— А что же горгонцы? — спросил Сэм, когда молчание стало совсем уж невыносимо.
— Горгонцы? Словно очнувшись от дум спросил Харон — Они улетели, кипя злобой и жаждой мщения. На тот момент, космическая техника была столь же несовершенна, как и ваша, может чуть выше. Технология сингулярности, гипер, была еще не апробирована, хотя и внедрена. До намеченных целей они все же добрались, неся свою заразу к звездам, но тоже поплатились. Ирония судьбы. Сейчас мы точно не знаем, что стало причиной, но факт остается фактом — при проходе их ДНК была повреждена. Вдобавок к извращенному облику моральному, получили расщепление лика зримого.
— И с тех пор тайно похищают людей? — с детским торжеством в глазах выпалил Иван — РенТВ знало!
— Горгонцы любят нагнать жути, явиться новыми богами, даруя лекарство от собственной же заразы.
— Так вирус — это все-таки их щупалец дело? — хищно зашипел Иван.
— Разве не смутил тот факт, что их сингулярность располагалась в том же месте что и источник заразы? Простите, мы прослушивали вас через маяк этой крохи, ради ее безопасности. Кстати, хорошо стреляешь, против симбионта это бесполезно, хотя и больно. Но не больнее чем кувалдой.
— Так это вы тогда были в клубе? — удивился Иван.
— Собственной персоной — наклонил голову Харон и почему-то потер лицо — Мы почти добирались до этой твари… А ведь на Земле далеко не одна такая мисс Пипетка, и не один такой затейник Шаман.
— Почему же вы тогда назвались мне врагом? — продолжил Сэм.
— Кто же знал, что ты столь устойчив к промывке и лжи? Но ты сам избрал мирный исход. Мы квиты.
— Ну а как-же синие?
— Ты предположил верно. Генетически нестабильны, непригодны для расщепления. Их уже не вернуть. А все остальное — их извечная ложь, дурман для слабых, сказки о загробном мире. Вот стабильные для них дороже золота, но умыкнуть их разом они не в силах. Потому им нужен наш старый Ковчег.
— Тот самый корабль? — поднял бровь Сэм — но постойте, даже у Платона со времен гибели прошло…
— Это было самое совершенное наше детище. Он, первый ковчег-симбиотик, пережил тысячелетия. Нечто среднее между живым организмом и механизмом. В отличии от горгонцев, мы не насилуем природу, не привносим искажения ни в себя, ни в создаваемое нами. Строим подобно мозаике цепочку за цепочкой. Это целое искусство, строить новое не разрушая прежнее. Но ковчегу не суждено было покинуть Землю, хоть он был рожден для звезд… Случилась Первая катастрофа, ваша уже Вторая. Но тут мы уже знали, что делать. Как отчасти сгладить неотвратимость рока.
— А посещать нас стали, когда Черная дыра создала разлом? — отозвался Иван.
— Браво. Не удивительно что вы спутали горгонцам их планы. Но успеть за всем количеством выпущенных вами друг в друга ракет не успели. Слишком мал был разлом для прохода нужной техники. Но значительную часть обезвредили, некоторые прямо в момент детонации. Потому наш связной Пензиас несказанно «удивлялся» сему факту.
— Ваш связной? Но ведь Пипетка сказала, что он искин? — удивился Сэм — что долго еще будет болтать.
— Разве ты перестал верить его словам, зная, что он искин? Какая разница? Он рожден нами, а не сделан. Сотворен плоть от плоти. Ибо человека рождается лишь человек. Правда, Гена?
Столяров скупо улыбнулся и кивнул.
— Так что же теперь? — задал общий вопрос Сэм.
— Кажется, ты хотел поближе познакомиться с Пензиасом? Проверить человечность искина?
— Ох Сэмми, и свезло же нам! — толкнул его в бок Иван — Соглашайся! Когда еще домой попадешь?
— Да, раз уж речь о технологиях. Ген, отведи-ка его в медотсек, мало ли чего горгоны в него натыкали.
Столяров встал, и похлопывая Ивана по плечу увел за собой. И прежде чем мембрану за их спинами затянуло, Сэм успел расслышать его слова:
— Клевый прикид, Ген, дашь поносить? А как башка, не болит? Прости…
Когда мембрану затянуло, в отсеке долго царило молчание. Сэм переваривал лавину информации.
— Не слишком ли много откровений? — сочувственно спросил Харон — Ты хотел истины, а она горька.
— Справлюсь — признался Сэм — хотел спросить…
— О иммунных? Им ничего не угрожает. Ваш клон Пипетки клюнул на приманку, и желая выведать у «искина» Пензиаса информацию о точном расположении ковчега прибудет сама. Как, скоро узнаем. Над ее изоляцией от червоточины и над охраной иммунных, работают другие рейнджеры. Не щадя симбионтов.
— Кто? — округлил глаза ошарашенный Сэм.
— Мы и есть те самые рейнджеры. Ну а кто, по-твоему, снабжает его информацией, и потчует дезой горгонцев? Собственные спутники вы посшибали в первые минуты ядерного безумия сами, а у горгонцев лишь один наблюдательный бот. Ты на нем уже был. Ничего, найдем. Еще… Не хотел говорить при Иване, больно он горяч. Пехотинец выйдет хороший, а в симбионте никому спасу не будет. В общем…
Сэм почувствовал, как в предчувствии неотвратимой беды сжимается сердце. Сколько ж можно то!
— Большая часть описанного Ником Апокалипсиса, его разрушений — сильное преувеличение.
— Не может быть! — у него перехватило дыхание — Значит все описанное им…
— Ваши затаенные страхи. Бомбардировки были. Но пострадало лишь несколько городов, и то, краем.
У Сэма брызнули слезы облегчения. Какая чудовищная, какая спасительная ложь. Спасибо тебе, Ник!
— Последний вопрос, Харон. А как же Маша, дети Ивана, все остальные уехавшие?
— Живы и здоровы. На Земле. Но тсс! Ивану ни слова. Если он буйный в гневе, то каков дурак в счастье?
— Значит, вы все сделали за нас…
— Ты сильно преувеличиваешь Сэм. Помнишь нашу беседу в чуме? Хотя одет я был по-другому и без оспин. Таких как ты иммунных, не только к вирусу, но лжи горгонцев крайне, крайне мало. Это вы сделали большую часть работы! Ошеломив резидентов Пипеток своей непредсказуемостью, и бесшабашной тягой к справедливости, сведя почти всю их деятельность на нет. Вы с Ником, наша передовая незримая армия, уверили их в полнейшем Армагеддоне, неотвратимости и смерти, страстно любя жизнь!
Глава 08. Ковчег
Вдали, у самого горизонта, брезжила едва различимая плоска земли. Но и сюда доносился далекий гул города, работающего порта. Сэм болтал ногами в прозрачной, чуть зеленоватой океанской воде, усевшись на выступ-плавник Левиафана. Левиафан вздыхал, о чем-то жалуясь, рассказывая Харону о тысячелетиях тоски и ожидания. Харон отвечал тихо, отдаленно похожим на архаичный греческом языке, и поглаживал по черной, лоснящейся коже. Исполин слушал внимательно, боясь пропустить даже звук исходящий из уст человека. Он даже специально вырастил слуховой отросток, чтобы ничего не упустить. Невообразимо! И это только надводная часть. Как его не видят все совершенные человеческие радары? Да ладно радары, но глаза, камеры, спутники? Хотя, быть может Левиафан всплывал весьма редко, в особо лунные ночи, тосковал о звездах, которым был предназначен? Боевой скат, несясь совершенно беззвучно и незримо, не только для человеческой, но и горгонской техники, которая болталась где-то в околоземье злым оком, завис над безбрежной пучиной. После этого Ивана, опутанного страховочными фалами, приспустили с десантной мембраны, дабы он послал сигнал пробуждения спящему Левиафану, и недреманому злому оку.
Ранее, медик абас, демонстрируя идеальный прикус, выковырял из его генома внушительную кучу новшеств, ругаясь при этом попеременно то на атлантском, то на более выразительном русском. И чувствовался во всем этом непередаваемо-высокий матерный стиль Столярова. Вирусные опции убрали, нужные закамуфлировали, остальные форсировали. Отныне их было двое: крайне отмороженных на всю голову синтета. И если в отношении Гены это указывало на происхождение, то Ивана лишь заполнили как заготовку, отредактированным клеточным составом. Так вышло, что над ним издевались попеременно то горгонцы, то атланты, в итоге из него получился такой дикий гибрид, что у медика зубы лязгали не только от восторга, но, похоже, и от страха. При этом, репродуктивная опция у него была в порядке, а Столярову с его кальки скопирована, так что эти двое при случае вполне могли дать начало новой ветви, буде подищется благодатный женский материал. По просьбе Харона, Сэма тоже сунули под сканер, и вскоре выяснилось, что страшные пиромантские примочки для умерщвления абасов, ему были Шаманом ни разу не подарены, а насильно имплантированы, незаметно убивая этим носителя. После этого, все иллюзии и сомнения относительно горгонов рухнули окончательно, подкрепленные видами немного подпорченных паникой и пожарами, но живых городов. Лизу быстренько проверили, походя что-то подправили. Похоже, за тысячелетия развития, эта технология для атлантов была не сложнее, чем прослушивание стетоскопом у рядового терапевта и сложностей не вызывала. Пока что, ставил в тупик синюшный биококон «условно выздоровевших», но на более высоких мощностях Левиафана обещали с этим разобраться, не запрашивая помощи у метрополии и выковырять оттуда живого человека.
Поразительно! Под носом у землян резвились две древних цивилизации, и не будь этого, организованного через Пензиаса слива, вовек бы не узнали. Вот и сейчас, с туши Левиафана, это было не имя, скорее биологический вид, взвилась стая скатов и отправилась распылять антидот над напряженными регионами старушки Земли.
— Помнишь, что я сказал во время нашего первого разговора в кинотеатре? Не верь глазам своим.
— Да. Но ведь человеческий мозг, человеческое сознание очень сложная штука — парировал Сэм.
— Несомненно. Для вашей науки. Вам пришлось многое начинать с нуля, с пещер, но за три столетия развития науки вы неплохо продвинулись, что радует. Но пошли, при этом, в социуме хищническим путем горгониан, что огорчает. Итоги этого сейчас мы и наблюдаем. Мы же развивались плавно, хотя и в аховых условиях. Вначале черные симбионты были вроде второй шкуры, такая деструкция пространства, что не передать. Но потихоньку-помаленьку обуздали, усмирили, почистили. Вам это еще предстоит.
— Но все-таки, Харон, если доступным, примитивным языком, как для обезьяньего потомка.
— Не утрируй Сэмми. Мы такие же люди. Если от этого будет проще, воспринимай нас как старших кузенов, которые рады возможности вернуться на историческую родину, навестить родню. Просто нам повезло, что она момент Первой катастрофы мы оказались на материке, где были средоточены мощности.
— Так Атлантида — это все-таки не остров?
— Влияние стереотипов. Мы называем его на более привычный тебе манер — Атлансия, а себя атлантами. Ты спрашивал о том, как удалось обмануть горгонцев, при твоем непосредственном участии?
— До сих пор не понимаю, хотя ты объяснял — попробуй еще раз. На наш технический манер.
Харон сел рядом, и симбионт, чувствуя намерение, тут же пополз по ногам вверх, оголяя их выше колен.
— Мы воспринимаем зримый, вещественный мир через пять органов чувств. Остальные пока не суть. Все они, сигналы, идущие от рецепторов к мозгу, который их интерпретирует, обрабатывает. Даже вы уже научились эти сигналы улавливать, отчасти копировать и редактировать. Догадываешься что дальше?
— Думаю да. Придя тогда со мной к соглашению, ты имплантировал мне выпрямитель сигнала? Допустим, я проезжал через городок, но видел его обгоревшим, пустынным и безжизненным? Как так? Я ведь должен был разговаривать, элементарно общаться, объезжать машины, людей?
— И ты все это делал, как и в обычной жизни до катастрофы, но сигнал об этом изменялся в нашем, как ты сказал «выпрямителе» и до мозга доходил иным, или вовсе стирался, подстраиваясь.
— А если бы у Шамана в меня вживили микрокамеру? Вы за пол часа чего творите, у них были сутки.
— Ну а как ваши камеры не видят нас прямо сейчас? Тот же принцип. Датчик-сигнал-запись.
— Выходит, после соглашения в так называемом сне на боте горгонцев, они с меня сняли часть своих же ограничителей, и я стал видеть окружающих меня людей? Бог мой, одиночество в толпе! Это страшно.
— Ты многое пережил, и все мы тебе очень признательны за твою жертву. Но вот твоя награда.
Сэм помолчал, болтая ногами в прозрачно изумрудной воде, решился:
— А может так быть, что все окружающее всего лишь симуляция?
Харон столкнул его с плавника-отростка в океан, отвлекая от дум, и расхохотался:
— Это жизнь, друг мой. Как любовь, как дружба, жертвенность и верность. Не химическая реакция в мозгу, от полученного сигнала, а нечто истинно людское, ради чего стоит жить, вопреки иллюзии фатума.
Он протянул ему руку и Сэм, смахивая с лица воду и упираясь ногами в упругий бок полез обратно.
— Пусть смерть — это часть бытия, но самая пустяковая ее часть.
Рядом с его рукой проклюнулась мембрана, и только они зашли внутрь, как Левиафан, вспенивая океан, как сказочная рыба-кит степенно и величественно погрузился в его недра. Хотя был в сотни раз больше. Лишь чайки могли поведать его тайну. Пролетавший же в выси спутник, сканируя все в сверхвысоком разрешении, как всегда, ничего не увидел. А если и видел, то тут же спешил забыть.
Глава 09. Воины и эстеты
Харон объявил проверку всех систем Левиафана, дал команду на всплытие и самый малый. По отчетам биотехников, живой ковчег порядком отощал, спя в режиме консервации и ему была необходима пища. И поскольку он находился в богатом жизнью океане, то неспешно плывя прореживал поля планктона, а буде попадется, то человеческий мусор. Благо, в Тихом океане хватало и того и другого. Поглощать крупную, неразумную органику без решения капитала или его замов, запрещалось. Прощаясь с Сэмом, Харон посоветовал прогуляться наверх, и воспользоваться редким спокойным днем. Медперсонал выпустил Лизу из лазарета облаченной в голубой симбионт, сославшись на то, что ее ветхое платьице расползлось прямо в руках, дали то, что было под рукой. Хотя он подозревал что ее одежду просто утилизировали от греха подальше. Да и они с Иваном тоже хороши, не удосужились взять для нее обновки в каком-либо из условно пустых городов. Лиза была на седьмом небе от счастья, считая себя теперь настоящим атлантским бойцом. Врачи не стали ее переубеждать, лишь улыбались, все-таки единственный ребенок на весь ковчег. Сэму же такой роскоши не предложили, а он скромно умолчал.
Выйдя наверх, он удивился открывшемуся виду: посреди широченной спины ковчега зеленел огромный прямоугольник травы, будто иллюстрация сказки Ершова, демонстрируя попавшую в опалу чудо-юдо рыбу-кит, с целым городом на спине. И долго бы он стоял в проходе, если бы не Столяров, проходивший с группой бойцов, мурлыкающий по нос «синее море, только море за кормой…» и хлопнувший по плечу.
— Ты чего застыл Сэм? А это — он проследил взглядом — внутренняя оранжерея, с особым видом травы, усиленно вырабатывающих кислород. Внутри в ней необходимости нет, мы и попросили поместить ее снаружи, вроде стадиона для тренировок. Не подстрижем, так вытопчем. Самое то.
— А какие тренировки? — Сэм наконец закрыл рот.
— Силовые, боевые, огневые — для десанта. Да и Ване будет где безопасно симбионт обжить.
— А он живой что ли? — пристраиваясь в конце колоны спросил вконец огорошенный канадец.
— А то ты не знал. У атлантов все технологии основаны на живой материи, или с ее участием.
— Ген, все не было времени спросить — помялся Сэм пряча глаза — а как ты выжил-то?
Столяров понимающе кивнул:
— Вы все равно ничего не смогли бы сделать. Иван хоть и держался молодцом, но руки все-же тряслись, заряд прошел по черепу. Вы уехали, а потом появились абасы. Долго удивлялись. Забрали, подлечили, собрали. Объяснили, что к чему. Солдату главное — понятная цель, враг.
— Ты больше не комплексуешь из-за своего искусственного происхождения?
— Харон умеет ставить задачи и вправлять мозги. Не хочешь поразмяться с нами?
— Вы же меня как котенка разорвете надвое! — выходя на подстриженную лужайку отнекался Сэм.
— Не скажи. Булчута, того, кто играл Булчута ты своей горгонской приспособой спалил.
— Не бойся, изъяли. Не положено мне такой убийственной мощности. Она ведь убивала и меня тоже.
— Вон оно че? То-то ты такой прибабахнутый тогда был. Ну ладно, бывай. Ты это, заходи, если че.
Здраво рассудив, что тренировки «абасов» в боевых симбионтах эффектны со стороны, Сэм оглянулся, и увидев у края оранжереи сидящего на земле человека, подогнувшего ноги по-турецки, направился к нему. Беспокоила неопределенность. После напряжения последних недель, когда нервы звенели как струны, а душа подавлена безысходностью, неожиданный отдых казался мукой. Все были заняты делом, кроме него. Иван обживал симбионт, выделывая на траве кульбиты как накуренный кот, Столяров следил, что бы он при этом не угробился сам, и не угробил кого другого. Лизу снова увели в пункт наблюдения, и забавляли, подключившись к запущенным спутникам и показывая из космоса вполне мирный облик Земли. Хотя атланты перехватили ракеты, которыми обезумевшие люди накрывали друг дружку и перенаправили радиоактивное заражение и чужой биоценоз во временные разломы, но все же были вещи, которые были неподвластны и им. Землетрясения и цунами от сместившихся гравитационных полей Луны. Общая масса даже расколотой на Фатум и Лею не особо изменилась. Хотя, может быть, на это нужно было время.
Сэм уже понял, что постоянное удивление при столкновении с новой расой нормально, поскольку все время сталкиваешься с незнакомым, иным. Не только в плане вещей, но в плане суждений, действий. Вот и сейчас, вид сидящего на траве атланта поверг в недоумение. Высокий, не менее двух метров, атлет сидел в позе роденовского мыслителя и внимательно читал увесистую, старую с виду книгу. Обликом он походил на ожившую скульптуру итальянских зодчих. Светлые, чуть вьющиеся волосы, смуглая кожа.
— Не помешаю?
— Приветствую, Сэмюель! — кончиками губ улыбнулся атлант и отложил книгу — Ничуть. Я Юний.
— Можно просто Сэм. Не против, если присяду?
— Места много. Как и вопросов.
Сэм примостился на упругий ковер травы.
— Взаимно. Их у меня даже больше, чем может ответить Харон.
— Не обижайся. Он сейчас очень занят. Поверь, за пару недель это первый такой денек.
— Расслабиться и получать удовольствие? Зная, что где-то там разгуливает Пипетка, и не одна…
— Получать удовольствие… — скривил губы Юний — определение в стиле горгонов. Нам ближе — думать о возвышенном. Что же касаемо Пипетки, ты свою сейчас запутал еще больше. Тем более, она под плотным наблюдением и сопровождением. И пока не вылезет наружу все их змеиное гнездо мы, как это…
Он быстренько открыл одну из книг, которые громоздились вокруг него стопками, полистал страницы.
— … играем игру. Замечательное определение. «Сборник слов и афоризмов», столетнее советское издание!
— И чем же я помогаю сейчас?
— Суди сам. Она отправила тебя за ковчегом, но потом сообразив, что случайно ты его не найдешь, для эмоционального манипулирования вернула Ивана, в которого вбили предполагаемое местонахождение. Кстати, про сингулярность она не врала, редкий случай, как и про обрыв связи с той стороной. Сингулярность мы уже контролируем, а так званые спасательные капсулы, перехватываем.