Родная кровь

Саша Перкис

Родная кровь

Розовые блики солнца запутались в кудрях Майки, но парень рассвета не видел, как и ничего перед собой. Дрожащие колени грозили вот-вот подкоситься, в ушах бухало сердце, рваные вдохи царапали воздух хрипом. Оглушённый, в разодранной футболке и грязных джинсах, на теле серыми разводами застыла копоть и пыль. Леденящий душу ужас лихорадочно выстукивал в мозгу: "Я жив! Жив! Но лучше бы остался лежать там…"

***

Учебный год у Майки начался нелегко. Его мама, теперь Элен Хиденстом, всё время волновалась, как скажутся на сыне внезапный переезд, её новое семейное положение и перевод в другой колледж. Маленький провинциальный городок в Уэльсе после мегаполиса казался ей клеткой, в которой её мальчику будет тесно и душно. Однако Эрик, его сводный старший брат, которого она попросила присматривать за Майки, ничего такого не замечал.

То есть он замечал всё, что касалось брата, но странности в нём были скорее иного толка.

Уже три недели прошло с тех пор, как их семьи стали одним целым.

В колледже Майки держался неприметно, несмотря на то, что почти сразу вступил в музыкальную группу. На уроках он почти не светился, ни с кем из сокурсников не стремился подружиться. У учителей создавалось впечатление, что он очень замкнут и подвержен депрессии.

Однако дома парень заметно расслаблялся, всегда был весел, без спроса заваливался в комнату к Эрику, бренча на гитаре, ложился к нему под бок на кровать и без умолку трещал, не обращая внимания на то, что старший брат делает домашку.

Они с Эриком были совершенно не похожи. Не то чтобы сводные братья должны иметь внешнее сходство, однако, Эрик с удовольствием отмечал разницу в их внешности, открещиваясь от любых намёков на их родство.

Сам он был немного выше, крепче и не обладал такой точёной фигурой, как брат. У Эрика были прямые тёмные волосы, спускавшиеся на глаза, нос с горбинкой. Вечно угрюмый вид и сдвинутые густые брови делали его похожим на стервятника, наблюдающего за жертвой. И только когда он улыбался, этот эффект рассеивался.

Его брат напротив всегда излучал жизнелюбие. Правильные аккуратные черты его лица прекрасно дополняли внутреннее состояние. Тонкая переносица делала его похожим на аристократа, обрамлённые пушистыми ресницами светло-карие глаза смотрели цепко и в то же время дружелюбно, и маленький рот с вздёрнутой к кончику носа верхней губой казался Эрику девчачьим. Губы у брата становились бледными только тогда, когда он был измождён после бессонной ночи. Под утро под глазами залегали тени, придававшие его облику мрачное очарование. И манера разговаривать тоже была особенной – Майки иногда говорил кошачьими интонациями, лениво растягивая слова и играя тембром.

Ещё с прошлого лета, когда мачеха привезла Майки познакомиться, Эрика охватило раздражение. С тех пор он пристально следил за братом, подмечая всё новые и новые детали, чтобы потом с ненавистью перебирать их в голове, закрывшись в своей комнате.

Началось всё с их первого разговора, когда Майки практически с порога принялся подтрунивать над старушечьим акцентом Эрика.

– Эрик, скажи это ещё раз!

– Что именно? – приняв его интерес за чистую монету, парень расплылся в идиотской улыбке.

– Да всё равно! – Майки уселся напротив и с энтузиазмом подался вперёд, чтобы не пропустить ни слова. – Это звучит так забавно, словно в тебя вселилась чья-то прабабушка!

Пожалуй, с этого момента, зерно неприязни и упало в сердце Эрика. Он дёрнул плечом и до скрипа сжал  в руке переплёт старого кожаного семейного альбома, глядя на своего нового, такого американского и современного сводного брата.

– Что это? – тут же прицепился Майки. – Поверить не могу! Неужели это твоё? – тараторил он. – Я думаю, это последний в мире альбом!

Эрик заскрипел зубами. Здесь были собраны фотографии, которые отображали историю их семьи вплоть до конца 19 века, и он с отцом лично собирал их в увесистый фолиант. И тут какой-то понаехавший сопляк…

– Ну открывай уже! Что за секреты ты там хранишь? – нетерпеливо скомандовал Майки, и оказалось, что было между ними было что-то похуже "родства".

Поначалу они рассматривали фотографии старых улиц, и гость наконец перестал цепляться, потому что маленькие кусочки сепиевой матовой бумаги действительно стоили внимания. Старинные здания, многие из которых всё ещё стояли в городе подобно заросшим могильным камням, на страницах альбома были ухоженными, свеженькими, кирпичик к кирпичику.

– Погоди-ка… – Майки вдруг выхватил альбом и уложил к себе на колени, рассматривая фото небольшого двухэтажного дома. Снимок был старым и потёртым, возможно от этого дом на нём выглядел таким зловещим, одиноким и мрачным, с тёмными лишёнными занавесок окнами. – Ну точно… – выдохнул Майки и поднял глаза на недоверчиво смотревшего на него Эрика. –  У нас на чердаке в старых вещах я видел точно такую же фотографию…

– Откуда она у тебя? Это дом, где произошло несчастье… – от удивления парень даже забыл о своём раздражении и обиде.

– Жестокое убийство целой семьи… – кивнул младший. – Их нашли в подвале с отрубленными головами. Это были наши прямые родственники. Мои предки покинули Англию именно после этого случая, и с тех пор уже несколько поколений мы американцы.

После такого признания Эрик и невзлюбил Майки окончательно. Потому что мужчина, который обезглавил пять человек в подвале дома с фотографии, был его пра-пра-дедушкой, а также лучшим другом убитого главы семейства. Эрик никогда не видел никаких изображений этого человека, но отец говорил, что спустя три дня после преступления мистер Хиденстом скончался в психиатрической клинике во время припадка. Он бился в конвульсиях и кричал что-то о  проклятии, о том, что кто-то "сам их впустил" и о том, что всё повторится через сто лет.

Эрик тогда ничего не рассказал Майки, но от этих мыслей его бросило в удушливый жар. Ему казалось, что в комнате нечем дышать, потому что весь воздух пропитан присутствием новоиспечённого брата. Было одновременно тесно, некомфортно и мучительно хорошо.

А теперь, когда они стали жить вместе, деться от Майки стало совершенно некуда. Да, у них были разные комнаты, но Эрику всё время казалось, что Майки слишком много. Он был просто везде. Утром сонно открывалась дверь в его комнату, и босые ступни шлёпали в ванную (их общую ванную!), поэтому Эрику приходилось залезать в уже мокрую душевую, где на каждой стенке блестели капли воды с кожи брата.

Необходимость делить ванную комнату, пожалуй, была самым болезненным обстоятельством – их зубные щётки прижимались и тёрлись друг о друга в стаканчике, влага с полотенца Майки успевала проникать на полотенце Эрика, а в корзине для белья валялись вещи младшего брата.

Однако за пределами ванной Эрика также преследовал тонкий аромат лосьона, крема для волос или ополаскивателя для рта и вечные мелодии, которые Майки мычал себе под нос, хрустя на кухне тостом с джемом.

И хуже всего прикосновения. Брат постоянно находил возможность тактильно выразить своё присутствие, несмотря на то, что не делал это явно. К примеру, он прекрасно обходился без рукопожатий или объятий, зато садился за стол всегда так, чтобы их колени и локти касались. Если они рядом стояли, то Майки непременно пристраивал свой локоть куда-то в бок Эрику или практически облокачивался на него.

За завтраком в первую же неделю их совместного проживания Эрик вспылил.

– Майки, тебе обязательно всегда ко мне липнуть? Сядь в другое место.

Элен подавила возмущённый возглас, а отец послал ему грозный взгляд через весь стол.

– Но мы же братья, – ответил Майки. – Что в этом такого?

– Мы даже не родственники, сам подумай! – цыкнул Эрик, отсаживаясь. – Просто наши родители поженились.

Это замечание повисло в ледяной тишине на целую минуту.  Затем родители переключились на обсуждение новостей:  снова пропал подросток. В газетах выдвигались разные предположения от маньяка до самоубийств. Родители пропавших  отмечали необычное поведение детей перед исчезновением – апатию, вялость, проблемы со сном.

Майки, внимательно слушая беседу взрослых, не стал специально двигаться к Эрику, но на следующий день всё забылось и встало на свои места. А отец пришёл в комнату сына и, немного помявшись, бросил:

– В общем. Не порти всё, когда у меня только жизнь начала налаживаться, Эрик.

В целом парень не имел ничего против нового положения вещей и искренне радовался за отца, да и понимал, что сводному брату, возможно, было тоже нелегко. Хотя по последнему этого было не сказать. В конце концов, Эрик понял, что, видимо, тут дело только в его личной карме, и придётся как-то вывозить. Поэтому теперь сносил всё молча, радуясь тому, что в колледже можно стряхнуть с себя эту одержимость братом и забить голову учёбой.

А потом Элен сама попросила приглядывать за Майки. Этим Эрик оправдывал то, что не закрывал на ночь дверь в свою комнату и утром мог наблюдать потемневшим тяжёлым взглядом, как Майки плетётся в ванную, с трудом разлепляя глаза и не замечая влажных пятен на трусах.

***

Осень в этом году выдалась премерзкой. Уже с утра небо затягивали чёрные тучи, начинал моросить мелкий дождь, а к обеду становилось почти темно. Изо рта шел пар от холода, и виски сжимало от непривычной промозглости. Сырость из подвала поднималась в дом, и это было ещё одно вторжение, которому Эрик не мог помешать.

Вернувшись с учёбы, он рухнул на кровать и уставился в потолок. У него появилась мысль съехать из дома. Можно было подселиться к Тому и Крису, ведь парни были не против.

На лестнице послышались шаги. Лёгкие и пружинистые, которые Эрик не перепутал бы ни с чьими другими.

"Чёртов бесячий Майки!"

И дверь в его комнату тут же распахнулась.

– Майки, твоя комната напротив, – проворчал Эрик и скрестил руки на груди, делая слабую попытку защитить своё личное пространство.

Парень бросил рюкзак у входа и с невозмутимым видом направился в сторону кровати, где лежал Эрик.

– Но я к тебе, – заявил Майки и завалился рядом, устроив свой локоть на животе Эрика, а голову настойчиво подсунул на плечо брата, подвинув его собственную в сторону. Вся злость Эрика мгновенно преобразовалась в сладкую тянучку внутри, от которой было невозможно вздохнуть. Кудри брата были влажными от дождя, а щека морозной.

– Разве тебе не надо делать уроки? Я как раз собираюсь этим заняться, – напомнил Эрик.

– Нет, – Майки зевнул и повернул лицо в щёку брата. – Я не делаю домашку. Дома я обычно сплю.

– Ну так иди поспи.

– Ну так я и пришёл, – парень усмехнулся.

– Майки, но почему здесь? У тебя есть своя комната, – Эрик старался говорить ровно, потому что от каждого движения брата все мышцы судорожно напрягались, провоцируя конвульсивные вздохи.

– Мм… Обещаю не мешать тебе, Эрик, – пообещал Майки жалобным голосом. – В последнее время не хочу спать там один. Мне снится сон…

– Я не желаю слушать про твои мокрые сны, – поспешно вставил Эрик, а сам затаился, боясь пошевелиться.

– Что сразу мокрые? – засмеялся младший, развернулся на бок и принялся щекотать Эрика.

Парень грубо отталкивал его настырные холодные пальцы не потому, что боялся щекотки, а потому что лицо уже пылало и взгляд намертво прирос к губам брата. Они были слишком близко, слишком…

Но вдруг Майки сдался и размяк на подушке. Эрик чувствовал, как он тяжело дышит, всем телом приникнув к его боку.

– Я устал, – наконец произнёс парень тихо и медленно. – В колледже так много народа. Пойду правда посплю немного, не буди меня…

– И не собирался, – Эрик подтолкнул его с кровати и вдруг остро осознал, что не хочет, чтобы Майки уходил.

Всем своим существом он желал только одного: чтобы тот остался, лежал вот так, прижавшись к нему, и спал здесь, заполняя комнату своим запахом, теплом. Сам не зная зачем, Эрик поднялся и пошёл за ним следом, как привязанный. В голове возникали картинки, как он хватает Майки, тащит обратно в свою комнату, швыряет навзничь и вжимает своим телом в матрас. А тот не сопротивляется, только удивленно смотрит.

Майки, не оборачиваясь, прикрыл дверь в свою комнату у Эрика перед носом, оставив его наедине с дикими желаниями.

Майки сморило моментально, как только он лёг в постель. С недавних пор он действительно плохо спал ночью, ворочаясь в кровати от непонятного беспокойства. Забывался сном под утро и неизменно видел густой туман, обнимающий стены из красного кирпича. Чей-то голос шептал на незнакомом языке, чужие руки прикасались к нему, ласкали плечи и живот. Майки было одновременно жутко и сладко. Он был уверен, что плакал, а просыпался как в дурмане, не сознавая своего возбуждённого состояния.

Днём он совершенно приходил в себя, за исключением усталости, легко объяснявшейся постоянным недосыпом. Огромное количество новой информации и людей заглушали в нём тревогу ночи. Однако вместе с сумерками возвращались беспокойные мысли.

– Какого чёрта, – сказал он на следующий день, ткнув измазанной в зубной пасте щёткой в своё отражение.

Парень решительно вернулся в свою комнату, надел чёрные джинсы и поло с длинным рукавом и без стука вошёл в комнату Эрика. Брат лежал на кровати и, судя по всему, уже спал. Но Майки бесцеремонно залез к нему под одеяло, приобнял за плечи и принялся будить.

– Майки… – пробормотал во сне Эрик, шаря сонными ладонями по его руке.

– Да, мой озабоченный брат, я здесь, – страшным голосом завыл тот, но тут же засмеялся.

Эрик подскочил, осознав, что всё происходит наяву.

– Майки блять! Какого ты делаешь в моей кровати? – проворчал он, благодаря провидение за то, что наградило его таким невыразительным лицом, иначе сейчас на нём отразился бы весь ужас.

– Мы оба не спим, вот я  и подумал…

– Ты только что меня разбудил! – перебил его Эрик.

– Не сходить ли нам прогуляться? – парень принялся втаскивать брата из постели – Пошли поедим, я плачу.

Эрик смахнул остатки сна, проведя ладонью по лицу, и заново посмотрел на Майки.

– Куда?

Парень только этого и ждал.

– Всё равно куда, пошли. Прогуляться. Ночью прикольно, – он широко улыбался, выбираясь из кровати. – Что будешь? Куриные крылышки или наггетсы?

– С тебя два бургера и кола, – Эрик наставил на брата указательный палец и принялся натягивать штаны. – Родителям скажем? Все эти исчезновения…

– А смысл? – вопрос застал Майки в дверях, и он, обернувшись, пожал плечами. – Я не хочу знать, что сейчас происходит у них в комнате, а ты?

– Ни малейшего желания.

 Они вышли на улицу, окунувшись в прохладный влажный ночной воздух, и двинули в сторону главной, где работало несколько круглосуточных кафе. Обоим по-своему нравилось идти вот так, плечом к плечу, сунув руки в карманы куртки или надвинув на лоб капюшон.

– Знаешь, я всегда хотел иметь брата, особенно старшего, –  признался Майки. – Было одиноко расти единственным ребёнком, ну и я всё мечтал, вот был бы у меня старший брат, он бы навешал этому противному Джеки Томпсону или спас бы меня от укуса бродячей собаки, когда мне было шесть… Играли бы в видео-игры или вот как сейчас – здорово бродить вдвоём.

Эрик бросил на Майки короткий и деланно безразличный взгляд искоса. Младший выглядел таким искренним и открытым, что щемило в груди и было стыдно за свои мысли днём. Эрик поморщился от того, что брат всё смотрит на него. Он обхватил его руку повыше локтя и потянул на себя, помогая обогнуть фонарный столб.

– А ты? – не отставал Майки.

Эрик пожал плечами и сделал равнодушный вид. Всё, о чём парень мог думать сейчас, находилось перед глазами, но его желания были несбыточны.

– Я гей, – просто сказал он.

Майки с минуту непонимающе таращился на него, рискуя врезаться в очередной столб на дороге.

– По-моему, твой отец не гомофоб? – наконец предположил он.

– Дело не в этом, – вздохнул Эрик и покусал губу. – В прошлом году я тут прогремел на весь городишко…

– Да ладно! Как ты умудрился? – Майки нетерпеливо пихнул его плечом, ожидая рассказа.

– Убил и закопал пять человек, – брякнул Эрик, но, видя, что это не произвело на брата никакого впечатления, продолжил. – Я встречался тут с одним парнишкой. Все было по согласию, но когда его родители узнали, что тут было… В общем, им он сказал, что я его заставил, что он не хотел.

– И как ты выпутался? – присвистнул Майки.

– Мне повезло. Были свидетели того, что этот паршивец открыто и недвусмысленно предлагал мне потрахаться.

– Чёрт… Как ты после такого?

– Да всё нормально, не сахарный, – вздохнул Эрик. – Всё лето сидел под домашним арестом. Отец меня помиловал перед вашим приездом, но запретил всё гейство.

– Что? – Майки задохнулся от возмущения. – Но это же нечестно!

– А жизнь вообще несправедлива, не знал? – съязвил Эрик.

Нечестно, что Майки такой тёплый, жизнерадостный близко каждый день, но при этом родственник и натурал. Нечестно, что Эрик вдыхает через раз в его присутствии, а Майки, словно издеваясь, постоянно трётся  об него мартовским котом. Но что было делать? Оставалось только сдерживаться изо всех сил, прятать свои взгляды и изображать полное безразличие.