Как ты там?

С их исчезновением гроза тоже проследовала дальше и часть гостей сразу же покинула праздник, а иные остались допивать под аккомпанемент отдалённых громовых раскатов, звеня в темноте бутылками, подсвечивая себе телефонами и перешёптываясь. Тут и пригодились участники огненного шоу, которые зажгли свои шары на стальных цепях, и банкетный зал стал напоминать теперь обычный пригородный ресторан после небольшого разгрома.

Невеста убежала плакать в туалет, а Виктор, находясь в состоянии шока, выкладывал на стол что-то из своих карманов, пока не обнаружил в одном из них, самом незаметном, расположенном на уровне подмышки, какой-то небольшой предмет.

Рассмотрев его и, видимо, узнав, он громко закричал: «А-а, вот оно что!»

После он попытался сломать его надвое, а когда это не удалось, бросил на пол и принялся топтать ногами в сверкающе начищенных итальянских ботинках, приговаривая:

– Это та ведьма! Та, старая мексиканская ведьма!

После чего тамада вместе с ещё двумя друзьями куда-то его повели, а он продолжал отбрыкиваться и выкрикивать.

Насколько я понял, Илюше сейчас тоже было не до меня, поэтому я взял со стола открытую бутылку белого вина и молча ушёл – прощаться тут мне было не с кем.

Домой я добирался пешком, время от времени прикладываясь к бутылке и продолжая размышлять о случившимся, а воздух после грозы взбодрил меня свежестью, оставаясь при этом необычно тёплым для этого времени года.

На следующий день Илюша сообщил мне, что Виктор отказался выплатить ему вторую часть гонорара, сославшись на срыв мероприятия, поэтому он решил найти эту девушку и разобраться, что именно произошло, и могла ли она как-то это подстроить. Тогда я и взялся за поиски обманутой невесты, чьё явление на свадьбу в образе злой волшебницы стало дурным предзнаменованием. Уже тогда было ясно, что этот брак долго не протянет – они тихо развелись меньше, чем через год, и Тупоруков так и не смог поправить свои дела.

После прогулок по мосфильмовским курилкам я выяснил некоторые подробности – местные сплетники называли её «бездарной художницей» и «отчаянной мотоциклисткой», а через неделю нам с Илюшей даже удалось связаться с ней лично.

Мы встретились в парке около её дома, и Ольга оказалась на удивление милой девушкой, а когда мы выразили ей сочувствие, и она поняла, что мы не являемся журналистами, то даже пригласила нас к себе в гости. Видимо, ей действительно хотелось выговориться, а каких-то близких подруг у неё не было – они оставили Ольгу из зависти ещё во времена её романа с продюсером.

Она рассказала, как прошлой осенью они с Виктором ездили в Мексику, и какая-то пожилая женщина продала им необычный талисман для влюблённых – деревянную свистульку, служившую для укрепления отношений в разлуке – её надо было разделить на две части и хранить у обоих. Тогда это показалось им романтичным, потому что сразу оттуда Тупоруков поехал в Лос-Анджелес, налаживать связи для совместного кинопроизводства, а вернулся уже с невестой. Ольга решила, что талисман не сработал, но оставила у себя на память о предательстве, а Виктор, судя по всему, просто забыл про него, упрятав в карман пиджака, по странной случайности одетого им на свадьбу.

Ольга же в этот день проснулась в плохом настроении, которое с каждым часом всё ухудшалось, а когда принялась разбирать свои с Виктором фотографии, то и обнаружила мексиканский сувенир. Тогда у неё и возникло острое желание заявиться на свадьбу и бросить эту штуковину в лицо бывшему жениху, а без труда выяснив место проведения банкета, она просто села на мотоцикл и поехала, решив действовать по ситуации. Талисман лежал в нагрудном кармане – именно рядом с ним она и заметила возникший перед ней бело-розовый шар, впорхнувший в наполненный гостями банкетный зал при её появлении во время грозы. А за мгновение до этого, когда она только распахивала входные двери, прямо над ней сверкнула молния. Ольге даже показалось, что она обтекла её и ворвалась внутрь в виде маленького сгустка ярости, вытянутого прямо из сердца. Она даже показала нам обгоревший кусочек дерева – всё, что осталось от её части свистульки.

– Я тогда даже испугалась, что в меня бес вселился, в церковь потом сходила, – сказала она, когда мы пили чай, – Но никакого отторжения служба в храме у меня не вызвала. Хотя не удивлюсь, если меня теперь сочтут ведьмой, которая испортила свадьбу.

– А ведь это ты, Илья, невесту спас от молнии, – заметил я.

– Может, именно поэтому Виктор со мной и не расплатился? – усмехнулся он мне в ответ.

После визита к Ольге мы ещё долго обсуждали детали событий того вечера и как они неслучайно сложились в общую картину, будто действительно оказались притянуты друг к другу благодаря её энергии ярости и отчаяния.

– Это всё не просто так, – заключил Илюша, – И она сама ничего про себя не знает. Что-то мы забыли про прабабушек у неё расспросить, наверняка одна из них где-нибудь колдовала, на севере России…

Мой друг явно запал на неё, а возможно его влечение к необычным женщинам являлось последствиями психологической травмы, переосмысленной реакцией на давнее приключение нашей юности, когда мы чуть не оказались в плену у крымских сирен. Он ещё несколько раз встречался с ней, приглашал в театр и даже пытался помочь организовать выставку её картин, на которых люди, постепенно заменяя части своих тел искусственными деталями, переделывают себя в роботов или андроидов – это как кому удобнее воспринимать. Но в начале лета Ольга вдруг покинула город, это случилось так же неожиданно, как и её исчезновение после своего эффектного появления на свадьбе. Илюша пару месяцев волновался, не натворила ли она ещё каких дел, но затем увлёкся певицей из Минска и стал забывать о ней.

Спустя год мы узнали, что, вернувшись из Непала, Ольга ведёт теперь курсы психологического тренинга и избавляет людей от разного рода зависимостей. Курсы заключались в том, что она вывозит небольшую группу с палатками куда-то очень далеко от цивилизации, а через месяц они возвращаются уже немного другими.

– Не хочешь в такой поход с ней сходить? – с иронией поинтересовался у меня Илюша, а потом сам серьёзно ответил, – А я бы с ней совершил горный трек вокруг Аннапурны, надо будет ей позвонить…

И хотя они даже о чём-то договорились, Илюша слишком поздно понял, что если он собирается и дальше удерживать своё агентство, то должен оставаться в Москве. Ту поездку пришлось отменить, и когда это случилось, я впервые увидел в глазах у моего друга усталость. Усталость от этого города, от его обитателей и их странных желаний, которые Илюша пытался воплощать ради развлечения людей, уставших ещё больше, чем он.

А ведь нам обоим было на тот момент только тридцать два года.

Гости на даче

Не так-то просто в пятницу вечером улизнуть со студии, потому что на Мосфильме, все, бывает, сидят по своим кабинетам часов до девяти, а то и задерживаются допоздна. Особенно печально наблюдать за этим зимой, когда в десять вечера усталые девушки поодиночке выходят куда-то в пургу и ждут потом автобусы на остановке, такие измученные и потерянные.

Но сейчас стоял конец мая 2007 года, город уже шагнул одной ногой в лето, а мне повезло, что Режиссёр, у которого я работаю, ещё вчера уехал к себе на дачу и сегодня я собирался совершить тоже самое действие, осложняемое тем, что за работой трёх студийных сотрудников следили Гадские Сёстры. Ими я называл двойняшек Вику и Риту, которых пожилой Режиссёр, сам ни с кем не ругаясь, использовал в качестве репрессивного механизма.

Как человек, который ещё годы назад решил для себя, что он не хочет больше врать или говорить неправду, я оставался в затруднительном положении. Если бы я просто сказал, что уже сделал всё на сегодня, они загрузили бы меня какой-нибудь очередной хренью – все знают, что объём работы никогда не может иссякнуть. Поэтому ещё вчера я предупредил их, что мне надо будет уехать по семейным делам, а сегодня в четыре дня просто собрался и попрощался с ними.

И тут же началось:

– А ты куда?

– А почему так рано?

– А ты всё закончил?

Но я ответил, что к приезду Режиссёра должен показать ему экспликацию – это нечто вроде концепции для чиновников Госкино, которая, кстати, была уже мной написана – и под мрачными и завистливыми взорами четырёх глаз покинул кабинет. Остальные же двое сотрудников, покорно склонив лица перед мониторами, представляли меня в этот момент кем-то вроде удачливого проходимца, в отличие от них сумевшего избежать общего тюремного заключения.

Доехав до Киевского вокзала, я спустился в метро и вышел у другого вокзала, Павелецкого, сел в экспресс, едва успев занять одно из последних свободных мест, и ринулся вон из города.

Пронизанный жгучими солнечными лучами адский пятничный поезд, как всегда, оказался дико забит народом. Немолодые женщины и мужчины стояли в проходах и, не смотря на открытые окна, воздух попадал в вагоны, только когда поезд открывал двери на остановках. Пот стекал по лицу, капая на грудь и пробираясь по позвоночнику – это была самая суровая часть моего путешествия, но я знал, что полтора часа моих мучений окажутся вознаграждены. И, конечно, так оно и случилось.

Выйдя в Ступино и поднявшись по лестнице над перроном, я увидел, что здесь уже стоит лето, его сочная зелень тут и там перемежалась белыми всполохами цветущих яблонь. Пахло костром и сиренью, а в глубоком небе курсировали самолёты, идущие на посадку или летящие в южные страны из Домодедово.

И всё вокруг замерло, как перед приходом какого-то доброго и долгожданного цунами, будто надо мной возвышалась гигантская призрачная волна, что вот-вот накроет, подхватит и понесет сквозь июнь, июль и август, выбросив на берег и отхлынув лишь сентябре. И тогда я снова стану нелепо озираться по сторонам, не в силах понять, почему мой волшебный полёт на её гребне оказался так быстр, и куда всё это теперь исчезло.

Своего папу я обнаружил на участке, где он попивал вино и что-то деловито чинил, а мама должна была приехать завтра на машине тётиного мужа, так как живут они через две улицы. Именно они и рассказали нам три года назад о продаже заброшенного участка. Заросший ядовитым трубочником в высоту моего роста, в первый наш приезд он выглядел совершенно дико; два года я мучительно вскапывал опутанную корнями землю – теперь это стало легче, а мама лечила старые яблони и сажала кусты смородины и крыжовника. Как-то весной, приехав сюда впервые после очень тяжёлой зимы, когда один большой кинопроект рухнул, и мне не заплатили за пол года работы, я нашёл в железном ведре мёртвую бабочку-шоколадницу. Было очень грустно, что в отличие от меня она так и не смогла дожить до апреля, я похоронил её у вишнёвого дерева.

В прошлом году мы начали жечь сгнившие, сваленные у забора старые доски, а когда расчистили место, то обнаружили там целую поляну ландышей. Как раз сейчас, в это время года, они должны расцветать, поэтому, по приезду, я первым делом отправился на них посмотреть. Присел на корточки и поздоровался с ними, ведь они росли здесь ещё в те времена, когда вокруг стоял лес. Часть их уцелела, когда прокладывали дорогу и проводили застройку, а теперь эти маленькие белые колокольчики являлись для меня метафорой стойкости и той скрытой красоты, поиск которой занимает всю нашу жизнь.

В тот вечер я занимался самой обычной дачной бытовухой, а когда стемнело, мне позвонил Илюша, которого я не видел с самого начала апреля из-за его загруженности делами по продаже своего PR-агентства.

– Привет, ты чем сейчас занят? – поинтересовался он, – Давай увидимся.

– Да я на даче.

– О, тогда давай я завтра к тебе приеду, ты ведь уже давно меня туда звал. Надо попрощаться.

– Так ты уже уезжаешь? – я действительно удивился, не ожидая, как быстро он всё провернёт.

– Да, и очень скоро.

В субботу я встретил его на станции, мы купили в городском супермаркете большую коробку аргентинского вина и доехали до моего посёлка. Строили его для преподавателей и работников Бауманского института и, не смотря на то, что с тех пор многие дома поменяли своих хозяев, публика тут была приличная.

Мама и папа обрадовались Илюшиному приезду и пока мы с мамой готовили еду, папа провёл ему экскурсию, разъясняя специфику дачного быта, когда даже для такой банальной процедуры, как приготовление чая требуется совершить в три раза больше действий, чем в городской квартире.

Наконец мы сели обедать за столом среди деревьев, выпили вина, и Илюша рассказал, что он уже подал документы на полугодовую визу. Сначала он приедет в гости к своим европейским друзьям, а потом некоторое время поживёт самостоятельно и решит, стоит ли там оставаться.

– Я специально лечу туда не в сезон, когда туристов мало и легче обустроится, – объяснил он.

– Но вы так и не сказали, что это за место и где оно? – поинтересовалась мама.

– Просто здесь о нём мало кто знает, это остров Панган в Сиамском заливе.

– А, Сиам! Так раньше назывался Таиланд, – проявил осведомлённость мой папа, – Я читал в «Аргументах и Фактах», что это страна для секс-туризма.

– На самом деле это не так, – ответил Илюша, совсем не смутившись, – Для разврата там есть один большой город под названием Паттайя, куда как раз и возят пачками наших соотечественников, а по их рассказам все потом думают, что по всей стране тоже самое.

– А, это как судить о России по Москве? – улыбнулся папа.

– Или как судить о стране по визиту в бордель. Хотя для антрополога это, безусловно, станет познавательным и захватывающим приключением. Но в нашем публичном пространстве я уже много чего видел, поэтому его и покидаю.

Все трое, мы принялись задавать Илюше вопросы.

Королевством Таиланд я в то время особо не интересовался и оно представлялось мне чем-то вроде пакетного курорта типа Турции и Египта, только более дорогого из-за долгого перелёта, но фотографии тропических островов всегда вызывали у меня ощущение чего-то далекого и, соответственно, недоступного, я даже никогда не задумывался, что туда можно просто так взять и приехать, при этом не истратив до хрена денег. Однако, по ответам Илюши выходило, что это не так. Он объяснил, что билет на самолёт надо просто покупать заранее по спецпредложениям, а жильё искать в несколько этапов, уже находясь на месте и осматривая варианты.

– Илюша, а чем ты там собираешься заниматься? – спросила мама.

– Знаете, я слишком долго всё время чем-то занимался, и мне это надоело, – с улыбкой отвечал он, – Вот у вас есть теперь сад и вы можете его возделывать. А я хочу отыскать свой и просто быть в нём.

– На другом конце земли? – скептически отозвался папа.

– Наш внутренний сад может быть где угодно. Вам вот повезло, а мне пока нет.

– Илья, но тебе не кажется, что ты не совсем то время выбрал, чтобы уезжать, – отозвалась мама, – Ведь здесь столько сейчас возможностей!

– Типа «мы встали, наконец, с колен»? – процитировал Илюша, – Да я удачно продал бизнес, на пике цен, потому что в какой-то момент все эти пиар-агенства никому и на хрен не будут нужны, – закончил он, стараясь не ругаться при моей маме, – Не может всё так долго продолжаться, вся эта стабильность. Она просто искусственно создаётся. В Америке подобные ситуации называются словом «пузырь». А у нас – «мыльный пузырь».

– Знаешь, у меня тоже были мысли, что пора осваивать профессии, необходимые в военное время. А то как-то тихо сейчас, как перед ураганом.

– Да, Федя. И тебе тоже пора сменить род деятельности. За семь лет после окончания института ты так и не воплотил ни один свой собственный замысел. А они ведь у тебя были. Когда ты последний раз писал прозу? Не сценарии на заказ, а какой-нибудь рассказ для самого себя.

Я на мгновение задумался.

– Два года назад. Но тогда мне было хреново, плюс ещё сидел без работы и эту ситуацию я больше не хочу повторять. А когда написание текстов становится работой, то на отдыхе уже и не хочется ручку в руки брать. Правда, тут, на даче, всё по-другому.

– Вот видишь. Поэтому изыщи возможность проводить здесь как можно больше времени. И тогда сам увидишь, как всё измениться.

В ответ я молча кивнул.

Когда мои родители ушли заниматься своими дачными делами, мы убрали со стола и продолжили пить вино дальше.

– Федя, это застывший город, – говорил Илюша, – Такое ощущение, что он завис, как компьютер и ему нужна перезагрузка, но я не собираюсь в этом участвовать, потому что хочу пожить немного для себя. Ты помнишь, как пятнадцать лет назад в Саду Эрмитаж, странный, похожий на фокусника человек завёл нас в своё ретро-футуристическое устройство, забрал у нас по воспоминанию, а взамен показал, якобы, будущее?

– Да, разумеется, – конечно, я не забыл ту ночь в Эрмитаже, тёмную будку и смутный образ будущего меня, увиденный словно со стороны, – Но я совсем не помню, в чём он заключался. Кажется, там была какая-то странная комната, но что в ней находилось, я и тогда не понял, а сейчас этого уже тем более не припомнить.

– А я увидел тогда остров с пальмами. И теперь именно туда и отправляюсь.

– Надеюсь, я смогу к тебе приехать туда.

– Конечно, сможешь. Понимаешь, ты слишком много денег тратишь по кабакам, а Москва – неоправданно дорой город. И когда ты попадёшь в Юго-Восточную Азию, то поймешь – всех этих средств, которые ты за год бессмысленно распыляешь, шатаясь в выходные по барам, вполне хватает для того, чтобы месяц жить на берегу моря.

– Ну, просто благодаря работе на Мосфильме у меня сейчас опять появились деньги. А то помню, как несколько лет назад я пришёл в ресторан на встречу однокурсников и там все заказали себе выпивку и еду, а у меня денег едва хватало на две кружки пива…

Но эта студийная работа, она что-то так заёбывает… я ведь не пишу сейчас ничего, только раз в год переписываю для нового продюсера свой старый сценарий, в надежде, что он у меня его купит. А всё остальное время обслуживаю интересы Режиссёра.

– Продашь ты сценарий или нет, в любом случае, тебе стоит жить более аскетично. Да, я понимаю, девушек всегда надо водить на выставки и танцы, даже самые трепетные московские барышни весьма меркантильны, но не иди у них на поводу. Не пытайся сразу заполучить объект своей любви или вожделения, а лучше держись от него на расстоянии и страдай – многие хорошие истории именно так и рождались. Тебе надо летом сидеть на даче и писать, а зимой приезжать ко мне и писать дальше.

– Да, это чудесный план. Давай за это и выпьем.

Поздним вечером я уложил Илюшу спать в своей комнате, а сам остался сидеть за столом, взбудораженный мыслями о его отъезде и о том, почему всю юность, мечтая о путешествиях, я вдруг сам не заметил, как оказался запаянным в стальные швы своего города. Когда я целыми днями переписывал сценарий детского сериала, у меня не было средств даже на поездку в Кострому, а теперь, когда денег стало гораздо больше, я вынужден постоянно находиться на студии, под рукой у впадающего в маразм Режиссёра, с которым зачастую приходится терпеливо нянчиться, как с капризным ребёнком. Через полгода мне исполниться тридцать три, а я так и не видел ни Лиссабона, ни Барселоны, ни Марокканских пальм, ни Индийского океана. Безусловно, Илюша прав и надо как-то изменить свой образ жизни, вести себя более аскетично и начинать откладывать деньги, иначе я так и буду крутиться безумной белкой в этом московском колесе сансары.

Потом я ещё долго читал на веранде, пока не решил последний раз покурить перед сном, зашёл за дом и погрузился в холодную тишину спящего посёлка.

Стояла безлунная ночь, фонарь на дороге тоже почему-то не горел, а неподалёку от себя, в самой глухой части сада, я вдруг услышал железный скрежет и какой-то рассыпчатый шум, будто кто-то с силой бьётся об ячеистую сеть забора со стороны наших соседей, которые в эти выходные так и не приехали.

Я встрепенулся.

– Эй, кто здесь?

Мне никто не отозвался, но удары не прервались. Я подумал, что это какой-нибудь пьяный забрёл на чужой участок и вот теперь пытается его так покинуть.

– Эй, ты меня слышишь? Хватит тут лазить! – как можно более твёрдо произнёся, а когда мне никто не ответил, метнулся к бытовке, где спали родители, и включил прожектор.

Но его луч, направленный на центральную часть нашей территории, оказался совершенно бесполезен, он ничего здесь не освещал, а нечто молчаливое всё продолжало биться, совсем не реагируя на мои окрики.

Из тьмы не доносилось ни вздохов, ни хрипов, только заборная сеть сотрясалась от непрерывных ритмических ударов, словно в ней кто-то застрял и теперь рвался на свободу, причём именно в моём направлении.

Мне уже давно стало не по себе от подобного упорства и так как дом, где ночевали мои родители, находился ближе, то я сначала распахнул дверь в их бытовку.

– Мама! Папа! Просыпайтесь, к нам кто-то ломится!

Но никто из них даже не пошевелился. И при этом спали они совсем тихо, даже папа вообще не храпел, и это показалось мне как-то уж совсем не нормально.

В панике я пробежал по саду к террасе, взял там фонарик и принялся будить спящего в комнате Илюшу.

– Илья, вставай! Слышишь меня, проснись! Там что-то бьётся и я это не пойму!

Несколько секунд я тряс своего друга за плечи, но он тоже не издал ни звука и даже не пошевельнулся.

Происходило нечто жуткое – все, кроме меня, находились в каком-то совсем беспробудном состоянии и одним только свежим подмосковным воздухом – а здесь летают майские жуки, что говорит о хорошей экологии – этого не объяснить. Такое ощущение, словно их погрузили в идеальную для отключения сознания среду или это просто наступил Час Быка, когда невозможно выплыть одним рывком из глубин гипнотического иллюзорно-реального сновидения, а стоящим на вахте начинает мерещиться всякая чертовщина. Чтобы удостовериться, действительно ли эти громкие удары не являются плодами моего внезапного безумия, я опять ринулся к забору и остановился, обнаружив, что звук утих.