в этой статье он жив, сегодня утром он тоже был жив, а сейчас он уже мёртв…
Её голос гаснет. Я смотрю на фотографию, на написанное крупными буквами имя, и у меня не укладывается в голове.
Как мёртв?
Ведь мы же вчера…
Я ставлю чашку на стол и прислушиваюсь к себе. Что?
Ведь мы же вчера разговаривали и любили друг друга.
Я помню.
Амрис, ты гений.
Волна жара проходит по телу. Я вспомнил. Сам, по-настоящему вспомнил.
Амрис, это отличная идея. Отличная, отличная идея. Теперь я понимаю, как это работает: я восстанавливаю память об известие о твоей смерти.
Я резко встаю. Абрайя удивлённо смотрит на меня.
– Абрайя, большое спасибо вам за завтрак, то есть, ланч, и этот рассказ. Вы очень много сделали для меня сейчас.
Я улыбаюсь торжествующе. Абрайя смотрит озадаченно. Пожимает плечами.
– Рада, если так. Жалко только, что хороший человек умер.
– Поверьте мне, он умер не зря. Мне нужно идти. Желаю процветания вам и этому месту. Прощайте.
Киваю ей и ухожу. Дохожу до главной улицы, мне нужно на другую сторону. Город встречает меня обычным выбором, на какой свет идти: на алы й или на бирюзовый. И теперь, когда я всё помню, я иду на бирюзовый.
Ближайший причал воздушного транспорта – центр торгового квартала. Отсюда – пешком. То есть, бегом.
Прозрачный лифт мчит меня и ещё десяток людей на крышу, к которой швартуются дирижабли и воздушные шары. Дирижабль мне сейчас не подойдёт: в нём застеклённая кабина, чтобы дирижабли могли ходить в непогоду. А вот воздушный шар… то, что нужно.
Нужно будет подождать минут двадцать: один дирижабль, красный, сейчас выпускает пассажиров и отойдёт вскоре, на очереди стоит другой дирижабль, радужный. Пока он пришвартуется и выпустит пассажиров и наберёт новых… А за ним виднеется воздушный шар. Ярко-голубой, как мои глаза. Подожду его.
Стою под прозрачным навесом в зоне ожидания на крыше. Навес уберегает от солнца и не мешает обозревать окрестности. С рекламного щита на соседнем небоскрёбе на меня смотрит Амрис. Адриан Айек в этом воплощении. Ослепительно улыбается и мечтательно смотрит в небо. «Скоро увидимся», – шепчу. Скоро будет поле, скоро будет мгновенное и полное чувствование друг друга. Хотя – и по моему лицу расплывается улыбка, – в нежном телесном общении есть своя прелесть и свой смысл.
Небо напитывается насыщенным оранжевым. Город кажется теснее. Меня накрывает прохладной тенью, и, подняв голову, я не удивляюсь, что над моей головой, высоко, проходит голубой дирижабль. Возможно, он направляется в соседний город, раз идёт так высоко. Улыбаюсь ему, прикрываю глаза и дышу, слушаю, чувствую простор дружелюбного мира вокруг. Восхитительное ликующее ощущение исполненного воплощения. Сделал то, зачем пришёл. Почаще бы так…
Слышу негромкий гудок – это сигнал об отправлении радужного дирижабля. Открываю глаза, наблюдаю, как он отходит. И к крыше приближается голубой воздушный шар. Мой.
Моими попутчиками в этом полёте, не считая молодой женщины-пилота, оказываются пара с мальчиком лет пяти, пожилая леди и молодой мужчина в очках и с портфелем. Заходим в корзину и располагаемся вдоль бортиков. Бортик мне по грудь.
Конечно, мне страшно. Это всегда страшно. И, может быть, не очень хорошо, что столько свидетелей, особенно ребёнок, но я тороплюсь. А ребёнок, может быть, и не поймёт.
Шар отходит от причала, и мы направляемся в сторону научного городка. Здесь, на высоте, и жарко, и ветер. Однако в шарф я не закутываюсь: он мне только помешает.
Сердце бешено колотится, и я дышу, вытянув губы трубочкой. Меня начинает потряхивать.
Замечаю в углу корзины, на противоположной от места пилота стороне, ящик, на который можно будет встать. Тогда юбка не помешает широте шага.
Мне нужно просто представить, что я ныряю. Тогда я смогу это сделать. Мне нужно рассказать своему телу сказку о том, что совсем близко внизу – вода. Спеть песню о близости воды моим опорам, которые сейчас болтаются в воздухе и дают телу понять, что вокруг пустота, хотя я в корзине твёрдо стою на ногах.
Итак, я стою на пирсе, и в трёх метрах внизу меня вода. Мокрая. Шепчущая. Солёная. Плотная. Колышется. Ждёт меня. Готова принять меня в свои объятия. Так близко. Как Амрис…
Мужчина из пары приподнимает ребёнка, чтобы тому было видно пейзаж, хотя на уровне пояса взрослого человека в корзине есть широкая полоса из стекла, чтобы детям было и видно, и безопасно. Его супруга начинает объяснять ребёнку, что видно из корзины, пожилая леди с умилением смотрит на них. Деловой мужчина уткнулся в какое-то устройство и поглощён им. Пилот подняла голову и наблюдает за состоянием аэростата. На меня никто не смотрит.
Сейчас или никогда. К этому невозможно быть готовым.
Вода и Амрис – очень-очень близко.
Три.
Делаю шаг к ящику.
Два.
Ставлю на ящик ногу, приподнимаю юбку.
Один.
Ставлю другую ногу на бортик, делаю глубокий вдох – я просто ныряю, я просто ныряю, и вода близко-близко, и она готова принять меня в свои объятия, – и отталкиваюсь.
И лечу.
Лови.
***
«Ну что, ты на Землю?»
«Угу. Будешь Хранителем?»
«Конечно. Я примерно вижу векторы, но я буду рад пронаблюдать всё в реальном времени. Тем более, ты можешь во многих местах передумать. И, Кан, как же я хочу увидеть тебя в полную силу, с горящими глазами и жаждой жить! Я соскучился по тебе такому не меньше, чем ты по мне в недавнем мире».
«Я попробую, Амрис. Не могу обещать, но попробую».
«Ты помнишь, зачем ты это делаешь?»
«Я и сам по себе такому соскучился…»
«Ты придумал, как будешь восстанавливать память?»
«Да, я просто зацеплю её за твою прошлую смерть. За эту жизнь я так натренировал ощущение “мне туда”, что я просто не смогу пройти мимо. Благо, что ты, как всегда, суперзвезда, и сведения о твоей смерти найти не трудно. И так как я плохо пережил её тогда, заодно восстановлю помершие части себя. Одним камнем двух птиц. Главное, когда я пойду навстречу твоей смерти и себе рядом с твоей смертью, пожалуйста…»
«Я буду там, да. Только, Кан, любимый друг мой Кан-Гиор, будь там сам суперзвездой. Так, как можешь ты – и никто другой. Верь в своё нежное, мудрое, неповторимое сияние. Питай его. И главное – выпускай его в мир. Тогда всё получится».
«Спасибо, Амрис. Я попробую».
«Люблю тебя бесконечно. До связи, мой друг».
«Люблю тебя. До связи».
Поделиться книгой: