Первый следователь: Ну, будет вам, будет. (
Слуга: К вам господин Горацио.
Первый следователь: Легок на помине… (
Горацио (
Священник (
Первый следователь: Мы вас слушаем.
Горацио: Вчера я давал здесь свои показания и, кажется, не слишком удачно. Мой рассказ был сбивчив и путан, и уж, во всяком случае, далек от той ясности, которую требовал его предмет, что вполне объяснимо, если принять во внимание мое неумение выступать перед такой блестящей аудиторией. (
Первый следователь (
Горацио: Нет, милорд. (
Священник (
Горацио: С глубоким почтением к вашему сану, святой отец.
Священник: Тогда ответьте мне на один вопрос.
Горацио: На все, на которые вы только пожелаете.
Священник: Пока лишь на один. (
Горацио: Со всей готовностью, раз вы просите… Тут нет секрета. (
Первый следователь: Сделайте одолжение.
Горацио (
Священник: Но сердце? Сердце?
Горацио: В этом я не волен.
Священник: Настолько, что вас не убедил бы даже голос Церкви? Вы так уверены?
Горацио: Как в том, что вижу вас. (
Первый следователь: Подальше от таких.
Второй следователь: Наоборот, поближе. Есть много способов, чтобы заставить их переменить это мнение.
Горацио: Как и всякое другое, я думаю.
Священник (
Горацио: В таком случае, святой отец, согласитесь, что он был на этот раз несколько непоследователен, раз ему пришлось наброситься на самого себя, да еще так, что зло в результате было наказано.
Священник: Ах, сын мой! Но какой ценой? И сколько пролилось невинной крови! Разве небо на это способно?.. Невинные лишились жизни, королевство – короля, престол – наследника, мать – сына, сын – матери, – Боже мой! – и это все по попущенью неба?
Первый следователь (
Горацио: Но на первый взгляд. (
Первый следователь: Похоже, нам грозит серьезный диспут. А ну-ка, ну-ка… (
Священник: Пусть, если этот угол – правда. (
Первый следователь (
Горацио: Но не смертелен.
Первый следователь: Ну-ка, ну-ка…
Горацио (
Первый следователь (
Священник (
Первый следователь (
Второй следователь: Да, и пребольно.
Горацио: Но лишь при том условии, что сказанное – верно.
Второй следователь: А разве нет?
Горацио: Если мы считаем, что ложь – только один из множества пороков, – то, что ж, тогда конечно. Но ложь – похуже всякого греха. Поднявшись выше звезд и опустившись ниже преисподней, ложь проросла сквозь мир, как плесень прорастает через хлеб, делая его негодным. А это значит, что она опережает всякий грех и всякий порок, и их заботливо растит, хранит и оберегает, как мать своих детей.
Первый следователь: Это что-то уж больно возвышенное.
Горацио: Как и всякая правда, милорд.
Первый следователь: Но все-таки сознайтесь, что вы немного перегнули палку.
Горацио: Скорее, недогнул. Взгляните сами, милорд. Мы называем дьявола князем мира, но это значит, что мир следовало бы тогда называть домом сатаны, то есть местом, где мы ютимся вдалеке от правды, погруженные в ложь, как в сон, не в силах пробудиться и вынужденные скитаться от сновиденья к сновидению, да, при этом, еще в полной уверенности, что мы не спим, что, согласитесь, хуже всякого сна.
Первый следователь (
Второй следователь (
Горацио (
Первый следователь: Мне кажется, мы потеряли в лице господина Горацио выдающегося проповедника. (
Священник: То же, что и любому другому. Пребывая в ничтожестве и грехе, мы со смирением взываем к небесам и ждем от них ответа.
Первый следователь (
Горацио (
(
Священник: Скорбим и молимся о нем вместе с вами. (
Первый следователь (
Горацио (
Первый следователь: Нет?.. (
Горацио: Нет, нет, милорд, совсем не потому, что не доверяю ее советам. Причина здесь в другом… Подумайте, кому нужны советы? Наверное, тому, кто немощен, кого одолевают сомненья, кто растерян, слаб или напуган…
Священник: Мы все слабы.
Горацио: Но все по-разному. Для многих и многих эта слабость в том, что они боятся правды, страшась взглянуть ей прямиком в лицо. Вот где нужны совет, поддержка, помощь, – но только не такие, какие человек себе желает сам. Посмотрите почти на любого, и вы в этом убедитесь. Человек отворачивается от того, что его пугает или кажется непреодолимым, а это значит, что он бежит от самого себя, чтобы спрятаться в толпе, среди себе подобных, чтобы получить здесь утешенье и поддержку. Что такое толпа, как не собранье тех, кто поддерживают друг друга в своей слабости? И отчего человек так любит, когда его утешают и убеждают, если не оттого, что он изо всех сил хочет быть обманутым? Возьмите, к примеру, все эти расхожие фразочки, на которые мы все не скупимся, и которые сами охотно принимаем от других, все эти «нет, ты совсем не стар», или «седина тебе к лицу», «ты проживешь еще сто лет», «все будет хорошо», «все обойдется» и многое другое, – на первый взгляд, пустяк, но за которым скрывается напуганная до смерти душа, которая, страшась сказать себе «я стар», «я некрасив», «я смертен», «я безволен», «труслив», «моя жизнь пуста», «бессмысленна», «нелепа», «скучна», – стремится, во что бы то ни стало, сохранить покой неведенья, пусть и ценой обмана, боясь признаться самому себе в той простой правде, без которой никто не сделает вперед и шагу, куда бы он ни шел…
Первый следователь (
Горацио: Такой, милорд, в которой человек не боялся бы смотреть правде в глаза, взяв на свои плечи тяжелый груз ответственности, как это сделал Гамлет. Потому что правда – это всего только ответственность, и ничего больше. И тот, кто принял этот груз, – не побоявшись, подобно принцу, поверить своим глазам и ушам, – тот стал самим собой. (
Священник: Побойтесь Бога! Церковь – не толпа!
Горацио: Но только потому, что каждый здесь, теснясь плечом к плечу, и повторяя вместе со всеми слова молитвы, и исповедуя все то, что велит нам Символ веры, стоит один, в безлюдье, как в пустыне, без человеческой помощи и поддержки, взяв на себя груз ответственности и отвечая только перед небом. Уберите это – и что останется? Да все та же толпа, к тому же, погрязшая в суевериях, ничуть не меньших, чем суеверия язычников.
Первый следователь (
Священник: Вы требуете от человека слишком много.
Горацио (
Помилуйте, святой отец! Да, неужели же Спаситель приходил к толпе? А я-то, грешным делом, думал, что он приходит к каждому из нас, чтоб каждый мог подняться и стать собой… Что, разве это толпа стоит в воскресенье перед Святою Чашей, а не всегда лишь одинокий человек, со всей ответственностью решившийся взглянуть в глаза небесам и вынести их взгляд?
Священник (
Первый следователь (
Горацио: Сказать, пожалуй, нечего… Ну, разве только вот что… Однажды, я видел, как сжигали двух ведьм. Одна из них богохульствовала, а другая молилась. Как вы думаете, святой отец, кто из них был ближе к спасению?
Первый следователь (
Священник: Нет, нет. Я не скажу того, что вы от меня ждете. Откуда нам знать то, что открыто только Богу? Он читает в сердцах, тогда как мы судим только по поступкам.
Горацио: Так и предоставьте Ему делать это дальше.
Первый следователь (
Горацио: Нет, в самом деле, если уж Он посчитал нужным открыть нам столь странным способом дьявольские козни, а ложь, упрятанную так глубоко, что никаким другим способом ее было не достать, вывел наружу, то отчего бы нам не принять это как должное, а не торопиться поскорее объявить все это небылицей?.. Ей-Богу, это даже интересно! Возьмите любой «Катехизис» – и вы там прочитаете, что небеса свободны от нашей арифметики и алгебры, и что у них другие мерки, по которым они мерят, – но все это одни только слова, да, к тому же, еще и пустые, потому что стоит только небесам мельком взглянуть нам прямо в глаза, как мы спешим поскорее отвести взгляд и сразу валим все на дьявольское наваждение, чтобы сохранить свой покой. (
Первый следователь (
Священник: Со смиреньем повторю еще раз: где кровь и грязь, там небо далеко.
Горацио (
(
Первый следователь: Уж больно вы вспыльчивы. Вам бы надо пить крапивный отвар. А то так недалеко и до чахотки.