Помоги проекту - поделись книгой:
– И всё это из-за меня?
– Всё со всем связано. А значит, и ты имеешь к этому отношение.
– Хочешь сказать, что это я всё развалил?… Как же так?… Ведь я всегда жил по совести, честно трудился, терпел лишения и неудобства, ничего не украл, никого не убил… Мухи, как у нас говорят, не обидел… За какие грехи?…
– А вот это – отдельная тема для разговора.
Глава 3. Личность в Белом
Разговор с незнакомцем вывел меня из состояния безнадёжности и пробудил во мне интерес. Конечно, информация о других мирах и непонятных программах была за гранью моего понимания, но, в то же время, объясняла некоторые существующие феномены. Тем более, что фундамент государственной идеологической религии под названием «Атеизм» начинал разрушаться, и в нашу жизнь просочились сведения о посмертном опыте, полтергейсте, невероятных психических способностях человека, а также визитах инопланетных пришельцев.
И хотя все свидетели и участники этих необычных явлений официально считались параноиками либо лжецами, напрашивался вопрос: откуда взялось такое количество этих «странных» людей в стране, где каждый психически ненормальный состоял на учёте или же находился в специальном психиатрическом учреждении?
Таким ли мудрым и правильным было всё происходящее в «стране победившего социализма», как нам сообщали на страницах газет и в телепрограммах? И хотя вместе с «Берлинской стеной» рухнул и «железный занавес», мало что с тех пор изменилось у нас.
– А что, собственно, не устраивало Вас в Вашей жизни? – послышался женский голос откуда-то слева.
«А это ещё кто?» – подумал я.
– Позвольте представиться, Личность в Белом. Ваши сомнения и пессимизм затронули важную для меня тему.
Медленно повернув голову теперь уже влево, я увидел фигуру в длинной мешковатой белой одежде, над которой возвышалось бледное, невыразительное и малопривлекательное лицо. Голову, которой принадлежало лицо, обрамляла, словно корона, коса, заплетённая из тёмных волос.
«Говорят, что смерть приходит в белых одеждах и с косой», – нервно пошутил я про себя.
Субъект справа хихикнул и произнёс:
– У людей всё-таки есть чувство юмора. И это радует. Если они могут шутить даже на краю пропасти, значит не всё так безнадёжно, как это кажется.
– Вы не очень-то любезны, сударь, особенно по отношению к женщинам. Впрочем, насколько я помню, это Ваше обычное поведение: этакий Сатир-женоненавистник.
– Ах, сударыня, таково моё проявление исключительно лишь в Вашем присутствии. Поверьте, к женщинам я отношусь хорошо, а к хорошеньким женщинам и того лучше. Просто Вы для меня не ассоциируетесь с женщиной. И хотя Вы такая правильная и принципиальная, Ваша невыразительность и размытость, не только в прямом, но и в метафорическом смысле, лишает Вас женственности и привлекательности, превращая в занудную сущность. А вот сравнение меня с Сатиром имеет под собой основание…
– В отличие от Вас, сударь, я – не сущность, а Личность. И это звание накладывает на меня определённые обязательства. А на счёт Вашего родства с Сатиром я, пожалуй, соглашусь и объясню несведущим, что Сатир – это примитивный похотливый козёл.
– А я в свою очередь тем же несведущим напомню, что изначально Творец повелел: «Плодитесь и размножайтесь», и похоть – неотъемлемая составляющая данного физиологического процесса. А разницу и притяжение полов никто, в общем, не отменял.
– Вы забываете, сударь, мы с Вами находимся здесь по поводу Души некоего индивида. А душа, как известно, не имеет половой идентификации. Она – бесполая.
– Да, коллега, вынужден согласиться с Вами в этом вопросе. Однако, чтобы Душа обрела целостность и андрогинность, ей нужно получить равновесный опыт обоих полов.
– Извините, пожалуйста, – вмешался я, – это вы сейчас обо мне по поводу Души некоего индивида?
– О Вас, дорогой, о Вас, – ответил мне женский голос.
– Что же не в порядке с моей Душой, – не унимался я, – если она всё-таки существует?
– А то не в порядке, мой дорогой, – продолжил всё тот же женский голос, – что, по моим данным, у Вас не было объективных причин к недовольству собственной жизнью.
Вы родились и выросли в полноценной семье; социалистическое государство, в разумном устройстве которого Вы так малодушно засомневались, заботилось о Вашем здоровье, занималось Вашим образованием и досугом, причём, заметьте, совершенно бесплатно. У Вас всегда была работа, благодаря которой Вы имели средства для безбедного существования, ежегодные отпуска и даже санаторно-курортное лечение. Став финансово самостоятельным, Вы создали семью и продолжили получать социальные блага от государства, апофеозом которых стало получение Вами отдельной благоустроенной квартиры.
А ведь далеко не всем повезло так же, как Вам. И Вы смеете жаловаться на несправедливость судьбы? Совести у Вас нет.
– Ну, что Вы, – пристыжено ответил я, – социально-бытовые условия меня вполне устраивают. И заботу государства я тоже ценю. Вопрос в другом: если всё у нас так хорошо, то почему это существование кажется мне безрадостным и бесцельным, будто кем-то спланированным и ограниченным. Мне порой кажется, что я в тупике, а вокруг меня высокие бетонные стены.
– А, по-вашему, лучше было бы оказаться в чистом поле на пронизывающем ветру, без какой-либо помощи и защиты?
– Но тогда бы я мог сам выбрать одну из тропинок и свободно шагать по ней, и мои проблемы и неудобства были бы только моим выбором.
– Но ведь то, что имеете Вы на сегодняшний день – это тоже Ваш выбор: и профессию, и место работы, и будущую жену Вы выбирали самостоятельно. Никто Вас ни неволил, ни заставлял, ни к чему не обязывал.
– Да, но… выбор был ограниченным. Выбирать можно было всё, что угодно в пределах обозначенных границ и регламентов. И главное – не выделяться, как в примитивной природе, иначе тебя могут сожрать. Образно говоря, есть три серых костюма, из которых ты можешь выбрать один.
– Но и жизнь, мой дорогой, тоже имеет ограничения. Если убрать все препоны и регуляторы, позволить анархию, то мир станет хаосом и перестанет существовать. Дýши вашего земного уровня слишком молоды и безответственны. И в этих условиях бóльшая свобода недопустима.
– Вы говорите о безответственности? Но разве можно считать безответственным того, кто исправно делает свою работу, живёт по законам и правилам, соблюдает приличия и выполняет свои обязательства.
– Но всё это возможно лишь при наличии ограничений, законов и правил. Вам просто не с чем сравнить.
Глава 4. Мечты
Слушая Личность в Белом, я понимал, что она, в общем, права. Все аргументы, приведённые ею, соответствовали положению дел. Разумные доводы говорили в её пользу, и у меня действительно не было поводов для недовольства. Но вся эта очевидная объективность была какой-то ненатуральной, как восковые фигуры в музее мадам Тюссо, – сходной с оригиналом, но безжизненной. Ведь жизнь – это не только внешняя форма и управляемые рефлексы, но и огромный внутренний мир.
Временами, когда существующая реальность становилась невыносимой, я, что называется, «уходил в себя». И там, в своих мыслях и фантазиях, мог рисовать красочные картины неосуществлённых желаний.
С детства я мечтал о путешествиях в дальние страны, невероятных открытиях и необыкновенных находках. Я представлял себя покорителем новых земель, отважным мореплавателем и бесстрашным первопроходцем. Мне хотелось найти затерянную во льдах Арктики Землю Санникова, несметные сокровища Инков, затонувшую таинственную Атлантиду. В своих мечтах и фантазиях я испытывал страхи, преодолевал препятствия и радовался победам. Всё это усиливало мой интерес к жизни, давало толчок к развитию.
Но по мере взросления я узнавал, что все неведомые земли уже открыты, сокровища найдены и оприходованы, а легендарную Атлантиду и вовсе придумал Платон. Мечты мои рушились на глазах и вместе с мифической Атлантидой тонули в океане неверия.
Ко времени окончания школы мой красочный, неведомый мир оказался несовместим с существовавшей реальностью. Пришло время выбрать профессию. И я её выбрал, далёкую от возвышенных мечтаний, от странствий и приключений, от призрачного счастливого детства. Серая обыденная объективность опустила меня на землю и напомнила, что пустыми мечтами сыт не будешь.
Я выбрал профессию бухгалтера, профессию простую, удобную, востребованную всегда и везде.
– И Вы сделали правильный выбор, мой дорогой, – прервала мои размышления Личность в Белом. – Для реальной земной жизни нужна востребованная специальность. К тому же, выбранная профессия давала в дальнейшем устойчивость, определённость и обозримые карьерные перспективы. Образно говоря, впереди у Вас была ровная и прямая дорога в светлое будущее.
– Вероятно, так я и думал, «наступив на горло собственной песне». Да и думать иначе в то время было опасно и недальновидно. В лучшем случае меня бы сочли неутомимым романтиком и чудаком, в худшем – сослали бы открывать новые земли где-нибудь под Магаданом. О каких морских путешествиях и новых открытиях могла идти речь в «наглухо застёгнутом на все пуговицы государстве»? Всё это детские мечты, мечты…
– Однако позволю себе напомнить, – включился в наш спор Субъект в Чёрном, – что именно романтики и чудаки совершали значительные открытия. Те, кто оставался предан своей мечте, доплывал-таки до заповедного берега. И это о них говорил классик в «наглухо застёгнутом государстве»: «Безумству храбрых поём мы песню!»
– Теперь я напомню Вам, сударь, – вступилась за меня Личность в Белом, – что «песня» эта была о прошлом, а, отнюдь, не о будущем. И «пелась» она post factum о конкретном событии. Этим нелепым примером вы сеете сомнения в душе подотчётного нам индивида. К тому же Вы должны знать, что обобщённые и абстрактные примеры не влияют на принятие решений. Это как вешать шляпу на облако в виде крючка. Если Вы претендуете на объективность, попробуйте «влезть в его шкуру».
– Сударыня, при всём желании, я не смогу этого сделать, так как я в данный момент тоже материален, – съехидничал Субъект в Чёрном.
– Не стоит всё воспринимать так дословно, я тоже говорила метафорически, – оправдывалась Личность в Белом. – Попробуйте поставить себя на его место с учётом существовавших условий, условностей и персональных характеристик, и Вы поймёте, что иное развитие событий было бы невозможным. Здесь без вариантов.
– Ваши выводы звучат как вынесенный приговор. Напомню, коллега, мы ведь не судим, а корректируем, и задача у нас с вами общая – проанализировать и исправить. Поэтому не стоит спешить и «навешивать ярлыки».
– Ах, сударь, в этом конкретном случае мне всё понятно, и не о чем спорить. Видели б Вы мой список таких же «объектов», томящихся в ожидании. Там очередь на столетья вперёд. Поэтому время моё дорого и ограничено.
– Значит, и ваш мир несовершенен, раз в нём существуют ограничения, – невольно заметил я. – Но ведь где-то должна быть НЕ ограниченная свобода?
– Безграничной свободы не может быть по определению. Мир в высшем смысле этого слова структурирован и взаимозависим. И в этом состоит его целостность. Это так же, как, например, рука не может жить отдельно от головы. А все различия заложены в исходных параметрах.
– У меня возникло почти физическое ощущение, – снова заговорил Субъект в Чёрном, – что я присутствую при ответе отличницы на уроке. Сударыня, Вы так правильно и убедительно говорите, что аж зубы сводит. Но всё-таки время – параметр относительный, а опыт Души перевесит любое количество аргументов. Поэтому мы будем работать с данным по Вашему выражению «объектом» столько, сколько понадобится, пока не найдём наиболее приемлемый выход.
И не надо ля-ля про дороговизну Вашего времени. За такие словесные обороты Вам могут ведь и счётчик включить…
– От Вашей лексики дурно попахивает серой. А прямой намёк на счётчик и вовсе – шантаж. Меня Вам не запугать никогда.
– Зная Ваш процессуальный опыт и юридическую подкованность, сударыня, я даже и не пытался. Но, ближе к телу…
Давайте попробуем определить, где же наш подопечный ошибся и сделал неверный выбор, что стало причиной ошибки и как эту ситуацию исправлять, ведь, как известно, исправить можно практически всё, пока человек ещё жив.
– Вы говорите об исповеди и покаянии, – сообразил я.
– Да, нечто подобное существует в ваших религиях, но только в урезанном и искажённом виде. Дело в том, что не ритуал сам по себе имеет значение, а исключительно лишь работа Души. И для этой работы не нужны храмы, посредники и их ритуалы. Один человек, как бы он себя ни называл, не может да и не должен судить о другом, так как оба они грешны. Безгрешные на земле не живут.
Глава 5. Исповедь
Халиль Джебран
Воспитанный в традициях атеизма, я никогда всерьёз не задумывался на религиозные темы. Церковь была отделена от государства, даже в некотором смысле находилась в опале, поэтому любая причастность к церковному таинству, косвенная или прямая, высмеивалась и осуждалась. За религиозные взгляды или чтение подобного рода литературы «особо провинившихся» прорабатывали на комсомольских и партийных собраниях.
Им говорили о том, что строитель светлого будущего не должен цепляться за догмы средневекового мракобесия (и в этом они были правы). А за участие в церковных обрядах или присутствие в церкви во время религиозных служений могли выгнать из института или уволить с работы.
Идеологи и активисты с пеной у рта отстаивали принципы марксистско-ленинского коммунизма и готовы были уничтожить любого, кто имел отличную от общепринятой точку зрения. Но самым ужасным было как раз то, что равенство при коммунизме предполагало не равноправие, а одинаковость всех «строителей коммунизма» под руководством партии и правительства, то есть неких отдельных личностей, дорвавшихся до «руля».
И чем, собственно, отличалась новая, коммунистическая парадигма от ранее существовавшей религиозной? Да, в общем, ничем. И в той, и в другой было поклонение идолу, которого в одной традиции называли «всемогущим богом», а в другой – «великим вождём». И там, и там существовали руководители, направляющие и объясняющие народу, каким путём лучше идти к пропасти. И опять-таки те и другие бездельничали и жировали за счёт всё того же уравненного и обезличенного народа.
Это была борьба серьёзных структурных идеологий, различных по своим концепциям воинствующих группировок, преследующих одну и ту же цель – получение преференций и разных благ для себя за чужой счёт. Одна тоталитарная секта против другой.
Идеологи-коммунисты твердили, что «религия – это опиум для народа», притом, что этот народ даже не понимал значения слова «опиум». Священники в свою очередь прозвали коммунистических активистов «бесами», а их вождя – и вовсе «антихристом».
Dans la guerre comme à la guerre.
И всё-таки в «стране победившего социализма» взяла верх марксистко-ленинская доктрина. И церковь ушла в подполье готовить новый крестовый поход.
Прошли годы…
В результате внутрипартийных трений и распрей коммунистическая хватка ослабла, идеология рассыпáлась, как трухлявый мешок, и опустевшую нишу на фоне призывов к свободным рыночным отношениям вновь начала занимать церковь.
Истины ради, нужно добавить, что в «распахнутые настежь двери» нашего в прошлом могущественного государства вместе с западными буржуазными ценностями, а также капиталистическими политтехнологиями хлынули и религиозные секты различных толков и направлений.
В свете этих событий церкви стало невыгодно воевать с государством, и она выбрала более миролюбивую тактику, при этом, не изменив своих истинных целей.
Но, не смотря на амнистию церкви, открытие уже имевшихся и строительство новых храмов по всей стране, интереса к религии я так и не ощутил. Зачем посещать службы, если их можно увидеть по телевизору? А если сакральность обрядов исчезла, о каких таинствах может идти речь?
Я просто не знаю, каким должно быть таинство исповеди и в чём смысл святого причастия?
– А ты не рассуждай на общие темы, попробуй сконцентрироваться на себе, – ответил на мои размышления Субъект в Чёрном.
– Я пытаюсь настроиться, но не знаю, с чего начинать.
– Начинать всегда лучше с самого начала (тавтология получилась). В общем, начни с того, что помнишь и знаешь о себе самом. Не обязательно проговаривать всё это вслух, мы и мысли твои слышим прекрасно.
Итак, что помню и знаю…
Родился я 12 декабря 1953 года в рабоче-крестьянской, как тогда говорилось, семье. Сначала мои родители работали и жили в колхозе, а вскоре после моего рождения перебрались в город. Борьба с послевоенной разрухой подняла очередную волну индустриализации, и народ из бесправных нищенских деревень потянулся восстанавливать города.
Осознавать себя я начал в детском саду, где находился почти круглосуточно. Родители на тот момент жили в разных переполненных общежитиях и много работали, поэтому меня забирали редко и только лишь на полдня. Зато в детском саду мне очень нравилось. Там было тепло и уютно. Нас хорошо кормили и одевали. Мы много играли, пели и рисовали. А ещё нас учили писать и считать, прививали самостоятельность и правила поведения.
Это было прекрасное время, когда ещё не нужно было думать о будущем, что-то планировать, а можно было жить просто «здесь и сейчас».
Самым интересным была подготовка к праздникам, особенно – к Новому году. Мы разучивали песенки и стихи, воспитатели наряжали для нас ёлку, а в сам праздник приходил Дед Мороз со Снегурочкой. Каждый из нас за своё выступление обязательно получал подарок. На фоне всех остальных дней, этот праздник казался сказочным и волшебным.
Зима для меня в тот период особенно отличалась от остальных времён года. Несмотря на значительные холода, можно было играть в снежки, лепить снеговиков и кататься на санках. И даже находясь в помещении, я часто садился перед окном, чтобы рассматривать причудливые морозные узоры на стёклах. А если где-нибудь оставался не замороженный кусочек стекла, то через него я мог видеть деревья, покрытые инеем, и сверкающий под солнцем снег.
В те далёкие годы в детских садах не было телевизоров и магнитофонов, не имелось бассейнов и спортивных залов. Вообще развлечений каких-либо было очень мало, поэтому всё необычное, в том числе и явления природы, вызывало особенный интерес.
Я помню однажды сильнейшую грозу, когда дождь лил, как из ведра, струями стекал с крыш и сползал по оконным стёклам. Очень близко сверкали яркие молнии, и гремел гром. Нам было страшно и любопытно одновременно. Казалось, что огромное чудище движется прямо на нас, но мы должны были быть смелыми и ничего не бояться.
На улицу в этот день нас не пустили, а так хотелось побегать по лужам!
Летние месяцы той далёкой поры мне ничем особенным не запомнились, а вот осенью нам давали много фруктов и овощей.
Никогда уже больше в своей жизни я не испытывал подобного интереса к природе и единения с ней, как в те далёкие детские годы.
Глава 6. Аннушка
Удивительно, что становясь взрослыми, заводя семью и детей, почему-то совсем забываем о том, какими же в детстве были мы сами. Родителям всегда кажется, что они обо всём знают лучше детей, и представляют последних несмышлёными и глупыми существами.
Между тем, каждый ребёнок – это просто маленький взрослый. В нём заложены от природы необходимые знания и мировоззренческие основы. Конечно, не всё ребёнок может осмыслить и объяснить, но зато он искренен и открыт миру. Его каналы направлены вовне, и словно антенны, они улавливают жизненно важные сигналы.
Взрослые для детей не столько старшие, сколько просто другие. Как другой вид. Как медведь для зайца или тигр для кошки. У детей свой собственный мир, более яркий и красочный, волнующий и чудесный. В нём действуют свои законы и правила, не всегда понятные взрослым.
Уже в средней группе детского сада я начал осознавать свою мужскую природу. Даже внешне было заметно, что мы не все одинаковы, что есть мальчики и есть девочки. И разница эта заключалась не только в одежде или причёске.
Конечно, одежда в первую очередь подчёркивала разницу между нами. Мальчики носили штаны и рубашки, а девочки – юбочки или платья. У некоторых девочек на голове были бáнты, которые усиливали к ним интерес. Мальчики норовили дёрнуть за бантик и получить за это заслуженную оплеуху. Это была своего рода игра, интересная, волнующая и пробуждающая инстинкты.
И всё же основная разница между нами и девочками была в другом. В этом возрасте ещё не существует табу, и природа берёт своё.
– Так, так, – оживился Субъект в Чёрном, – с этого места, пожалуйста, поподробнее.
Поделиться книгой: