Проект Садовник. НАЧАЛО

Проект Садовник. НАЧАЛО

Глава 1 Пробуждение

Вагон последний раз дернулся, скрипнув тормозами и состав остановился. Вокруг наступила оглушительная тишина. Тишина тоже может быть оглушительной. За время поездки в поезде пассажир привыкает к множеству постоянных звуков: перестуку вагонных колес, разговорам и смеху соседей по купе, шуму проходящих встречных поездов, гудкам тепловозов. Когда же состав останавливается на перегоне в ночи со спящими в вагоне пассажирами, то внезапно наступает особая тишина: тишина, которая может оглушить.

Последний толчок вагона и полное безмолвие меня разбудили. Было так тихо, что даже было слышно, как в унисон сопят носами два десятилетних брата-близнеца, разделившие между собой спальное место под моей верхней полкой. В купе, вместе со мной, ехала узбекская семья в гости к старшему сыну, нашедшему хорошую работу и жилье в России. Лежа на спине, под мёртво синем светом ночника и уставившись в потолок, еще не полностью открытыми со сна глазами, я усиленно пытался вспомнить, что же мне все-таки снилось. А снилась мне всякая чушь. Как известно, человек помнит в основном то, что он видел перед самым своим пробуждением. В моем мозгу остались обрывки ярких снов, напоминающих кадры из японских аниме, с грудастыми школьницами старших классов, остроухими эльфийками, хвостатыми демоницами и прочей нечестью. Почему-то отдельно запомнился образ миловидной четырнадцатилетней тинэйджерки, с золотистыми волосами ниже плеч. Она была одета в короткое летнее стильное платьице с гламурным пояском. А так же всплыла последняя, совершенно идиотская мысль, пришедшая мне в моем сне перед самым пробуждением, что это было моё собственное отражение в огромном зеркале.

"Чего только не сниться приличным людям по ночам", — подумал я, переворачиваясь на бок и поудобнее подкладывая под голову подушку. Нечего особенно страшного и противного не привиделось, а на всякую ерунду не стоит и заострять своё внимание. Тем более, что чем больше времени проходило с момента пробуждения, тем картинки сновидений становились все тусклее и тусклее. Память покрывалась легкой дымкой, и мозг воспринимал их как обыкновенный ночной кошмар, который надо благополучно поскорее забыть: чем раньше, тем лучше.

Вагон опять мягко, со скрипом, качнуло, и колёса вновь начали свой бесконечный перестук, сначала медленно, а затем все убыстряя и убыстряя темп. Поезд снова был в пути, приближаясь с каждым перестуком к станции своего назначения.

"Все нормально, — подумал я, широко зевая. — Раз состав снова в пути, значит, неисправностей и непредвиденных случайностей удалось избежать. Мне тоже надо побыстрее заснуть, чтобы новым сновидением перебить предыдущую муть". Закрыв глаза и улегшись поудобней, я уже снова начал дремать, когда мой организм прозрачно мне намекнул что, неплохо было бы сходить в туалет. Вставать, и идти в конец вагона было откровенно лень, и я попытался с ним договориться, что утром, как только проснусь, то решу все его потребности и исполню все его желания. Но своенравный организм на провокации не поддавался, а только усиливал и усиливал давление на меня. Делать нечего. Пришлось идти, благо одеваться мне не пришлось. Я, по моей давней привычке поездки в поездах, спал в джинсах и безрукавке поверх одеяла. Аккуратно спустившись с верхней полки, чтобы не разбудить соседей, я вышел в коридор и проследовал в туалет. Вагон спал. Тускло горело дежурное освещение. Мои дешёвые китайские электронные часы на левой руке показывали два часа ночи. Час быка, как говорили древние. Самое тяжелое время суток. В армии смену караула в это время называли собакой. В связи с полным отсутствием посетителей, очереди не было, и заведение было свободно. Выполнив основное требование непреклонного антагониста, спустив воду и помыв руки в умывальнике, я мимолетом глянул на себя в зеркало. В этот же самый момент меня всего пробил холодный пот, отказали ноги и моя худосочная задница со страшной силой грохнулась на сидушку унитаза. Из зеркала на меня смотрел незнакомый молодой симпатичный парень.

Когда первый шок прошёл, я с трудом смог подняться на ноги. В зеркале отражался всё тот же незнакомец, одетый в ту же самую одежду, которая была на мне. Повторяющий за мной все мои движения. А самое страшное было то, что мой мозг ни под каким соусом не хотел давать мне ответы на мои элементарные вопросы: кто я такой, куда я еду, и вообще какого черта я забыл в этом поезде?

Время шло, а прояснение не наступало. Я ведь кое-что помню. Сегодня ночью я же вспомнил узбекскую семью, разделившую со мной купе, хотя точно не помню когда они сели в поезд? Когда я сам, и на какой станции освоил верхнюю полку? Рассуждать о глобальных проблемах в туалете, сидя на унитазе, было привычно, но не совсем удобно и поэтому я решил сменить дислокацию. Самым удобным местом виделась моя верхняя полка в купе и поэтому, принимая все меры максимальной предосторожности, что бы не разбудить соседей, я пробрался на нее. Первое, что мне попалась на глаза когда, я расположился на своём спальном месте, была голубая куртка от моего джинсового костюма с лейблом LEVI STRAUS made in IWANOWO. В её внутреннем кармане лежал Российский паспорт. Под светом ночника с фотографии документа определяющего личность нахально глядел давешний незнакомец из зеркала. Из пояснительных надписей рядом с фотографией можно было выяснить, что зовут незнакомца Горбатов Михаил Сергеевич 1990 г рождения. В голове промелькнула мысль: хорошо хоть Горбатов, а не Горбачёв. И сразу после этого в памяти всплыло лицо отставного военного, моего отца, который последними словами ругает антиалкогольный закон и его инициатора товарища М. С.Горбачёва. Отец, военный пенсионер, ни в молодости, ни в старшие годы, старался не злоупотреблять дома народным русским словом, особенно в присутствии сына, но когда слышал фамилию Горбачёв, терял дар владения великим и могучим, а на языке оставался только непечатный. Всплыло в памяти лицо моей мамы, учительницы русского языка и литературы, с укором глядящей на отца и качавшей головой. Так лицо за лицом, событие за событием, факт за фактом, как канцелярские скрепки, вытягивающиеся из коробки в виде цепочки, сцепляясь и перекручиваясь, из неведомых глубин мозга стала проступать моя прежняя жизнь.

Родился я день в день ровно за год до знаменитого полета Ю. Гагарина в столице одной из союзных республик. Одно из самых острых воспоминаний детства, это Ташкентское землетрясение, при котором я едва не погиб. В последний момент, прежде чем рухнул наш барак, в котором у нашей семьи была отдельная комната, меня спящего успели вытащить на улицу. Запомнилось всеобщее единение. Не было чужой боли и несчастья. Для всех, это была общая трагедия. Весь город жил как одна большая семья. Большинство зданий было разрушено, и люди ютились в палатках. Остатки зданий, построенных в основном из самана (глина с соломой и тростником), ровняли танками, повернув башню назад. Для города не было чужих детей, все дети были родными. В результате случившегося катаклизма лопнул трубопровод, и в низине образовалась лужа. Для меня и моих друзей это было целое озеро, в котором мы плескались с утра до вечера, пока оно не высохло. Проходя мимо палаточного городка, мы всегда слышали от незнакомых нам людей, приглашение зайти к ним в палатку, выпить стакан компоту или съесть кусок свежей, ещё тёплой, лепёшки с медом. Палаточный городок это целый мир: в палатках жили семьи из разрушенных домов, принимались экзамены у студентов, работали столовые, бани, парикмахерские. Попытка вручить деньги мастеру за стрижку воспринималось как оскорбление. Слово воровство было незнакомо. Весь Союз помогал возродить город. Летом детей посадили в самолеты и повезли бесплатно в другие республики на отдых в пионерские лагеря. Столица поднималась и хорошела на глазах. Жизнь возвращалась в привычное русло. Спустя какое-то время родители получили ключи от квартиры в одной из новостроек, а когда мне исполнилось семь лет, я пошел в первый класс только что построенной новенькой школы.

Детство продолжалось нормально и без эксцессов. Я, как все учился, прогуливал уроки, влюблялся в красивых девочек, дрался. Беда пришла, откуда и не ждал: в третьем классе я заболел страшной болезнью. У меня полностью атрофировалось чувство зависти. А зависть, по мнению оборотистых людей, это основное чувство человека — двигатель прогресса всего человечества. По детскому скудоумию, я не придал этому факту никакого значения. Зачем завидовать, если у меня было развито чувство фантазии соизмеримое с современной технологией полного погружения. Стоило чуть-чуть прикрыть глаза, как любое мое желание немедленно исполнялось в фантазийном мире. С придумыванием новых сюжетов у меня было туговато, зато к этому времени я причитал гору приключенческих и сказочных книг. Не было ни одного сюжета, где бы я не побывал вместе с одним из главных героев: гулял с Незнайкой по луне, помогал капитану Немо, учился у Сайреса Смита. Жить было интересно и здорово, но болезнь продолжала незаметно подтачивать меня и разрушать неокрепший детский организм. Поэтому к окончанию школы я обзавелся четырьмя "смертными грехами".

Первый грех, это прямое осложнение после болезни: равнодушное отношение к деньгам. Они мне стали совершенно безразличны и нужны были лишь для того чтобы просто жить. Деньги же, такое отношение к себе, не прощают никому и некогда. Так что, если они у меня и водились, то старались быстрее со мной расстаться, не оставаясь на постоянное место жительство.

Второй грех, это сопереживание: не оставаться равнодушным к трудностям других людей, пытаться помочь им, чем только возможно. Некоторые психологи рекомендуют для снятия своего стрессового состояния смотреть фильмы катастрофы или фильмы ужасов. Мол, ваши неприятности, по сравнению со страданиями героев, сущие пустяки. Со мной этот фокус никогда не проходил. Я переживал за них больше, чем они сами за себя.

Третий грех, это элементарная порядочность, которую воспитали у меня родители. Наверное, никто и никогда не заставит меня делать подлости другим людям, или дать, по возможности сослуживцу, пинком под зад, чтобы отбросить его и занять освободившееся место у денежной кормушки.

Четвертый грех, это обыкновенная русская лень. Пытались родители избавить меня от этого греха, лечили разными методами и технологиями, но заметных успехов в этом деле не добились. Правду в народе говорят: "Неистребима ты лень, Матушка".

В школе учился я хорошо и поэтому легко поступил в институт, и даже умудрился проучиться в нем целых три года. Все было хорошо: жизнь была прекрасна и удивительна, сокурсницы просто обворожительны, но здесь в мою счастливую судьбу вмешался четвёртый грех. С треском провалив очередную сессию, я был отчислен и попал в заботливые руки людей в зелёном, которые опечаленные моим грешным состоянием отправили на лечение в стольный град Москву. Служить, в связи со своим неполным зрением, потерянным за чтением книг, попал в самые элитные войска Советской Армии, о которых вероятный противник говорил со страхом: это такие звери, что им даже бояться доверять в руки оружие, а два бойца вооруженные БСЛ (большая саперная лопата) заменяют по производительности двух кубовый экскаватор. Служба медом не казалась, но прошла ровно: было плохое и хорошее. Что было плохо, со временем забылось, а хорошее помниться и сейчас. Пройдя полный двухгодичный курс лечения, я вернулся в родные пенаты. Жизнь вернулась в прежнее русло: восстановился в институте на заочном факультете. Видно лечение оказалось успешным, потому что залетов больше не было. Устроился работать на предприятие союзного значения. На одной из заводских вечеринок встретил девушку своей мечты, сестру моего сослуживца. Сыграли свадьбу, родилась дочь. Продукция предприятия в Союзе пользовалась большой популярностью у людей в зелёном и поэтому на счетах у него всегда были большие деньги, что означало хорошие зарплаты. Предприятие не жалело денег на строительство жилья для своих сотрудников. И поэтому, как молодой ценный специалист и молодой отец, через год я получил квартиру. Будущее было радужным. Как говорил один киногерой: хороший дом, красивая жена, что еще нужно человеку, что бы встретить старость? Этого, к сожалению, не произошло. Случился девяносто первый год.

Трое из руководителей, некогда самой огромной страны, почему то решили, что неправильно жить большой семьей, в которой старшие братья, как они говорили, постоянно объедают младших. И поэтому, чтобы это пресечь, необходимо всем разбежаться по коммунальным территориям. Одно большое сильное Государство, которое уважали и опасались во всем мире, в один момент превратилось в пятнадцать маленьких независимых государств, которых и на карте не сразу найдёшь. На вопрос, почему независимых? Умные люди отвечают: от них теперь почти нечего не зависит. И эти государства, стройными рядами, в меру своего понимания, сил и возможностей, рванули из темного социалистического прошлого в светлое капиталистическое будущее. С моими грехами в Союзе можно было спокойно жить, и просто радоваться жизни. А при нынешнем положении дел, эти четыре греха, как четыре гвоздя, забитые в бренное тело, не пускали мою тушку в счастливый капиталистический рай.

Мне повезло с Родиной. Здесь живут открытые трудолюбивые люди, готовые помочь просто так от широты души, а не за отдельное спасибо и поэтому они, как могли, сопротивлялись новым реалиям жизни. Государство оказалось в числе отстающих в этом забеге. Новые моральные ценности и нормы жизни прививались с трудом. Но напор реалий оказался очень сильный, и поэтому все чаще можно было услышать от водителя остановленной попутной машины, вместо дружеского предложения: "Куда подбросить, Брат? Вопрос — Сколько заплатишь, Брат?"

Маленькому государству не нужны огромные предприятия, тем более работающие на военных. Вот и производство, на котором я работал, со временем стало уменьшаться, как шагреневая кожа, а потом и вовсе закрылось. Высококлассные специалисты разъехались кто куда: кто в Россию, а кто и на историческую Родину. Один из бывших руководителей предприятия создал небольшую частную фирму по профилю закрывшегося производства и пригласил меня устроиться к нему на работу. Условия труда и оплата меня удовлетворили. Я принял это заманчивое предложение и проработал здесь до самой пенсии. Дочка уехала учиться в Россию, вышла там замуж и осталась. Пока была жива супруга, приезжала несколько раз с мужем и внучкой, а после смерти только звонила, предлагала продать квартиру и перебраться к ним. Меня же сейчас эта перспектива не особенно вдохновляла. А дальше, я рассуждал, видно будет. Последнее, что всплыло в моей ущербной памяти было то, что я, получив очередную пенсию, устроил себе праздничный ужин с просмотром по телевизору усов знаменитого пятничного телеведущего. Сел за сервированный в зале стол, взял в руки вилку, а дальше темнота…

Я лежал на верхней полке, упёршись взглядом в потолок, слушая нескончаемую барабанную дробь колес. Выжать, хоть что ни будь значимое из памяти, о моей прошлой жизни, больше не удавалось. Всплывали какие-то малозначительные детали, события, лица. Оставался главный вопрос: почему я оказался в этом теле, и как мне вообще угораздило стать попаданцем? Больше всего меня напрягало то, что я почти ничего путного не помнил о жизни своего нового молодого тела. Единственное, что мне было доподлинно известно, это сведенья о родителях Миши. Они являлись профессиональными алконавтами, и чтобы сын не мешал им, по жизни, заниматься любимым делом, их лишили родительских прав, а Мишу, в трехлетнем возрасте, передали в заботливые руки государства. До шестнадцати лет он, то есть я, жил в детском доме, где и получил паспорт, скорее всего вместе с фамилией. В сопроводительных документах, найденных в багаже, который, представлял из себя дешёвую спортивную сумку, было сказано, что Горбатов М.С., получивший неполное среднее образование в школе № 3, проживающий в детском доме города Бузулук, направляется в город Апрелевка московский области, для поступления в техническое училище, при апрелевском механическом заводе. Там же в сумке, в документах нашлась медицинская справка о том, что в момент отправки группы, Горбатов М.С. был болен и поэтому до места учебы добирается самостоятельно. Это была вся доступная информация.

Передо мной встал во всей красе извечный русский вопрос: Кто виноват и, что делать? Ехать в Апрелевку очень не хотелось. Я не помнил ни одного лица, ни одного имени ребят из своей группы. Возвращаться обратно тоже не вариант, так как результат будет тот же. Единственное, что могло прокатить у меня с натягом, это треснуться, обо что ни будь головой, на проходной апрелевского механического завода, размазать кровь по лицу и с истошным криком, что бы все сбежались, симулировать потерю памяти: тут помню, тут не помню. Паспорт у меня в кармане, авось Мишу Горбатова здесь узнают и расскажут мне, кто я есть такой, на самом деле. Калечиться хотелось еще меньше, чем приезжать. Ведь можно случайно перестараться и получить в реале то, что хотел симулировать. Да и себя, любимого, очень жалко. Было ясно одно: надо ехать на этом поезде до Москвы, тем более билет у меня до нее, а дальше посмотрим.

За окном стало уже совсем светло. Наручные часы выдали информацию: 05:37 11 07 2006. Стоял июль две тысячи шестого года. Каким-то образом надо было решать вопрос: где я? То ли неведомым образом очутился в своем собственном прошлом, то ли это совсем другая реальность, как говорят у профессиональных попаданцев, другая калька. Самым же неприятным был тот факт, что книги про попаданцев оказались не фантастикой, а заметками с мест реальных событий. Приемлемое решение этого вопроса я не видел. Самое простое для меня было бы, это позвонить самому себе прошлому и спросить, но останавливало три пришедших в последний момент на ум соображения: первое, что звонок стоил денег, а у меня их совсем немного. Второе: я не помнил в прошлом такого звонка, ну а в-третьих, эта информация в моей теперешней жизни, для меня, сердешного страдальца, ничего не меняла. Свою жизнь надо было начинать заново. Искать, где жить и где заново зарабатывать не плохую, уже полученную в прошлой жизни, заслуженную пенсию.

Надо было хотя бы немного поспать. Впереди будет очень тяжелый день. До прибытия в Москву, судя по расписанию, оставалось еще около пяти часов. Я лежал, закрыв глаза, но сна не было. Шок от свершившего попадания уже прошел, тем более я пока не мог, хоть что ни будь изменить. В мозгу крутились различные варианты, что дальше делать, куда приткнуться. Ясно было одно, что в никакую Апрелевку, я не, естественно, поеду. Там мне делать нечего. Учиться на токаря третьего разряда, при наличии в мозгах, хотя и подзабытого, но институтского образования это нонсенс. Тем более что одновременно с получением диплома о школьном образовании, в прошлой жизни, я получил свидетельство о том, что являюсь токарем четвертого разряда, заработанное упорным трудом в ШУТК (школьный учебный трудовой комбинат). Нужно было искать работу по специальности: Наладчик радиоэлектронного оборудования шестого разряда и Инженер конструктор компьютерных систем. Но кто же мне ее даст без "корочек"? Вторым препятствием, для получения желаемого, был мой возраст. Ну, кто, скажите мне всерьез, воспримет шестнадцатилетнего паренька из захолустья, закончившего школу при детском доме? Этот бедолага, наверное, с трудом читает по слогам и считает с калькулятором. А без калькулятора, он вообще полный ноль. Это была огромная Проблема для меня, и решение её в настоящее время, я не видел.

Тут сбоку послышалось покашливание. Это проснулся мой сосед по верхней полке, отец семейства, которое ехало в гости к старшему сыну в Дмитров. Парень оказался непревзойдённым мастером приготовления узбекского плова, который умудрялся из обыкновенных ингредиентов создать шедевр. Случайно попробовав его стряпню, хозяин местного ресторана был просто шокирован этим чудом, и сразу предложил работать на него. Вкус плова, приготовленного уроженцем Узбекистана, понравился многим, и это блюдо стало фирменным в меню, увеличив в несколько раз количество посетителей. Ресторатор оказался не жмотом, предложив своему новому повару хорошую зарплату. Это позволило парню снять однокомнатную квартиру, и пригласить приехать родителей в гости, чтобы похвастаться перед ними своими успехами в самостоятельной жизни.

Надев на голову традиционную тюбетейку, он также как и я спал одетым, только в отличие от меня в спортивный костюм, покашливая, отец семейства спустился вниз. Внизу его ждала уже проснувшаяся семья. Два брата были отправлены умываться, а его жена Зульфия опа, стала накрывать на столике нехитрый завтрак. Жители Узбекистана испокон веков считались земледельцами, и поэтому привычка просыпаться чуть свет всей семьёй, была у них в крови. Дехканину (земледелец в Узбекистане) нужно проснуться, когда еще темно, чтобы чуть только начнет светать, уже быть в поле или саду. Желательно успеть сделать большую часть дневной работы до того момента, когда полуденное солнце раскалит воздух так, что невозможно нормально дышать, а пот, заливающий глаза, делает тебя слепым. Только тогда можно сделать себе небольшое одолжение. Покрыв голову влажным носовым платком, придавив его тюбетейкой, посидеть с друзьями в маленькой чайхане, расположенной рядом с весело журчащим арыком, распространяющим благодатную прохладу. Неспеша выпить чайник ароматного чая, и дождавшись уменьшения полуденного зноя, выйти опять в поле, чтобы работать не разгибая спины до того момента, пока позволят наступившие сумерки. Нелёгкий труд дехканина передавался от деда к отцу, от отца к сыну и поэтому в народе на генетическом уровне закрепилось уважение к человеку труда, готовность помочь в любой жизненной ситуации, и негативное отношение к праздности и лени.

Заметив, что я тоже уже не сплю, мой сосед по верхней полку, подошёл к моей заправленной постели, на которой я лежал и, улыбнувшись, сказал:

— С добрым утром, сынок. Спускайся вниз. Раздели с нами наш скромный дастархан. Позавтракай вместе с моей семьёй.

О еде не хотелось даже думать, и поэтому, чтобы не обидеть своим отказом хорошего человека, предложившего от всего сердца, ответил, не подумав, на родном для него языке:

— Катта раҳмат, ота. Мен оч эмасман. (Большое спасибо отец. Я не хочу, есть.) — чем очень его удивил.

— Что же ты молчал, сынок, что так хорошо говоришь по-узбекски и знаешь язык? — спросил он.

Вот так и проваливаются разведчики и шпионы. Я не помнил, что раньше рассказывало ему мое тело и поэтому пришлось импровизировать на ходу:

— Я почти нечего не знаю по-узбекски. Просто со мной в комнате, в детском доме, жил мальчик из Узбекистана, который пытался научить нас, своих близких друзей, родному языку. Ну а я, как самый неспособный, смог запомнить только несколько расхожих фраз. Еще раз большое спасибо за приглашение, не буду вам мешать — проговорил я, спустившись с верхней полки, и вышел из купе.

Время до Москвы пролетело быстро, и вот сбавив скорость, вальяжно раскачиваясь, состав втянулся под крышу Казанского вокзала. Сердечно попрощавшись с попутчиками, и объяснив им, как они смогут добраться до Дмитрова, я выйдя на перрон и широко вдохнув особый воздух Столицы, вместе с многочисленной толпой приезжих направился к зданию вокзала.

Проследовав через зал ожидания и миновав открытые стеклянные двери, провинциал Миша Горбатов оказался на улице. Перед его взором развернулась, радуя гомоном многочисленных ярко одетых москвичей и гостей стольного града, знаменитая "площадь трех вокзалов", описанная во многих произведениях классиков литературы. Последний раз на ней я был ровно за три года до рождения этого тела. Мы, трое молодых специалистов, отправлялись учиться в Витебск на курсы по управлению и ремонту специальных роботехнических комплексов. А так как прямого авиасообщения не было, то делали пересадку в Москве. Говорят, что когда японские инженеры увидели эти комплексы в работе на выставке, то глаза у них стали больше, чем у героинь их аниме, настолько поразили их простота и надежность примененных технических решений. Не все так было плохо с техникой при Союзе, как любят сейчас порассуждать об этом разные "знатоки от техники", забывая при том, что первый человек в космосе был Наш.

Во время учебы в институте, от преподавателей я слышал одну занятную историю. Ведущая немецкая машиностроительная фирма решила для себя приобрести несколько станков для фигурной резки стального листа, и объявила тендер на их поставки. В финал вышла одна японская фирма и станкостроительный завод из Союза. Оба изделия удовлетворяли заказчика, и для принятия правильного решения было решено провести сравнительные испытания. Два станка установили рядом, подключив энергопитание. На изделие созданное гением японской технической мысли было просто приятно смотреть. От перемигивания разноцветных лампочек, сообщающих о состоянии многочисленных датчиков, невозможно было отвести глаз. Этот станок мог быть украшением любого производства. Изделие же отечественной промышленности было тяжело и надежно как танк, покрашенное в тот же самый зелёный защитный цвет. На передней панели было только два патрона с лампочками, закрытых разноцветными колпачками: зажженная зеленая лампочка означала, что станок работает, а красная что станок, почему то, не работает. Во время испытания оба станка одинаково быстро резали металл и не вызывали нареканий. Мнение комиссии склонялось к тому, что надо купить японца, тем более он был почти в два раза легче. Кто же, находясь в здравом уме, захочет возиться с лишней тяжестью? Но тут один из инженеров заказчика задал "детский" вопрос: "А что будет, если попытаться разрезать лист стали, чуть толще, чем допускают технические характеристики?" Начали с японца. Лист металла вставили в приемную щель и нажали кнопку ПУСК. Тут же на табло вспыхнула надпись: "превышена допустимая толщина металла, операция запрещена к выполнению, стоп". То же самое проделали с Союзным станком. Изделие Союзных станкостроителей оказалось полным идиотом, и разрезало все, что ему смогли просунуть в приемную щель. Как не издевались над ним немецкие инженеры, они так и не смогли зажечь красную лампочку, которой, может быть, там вообще не было, за ненадобностью. Немцы купили станки, сделанные в Союзе, и потом, как говорят, об этом никогда не жалели.

Вступив на Комсомольскую площадь, и повернув налево, я направился в сторону гостиницы Ленинградская. Захотелось, есть, а на вокзале это делать, по возможности, не следовало. В мое время, да и сейчас, наверное, здесь торговали, в основном тем, что в других местах вряд ли продали. В одном из домов, прилегавшем к правой стороне гостиницы, во время моей юности, был магазинчик полуфабрикатов, в котором можно было отведать чудесных блинчиков с мясом и запить все это горячим сладким кофе с молоком. Туда мне сейчас было и надо. Перейдя улицу, я подошел к заветной стеклянной двери, где меня ждал полный облом. Над ней, вместо вожделенной вывески "Кулинария" было написано "Вино и Сигареты". Естественно никакими блинчиками с кофе здесь даже и не пахло. Пришлось утолять свой голод неистребимой шаурмой, продаваемой на ближайшей станции электрички. Получив соответствующее количество калорий, мой мозг выдал решение, которое возможно позволит устроиться мне в этом мире. Я вспомнил Владимира Моисеевича.

Владимир Моисеевич был одним из руководителей специального московского НИИ. С моим бывшем шефом они познакомились по работе, а спустя несколько лет, распив энное количество бутылок армянского коньяка стали настоящими друзьями. Я повстречался с ним, когда он приезжал посмотреть, как работает фирма его друга. В то время, во время разработки нового изделия, которым занимался я на фирме, возникли некоторые трудности, и поэтому мой шеф решил познакомить меня с Владимиром Моисеевичем, чтобы он, по дружбе, помог с решением.

Сейчас, если он существует в этом мире, то должен является хозяином небольшой фирмы в городе Тула, которая работает на министерство обороны, а значит мне туда дорога. Тем более, что электрички до этого города отправлялись с той самой станции, где я ел шаурму.

Мне повезло: до отправления очередного электропоезда оставалось всего около двадцати минут, и поэтому вскоре с купленным билетом и бутылкой минеральной воды в дорогу, я уже сидел у окна. Ехать было около трех часов. Заняться было нечем, и поэтому я опять углубился в воспоминания, что с каждым разом мне становилось делать всё легче и легче.

Работа в секретном НИИ была престижна и высокооплачиваема. Отдел, которым руководил Владимир Моисеевич, полностью работал на оборону, и поэтому вопрос с финансированием никогда не возникал. Проблемы начались в конце восьмидесятых, когда "вероятный противник" заявил, что Союз осознал все свои ошибки и начал движение в правильном направлении демократизации и гласности. Ради достижения этой благой цели, он не пожалеет ничего, и с удовольствием поможет в этом "святом деле", крича с каждой трибуны о мудрости новоизбранного руководства Страны. Замысел воплотился на все сто процентов. После развала Союза развалилось и НИИ, так как все заботы об обороне брал на себя бывший "вероятный противник", который превратился в "лучшего друга". Главной заботой нового Государства — сателлита, по словам "лучшего друга", стало понять и принять моральные ценности западной цивилизации, а обо всём остальном он позаботиться сам. Владимир Моисеевич переехал в город Тулу, где с помощью бывших сотрудников распущенного отдела, создал свою фирму, которая начала клепать ширпотреб на радость трудовому народу. В конце девяностых годов стало всем ясно, что с принятием западных ценностей возникли проблемы. По не понятной для запада причине, в большинстве своем, народ России не хотел их принимать, да и страна перестала двигаться в том направлении, куда ее с любовью подталкивал "лучший друг". После всего этого "лучший друг" страшно обиделся и опять переквалифицировался в "вероятного противника", а фирма Владимира Моисеевича подписала выгодный контракт с министерством обороны.

Время в электричке пролетело незаметно, и спустя уже три часа, Миша Горбатов стоял на привокзальной площади. Точный адрес мне был неизвестен. Знал только, как называется фирма, и что она располагается в старом двухэтажном особняке, представляющим из себя историческую ценность. А также, что дом занимает своё место, где то недалеко от центра города. В лихие девяностые, это строение, находящееся на балансе города, в связи с отсутствием средств на ремонт, стало потихонечку разваливаться. Узнав об этом, Владимир Моисеевич подсуетился и вышел к градоначальнику с предложением: фирма производит реставрацию за свои деньги, а за это город предоставляет фирме бессрочную аренду этого здания на выгодных условиях. Впоследствии это здание стало собственностью фирмы, где и расположилось основное производство, связанное с электроникой. В справочном бюро, расположенном на привокзальной площади, мне сказали, что фирмы с названием, написанным мной на бумажке, в городе не существует. Для меня это был удар. Я однозначно находился в другой реальности, потому что точно знал: в моем родном мире эта фирма в это время была, и приносила её хозяину, другу моего шефа, приличный доход. Все мои грандиозные планы, о получении хорошей работы, почти по специальности, накрылись медным тазом.

Город Тула — был городом моего счастливого детства. Здесь жили родители моего отца. Сюда меня, пока я учился в школе, отправляли спасаться от летней жары на все каникулы. В этом городе у меня была масса закадычных друзей, с которыми я катался на велосипеде, ходил в засеку за грибами, купался в речке. Мне нравился этот старинный русский город — город мастеров оружейников. Я хотел даже поступать в Тульский политехнический институт, но как то не срослось. Поэтому просто уехать, не побродив по знакомым с детства улицам, было выше моих сил, тем более я узнавал старинные здания, которые раньше видел в своём мире.

Сев на трамвай, я доехал до площади, носящей имя вождя мирового пролетариата, откуда пешком направился в сторону центрального парка. Хотелось посмотреть, живут ли в нем ещё белки, которые в моем детстве были совсем ручные, и которые запросто могли запрыгнуть на гуляющих по парку посетителей, выпрашивая лакомство. И здесь мне повезло еще один раз. Фантастически повезло! Около припаркованной, вблизи двухэтажного здания, крутой тачки, стоял Владимир Моисеевич и матом крыл на всю улицу своего сотрудника, судя по разговору мастера участка сборки. Друг моего шефа выглядел немного по-другому, чем как он мне запомнился со времени последней с ним встречи, но я сразу его узнал. Мастер оправдывался, что у него не хватает людей, и поэтому месячный план под угрозой срыва, а новых взять негде. Молодёжь, которая приходит устраиваться на работу, хорошо разбирается в компьютерах и интернете, при том абсолютно не шарит в пайке деталей и элементарной электронике. Старые же проверенные кадры находятся в плачевном состоянии синдрома глубокого похмелья, после отмеченного вчера вечером великого праздника дня Воинской Славы России. А некоторые из них продолжают "гудеть" и сегодня. Мир был другой, а проблемы всё те же. На это форменное безобразие я, в глубине души и рассчитывал, когда ехал сюда устраиваться на работу.

Когда шеф знакомил друга с работой своего детища, то в глазах, проходящего мимо меня Владимира Моисеевича, я заметил тогда затаенную зависть и печаль. И только спустя какое-то время, мой начальник рассказал, что так поразило его друга: мы всей фирмой в полном составе, совершенно трезвые в праздничный нерабочий день, спасали на работе горевший синим пламенем квартальный производственный план, а не валялись в похмельном бреду.

Во все времена в России было две беды: это дураки и дороги, а в последнее время к этому добавилась третья беда — праздники, количество которых, неизбежно приближаться к количеству календарных дней в году. Трудовой люд на Руси всегда обладал повышенным патриотизмом, и считал кощунством не отметить праздничные даты Родной Страны, обильной выпивкой. И если эти дни следовали один за другим, то и страдал трудовой люд, похмельным синдромом недели напролет, срывая производственные планы своего руководства. От того и завидовал черной завистью Владимир Моисеевич своему другу, глядя на наши трезвые морды.

Дождавшись когда поток мата у Владимира Моисеевича немного иссякнет, и он сделает небольшой перерыв, я подошел к нему, и, нацепив на лицо физиономию парня из деревни, спросил:

— А к вам можно устроиться на работу?

Ошалев от такой наглости, хозяин преуспевающей фирмы, судя по иномарке, задал мне, с сарказмом, встречный вопрос:

— И что вы можете делать по жизни, молодой человек: принимать роды у свиней, доить коров, водить трактор и комбайн?

— Я хорошо паяю микросхемы, могу неплохо читать схемы — ответил я с достоинством. — Занимался в радиотехническом кружке с четвертого класса.

Говорить о том, что я окончил институт по профессии инженер — конструктор, явно не стоило.

— Хорошо, — сказал Владимир Моисеевич.

— Борис Николаевич, — обратился он к тому, кого только что материл на всю улицу, — проверьте вюношу на профпригодность, а там решим вопрос о зачислении его на ученическую должность. А вы говорите, что людей брать негде, — не удержался и подколол он Бориса Николаевича. — Они вон сами на улице навязчиво лезут устраиваться на работу.

После этих слов Владимир Моисеевич сел за руль и уехал, а меня Борис Николаевич, через проходную, провел внутрь здания. Первое впечатление было правильным. Судя по внутренней отделке и установленному оборудованию, на счету фирмы были приличные деньги, и она могла себе многое позволить. Мы пришли в небольшую комнату на втором этаже, в которой стояли четыре отличных стола наладчиков радиоэлектронной аппаратуры, с полным комплектом измерительной техники, немецкого производства, о которой в своем прошлом, я мог только мечтать. Но судя по некоторым признакам, в основном, эта техника использовалась только для красоты и престижа. Висевшие на спинках стульев халаты, свидетельствовали о том, что хозяева этих столов отсутствовали на работе по причине вчерашнего всероссийского праздника. Предложив мне одеть, на выбор, любой из халатов, Борис Николаевич, подведя меня к одному из столов, включил на нем освещение и паяльную станцию. Затем, обращаясь ко мне произнёс с ноткой скептицизма:

— Вот тебе проверочное задание. В коробке лежит образец, а также электронные платы и провода, которые надо на них напаять. Работа требует аккуратности и внимательности. Постарайся сделать всё без ошибок и как можно больше. В конце рабочего дня я приду и проверю, — проговорил Борис Николаевич, а затем вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Тем самым оставив меня, провинциального парня, один на один с трудным экзаменационным заданием.

Достав из объемной картонной тары с наклейками, своё контрольное задание, я внимательно осмотрел его. У меня сегодня точно был мой счастливый день. Мне сегодня повезло в третий раз подряд. Об этой плате я знал абсолютно все. Именно на основе математического и конструкторского расчета этого блока управления, Владимир Моисеевич, когда он приезжал к нам в гости, объяснил мне, где я в своем проекте допустил ошибку. В пайке проводов тоже не было ничего сложного: чтобы припаянный шлейф выглядел красиво и аккуратно, надо было знать небольшой секрет: последовательность пайки выводов, которая закладывалась при проектировании платы. На все задание, у меня ушло чуть больше двух часов. Когда перед самым концом рабочего дня Борис Николаевич пришел проведать экзаменуемого, он увидел его, стоящим у окна, и с интересом, разглядывающим что-то за стеклом.

— Что уже надоело? — спросил он.

— Да нет, я уже все закончил.

— Всю коробку?

— Да.

Борис Николаевич ухмыльнулся, подошел к столу и открыл крышку. Более удивленного лица в своей прежней долгой жизни я не видел никогда. Ещё бы! Все платы были распаяны и аккуратно сложены. При том, что качество пайки было значительно лучше, чем на образце. Я не сказал ему еще о том, что успел проверить платы на наличии соплей (паразитная перемычка между дорожками, допускаемая сборщиками плат, вследствие невнимательности), которые приводят плату в негодность при первом же её включении, и устранить найденные ляпы.

— Есть где переночевать? — спросил Борис Николаевич, с удивлением глядя на меня.

— Нет, я к вам прямо с поезда.

— Пойдем в отдел кадров. Там выпишу тебе направление в нашу гостиницу, где сегодня переночуешь бесплатно. А завтра, приходи сюда часам так к десяти. Буду устраивать тебя, к нам на фирму, учеником.

Так закончился мой самый первый, самый долгий день в этом новом для меня мире. Уже засыпая на чистой мягкой постели, я вспомнил ещё об одной проблеме, которую обязательно надо решить, после устройства на работу: найти в интернете телефон и позвонить начальнице детского дома, в котором моё тело провело столько лет. Я её не помню, но она должна была узнать голос Миши Горбатова. Пока меня не объявили розыск, как без вести пропавшего, нужно ей рассказать, что у меня все хорошо. Поведать о том, что в поезде встретил своего знакомого, который предложил другую, более интересную и денежную работу на фирме, у его друга. Как устроюсь на новом месте, попрошу руководство фирмы написать отзыв о моей работе на адрес детского дома. Обязуюсь, что своим стахановским трудом, не посрамлю, почти родные стены и его замечательного директора, ставшего нам родной мамой. Этот фокус должен пройти, и меня не будут искать.

Глава 2 Встреча

Вот уже почти два месяца, как я работаю попаданцем. А что, работа, как работа: живи спокойно, налаживай свой быт, старайся не лезть в разные неприятности. В общем, все, как у разведчика нелегала, подготовленного на длительное внедрение. Только хорошо бы при этом знать ответ на один простой вопрос: на кой черт меня сюда забросили, и с каким заданием? Устроился работать на фирму почти по специальности, если можно назвать пайку проводов и радиодеталей специальностью инженера конструктора. Стараюсь своими знаниями особо не светить, зная старинную восточную мудрость: верблюда грузят, пока он везёт. Нагрузили бы дополнительными обязанностями, в связи с кадровым голодом, а платили бы по старому, как ученику. Зарплаты ученика, со всеми доплатами за работу в не рабочие и праздничные дни, с моими невысокими запросами, вполне хватало, при том, что фирма оплачивала мне ещё, как ученику, проживание и талоны на питании в столовой при общежитии. С общежитием отдельная история. Это здание, можно сказать, строилось у меня на глазах.

У пятиэтажки, в которой последние годы проживала моя бабушка, строители стали расчищать место. Приехав на следующие каникулы, увидел две новостройки, которые я с друзьями облазил сверху донизу, а еще через год на месте новостроек стояло два девятиэтажных куба, в одном из которых размещалось НИИ, а во втором, семейное общежитие для сотрудников этого НИИ. Спустя годы семейное общежития прекратило своё существование, а жилплощадь стали сдавать в аренду всем заинтересованным организациям. Фирма Владимира Моисеевича снимала на седьмом этаже несколько комнат, в одну из которых меня и поселили. Это жилье мне понравилось сразу: две просторные деревянные кровати, две тумбочки, обеденный столик, несколько стульев, вешалка, холодильник в углу со стоящим сверху маленьким LCD телевизором. Удобства в конце коридора, там же умывальник и несколько душевых кабин. Немного напрягало отсутствие работающего лифта. Судя по забитым дверям, он не работал очень давно. С другой стороны, то, что лифт не работает, можно назвать благом. Меньше чужих людей шаталось по коридору: какой придурок полезет на седьмой этаж, просто от того, что нечего делать. Моим соседом по комнате, которого я видел очень редко, был Семен Павлович, начальник технического отдела фирмы. Нормальный, свой в доску, мужик и коренной туляк. Он вместе с женой, детьми, своими родственниками, и родственниками своей жены проживал в зареченской слободе старой Тулы. Для него эта комната в общаге являлась конспиративной квартирой, где он скрывался, когда семейная жизнь брала его за глотку. Все его родственники, за все это время, так и не смогли раскрыть тайну убежища, что бы найти Семёна Павловича и представить его под грозные очи любимой женщины, которая сковородой или другой кухонной утварью готова была доходчиво объяснить своей половине, как он не прав в текущем вопросе.

Зарядили первые сентябрьские проливные дожди. Стала повсеместно облетать пожелтевшая листва. Значительно похолодало, и передо мной встал вопрос зимней одежды, так как здешняя погода не позволяет, как в моем родном городе разгуливать по улице в рубашке до декабря месяца. Пришлось озадачиться пополнением своего скромного ученического бюджета, и тут мне помог случай. На днях, мой непосредственный начальник купил навороченный, по местным понятиям, компьютер, с установленной новейшей операционной системой. Не знаю, что Борис Николаевич там сделал, на какие клавиши нажал, но система сдохла через неделю. При обращении к продавцу со своей нечаянной бедой, он его послал в пешее эротическое путешествие: сам виноват, и восстановление работоспособности будет за не хилое отдельное "спасибо". Услышав начальственные стоны о судьбе злодейке, и о коварстве современной техники, я предложил ему свою скромную помощь. Это для местных айтишников ХРюша (Windows XP), с последнем дополнением XP3, это откровение свыше, а для меня, дела давно минувших дней. За прошедшие время, я съездил в Москву и приобрел там диск с чистой системой, и отдельно комплект утилит, так как решил себе тоже собрать комп, по возможности. И теперь этот комплект дисков, оказался как раз кстати. В своем мире мне тоже этим приходилось заниматься, хоть я и работал все больше по железу (комплектующие компьютера и других электронных систем). На меня, в качестве нагрузки, повесили обязанность следить за работой операционных систем, установленных на всех компьютерах фирмы. Начальники очень не любят, когда чужие дяди, хоть и в их присутствии, копаются в их личном девайсе: мало ли что может всплыть, а потом доказывай компетентным заинтересованным органам, что ты не жираф. Поэтому и стараются всеми силами взрастить и лелеять такого специалиста в своем коллективе. Услышав о моих талантах от своего подчиненного, Владимир Моисеевич очень удивился и обрадовался, посчитав это милостью богов, и эта радость выплеснулась на меня дополнительными обязанностями, что привело к резкому возрастанию денежного потока в мои скромные ученические карманы, так что вопрос с финансами на ближайшее время был полностью закрыт.

Дожди прекратились через неделю, и наконец, впервые за столько пасмурных дней, в обед выглянуло солнце, а к вечеру значительно потеплело. Вся дорога от работы до общаги пешкодралом, занимала напрямую минут сорок, и поэтому, плюнув на переполненный трамвай, решил в этот дивный вечер добираться до своей кровати на своих двоих, наслаждаясь свежим осенним чистым воздухом. Студенческой вечеринки с девочками из финансового института, проживающими на пятом этаже, сегодня не намечалось, и поэтому спешить мне было некуда. Завернув за угол здания театра кукол, и пройдя несколько шагов, я остановился, словно громом оглушенный. Передо мной, преградив мне дорогу, стояла молодая девушка, шатенка, выглядевшая как фотомодель с обложки глянцевого журнала. При виде этого совершенства в голове пропали все мысли кроме одной: как мимолетное виденье, как гений чистой красоты. Данная светлая мысль, заполонившая мой разум, была явно не моя. Я так складно и образно в жизни никогда не думал. На ней был надет джинсовый костюмчик с коротенькой юбочкой, стоимость которого, не смотря на малое количество материала, пошедшего на юбку, ровнялось моим ученическим зарплатам лет так за двадцать, а если ещё брать в расчет и сережки, с какими-то брюликами, то такую уйму денег до конца жизни я, скорее всего, увижу только по телевизору. Эта богиня красоты, глядя на меня широко открытыми голубыми глазами, подошло ко мне, взяла под руку, и со словами: "Сергей Германович, мне очень надо с вами поговорить", — потащила за собой, как барана на заклание. Только в отличие, от барана, я даже не блеял. Меня убило то, что она назвала моё имя и отчество, из моей прошлой жизни.

Повернув на первом перекрестке направо, и пройдя ещё немного, мы оказались перед одной из самых дорогих гостиниц этого города. Не сбавляя скорости, я был отконвоирован, этим ураганом в юбке, через весь холл. На ходу, эта неземная красавица, ещё успела взять предложенные, с подобострастной улыбкой ключи от номера, а затем я ей был поднят по лестнице, сопровождён в номер и усажен в кресло, стаявшее в гостиной шикарных президентских апартаментов. Моя спутница, разместилась вслед за мной, в таком же удобном кресле напротив. Положив на разделявший нас столик, со стоявшей на нём вазой с фруктами, смартфон, явно не из этого времени, она мило улыбнулась глядя в мои нечего не понимающие глаза, и торжественно произнесла: "Давайте наконец официально знакомимся. Как зовут вас, я знаю: прежнее ваше имя и настоящее. Меня же зовут Мария. Я являюсь резидентом в этой реальности, как вы говорите кальке. Искином, или просто говоря Искусственным Разумом, работающим вместе, с Наблюдателем Сеятелей.

После этих её слов в комнате наступила гробовая тишина. Был слышен только удар моей нижней челюсти о поверхность стола, и шум покатившегося по столу яблока, выпавшего из вазочки, вследствие, моего воздействия на мебель.

Видимо, получив истинное удовольствие от созерцания моего ошарашенного выражения лица, и продолжая ослепительно мне улыбаться, чёртово кибернетическое устройство добавило: "Теперь же после нашего знакомства, я готова честно ответить на все ваши вопросы".

Из мгновенно пересохшего горла, я смог выдавить только один вопрос: "кто я такой?" — на который был получен мгновенный ответ: "Вы человек, выбранный из четырех кандидатов реальности альфа ноль, на роль Садовника".

Из дальнейшего, трехчасового разговора с Марией, которая, по моему, а также по мнению моего "близкого друга", прятавшегося у меня в джинсах, не смотря на все её заверение, не могла быть киборгом, я смог уяснить для себя следующее. Всё в мире рождается, живет, стареет и умирает. Это основной закон существования, который относиться и к нашей вселенной. Зарождение в ней жизни, тем более разумной, очень редкий случай. Некоторые из разумных цивилизации убивали сами себя, некоторые останавливались в развитии и погибали, вследствие, накопленной усталости, или вместе с угасающей вселенной. Это продолжалось бесконечное количество циклов, и вот однажды случилось то, что должно было, когда то случиться. Одна из цивилизаций не погибла в угаре братоубийственной войны, и прошла единственно возможным путем развития. Им хватило желания, накопленных знаний и сил, для того чтобы пережить гибель старой и рождение новой вселенной. По могуществу они сравнились с богами, сами став ими. Но их было мало, и они были бесконечно одиноки в пространстве и времени. Назвав себя Сеятелями, предтечи сделали смыслом своего существования, зарождение жизни в новой вселенной.

Это можно сравнить с посадкой дерева в бескрайней степи. Надо найти место с достаточной влагой, подготовить почву посадив зернышко, дождаться появления ростка. Сеятели не хотели бесконечно оберегать этот росток, который должен научиться самостоятельно, выживать в этом сложном мире, и найти правильную стратегию своего развития. Они ушли, в надежде встретиться, когда-нибудь, со своими детьми, ставшими достойными своих родителей, но оставили вместо себя защитника и учителя на основе искусственного интеллекта с названием Наблюдатель, который, на первых порах, помогал нарождающейся цивилизации избежать смертельных ошибок.

Шли века и тысячелетия. Росток рос, укрепляя свой ствол, который имел обозначение у Наблюдателя реальность Альфа-ноль. В этой реальности, вместе с развитием цивилизации, стали появляться ключевые моменты в которых, развитие событий могло пойти по альтернативному пути с вероятностью, бесконечно точно равной пятидесяти процентам. Возникала развилка истории, что приводило к возникновению параллельного мира. У дерева появлялись новые веточки, история в которых развивалась по-другому, но корни и ствол до развилки были общие. Наблюдатель занимался сбором данных о развитии цивилизации, на основе которых, путём невероятно сложных вычислений, рассчитывалось точечное воздействие на реальность Альфа-ноль, которое смогло бы защитить его подопечных от смертельных ошибок. Из множества вариантов, предоставленных Наблюдателем, Садовник, он же доспех бога выбирал самое эффективное, и реализовывал его. Если Наблюдатель являлся, как бы мозгом охранной системы, то Садовник, её куратором и исполнителем. Возможности Садовника были безграничны: он мог фактически все.

Цивилизация развивалась. Количество параллельных реальностей множилось. Время в них текло по-разному: где то, опережая реальность Альфа-ноль, где то, отставая. Жители этих миров то же не всегда походили на людей, но все они были их потомками. Наконец настал такой момент, когда непосредственное вмешательство в реальность Альфа-ноль стало невозможно, так как из за сложности системы, любое бесконечно малое воздействие могло привести к фатальному катаклизму и дальнейшей гибели всей системы миров. Реальность Альфа-ноль была заблокирована. Вся коррекция проводилась воздействием на параллельные реальности или кальки в полном объёме: так как у всех существующих миров были одни общие корни, и все они были между собой взаимосвязаны. Садовник, управляемый искусственным интеллектом, как настоящий мичуринец заботился о дереве жизни: убирая засохшие листочки, подставляя подпорки под сильно прогнувшиеся ветки, следя за тем, чтобы всем хватало света и тепла.

Но являясь искином, однажды Садовник допустил непоправимую ошибку, принеся адекватность в жертву эффективности. Для нейтрализации Карибского кризиса случившегося в мире Альфа-ноль грозившего гибелью этого мира, о котором заботился Садовник, он уничтожил две другие реальности, хотя были и другие решения этой задачи. Одна из уничтоженных реальностей оказалась единственной, кто нащупал правильную дорогу развития человечества, но она была не Альфа-ноль, и поэтому была принесена в жертву. Карибский кризис разрешился, мир Альфа-ноль выжил. После этого Наблюдатель долго анализировал произошедшее и наконец, принял решение, которое было предусмотрено Сеятелями: заменить искин, который управлял доспехами бога, обычным человеком. В мире Альфа-ноль реальности две тысячи двадцатого года, из всего населения земли было отобрано четыре кандидата, подходящие по всем многочисленным параметрам. Из четырех претендентов наблюдатель утвердил меня.

— Хотите посмотреть, как выглядит на самом деле доспех бога? — хитро улыбнувшись, спросила меня Мария. — Вам точно понравиться.

Получив мой утвердительный кивок, она взяла со столика смартфон, и, выведя изображение, передала его мне в руки. С экрана на меня смотрела девочка из моего сна, который я видел в поезде, и который хотел забыть.

Тут мои нервы окончательно сдали, мозги отключились и я, бросив смартфон с фотографией, заорал, как бешеный бегемот:

— Вы тут все совсем уже Оху…и? Вытащили пенсионера из-за праздничного стола, притащив его сюда. Хотите превратить, заслуженного ветерана труда в полуумную школьницу а-ля Сейлор Мун. Чтобы эта ненормальная необразованная дурочка, тряся сиськами, и крича на каждом углу, что она несёт возмездие во имя луны, занималась решением ваших косяков, носясь, как угорелая, по разным калькам. Я на такое не подписывался! И не уговаривайте! Да и пошли вы все на…

Меня хватило минут на тридцать. Все выражения состояли, в основном, из нецензурной брани, щедро сдобренные трёхэтажным матом. Такого количества непечатных слов, я не произнёс за всю свою прошлую жизнь.

В лице Марии же, я приобрёл благодарного слушателя. Её компьютерный мозг с жадностью впитывал незнакомую, и скорее всего очень полезную для неё информацию. Дождавшись, когда поток моего красноречия иссяк, а продолжения, по-видимому, не предвидится, она сказала:

— В этом вопросе, Сергей Германович, вы совершенно не правы. Никто насильно не сможет заставить вас инициализировать доспех бога, да и работу Садовника вам продеться выполнять, в основном, в этом теле. Времена, когда для ремонта механизма башенных часов необходим был молоток, давно прошли. Для современных наручных механизмов, измеряющих время, нужны совсем другие инструменты. Воздействие же на событие доспехами бога, которые имеют имя Алиса, соизмерим с ударом кувалды, и поэтому она, для вас, прежде всего защитный костюм и источник ценнейшей информации и навыков. В нем вы можете спокойно загорать на солнце.

— Я и сейчас могу спокойно загорать на солнце, — не удержался я и вставил ехидную реплику, чтобы хоть немного позлить, андроида, который излагал правильные истины, до которых не подкопаешься.

— Вы не поняли меня, — сказала Мария — я имела ввиду само Солнце, наше дневное светило: хотите в литосфере, хотите в фотосфере. А ещё можете полюбоваться ядерным взрывом в точке ноль. Фантастическое, говорят, зрелище. Короче говоря, всё ограничено только вашими фантазиями. Берите, не пожалеете! Тем более во всей нашей вселенной такой костюмчик только один.

Я был ужасно зол на Марию и Компанию. Так меня развести. Правда, немного успокаивали её твёрдые заверения в том, что меня насиловать в этом вопросе не будут, полагаясь только на добровольное согласие.

— А пошли они все лесом! — подумал я. — Буду и дальше жить, как жил, а потом видно будет.

Настроение по-немногу стало улучшаться. Тем более мой "близкий друг", уже почти сломал молнию на джинсах, требуя познакомить его с этой милой девушкой, сидевшей напротив. Мария, называвшая себя искином, за время нашей беседы, схарчила два яблока, которые запила стаканом газировки. Тело у неё было обыкновенное человеческое, и поэтому, поддавшись на уговоры "близкого друга", предложил ей, ещё больше укрепить наше тесное знакомство, став, друг другу, почти что родными. То есть провести эту ночь вместе, в одной кровати. Тем более, что двери в опочивальню, открывающие вид на великолепное двухспальное ложе, достойного называться брачным, были гостеприимно распахнуты.

— А без проблем! — весело ответила Мария, эротично облизнув губки и положив ногу на ногу так, чтобы, из под края коротенькой юбочки стали просматриваться кружевные трусики. — Только у этого действа есть два варианта. Вариант первый: мы чинно проходим в спальню, где ты в порыве страсти срываешь с меня одежду, я срываю одежду с тебя. Затем слившись в экстазе, мы падаем на кровать, где я запускаю процесс инициализации доспеха. А проснувшись утром от поцелуев, ты услышишь мой нежный голос сообщающий тебе, что я готова исполнить любой каприз моей юной госпожи. Вариант второй: ты попытаешься овладеть мной прямо здесь на ковре, после чего получишь полный спектр непередаваемых ощущений, которые испытывает маньяк-насильник, пытавшийся изнасиловать молодую девушку, оказавшейся действующим офицером спецназа ГРУ. Некоторые из твоих повреждений, будут несовместимыми с жизнью, что автоматически запустит процесс инициализации, а утром я повезу тебя в Москву, к твоим будущим приемным родителям, долларовым миллионерам, которые давно уговаривают меня познакомить их с моею милой четырнадцатилетней сестрою Алисой, а ближайшие соседи, супружеская чета Аллы и Максима Галкиных лично прибудут, чтобы выразить свое почтение. Ну что, остаёшься на ночь?

— Неа! Фиг вам, — ответил я словами одной знаменитости, — лучше мне эту ночь провести в своей мягкой кровати, в общаге, в спокойствии и тишине, чем эта тягомотина — сказав это, я направился к выходу.

— Ну, на нет, и суда нет — ответила Мария, провожая меня сожалеющим взглядом, потом подошла к столику, взяла свой смартфон, догнала у двери, и, отдав его мне в руки, со словами: — это подарок от фирмы, звони, если что, сестренка, — закрыла за мною дверь.

Часы показывали половина первого ночи. Все постояльцы уже видели десятый сон. Когда я проходил через холл, девушка на ресепшене, увидев мое выражение лица, невинно спросила:

— Тебя что изнасиловали?

В ответ на этот, видимо для неё очень важный вопрос, глядя ей прямо в глаза и пожав плечами, сказал:

— Пытались, но я вырвался и сумел вовремя убежать.

Через несколько секунд выйдя на улицу, и широко вздохнув свежего воздуха, который привёл меня в более или менее адекватное состояние, я как и хотел пешком, отправился в выбранном ранее направлении на кровать. Из головы у меня не выходил разговор с Марией, и то положение, в которое я попал не по своей воли. И как мне теперь из этого всего выбираться. Добравшись без приключений до общаги, быстро разделся и юркнул под одеяло. Организм требовал отдыха, но сна не было. В голове крутилась одна только мысль: за что мне всё это наказание? По жизни я никогда не был героем. Мечты о подвигах ушли вместе с детством. Размеренная жизнь, выверенные поступки — вот моё жизненное кредо. А вот нет, получите и распишитесь. Извольте соответствовать! И еще костюмчик этот, который один на всю вселенную, глаза бы мои его не видели. Проворочался без сна до утра, и поэтому встал с кровати злой и уставший с одной мыслью в тупой голове: просто так не дамся, буду отбрыкиваться до последнего.

Глава 3 Решение