Повести о чекистах

Повести о чекистах

В условиях наращивания подрывной деятельности спецслужб империализма против Советского Союза и других социалистических стран значительно возрастает ответственность, лежащая на органах государственной безопасности. Под руководством партии, строго соблюдая советские законы, они ведут большую работу по разоблачению враждебных происков, пресечению всякого рода подрывных действий, охране священных рубежей нашей Родины. Мы убеждены, что советские чекисты всегда будут находиться на высоте предъявляемых к ним требований, будут проявлять бдительность, выдержку и твердость в борьбе с любыми посягательствами на наш государственный и общественный строй.

Из политического доклада Центрального Комитета КПСС XXVII съезду Коммунистической партии Советского Союза.

В. Стенькин

ОПЕРАЦИЯ «СКОРПИОН»

ОТ АВТОРА

Только был погашен губительный пожар второй мировой войны. Еще тлели руины заводов и жилищ, человечество не освободилось от кошмара и страха, не успели зарубцеваться солдатские раны и высохнуть вдовьи слезы, а американские генералы уже разрабатывали планы новой войны против нашей страны. Они исходили из ошибочного расчета, будто бы монополия на атомное оружие обеспечит им легкую победу.

Самые реакционные деятели Запада предлагали ввести в действие планы военных штабов — начать превентивную войну против Советского Союза.

Над нашей Родиной, спасшей мир от фашистской чумы, снова нависла смертельная угроза.

В сорок шестом году СССР выступил с предложением навечно запретить производство и применение атомного оружия, уничтожить его запасы. Но эта благородная инициатива не была поддержана, и наш народ вынужден был отказывать себе во многом и расходовать огромные средства на разработку атомного оружия: другого выхода у нас не было.

За короткий срок наши ученые, инженеры и рабочие совершили исторический подвиг, овладели секретом атомного оружия и положили конец американской монополии на него.

В сентябре сорок девятого года ТАСС сообщил, что секрета атомного оружия давно не существует, и разъяснил: «Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу некоторыми иностранными кругами, то для тревоги нет никаких оснований. Следует сказать, что Советское правительство, несмотря на наличие у него атомного оружия, стоит и намерено стоять в будущем на своей старой позиции безусловного запрещения применения атомного оружия».

Вот уже больше четверти века Советский Союз придерживается этой линии: последовательно добивается того, чтобы ядерное оружие никогда не было пущено в ход, чтобы на деле было обеспечено первейшее право человека — право на жизнь.

СССР уже принял на себя обязательство не применять первым ядерное оружие, предлагает заморозить ядерные арсеналы, договориться о полном прекращении испытаний ядерного оружия.

В наши дни первостепенное значение имеет предотвращение милитаризации космоса, потому что она подтолкнет гонку вооружений и резко усилит угрозу ядерной войны. Советский Союз прилагает все усилия к тому, чтобы эта проблема была решена; он готов на самые радикальные меры, которые позволили бы продвинуться вперед в деле прекращения гонки вооружений, запрещения и в конечном счете полной ликвидации ядерного оружия.

Вместе с тем СССР и его союзники не раз предупреждали руководителей блока НАТО, что их претензиям на достижение военного превосходства никогда не суждено сбыться.

В основу повести положены подлинные факты и события, показывающие работу небольшого коллектива чекистов по разоблачению опасного американского шпиона и обеспечению сохранности особо важной государственной тайны; по известным причинам изменены фамилии некоторых персонажей и названия населенных пунктов.

О событиях, в которых участвовал лично, я пишу по своим воспоминаниям; другие восстанавливаю по рассказам бывших сослуживцев и по документам тех лет; лишь немногие эпизоды воссозданы авторским воображением.

В жизни каждого человека, наверное, есть незабываемые страницы. Я и мои коллеги до сих пор хорошо помним нашу работу на объекте «П», где готовилось первое испытание атомного оружия.

Чекистская служба часто бывает захватывающе интересной. Но там, на строго засекреченном объекте, все чувствовали небывалый душевный подъем: решалось государственное дело, имеющее величайшее значение для судьбы Родины, и мы считали себя в той или иной мере причастными к нему.

1

В марте сорок девятого года я приехал на объект «П» в распоряжение Особого отдела войсковой части. Хотя было только начало весны, горячий ветер со стороны пустыни поднимал и кружил смерчевые воронки из песка и пыли.

В Забайкалье, где я постоянно работал, песчаные бури тоже не редкость, но там в это время еще дуют холодные ветры, поэтому моя одежда — шерстяное армейское белье, драповое пальто и шапка — явно не соответствовала здешнему климату.

В служебном автобусе, который шел от Краснореченска до объекта, было душно, и я пропотел до последней нитки.

Особый отдел размещался в пятиэтажном здании из силикатного кирпича. Меня принял начальник отдела майор Павлов, он был предупрежден о моем приезде.

Расспросив о том, как я доехал, майор коротко рассказал о войсковой части и стоящих перед отделом задачах.

Я узнал: подразделения части разбросаны на безлюдных просторах, ведут особой важности и секретности строительство, именуемое в переписке объектом «П». Лишь в секретных документах допускаются выражения «Площадка» или «Полигон». Об истинном назначении объекта — готовился экспериментальный взрыв атомного устройства — знал ограниченный круг высших офицеров и представители ведомства.

— Я вчера возвратился из округа, — сказал Павлов. — Генерал предупредил, что даже за малейшую утечку сведений об объекте будут взыскивать на полную катушку. — Майор посмотрел на часы. — Ладно, у нас будет время поговорить, сейчас меня ждет командир части. Пойдемте, покажу, ваше рабочее место, жилье для вас подготовлено, устраивайтесь.

Гражданские специалисты и офицеры имели небольшие квартиры в щитовых финских домах. Солдаты и сержанты, а также строевые офицеры на отдаленных участках, как правило, жили в войлочных юртах или в утепленных палатках.

Мне отвели комнату по соседству с Павловым. Он тоже приехал один — привезти семью не мог из-за двух дочерей-школьниц: школы вблизи тогда еще не было.

Через несколько дней Павлов предложил мне объехать вместе с ним подразделения нашей войсковой части. Я обрадовался возможности полнее ознакомиться с объектом и быстрее войти в курс дела.

Мы ехали на потрепанном «виллисе» по степному бездорожью. Вначале изредка попадались березовые и осиновые рощицы, а затем без конца и края потянулись травы: ковыль и типчак, овсец и тимофеевка.

В сухих травах суетились, свистели и пищали разные зверушки: суслики, полевки, тушканчики… Величаво вышагивали дрофы (у нас в Заволжье их называют дудаками), бегали юркие стрепеты. В невообразимо синем и прозрачном небе, распластав крылья, парили коршуны, трепетали жаворонки.

Южнее степь переходила в полупустыню — первозданное царство белой и черной полыни, приспособившихся к безводью кустарников — чингиля и татарника.

Мы знакомились с командирами подразделений, обсуждали с ними порядок организации охраны и режима; встречались со строителями и саперами, военными инженерами и летчиками, интересовались условиями их жизни и работы; присматривались к людям.

К концу недели мы вернулись в отдел, и я постепенно стал осваивать порученное мне дело.

В одном кабинете со мной сидел немолодой капитан Вдовин, усидчивый и старательный. Может быть, у него не хватало быстроты действий, как у нас, молодых оперативных работников, но зато был большой опыт, выдержка, интуиция.

Мы с ним много говорили о работе, о личных делах, и я всегда получал от него умные советы.

Павлов установил такой порядок: в конце дня каждый сотрудник докладывал ему о том, что сделано, какие поступили сигналы.

Помню, я сидел в кабинете начальника отдела, когда, осторожно постучав в дверь, вошел Вдовин.

— Садитесь, Петр Акимович, — пригласил Павлов. Учитывая возраст Вдовина, майор относился к нему с большим уважением.

Вдовин сел, откашлялся, открыл коричневую папку, Сверху лежал листок с его заметками.

— Докладывайте, — поторопил Павлов, видя смущение подчиненного.

— Докладывать-то не о чем, товарищ начальник. Сделано много, а толку мало. Вот, пожалуй, одно только, — капитан замолчал и стал рыться в папке.

— Слушаю, слушаю вас.

— Есть заявление: инженер Лиговский в группе офицеров довольно прозрачно рассказывал о назначении объекта.

— Что значит прозрачно?

— Ну в общем люди могли понять, что готовится мощный взрыв, и, естественно, строят всякие догадки.

— Кто такой Лиговский?

— Представитель ведомства, член партии с сорок шестого года.

— Дайте мне все материалы на Лиговского, я сам побеседую с ним. У вас больше ничего нет?

— Хорошего нет, а мелочь кое-какая есть.

— В больших делах не бывает мелочей, — заметил Павлов. Собственно, не мне учить вас, Петр Акимович, с вашим опытом. Рассказывайте, что за мелочи?

— Вчера просматривал личные дела работников военторга, — начал Вдовин, — в личном деле бухгалтера Белова Алексея Ивановича какая-то путаница получается.

— А что именно?

— В автобиографии Белов ничего не пишет о наградах, а в справке Белорусского штаба партизанского движения указано: награжден орденом Красной Звезды и медалью «Партизану Отечественной войны» первой степени.

— А где он жил до войны? Как попал к партизанам?

— Родился в пятнадцатом году в Тамбовской области, в начале войны был мобилизован в армию, попал в плен к немцам, бежал, перешел к партизанам.

— Когда проводилась проверка?

— В сорок седьмом.

— Запросите еще раз Тамбовское управление, вышлите фотокарточку Белова, пусть покажут односельчанам.

— Хорошо, товарищ майор. — Вдовин захлопнул папку, пригладил ладонью волнистые каштановые волосы, изрядно поседевшие, вздохнул с облегчением и вышел, старчески сутулясь.

«Чекистская служба становится трудноватой для него», — подумал Павлов, провожая взглядом капитана.

Был на исходе месяц моего пребывания на новом месте. Жизнь, казалось, постепенно входила в привычное русло. Я ближе узнавал сослуживцев, стал яснее представлять себе положение дел на объекте и свои обязанности; занимался повседневной чекистской работой без чрезвычайных происшествий и без романтики.

И вдруг все это нарушилось. Вечером Павлову позвонил начальник Особого отдела округа: «Завтра в четырнадцать буду у вас, — сказал генерал. — Есть очень важный и не совсем приятный разговор. По телефону не могу сказать, потерпите до встречи».

Владимир Васильевич забеспокоился: неизвестность всегда тревожна.

В назначенный час Павлов на своем «виллисе» подъехал к летному полю внутри зоны. Самолет приземлился минута в минуту, взметнув облако желтой пыли. Когда пыль улеглась, из самолета вышел генерал, а следом за ним пилоты.

Несмотря на свои шестьдесят три года, генерал выглядел молодцевато. Ладно пригнанная форма придавала его немного отяжелевшей фигуре подтянутость и стройность.

Генерал поблагодарил летчиков, подошел к майору и поздоровался с ним, сильно пожав руку.

— Красиво тут у вас, — сказал он. — Я с самолета не мог налюбоваться.

— Да, места у нас раздольные! Знаете, какие восходы, какие закаты… Чудо!

— А вы, оказывается, поэт, Владимир Васильевич! — Генерал непривычно назвал майора по имени и отчеству. — Стихи не пишете?

— Нет, стихов не пишу, а в душе немножко поэт, все-таки бывший художник, — уклончиво ответил Павлов.

— О семье скучаете?

— Некогда скучать, товарищ генерал.

— Да, тут такое закручивается, что скорого свидания с семьей не могу обещать.

Вместе с Владимиром Васильевичем генерал обошел все наши кабинеты. В одном — с зимы не были убраны лыжи, в другом — спортивные костюмы развешаны на видном месте, в третьем — газеты и журналы где попало разбросаны. Пожурив за беспорядок, расспросил сотрудников о жизни и настроении. Мы понимали, что генерал не за этим приехал, все знали о его предупреждении по телефону, поэтому с нетерпением ждали важного разговора.

— Ну что ж, майор, собирайте людей, поговорим, — наконец распорядился генерал.

Павлов предложил ему свое кресло, но тот отказался и сел за приставной столик.

— Товарищи, полагаю, что все вы хорошо понимаете возложенную на вас ответственность, — начал генерал без всякого вступления. Он говорил медленно, сидел, наклонив голову и положив на стол сцепленные в пальцах руки, будто рассматривал их.

— Обеспечить секретность работ особой государственной важности. Об этом мы немало говорили, и все это правильно. Но сейчас дело осложнилось: центр получил сведения о том, что на объект «П» удалось проникнуть вражескому агенту. Достоверность данных не вызывает сомнений. Что известно о шпионе? Предположительно это армейский офицер, находившийся за пределами Родины, завербованный американской военной разведкой Джи-ту. Ему около сорока лет. Обстоятельства вербовки и другие приметы пока не выяснены…

Наступила тягостная тишина, длившаяся одну-две минуты.

— Вопросы есть? — спросил генерал, окидывая собравшихся пытливым взглядом.

— Разрешите, товарищ генерал? Вы сказали, шпион — армейский офицер, — Вдовин поднялся, одернул китель.

— В документе сказано — предположительно, — перебил генерал.

— Так. А не известен ли род войск?

— Все, что нам известно о нем, я сказал. Звонил в Москву, ничего нового нет… Еще вопросы? Ну что ж, думаю, задача ясна: в самый короткий срок найти и обезвредить проникшего на объект вражеского агента. Я хотел бы лишь вот о чем предупредить вас. Мобилизуя все оперативные средства на поиск шпиона, нельзя допустить ослабления работы по обеспечению режима и по охране государственной тайны. От этой обязанности никто нас не освобождает.

Генерал попросил оперативных работников высказать предложения, как лучше организовать работу. Обсуждение этого вопроса затянулось до полуночи.

— С сего числа отдел переводится на казарменное положение, — сказал в заключение генерал. — Устанавливается рабочий день продолжительностью в тринадцать часов — с девяти до нуля часов с соответствующими перерывами на обед и ужин. Все отпуска — очередные, учебные, краткосрочные по личным делам — отменяются. И еще одно предупреждение: строго соблюдать законность, не наломать дров в спешке. Никакие объяснения и ссылки на чрезвычайное положение не будут приниматься во внимание.

2

У помощника военного атташе американского посольства полковника Уильяма Гротта через несколько дней должна была состояться ответственная встреча с агентом по кличке Скорпион. Когда-то так называлась операция по его вербовке. На этой кличке остановились потому, что сотрудники военной разведки Джи-ту надеялись: вновь приобретенный агент будет наблюдательным и опасным для русских. А у скорпиона, как известно, до шести пар глаз, его укусы очень болезненны, а иногда — и смертельны.

Первое знакомство Гротта со Скорпионом произошло два года тому назад за пределами Советского Союза. В то время многие его коллеги из Джи-ту были склонны считать, что агентурная разведка отживает свой век. Они утверждали: современные средства радиоэлектроники, сейсмическая и авиационная аппаратура позволяют с огромного расстояния и с большой точностью определять технические параметры нового вида оружия, разработанного противником. При этом, говорили они, специальные службы полностью освобождаются от риска и провалов, неизбежных при сборе информации через агентуру.

Гротт был на стороне тех, кто выступал против крайностей, отстаивал разумное сочетание технических и агентурных средств и методов. Он был твердо убежден, что даже самая современная аппаратура не идет ни в какое сравнение с толковым агентом, получившим доступ к важным секретам. Только через агента можно вызнать военные планы, разработки и научные идеи, вынашиваемые в штабах и конструкторских бюро потенциального противника.

Сторонники разумного сочетания всех средств и методов шпионажа соглашались с тем, что агентурная разведка связана с опасностью и риском, особенно когда дело касается вербовки советского человека. Но они считали, что каждый человек имеет слабости, не гарантирован от ошибок в жизни, которые могут быть умело использованы для склонения к тайному сотрудничеству с разведслужбами. В этих целях, говорили они, надо с позиций последних новейших достижений психологии глубоко изучать характер и динамический стереотип намеченного к вербовке человека.

Со Скорпионом Гротта свел его коллега — офицер Джи-ту — на конспиративной квартире. Тогда Скорпион докладывал о выполнении полученных заданий, а Гротт приглядывался к нему, пытаясь понять натуру человека, добровольно пошедшего на столь большой риск. По немалому опыту работы в разведке полковник знал, что почти каждого агента рано или поздно ждет возмездие.

Гротт был информирован о том, что Скорпиона переводят в другую часть, дислоцированную в районе Урала, и специально прибыл, чтобы встретиться с ним.

— Вы согласны поддерживать контакт со мною? — спросил Гротт, когда Скорпион закончил рассказ.

— Меня обещали оставить в покое, как только я вернусь на Родину.

— Вы рассуждаете наивно, — усмехнулся Гротт. — Мы не можем отказаться от ваших услуг.