Колёса

Костя Спиридонов

Колёса

* * *

Есть такие хостелы,.. которые

Бамм… Он где лежит? Я должна его увидеть, – кричит утром Ольга

Потом начинает приставать к жильцу, своему соседу за стеной. Не было бы обмана?

Я не знаю. Меня слишком мажет, чтобы я… "Кто? – я?"

Видимо так и должно было произойти.

Она выпорхнула из клетки под названием "я". Она живёт по кайфу и в рот ебала всё остальное.

О, очнулся! Тебя как звать? Откуда есть?

Меня все ещё мазало. Я оглянулся по сторонам и понял, что я всё-таки в говно упорот, хотя и это мне сообщить было некому.

Ах да. Я очень сильно отвлёкся. Я хотел про хостелы.

– Вы все пидорасы! Мрази, гниды! Я убью вас всех. Нет, я не стану вас добивать, я оттащу вас на горячий источник "Сила кулака". Там вы и подохнете от гиповентиляции, грязные пидорасы!

Меня мажет. Так хорошо, что аж писать хочется. Вот и пишу.

Дрянь все это конечно. Слова, слова, слова. Ну а что мне остаётся?

Да ёбаный рот! Я же хотел рассказать про хостелы.

У С. я дольше оставаться не мог. Он вовсю готовился к своим выходным, настраивался и, разумеется, перспектива провести со мной эти выхи ему не улыбалась.

Я съехал. Всё, что у меня есть – это мой гроб и велосипед. У меня больше нет ничего.

Хостелы! Я съехал от С., но заселяться было некуда. Я ещё не получил зп, чтобы снять комнату. Не хватало буквально трёх дней.

Поэтому я начал искать хостел. Искал подешевле и нашел один вариантик, который приглянулся. 400р за ночь, по фоткам кровати приличные, сама квартира там разубрана, как невеста, в шёлковую драпировку и бархатные ковры под ногами.

В общем, сказка! Я позвонил, и мне сказали, что тот хостел у них уже закрыт давно.

Ну вот. Я также узнал, что у них есть новый хостел на Петроградке. По крайней мере, так мне говорил пацан на телефоне. Он направлял меня туда, мол, "живи там, там не хуже".

Ну я и поехал. Сперва я, разумеется, посмотрел отзывы на это "жильё" в яндекс картах.

Отзывов было ноль. Фотографий столько же.

Но я не стал обращать на это внимания и рванул туда на лясе. На небе была пасмурная стужа. Ноябрь.

По пути до этого хостела я глазел на девушек. Даже полностью одетые в осенние куртки и пальто, в толстых колготках под штанами, в защитных масках на лице они все равно каждый раз приковывают мой взгляд.

Их ноги. Их груди. Их белая, нежная кожа. О, как бы я хотел обладать этим вновь!

Женская красота, без сомнений, нечто не с этой планеты.

Я приехал в хостел. Гатчинская 1. Созвонившись снова с тем чуваком, что меня сюда направил, я получил инструкции по нахождению этого хостела.

Я зашёл в парадняк, который мне указал этот тип, поднялся по лестнице на пятый этаж.

Падик был хуевый. Узкий – некуда пристегнуть ляс (поэтому я пристегнул его на улице за водосток), повсюду мелкий сор по типу оберток и выпитых бутылок несколько.

Я все поднимался.

В окна парадняка выходила строго стена соседнего дома. Никакого простора, никакого воздуха и пейзажей. Только бежевая стена с облупившейся штукатуркой.

Я поднялся, и меня встретила бабище в халатике, как оказалось – она администратор.

У этой бабищи было лицо оплывшее от синьки, тело рыхлое и грубое от тяжёлых мужских рук.

На этаже также стояло несколько мужчин. Они курили и, очевидно, проживали именно в этом хостеле.

Бабище сразу спросила, не представляясь и не спрашивая моего имени, не я ли новый жилец? Я ответил, что я, и засмеялся как можно более располагающим образом.

Я чувствовал себя полным дерьмом, конченной мразью, петушнёй, когда улыбался этой бабище. Мне казалось, что необходимо произвести хорошее впечатление, ведь мне с ними жить ближайшее время.

Бабище с третьей попытки открыла дверь в квартиру (там стоял домофон, только он не звонил, а открывал дверь, если введёшь верные цифры) и повела меня демонстрировать хоромы.

Это был натуральный гадюшник! В комнате с кроватями не было и крупицы похожести на те фото, что смотрел. Несколько мужиков лежали там в одних трусах, ворочаясь от света, который моя бабища включила.

Зрелище давящее неготовых к самопожертвованию, к смерти в любое мгновение, к необходимости принимать решения и следовать им до конца, даже если что-то идёт не по плану.

Но я, разумеется, снял тут койку. Я думал о том, что мне нужно хоть где-то ночевать, что это только на пару дней, что это можно даже использовать в творчестве. История о человеке, который всё потерял и ищет чем бы это все заменить, чтобы не душнило в груди.

С бабищей мы составили типа договор, она рассказала мне о правилах (не курить внутри, не шуметь, не барагозить и главное – не бухать!). Будучи теперь ближе к ней, я увидел на её руках кровоподтёки и синяки, также на них была какая-то мялость – вроде как её руки десятилетиями выдалбливали, как хлопок для пряжи, на станке. Она была в халате на голое тело, в шерстяных ретузах, а сверху ещё и в шерстяных носках. Волосы её были уставшими, местами редкими.

Я смотрел на эту женщину и думал, что и в ней сидит ребенок. Маленькая девочка, что просто хотела любви. Девочка, для которой когда-то были совершенно безразличны и деньги, и социальный статус, и мнение окружающих.

Ведь и эта девчонка влюблялась (и было-то ведь это не так давно – ну двадцать, ну тридцать лет!). Ведь и она бежала на свидание со своим любимым с дрожью в сердце, будто они встречались впервые, хоть на деле это была их сотая встреча.

И эта девчонка водила своими тонкими, прозрачными, бесценными пальцами по его закрытым векам, по линиям его губ, по скату носа. И она щекоталась им, смеясь при этом как неудержимая. И она ласкалась к нему, позволяла гладить, прикасаться ко всем своим местам. Во всех изгибах её тела он оставил свой след.

Ведь и эта бабище имела юношу, влюбленного в неё, которому отказала по не любви, ещё будучи слишком молодой (сейчас бы ни за что не отпустила от себя такого лоха, по-любому раскрутила б его на всё лаве!). Ведь и у неё было время молодости и красоты, будущего и надежд, веры в себя и в возможность счастья.

Но теперь это просто бабище в сальном халатике, под дребезжащую отрыжку заполняющая договор аренды жилья.

Закончив с бумагами, бабище дала мне постельное белье, тапочки и снова проводила в комнату для выбора койки.

Я сначала хотел верхнюю (там двухъярусные), но когда узнал, что залезть туда можно только по приставной лесенке, я передумал и расположился на нижней койке в углу комнаты рядом с дверью.

Бабище ушла, пожелав мне "ну, живи", а я взялся застилать свою новую постель. Делая это, я краем глаза наблюдал за соседом по койке. Это был вроде нормальный пацан. В прикиде, конечно, не блестящем, но с идеей. На нём были трусняки по типу плавок (ненавижу такие) с изображением пса на писюне. Пёсик лежал, поджав под себя и хвост, и лапы, глядел большими, грустными глазами куда-то вверх.

Также на моём соседе была тишка по типу из льна что-ли. Товар явно не магазинный, походу, ему её кто-то сшил.

О, великое блаженство иметь любящую тебя пару рук, что сошьёт одеяние для чресел твоих! О, счастье и радость носить на себе такие знаки поистине великой любви!

Как жаль, что такая любовь недолговременна и стирается в пыль всего за горстку лет.

Я расстелил постель и лёг в неё. Сначала я досмотрел серию аниме, что осталась недосмотренной, пока отвлекался на поиск этого хостела.

Потом я обратился (максимально вежливо и деликатно) к своему соседу. Я спросил у него, есть ли клопы? Он ответил, что нет, что только недавно проводили их травлю.

У этого парня был выбрит лоб до середины башки, а оставшиеся волосы торчали в разные стороны заспанными петухами.

Я постеснялся спросить про причёску и продолжил смотреть аниме.

Жить надо в кайф, а не правильно! Какой мне прок в том, что я тысячу раз прав, что я почти святой в сравнении с этой блядью, что я читаю её, как детскую книжку, если она не со мной?

Если я не могу наслаждаться её присутствием, когда она сидит рядом; если не могу трогать её мягкое тело, где мне вздумается; если не могу слышать её голос, её эмоции и интонации; если не могу чувствовать того, что, когда она что-то говорит, то обращается ко мне и только ко мне. С кем бы и о чем бы ни был разговор, я слышал в её словах своё имя, с которым она обращалась к настоящему своему собеседнику.

И вот этого всего нет. Ушло и пропало, осталось в прошлом, лишь воспоминания о так и не сбывшейся мечте быть счастливыми вдвоём.

Ну да ладно. Хостел.

Я пролежал на этой койке где-то полтора часа – был перерыв до начала смены. И меня, как колорадский жук обгрызает картофель, обожрали клопы. Может это были и не клопы, а вши, или что там грызет и прыгает по человеку? Я этих тварей глазом не сумел рассмотреть. Но тело моё ощущало их существование в этом клоповнике на все сто.

Я лежал, смотрел аниме и стряхивал с глаз этих тварей. Они были совсем как дома здесь и отнюдь не смущались нарушением чужой зоны комфорта.

Через полтора часа я встал, оделся и ушел работать. Больше я в этот хостел не возвращался. Проплаченные тыща двести я списал на свою страсть проебывать деньги в пустое, порой даже вредное.

* * *

Я вышел на смену и отработал до одиннадцати ночи. Но в этот раз я не только работал, но и решал, что делать с этим хостелом и где ночевать?

Поначалу я в смиренном отчаянии говорил себе, что "придется", что "можно и потерпеть пару дней", что "люди же живут там как-то". Да опять же бегала мыслишка, что можно будет об этом написать, что это жжеённое место с прогоревшими людьми – прекрасная фактура. В памяти всплывала картина Маковского "Ночлежка".

Там изображена городская улица, на которую скопом вываливает народ из двухстворчатых дверей дома. Утро, лёгкий и нежный свет ложится поверх этих людей, их оборванного тряпья, заломанных шапок, поверх их рук с узловатыми пальцами и красными пятнами, ссадинами, трещинами.

Эту картину я видел в Севастопольском музее. Мы ходили туда вдвоём. Ещё вдвоём.

Это было лето и какие-то каникулы, у нас были бабки – немного, но этого было более чем достаточно для нас двоих и счастья. У нас были молодость, любовь и кайф.

Мы могли часами, порой даже сутками сидеть друг с другом и вовсе не разговаривать, испытывая при этом невыразимое чувство близости и тепла. Нам было в кайф всё, что угодно, главное, чтобы вдвоём.

Мы гуляли (О, сколько же мы тогда проводили времени в этих прогулках по городу, по его центральным улицам, по дворам с секретами, по набережным и пляжам – и всё это было таким наслаждением, какое не испытаю сейчас, даже если съём килограмм мдма!), мы забывали про сон, про еду, мы переставали злиться на других людей, когда были вместе, мы были счастливы.

Господи, как же я все это проебал?! Как же, отчего не хлебал взахлёб это счастье, эту полноту? Почему же был так уверен, что это продлится вечность? Что так и будем сидеть вместе, гулять вместе, беседовать без конца и спешки о всяком таком, чего и не придумаешь специально. Вдвоём.

Я был несчастен тем, что не делал, что должен. Меня томило, что не исполняю свою мечту, а просто живу по удовольствию, как самый обыкновенный мещанин. С тем лишь отличием, что у меня совсем нихуя не было, даже более-менее внятных способов заработка или их перспектив. Всё моё – была её любовь, она сама, принадлежащая мне, как квартира по наследству, как подаренная мне одной мимо проходящей девушкой конфета кит-кат, как великое прозрение и побуждение к жизни, другими словами, как дар.

Я снова отвлёкся, причём весьма сильно. Впрочем, это отнюдь не беда. Главное, чтобы шло ровно, чтобы были чувства помимо слов, чтобы речь была свободна и легка.

Я катался на велосипеде и таким образом работал, а в голове слушал разговор о том, где же мне сегодня ночевать.

Признав все же, что жить в таком заведении, даже одну ночь – это поистине слишком. Я ведь съехал от С., да и вообще вернулся в этот город, чтобы вспомнить радость жизни, кайфануть, чтобы забыть боль и обиду, а вовсе не для того, чтобы умножать заёбы житьём в клоповнике.

Но меня действительно мотало между двумя вариантами: позвонить С. и напроситься к нему обратно на несколько дней до зп или же пожить в этом хостеле. Первый вариант был, конечно, мне милее, но я при этом выставлял бы себя в очередной раз ссыкливой девочкой, что не следует своим же решениям. Второй вариант позволял "воспитать этическое в себе", как я сам для себя выразился. Позволял начать чувствовать себя мужчиной, который больше не нуждается в поддержке и сопливых хныканьях в плечо своей любимой. Этот вариант давал чувство собственного достоинства что-ли.

По итогу я все же выбрал вариант номер один. Я набрал С. и спросил, "можно ли?" По его словам и тону было понятно, что он этого совсем не хочет, ну вот ни чуточки не рад моему к нему возвращению. Но он все же позволил. Выставил ряд условий (убирать за собой, возвращать вещи на место, с которого их взял, не оставлять, в общем, следов), но все же позволил к себе заехать.

А ведь у него были долгожданные драгоценные выходные! Он работал перед ними две недели сплошняком из-за отпуска одного из сотрудников, он ещё за неделю до них начал грезить досугом и тем, как оторвётся на выхах. В планах были и бары, и шлюхи, и шоппинг, и прогулки по поздне-осеннему Питеру. А тут я со своими клопами.

Я все продолжал кататься на лясе и думал о решении, которое изменил.

А может зря я это? Ведь согласись, гадко будет теперь у С. мне ночевать. Ведь и он уже начал на меня посматривать, как на неприятное домашнее насекомое – не выведешь его, но и не расслабиться по соседству.

Да и мне самому тошно уже было от себя. Я начал замечать за собой чуть ли не подлизывающие интонации, когда по вечерам болтали с С. после работ о всяком. Я видел, как мысль о том, что всё-таки должен съехать, и действительность того, что никуда не съезжаю, проявляли на мне какое-то разлагающее воздействие.

Не катастрофично, конечно. Мы не говорим сейчас о содомии или предательстве доверившихся. Но голос начинал подрагивать порой какими-то блеющими, жалобными звуками, будто просящими о милости и снисхождении.

Мне это было не по нраву. Я часа два терзался между двумя вариантами ночлега. Хотелось мне того, что попроще да без клопов, а разум мой настаивал в необходимости собственного воспитания, в пользе трудностей для закалки воли, для укрепления собственного духа и, в конце концов, в терапии разбитого сердца этими средствами.

Разум мой полагал, что сумею наконец отвлечься, забыть, не вспоминать каждый день о той, которой больше не "свой".

По прошествии этих нескольких часов раздумий я внезапно придумал иной, третий путь, при котором и овцы целы, и волки сыты, так сказать.

Я решил снять койку в другом хостеле. Только чтобы на этот раз не в клоповнике, чтобы люди там были посветлее, чтобы администратором сидела не сальная бабища, а желательно симпатичная девушка с блестящими глазами и желанием понравится в них.

Я полистал ещё раз хостелы в яндекс картах, почитал отзывы, посмотрел фоточки и выбрал один на Малой Посадской. Там вроде как всё было вообще шоколад, даже цена дешевле, чем в том клоповнике – 300р за ночь и без минимального лимита дней.

Отработав наконец эту свою тревожную смену, я отправился на Малую Посадскую, предварительно позвонив и поинтересовавшись наличием свободных коек и верностью цены, указанной в яндекс картах.

Все было тип-топ – и по деньгам, и по номерам.

Я приехал в хостел, и на ресепе меня встретила уже не бабище, но все же какая-то измученная и озлобленная женщина. Я не сразу заметил, но когда она встала со своего рабочего места, чтобы показать по моей просьбе комнату, я увидел у неё горб. Это была натуральная горбунья, будто с мешочком картошки за спиной под одеждой!

У неё были кривоватые движения, качающаяся походка, недоверчивое выражение на лице.

В этом хостеле я и переночевал. До трёх ночи я лежал на своей койке в комнате, заполненной спящими мужчинами, и смотрел аниме. Я лишь дважды отвлёкся от этого занятия, чтобы выйти покурить, а так – старался изо всех сил не видеть окружающего, не осознавать мерзость ситуации, в которой оказался.

Ещё я старался не заходить на её страницу вк и не думать о ней подобно: "Она предала меня, втоптала в грязь мою мечту!" или "Она грязная мразь, шалава и пиздаболка!" или "Я убью её за всю эту свою боль, это не должно сойти ей с рук, я убью её и её петушка нового, и себя заодно!".

Не думать об этом не получалось.

Ночью я почувствовал клопов. Снова. Они тут были, хоть их количество и дурные манеры были не такими невыносимыми, как в предыдущем клоповнике. В общем, нормально. Жить можно, если понимать под жизнью только работу, просмотры аниме и сон.

В коридоре этого хотела было довольно уютно. Там был диванчик рядом чайный столик, деревянные новые стулья, книжки разные на полках, а на стене висела карта мира с приколотыми иголочками в разных местах планеты – видимо, чьи-то путешествия.

На этом диване сидела девушка. Она что-то печатала на ноутбуке, бегло посматривая на меня, пока бродил туда-сюда. У неё было немного строгое лицо, но все же прекрасное. Тонкие, округлые черты на аккуратном лице, волосы собранные в низкий, свободный хвост с выбившейся на щёку прядью, живые глаза, таящие желание поделиться божественной сладостью жизни с тем, кого полюбит сердце.

Все это было в ней и даже больше, но по тому, как она бросала на меня взгляды, было понятно, что не стоит даже пытаться.