Помоги проекту - поделись книгой:
Незваный гость
Далеко-далеко отсюда в глубокой лесной чаще на невиданной красоты поляне в избушке на курьих ножках жила-была Баба-яга. И не сказать, что баба, – так, простая русская женщина. И не сказать, что в возрасте, – лишь волосы под косынкой растрёпаны и платье не по моде надето. Да ещё горе горькое поселилось в её душе. И уже триста лет никто не мог утешить Ягу.
Но службу свою вечную она не забывала. Сторожила мир мёртвых от мира живых, первый суд душам умерших учиняла, за зверьём и птицами присматривала. Только дело своё по привычке скорее делала, без души совсем. Так душенька болела у бабоньки…
В этом веке, да не в этом году набрёл на её избушку гость нежданный. И перепугал своим появлением избу так, что та шлёпнулась со всех своих куриных ног, а заодно и Ягу уронила. А всё потому, что избушка на курьих ножках уже несколько веков подряд обычных людей-то и не видывала, запах не чуяла. В общем, отвыкла. Вот как пагубно сказывалось затворничество.
Мужчина, да что там говорить – почти добрый молодец, потому как было ему не больше тридцати, посмотрел на то, как избушка в спешке поднимается, почесал затылок, а потом махнул рукой – мол, терять-то уже нечего – и вошёл в избу.
– Что пришёл? Как нашёл? – без приветствия спросила Яга, поднимаясь с полу. И по выражению её лица, и по самой фразе сложно было понять, огорчал её этот визит или, наоборот, радовал.
– Белочка привела… – в некоем смущении произнёс молодец. – Понимаю, что глупость говорю, но так и есть. Лапкой поманила, я и пошёл.
– Вот мужчины распустились, – покачала головой Яга и усмехнулась, – только лапкой их помани – они и идут, даже не спрашивая куда.
– Так как у белочки-то спросишь? – пожал плечами мужчина и слегка улыбнулся.
– Так раз не спросишь, то и нечего ходить за незнакомыми белками! – отрезала Баба-яга, а потом смягчилась: – Ладно, поняла я, что за белочка. Как ты вошёл, на порог села и не уходит, решения моего ждёт. А решение моё будет зависеть от тебя. Так что выкладывай, что у тебя стряслось, только самое сокровенное и откровенное, да и имя своё тоже выкладывай. Я хоть и знаю, но невежливо в дом к даме без приглашения входить, да ещё не представляться.
– Меня Никитой зовут. Фамилия – Селиверстов. А вас как звать?
– Я думала, ты бесстрашный, а ты, оказывается, безграмотный – не понял, к кому в дом пришёл, – обиделась Яга.
– Ну, кому изба должна принадлежать, я, предположим, знаю, – поспешил исправиться Никита. – Однако вы на Бабу-ягу совсем не похожи.
– Конечно, не похожа! – мгновенно завелась Яга. – А как на такие чудовищные описания можно быть похожей? Ты только послушай, – произнесла она и сняла с полки первую попавшуюся книгу: – «Баба-яга через всю избу протянулась: ноги на порожке, губы на сошке, руки из угла в угол, нос в потолок». Или вот… – пошла в ход вторая книга: – «Баба-яга, костяная нога, морда глиняная, на лавке лежит, грудью печку затыкает». Срам-то какой! И как только такое детям читают! Как они, бедняжки, спят потом? А это как тебе? – в руках у Яги оказалась третья книга: – «…Ездит за человечьим мясом, похищает детей, ступа её железная, везут её черти; под поездом этим страшная буря, всё стонет, скот ревёт, бывает мор и падёж; кто видит Ягу, становится нем». Ну, что ты молчишь, Селиверстов? Что не возмущаешься? – грозно добавила Баба-яга. – Может, и вправду онемел? – прищурившись, предположила она.
– Нет, не онемел, конечно, – криво улыбнулся молодец, не зная, что и сказать. – Опешить опешил, это правда. Я и не помню таких описаний.
– А я всё помню. Каждую строчку. Вот писари, их бы я точно съела. Ради красного словца так издеваться в текстах над женщиной!
– Вы что, правда людей едите? – совсем запутался Никита и даже оробел.
– Я ем людей?! Нет, вы только послушайте этого великовозрастного детину. А говорит, не помнит страшных сказок обо мне. Эх, и тебе тоже мозг засорили в детстве всякой чушью. Клевета! Сплошная клевета. Нет! И ещё раз нет! Ты хоть представляешь себе современного человека изнутри? Сплошные канцерогены и консерванты. То химические конфетки жуют невиданных цветов, то полуфабрикатами со столетним сроком годности питаются. Я что, враг себе – есть такую гадость? Ну было когда-то, лет так пятьсот назад. За все века двоих-то и упомню, кого съела. И то за дело! Уж очень вредные оказались. Приняла, так сказать, удар на себя. Людей от невиданной вредности отгородила, в землю вредность не закопала, огню не дала. Короче, всё сама, всё сама. А они своими чернилами доброе дело во зло обратили. Вот журналисты-писари! Уже тогда привирать в текстах стали, чтоб спрос на сказки больше был, чтоб интрига закрученнее. А я до сих пор страдаю, между прочим. И обо мне никто слёзы не льёт. Так что помогать людям я больше не помогаю. Одичали они от своей писанины и прочих увеселений, загрубели, в чудеса верить перестали. Так, подожди, совсем заговорил слабую женщину… Ты-то чего пришёл?
– Так белочка привела, я ж рассказывал, – как можно мягче произнёс Селиверстов, чтоб не обидеть Ягу каким-нибудь грубым словом, а то вдруг всё-таки правду писали люди, и эта, пусть и милая, женщина всё же отправит его в печь жариться, а потом и съест под каким-нибудь благовидным предлогом.
– А-а-а, белочка, – протянула Баба Яга. – Ты хоть понимаешь, кем приходится тебе эта белочка?
– Мне – белочка? – не понял Никита.
– Да, Селиверстов, тебе, – подтвердила Яга. – Я-то в своих лесах всех белок в лицо знаю. Знаю, кем были, почему белочками стали.
– То есть – кем были? – совсем запутался молодец.
– Людьми они были, серость ты необученная, людьми. Все, кто на моей территории умирает да в землю сырую уходит, должны заплатить за постой, заодно и грехи свои земные замолить, пока в мир мёртвых не отправятся, вот и ходят в звериных шкурах. А белочка эта – невеста твоя, два дня как умерла, потому что кое-то ей машину подарил, а о том, чтоб она водить научилась эту машину, не позаботился. Вот и попала девица-красавица в аварию, благо никого другого с собой на тот свет не прихватила, а то не ходить бы ей в белках. Ты покоя и одиночества в лесу искал, горе своё задабривал, а на неё наткнулся. И не просто так ты её встретил и вообще в лес пошёл, звала она тебя, молилась. Вот ты на неё и наткнулся, и потянуло тебя идти за рыжей. А невеста твоя тебя ко мне вывела, потому что знает, что помочь смогу, если захочу, конечно. Только как помогать тому, кто сам её на тот свет и отправил? И зарок я себе лет сто назад дала не помогать людям.
– А можешь? – удивлённо спросил Никита. Он не верил своим ушам. Он не верил своим глазам. Он в точности воспринимал всё происходящее, но надумывал себе, что это всего лишь сон или что обезумел он от горя.
– Что можешь? – не поняла Яга, чем вывела из ступора Никиту.
– Ну помочь! – без стеснения пояснил Селиверстов.
– Эх, люди-люди… Плохое помнят, хорошее забывают. Что я людей есть могу, он с пелёнок помнит, а что людям порой помогала, словно и не знал. Вот и ступай тогда своей дорогой, не приставай к одинокой женщине, – в сердцах выпалила Баба-яга и даже отвернулась от Никиты.
– Ты прости меня, Баба-яга, я ведь не со зла. И ты правильно подметила: по необразованности такие вопросы задаю. Ты сама говорила, что всё писари исказили, откуда ж мне правду-то знать. Расскажи, пожалуйста, – Селиверстов явно начал подлизываться к Яге, и ей, конечно, понравилось то, что он старается ей угодить, лестно стало.
– Я охраняю вход в мир мёртвых. И каждый, кто уже готов перейти в Навь, должен послужить миру живых в качестве осознанного зверя. Бывают, конечно, и просто звери, но их мало, это те, кто только вступает в наш мир. Так сказать, подготовительная школа для душ будущих людей. Души умерших попадают на мой земной суд, и я выбираю им роль животного или птицы, а то и просто насекомого. А как звериный срок отгулял, так и ступай на все четыре стороны загробного мира. Хотя не на все, а как позволят тебе высшие силы. Впрочем, это уже другая сказка, не до неё тебе сейчас. Сорок дней есть у меня, чтоб изменить своё решение и, например, белку сделать лосем или полевой мышкой. И семь дней, чтоб вернуть душу в её прежнее тело.
– Баба-яга, то есть получается, ты можешь её снова оживить в течение семи дней?! – не верил в своё счастье Никита.
– Теоретически могу, только у меня на это всего пять дней осталось. Два дня ты уже на горе своё потратил. Я многое могу. Но это только теоретически, потому что практически нет у меня никакого резона тебе помогать.
– Ягуша, милая, помоги мне. Верни Катюшу в мир людей. Пожалуйста! А я тебе заплачу́, честное слово. Я богатый человек.
– Тьфу ты, дожили, божественной личности деньги предлагают. Совсем ум за разум у современного человека зашёл. На кой мне твои деньги, дурачок? Я знаю, где зарыты все сокровища и клады на территории, за которой я присматриваю, а это побольше России. А ты мне деньги предлагаешь.
– А что можно предложить, кроме денег? – искренне удивился Селиверстов. – Любую ценность на них можно купить!
– Так иди купи Катюшу! – засверкала глазами Яга. – За неживое неживое и дают. За чувства верные утраченные чувства возвращают. За счастье счастьем награждают. Вот и подумай, что мне от тебя может понадобиться!
Минут пять думал Никита над загадкой колдуньи. Голову свою совсем мыслями затуманил. Какие страсти ему только не мерещились! Но никак он не мог понять ответа.
– Не знаю, – покачал он головой. – Подскажи мне, пожалуйста.
Яга молчала. Никита понял, что терять ему практически нечего, и начал перед колдуньей душу выворачивать.
– Мне и страшно от твоего задания, – честно признался Селиверстов, – страшно, что… душу свою потеряю… И в то же время для Катеньки ничего не жалко, только б жила. Ягуша, молю тебя, помоги. Сказал бы: богом молю, но при тебе как-то неудобно. Ты добрая, понимающая – я теперь знаю. Войди в моё положение, люблю я её. Сильно люблю. Неужели тебе незнакомо это чувство? Неужели не понятна моя боль и тоска по любимой? Я знаю, что виноват. Так позволь мне загладить свою вину. Верни её в мир живых, пожалуйста.
– Ты в мою божественную душу не лезь своими словами слезливыми. И твоя душа мне не нужна. Выдумал тоже. Сам мучайся с ней, серой. Я сама решу, когда карать, когда миловать. Работа у меня такая. У меня сейчас вообще белок недочёт. Такие люди помирают, что и в белку обратить стыдно, не то что в медведя или лису. Одни кроты да комарьё. Вырождается нация, спивается, ни о чём путном не мечтает, не стремится ни к чему.
– Разве вы, волшебное население, не должны нам помогать вставать на путь истинный? – не смог сдержаться Селиверстов.
– Человек волен сам выбирать, как ему жить, мы лишь непоправимое и случайное исправить можем или предотвратить, в остальном – что сеете, то и жнёте. Ладно, надоел ты мне своими разговорами глупыми. Даже в критической ситуации разум твой затуманенный молчит. Сама скажу, сжалюсь. Есть у меня задание для тебя, равнозначное просьбе твоей. Коль справишься – помогу, а нет – так нет. Верни мне мужа моего. Уж очень я по нему грущу, от любви маюсь. Он в Навь – мир мёртвых – лет триста назад ушёл и не возвращается, о себе не напоминает. Волнуюсь я за него. Сама пойти туда не могу: вдруг кто умрёт, пока меня здесь нет, так зависнет между миром живых и мёртвых, начудит неладного с перепугу, а мне потом лет двадцать исправлять.
– Яга, ты меня совсем пугаешь. Неужели есть души неупокоенные, которые среди людей бродят?!
– Пока я на страже стою, нет таких душ. Но есть те, которым покой искать через людей нужно. Только ты их не бойся. Ежели ты им зла не делал, они тебе и не покажутся, тебя не потревожат, а если добро когда сотворил, то помогут, в мелочах. Может, сомнения развеют или верное решение с ветром в ухо шепнут. Тут всё правильно. А коль правильная душа в мире живых останется, жди беды. Вот и не могу я никуда со своей службы отойти. Пост у меня ответственный.
– Неужели у вас, богов или существ магических, не знаю, как правильно сказать, каких-либо средств связи нет?
– И то и то правильно, это с какой стороны посмотреть, – улыбнулась Баба Яга. – Это я к теме богов или магических существ. В Яви, то есть в мире живых, я кого угодно за пять минут найду и мысленно посыл отправлю. А через границу, то есть на ту сторону, мысли не проходят. Было у меня зеркальце волшебное, через которое я связь с тем миром держала, но разбилось оно, как раз лет триста назад. Муж мой любимый обещал подарить новое, да не успел. Вот и сижу в изоляции. Так что, Селиверстов, решай прямо сейчас: берёшься за это дело или нет? Ты вернёшь мне любимого – я верну тебе любимую.
– Хорошо! – сказал Селиверстов и только потом призадумался. Он и понятия не имел, куда его посылают, как он кого-то там найдёт и к тому же вернёт обратно. Фантастика! Но с учётом того, что он и так был в избе у сказочного персонажа, голова уже давно шла кругом. «А-а-а-а, семь бед – один ответ», – подумал про себя молодец и ещё раз подтвердил: – Берусь.
– Вот и славно. А теперь ложись спать, сил тебе набираться нужно, а завтра с рассветом я тебя в мир мёртвых переправлю и напутственные инструкции дам.
– Какой спать, Ягуша? День за окном, да и поесть бы не мешало.
– Вот ты и ложись пораньше, чтоб сил было побольше. Ложись, молодец…
И он уснул – прямо там, где стоял. Усыпили его слова колдуньи.
Проснулся наутро Никита, потянулся и понял: что-то с ним не то. Лежит он на полу, бок о печку греется. То, что не на кровати, – ладно уж, но ведь ноги и руки как-то не так ощущаются. Наклонил он голову вниз и заскулил от увиденного. Вместо рук и ног у него теперь были лапы, всё тело шерсть серая покрывала, а изо рта язык порой вываливался. В общем, стал Селиверстов настоящим волком.
Вскочил он на лапы, оглядел всю избу – нет ведьмы. Выскочил на крыльцо и видит, что ни от кого Баба-яга не скрывается: возле курьих ног стол поставила, скатерть белую расстелила, на неё самовар водрузила да сласти выложила, сидит спокойно, чай пьёт и белочку угощает.
– Ты что наделала, ведьма?! – закричал волк.
– Как что? – даже не обиделась Баба-яга. – В зверя тебя обратила. Ты думал, что туда-сюда между мирами в человечьем обличье шастать можно? Я ж тебе рассказывала, неуч: сначала люди в зверей превращаются, а уже потом на тот свет переходят.
– Так как же я там в волчьем обличье ходить буду?
– Там ты своим обликом никого не удивишь, не волнуйся, – засмеялась Яга.
– А говорить я как буду? – не унимался Никита.
– А сейчас ты как говоришь? – переспросила колдунья.
– По-человечьи, – сам удивился молодец.
– Вот и там будешь говорить по-человечьи, а хочешь – по-звериному или по-птичьи. Поблагодарил бы лучше! Такого волка из тебя статного сделала, а ты не рад.
– Спасибо, – выдавил из себя Никита, но счастья своего так и не ощутил.
– Ладно, потом благодарить будешь. Вон, видишь, между двумя ёлками, справа, слегка воздух мутный? Это и есть вход в Навь. Пять минут с белочкой поболтай, пока ты её понимаешь, а потом ступай. Времени у тебя не так много, всего три дня: четвёртый день – последний, когда белку можно обратно в человека превратить. А я пойду, чтоб работа не копилась, и так на твоё превращение много времени потратила, целый час колдовала.
Как только Яга скрылась за дверью, белка мгновенно подскочила к волку, обняла его, насколько хватило её беличьих лап, и произнесла Катюшиным голосом:
– Милый мой, Никитушка, как же я соскучилась, – прижалась сильно-сильно.
Селиверстов так и обомлел. Стоит неживой, только из правого глаза слеза счастливая катится.
– Беги, любимый мой. Времени не так много осталось. И верь Яге, она действительно хорошая женщина, слово своё держит.
Волк тяжело вздохнул от груза неземной ответственности, лизнул белку в её прекрасный нос и побежал ко входу в мир мёртвых.
Вместе со шкурой волка Никите достались волчья ловкость, волчья скорость и волчья прыть. Через четыре прыжка он оказался у входа, на пятый попал на сторону мира мёртвых, а на шестом к нему пришло неприятное осознание, что он даже не спросил у Яги, кого ему придётся искать. В детстве мама часто читала ему сказки перед сном, сидя у изголовья кровати, но он никак не мог вспомнить, кто был мужем Бабы-яги и был ли у неё муж вообще. Вроде бы у Яги были дочери, а значит… значит, хоть один мужчина у неё всё-таки был. Хотя личность она волшебная, к ней и святой дух мог наведываться.
Селиверстов решил не терять понапрасну времени, а вернуться и расспросить Ягу, кого же ему стоит искать, да ещё, может, обзавестись картой потустороннего мира или изображением её супруга. Он сделал прыжок в сторону выхода, но не смог возвратиться в Явь – неведомая сила преградила волку дорогу, словно натянув невидимую сеть на вход. Он ощущал её каждой шерстинкой, но не видел глазами.
– О, новичок! – радостно захлопал в лапки, как в ладоши, заяц. – И шкурка у тебя совсем не потрёпанная. Эй, серый, сколько ты волком ходил, пока тебя сюда не отправили?
Но волк молчал, усердно пытаясь прорвать невидимую сеть, не пускающую его обратно в мир живых.
– Да брось ты это занятие, новичок, в шкуре животного ты не сможешь вернуться. И проход этот не для простых смертных. Лучше скажи, как тебе удалось сохранить шкуру такой свежей. Может, ты траву какую заветную знаешь, а то я на тридцать восьмом году в шкуре зайца лысеть начал. Давно пора облик менять, но никак не получу благословение от Сиды, провожатой по Нави, она говорит, нужно ещё подождать, не выслужилась шкура.
Волк притомился, сел возле двери, но на зайца смотреть не спешил. Не до зайца ему было. Ему б с Бабой-ягой поговорить, а не с зайцами. А потом навалились на него думы чёрные. Может, бабка его специально сюда заманила? Мозг всякими белками запудрила, и попал он в ловушку. Он ведь даже контрольных вопросов той рыжей не задал. А что если эта белочка вовсе не Катей была, а лишь голосом её говорила? Конечно, он обмяк и забылся, а кто бы не забылся от приятных речей якобы его любимой женщины. Но что ж ему теперь делать?!
Завыл волк. Опустился наземь, голову на лапы сложил, будто умирать собрался.
– Эй, серый! Что с тобой? – прямо в морду заглянул ему заяц. – Ты не подумай, я ничего, уже уходить собирался, нелюдимый ты, с секретами. Но ты так завыл жалобно, что сердце моё дрогнуло. Что с тобой?
– Я сошёл с ума, – грустно признался волк, – и в моём же сумасшествии меня же и обманули.
– То, что ты ненормальный, я с тобой согласен, но кто тебя обманул и зачем? – не понял заяц.
– Баба-яга обманула. Обещала невесту мою спасти, а сама меня в ловушку заманила.
Заяц несколько раз обежал волка, почесал макушку и спросил:
– А где ловушка-то? Что-то я её не вижу. Может, тебя сетями неведомыми спеленали? Ты двигаться можешь?
– Могу, – печально отозвался волк.
– Далеко? – уточнил заяц.
– За этот вход не могу.
– Ну это и я не могу, – успокоил заяц. – А в другую сторону можешь?
– Могу.
– Так что ж ты мне врёшь, что тебя в ловушку заманили? Ты совершенно свободное существо. К тому же божественную личность зря оклеветал. Осторожнее с такими высказываниями, не любят боги этого.
Заяц был явно недоволен волком, но больше ничего говорить не стал и поскакал прочь.
– Заяц, постой! – вдруг опомнился Никита, наконец-таки осознав, что зверёк может стать его спасением, то есть проводником по этому миру. Казалось, зайчик здесь уже давно и много знает.
Заяц остановился.
– Ты прости меня, запутался я совсем. Понимаешь, мне очень нужно мужа Бабы-яги найти. А я этих мест не знаю, законов не ведаю, но самое страшное, что я даже не догадываюсь, кто это такой и как он выглядит, – честно признался Селиверстов.
– Это ж что за зверьё нынче в лесах водится, что основ мироздания не знает?! – оторопел заяц.
– Не зверь я, человек. Меня Яга только этой ночью в волка превратила, а утром вход в загробный мир указала.
– То-то я думаю, отчего у тебя шерсть такая хорошая, шерстинка к шерстинке. Так она тебе такой подарок сделала, без отработки в лесах прямо сюда отправила, а ты недоволен ей. Нехорошо так с волшебницей обращаться, – покачал головой заяц.
Поделиться книгой: