Помоги проекту - поделись книгой:
— Пускай сначала люди пройдут, потом попытаемся достать наши монеты, — сказал я и посмотрел по сторонам, нет ли там чего-нибудь подходящего…
В округе ничего, конечно же, не оказалось, поэтому мы пошли к ближайшим кустам и, выломав две ветки, вернулись обратно добывать потерянное сокровище.
Подождав, пока проход у дверей стал свободным, мы подошли и наклонились над решёткой. Под ней на расстоянии примерно тридцати сантиметров лежала грязь и перегнившие листья. Сверху на листьях я увидел две монеты. Люди то выходили то заходили, не давая нам возможности спокойно заниматься своим делом. Взяв у Севы две сломанные ветки, я засунул их под решётку в надежде на успех. Я пытался взять монету ветками с двух сторон, но в спешке у меня ничего не выходило, при этом я случайно задел рядом лежавшую монету, которая провалилась в грязь и пропала из виду. Затем стал пробовать Сева, но потоки людей всё также мешали нам или мы им. Стас тоже подключился и всячески пытался нам помочь. Это была эпическая картина трёх молодых парней, стоявших на четвереньках над решёткой у входа на центральный вокзал. Время работало против нас. В конце концов нам вдвоём с Севой удалось выудить одну монету, с которой мы сразу же побежали к автомату. Я закинул двадцать франков и набрал номер телефона. Монета провалилась и я услышал голос Кшиштофа:
— Slucham, — послышался голос в трубке.
— Кшиштоф! Это мы, три друга, — говорил я бегло, — звоним насчёт работы!
— А… Мои молодые друзья! — сказал он весёлым тоном.
Кшиштоф хотел ещё что-то сказать, но я его перебил. На часах уже была половина одиннадцатого, мы понимали, что Кшиштоф не успеет с нами встретиться. Поэтому я решил узнать только адрес стройки.
— Куда нам подойти, где стройка, говори адрес, — кричал я торопливо в трубку телефона.
Я достал обрывок бумажного листа и взял у Севы ручку, которую он держал наготове.
— Стройка находится на улице, — не успев договорить, в телефоне послышались гудки.
Сева стоял рядом и смотрел на меня молящим взглядом. Я отрицательно, покачал головой.
— Побежали в лагерь, может, сможем у кого-то одолжить деньги, — говорил торопливо Сева.
Мы, конечно же, со Стасом не бежали, но старались идти быстро. Сева всё время нас торопил.
Придя обратно в лагерь, мы одолжили 50 франков и пошли к ближайшему автомату. Но трубку телефона уже никто не поднимал. Слушая, как открываются и закрываются автоматические двери позади меня, я ещё несколько секунд простоял на уже знакомой мне решётке; даже не пытаясь сдерживать широкую, со стороны, может быть, даже идиотическую улыбку на своём лице.
Часто, гуляя по Брюсселю, я замечал, что здесь очень не хватает зелени, лесов и лесопосадок, зелёных парков. Я помню, как однажды, проводя время в хорошей компании бельгийцев, с которыми я познакомился в баре, я назвал Брюссель «Каменным городом», и это так понравилось моим знакомым, что после этого они его так и называли — «Ville de pierre».
Дело шло к зиме, становилось холодно и сыро, такие моменты навевают ностальгию, вспоминаются родные места, и мне сразу вспомнился лес в моём родном городке. И в тот момент, когда в голове поплыли воспоминания, я взял ручку и написал:
Глава. 9 Рабочий «Канал»
Через дорогу от лагеря протекал канал, он был небольшой, метров 20 в ширину, с невысоким, примерно по пояс, железным забором; вдоль этого забора тянулась пешеходная дорожка, на которой всегда стояла толпа людей, временами достигавшая 200 человек, которая растягивалась метров на 150–200. Прославился канал, а точнее это место, на весь Брюссель тем, что там всегда можно было найти дешёвую рабочую силу, состоящую из эмигрантов и беженцев, которые ещё несколько лет назад выходили на канал посмотреть на проходящие по нему кораблики, яхты, покурить, пообщаться, в общем просто повалять дурака; но так как местные жители Брюсселя стали проявлять снисходительность и предлагать непыльную работёнку, с тех пор оно так и повелось. Только сейчас этой дешёвой рабочей силой пользовались все кому не лень. Вплоть до тех же самых иммигрантов, которые совсем недавно повыходили на социальные пособия и которые, во-первых, от лени своей, а во-вторых, зная, что за углом стоит практически раб, который за две копейки сделает ремонт, отказывались самостоятельно сделать такие элементарные вещи как: покрасить стены, вынести старую (не тяжелую) мебель на улицу или просто-напросто собрать маленькую тумбочку, состоящую из 6-ти частей. Поэтому всем желающим нелегально подработать канал служил идеальным местом. В основном все приходившие на него собирались группами, и если кто-то приходил один, он всегда примыкал к какой-то компании, а компании, конечно же, там были разные, на любой вкус и цвет. Большими группами там собирались: африканцы, арабы, сербы, албанцы, румыны, армяне, грузины, а также уйма выходцев из России, Украины, Молдавии и Белоруссии. Залив, куда впадают все каналы в Брюсселе, относится к северному морю. Поэтому по этому каналу довольно часто проходили небольшие яхты и катера, за которыми я любил наблюдать, находясь там в ожидании, как хотелось бы, непыльной работёнки. Также в этот канал время от времени прыгали жители лагеря, «желавшие покончить жизнь самоубийством» или просто привлечь к себе внимание; прыгали они всегда в присутствии других людей, барахтаясь там какое-то время (минут 10), пока не приезжала служба спасения. За время моего пребывания в лагере, я лично наблюдал такие прыжки: два раза это происходило днём и один раз вечером (никто не пострадал). Делали они это в основном из-за того, чтобы привлечь внимание соцработников, которые сразу же отрапортуют в комиссариат, а уже оттуда есть большая доля вероятности, что из-за такого «неадекватного» поведения прыгунов незамедлительно переведут из лагеря на социал и дадут им жильё. В общем отважных фантазёров и драматических актёров в лагере хватало. На канал в поисках работы выходили не только жители Пети Шато, но и разные нелегалы, проживающие на вольных хлебах в Брюсселе. Туда приходили также и женщины, которые не отказывались убирать чужие дома, мыть ванные и туалеты. И так как ситуация в Совке и других странах была критической, я бы не стал их осуждать. На канале я встречал людей с двумя высшими образованиями, которые были готовы на любую работу, и, к сожалению, им ничего не оставалось делать, как уехать за кордон в поисках заработка и «лучшей жизни». Через дорогу от канала, чуть в стороне от лагеря, был маленький сквер, там всегда собирались африканцы, это было их место, и все кто хотел взять их на работу, подъезжали к скверу. Как я позже заметил, люди, приходившие на канал в поисках работы, всегда становились в определённом месте, поэтому так и повелось, что работодатель, который не в первый раз приезжал сюда, уже знал, какая нация где стоит. Остальные же работодатели, кто приезжал на канал впервые, могли ехать не спеша и выбирать из толпы подходящую им национальность, останавливались прямо на дороге, предлагая работу и выкрикивая в окно своей машины, какие работники ему нужны и сколько. В основном вся предлагаемая работа была связана со строительством. Те мастера, кто умел положить плитку, провести проводку, сделать крышу, потолки и стены и тому подобное, уезжали в первых рядах, за ними шли уже разнорабочие. Другими словами, специалисты ценились в Европе всегда, в постсоветских же странах потребности в них больше не было.
Знакомство на канале было всегда значимым моментом. Много людей приходило на канал как за советом, так и за поддержкой. Одним и самым важным на мой взгляд преимуществом этого места было то, что там всегда можно было найти нужную информацию, а также помощь.
Ведь были люди, которые жили с одной стороны в Европе, а с другой — в нечеловеческих условиях: в заброшенных квартирах без света и отопления, в подвальных помещениях, а также в развалинах старых домов. И попадали они туда не по своей вине, их просто кинули с работой свои же собратья Совки, которые, прежде чем их сюда привезти, сдирали деньги, прямо перед загрузкой в автобус, обещая при этом, что работодатель всех будет ждать на канале. Автобусы к каналу подъезжали полные людьми, приехавшими на заработки. Эти люди делились на две категории: бедные, которые потом окажутся или в развалинах, или в подвале — до того времени, пока не заработают деньги на обратный билет или же попросят политическое убежище (чтобы государство впоследствии депортировало их за свой счёт); и богатые, которые заплатили чуть больше своим соплеменникам, которые заранее договаривались с домовладельцами, у которых квартиры были более менее пригодные для жилья, чтобы они устроили их к себе на месяц, а через месяц, если нашёл работу и способен дальше платить, живи! Если нет — выезжай! Поэтому прекрасное отношение во всех постсоветских странах к своим же гражданам у меня всегда вызывало «восторг».
Ведь приезжали и такие, которым вообще нечего было терять, у них там ничего не осталось, они отдали последние деньги за надежду, которая рухнула, как только они вышли из автобуса. И на канале в большинстве случаев они всегда могли найти как поддержку, так и лишнюю койку. Поэтому канал для многих был священным местом. Там я на днях и познакомился с хорошими ребятами, Сергеем ВДВ и Юрием К, которых также кинули, высадив на канале, и от безысходности им пришлось сдаваться. Впоследствии их определили в Пети Шато. Ещё на канале можно было встретить заядлых лодырей и тунеядцев, живших в лагерях или уже на социале, которые приходили туда просто поболтать, покурить, найти собутыльника; такое себе место труда и отдыха. Работа на канале была как рулетка, один день пан, другой — пропал. Как повезёт, одним словом. Так говорили те, кто уже побывал там не раз. Я тоже решил выйти на канал и попробовать, так как бездельничать в лагере весь день надоедало. Выходил я не один, а с ребятами, которые уже кое-что смыслили в строительном деле и всегда могли помочь на первых порах. На канале и вправду день на день не приходился. Однажды меня взяли на работу, чтобы просто делать кофе рабочим (которых было четверо) и заплатили при этом сполна. Много раз попадал на покраску помещений, что также не назовёшь пыльной работёнкой, и при этом таскать ничего не надо было. Что не скажешь про другие разы, когда приходилось работать в подвальных помещениях с отбойным молотком и кувалдой, не снимая респиратора целый день, ломая стены и пол и вынося наружу камни и всякий хлам, но платили при этом почасово — скудно, одним словом. В лагере тоже велись ремонтные работы, и мне предложили записаться в очередь, хотя список желающих был большой, но тем не менее я записался и прождал около месяца, прежде чем меня взяли в группу маляров; срок работы не превышал трёх месяцев (на дольше не брали). Зарплата была не большая, но постоянная, 300 долларов в месяц, но с учётом того, что здесь спишь, ешь и пьёшь — меня всё устраивало. Так как помещение было большое, работы было много. Работало нас четыре человека, начинали в 9 утра, заканчивали в 16.00. Так получилось, что на эту же работу попал и Юрий К, с которым мы недавно познакомились на канале. В лагере он пробыл всего лишь около двух недель, но так как он был квалифицированным строителем, его взяли вне очереди. С одной стороны, может показаться, что работа маляра простая, — да, она несложная, но как и в любой работе здесь тоже есть свои нюансы, которым Юра К меня обучал. Он был профессиональным строителем и мастером в этой сфере деятельности, с большим опытом работы, не считая, конечно же, его личного жизненного опыта. Где, как он сам рассказывал, ему приходилось делать многое самостоятельно, не прибегая к чьей-либо помощи. Юрию К было около сорока пяти лет, он был чуть выше среднего роста, коренастого, но не плотного телосложения, с уже полностью поседевшими волосами и часто серьёзным морщинистым лицом. Но тяжёлым человеком Юрия К нельзя было назвать. Он любил шутки, был самокритичен, уверен в себе, смело идущим по жизни, что бы она ему не заготовила.
По выходным дням я, как и прежде, выходил на канал, но уже не соглашался ни на какую другую работу, кроме как покрасить что-нибудь или побелить, тем более что опыт у меня уже был.
Стоя однажды на канале со своим приятелем Николаем, к нам подъехал новый мерседес, за рулём которого сидел турок. Он припустил окно и предложил нам работу — покраска помещения, — сказал, что платить будет пятьдесят долларов на двоих за пять часов работы. Николай замялся и сказал:
— Роберт, я никогда не красил, даже не знаю, чем я смогу тебе помочь…
— Не переживай, это несложно, я тебя быстро научу.
В общем, мы согласились. Ехали мы довольно долго, около часа. Подъехав к большому, заброшенному двухэтажному зданию, мы сразу пошли в офис, который располагался на первом этаже; он был очень хорошо оснащён, ремонт был сделан в современном стиле. Турок стал нам рассказывать о своих масштабных планах, потом провёл нас в подвальное помещение, где, по его словам, планировалась парковка. Помещение под парковку было огромное, состоящее из нескольких отсеков.
— Вот здесь и надо будет всё покрасить. Берётесь? — спросил турок.
Я осмотрелся вокруг, сразу прикинул объём работы, которой предвещалось дней на 20–30 как минимум, и, подсчитав тут же выручку, сильно засомневался в желании турка нам это оплатить. Тем более что мне сразу показалось странным то, что как только мы приехали, турок повёл нас к себе в офис и стал рассказывать (хвастаться) о своих грандиозных планах. Такое поведение, как правило, говорило о том, что у такого человека всё только напоказ, а на самом же деле такой тип людей всегда отличался изрядной жадностью.
— Мы согласны, — сказал я.
Николай ничего не говорил, он полностью мне доверял. Униформа, краска, валики и всё остальное… всё уже было подготовлено. Введя Николая в курс дела, мы не спеша принялись за работу; через несколько минут я услышал посторонние голоса в одном из отсеков и решил пойти посмотреть. Зайдя в соседний отсек, я увидел двух парней, стоящих на невысоких лесах и красящих стену. Я подошёл и поздоровался с ребятами, они оказались тоже выходцами из Совка. Эта встреча была как нельзя кстати, так как у меня уже были сомнения по поводу нашего турка. Я задал им два вопроса:
— Долго вы здесь работаете? И сколько турок успел уже вам заплатить?
— Мы уже здесь три недели, — ответил высокий, кучерявый паренёк, — а что насчёт оплаты, так мы её ещё не видели. Турок сначала обещал раз в неделю платить, а потом сказал, что в конце месяца рассчитается.
— Ясно! Он вам ничего не заплатит, ребята, а если и заплатит, то такие копейки, что вы пожалеете о том, что не ушли раньше, — сказал я, развернулся и ушёл.
Мы встретились случайно недели две спустя на канале, на вопрос — получили ли они деньги за работу — услышал ответ, что получили, только в два раза меньше, чем обещалось. После окончания нашего рабочего дня мы с Николаем пошли к турку в офис. Его там не оказалось, но был его партнер, который, по-видимому, уже нас ожидал. Перед тем как мы зашли в офис, я сказал Николаю:
— Ничего не говори, просто стой рядом, из офиса не выходи. Если начнут бить, хватай что-нибудь стоящее и прикрывайся, монитором, например, или принтером…
Он посмотрел на меня и с пониманием кивнул. Я подошёл к столу, за которым сидел другой турок, и сел в кресло, а Николай стал рядом.
— Позвони боссу и скажи, что пока он не заплатит за сегодняшний день, мы никуда не уйдём, — сказал я его партнёру по бизнесу, смотрящему на нас в недоумении.
Он, язвительно улыбаясь, посмотрел на меня и вышел, сказав, чтобы мы немного подождали. Вернувшись через пять минут, он сказал, чтобы мы приходили завтра, сегодня денег нет. Я ему ещё раз повторил, что мы никуда не собираемся уходить без денег. Он опять вышел, но пришёл уже не один, с ним было ещё два человека. Один держал биту, а другой — велосипедную цепь. В офисе была новая мебель, стояло несколько новых мониторов, небольшой принтер, факс и ксерокс. Я знал, что здесь цепями и битой не помашешь. Поэтому сказал:
— Хотите драться, давайте здесь, мы никуда выходить не будем.
Говорили мы на французском. Они стояли в дверях, я сидел в кресле, Николай взял стул и сел рядом. Николаю было лет тридцать пять: высокий, жилистый, человек не робкого десятка, видно было, что девяностые по нему тоже проехались. Поэтому я не переживал, если вдруг завяжется драка. Он был не из лагеря, мы познакомились на канале несколько дней назад. Пока мы ждали, я услышал, как подъехала машина. Это оказался их босс, турок, который привёз нас утром. Как только он зашёл в офис, прям с порога сказал что-то своим на турецком, они сразу же развернулись и ушли. Он подошёл и с улыбкой на лице, вытянув из кармана пятьдесят долларов, протянул нам. Тут же попрощавшись, попросил, чтобы мы завтра не приходили. Подвозить нас обратно он отказался. И такие вот издержки в работе тоже проскальзывали, всегда приходилось быть начеку.
Глава 10. Анастасия Павловна
В один из субботних дней я проснулся рано. В комнате из-за солнечного света, который отражался от белого потолка, как от зеркала, и разливался повсюду мерцающими бликами, было очень светло. Настроение сразу поднималось и хотелось идти гулять. Я вышел на канал, людей по выходным дням было очень мало и работы, соответственно, тоже, но тем не менее всегда можно было заработать очередные 20–30 долларов. По выходным дням, как я заметил, приходили или подъезжали в основном пожилые люди, которым надо было что-то поднести, занести, побелить или покрасить. В большинстве своём они были непривередливые, и работы всегда было немного — так, по мелочи. После плотного завтрака и чашечки кофе, стоя под утренним солнцем и вдыхая прохладный, влажный воздух с канала, я закурил. Пусть даже я и не был заядлым курильщиком, но сигареты у меня были всегда; я покупал пачку бельгийских, ароматных сигарет и мог курить её почти месяц, примерно по одной сигарете в день, а также по настроению. Стоя в ароматном дыму и смотря на блики на воде, я даже не заметил, как ко мне подошла пожилая женщина, лишь мгновением позже боковым зрением я увидел, как она стояла рядом и внимательно смотрела на меня, при этом сдержанно улыбаясь. Я повернулся и рассмотрел её уже как следует, а она меня. Ей было лет семьдесят, невысокого роста, по-европейски, очень опрятно одета, седые волосы у неё были аккуратно уложены, на шее в несколько слоёв, покрывая ворот кашемирового пальто, лежал сиреневый шарф. На груди была приколота брошь, которая ярко играла на солнце.
— Здравствуйте, — сказала она вежливо, — прошу прощения, вы, как мне кажется, разговариваете на русском языке?!
— Здравствуйте, — поздоровался я с той же вежливостью, — да, говорю.
— Вы не могли бы мне помочь? Я ищу высокого человека, как вы, который помог бы мне снять шторы, а то я не могу до них дотянуться. Они запылились со временем, и я хотела бы их постирать. Я хорошо вам заплачу за такую работу! — сказала она, улыбаясь.
— Я достаточно высокий, чтобы вам помочь? — поинтересовался я.
— Если вам не сложно?!
— Нет, не сложно.
— Тогда пойдёмте, молодой человек, я здесь недалеко живу, — Вас как зовут? — спросила она, когда мы шли вдоль канала.
— Роберт, — ответил я.
— А меня Анастасия Павловна. Будем знакомы, — представилась она и протянула руку в сиреневой бархатной перчатке.
Шли мы недолго, минут десять; подошли на вид к старинному, фундаментальному, четырёхэтажному зданию с медным, позеленевшим куполом сверху. В доме был один центральный вход с массивными коваными, железными дверьми. Внизу была большая лестничная площадка, выложенная уже изрядно потёртым паркетом, а по кругу тянулась широкая винтовая лестница с массивными тёмно-коричневыми деревянными перилами. На каждом этаже, располагались по две квартиры. Дом был не новый, но состояние его было потрясающее. Все старые дома в Европе, которые строились около ста лет назад или больше, если за ними ещё и ухаживали, выглядели гораздо лучше и добротней, чем новые. Я бы отнёс его к концу XIX века. «Такие дома простоят ещё лет триста», — подумал я, закрывая за Анастасией Павловной тяжёлую железную дверь. Мы поднялись на второй этаж и зашли в квартиру.
— Можете не снимать обувь, — сказала Анастасия Павловна, — проходите в зал, пожалуйста, а я приготовлю чай. Вы пьёте чай, Роберт?
— Да! — кивнул я в ответ.
Пройдя по длинному тёмному коридору, я зашёл в просторную светлую комнату с высокими потолками с лепниной и уже не новыми потёртыми коврами с узорами, лежащими на полу.
На стенах висели картины, обрамлённые массивными рамами, окрашенные в позолоту. В центре комнаты, у стены, гармонично вписывался камин, а рядом с камином стояло пианино.
Анастасия Павловна принесла чай в красивой посуде — по виду старинный, антикварный фарфор — и поставила на столик возле телевизора. Окна в квартире и в самом деле были очень высокие и добраться до верха даже мне при моём росте было бы сложно.
— Мне понадобится лестница, — обратился я к ней.
— У меня есть стремянка в кладовой комнате, с ней вы справитесь. Мой сын примерно вашего роста, он снимал мне шторы в прошлом году. Просто сейчас он проживает в Швейцарии с семьёй, и приезжают они только на Рождество. И то не на каждое, — сказала она грустным голосом, после чего сменила тему: — Присаживайтесь, Роберт! Возьмите чай и давайте немного поговорим.
Я подошёл к столику, налил чай и положил в него тонко нарезанный ломтик лимона и два кубика сахара.
— Расскажите о себе, Роберт! — сказала она после того, как я присел в большое комфортное кресло.
Секунду поразмыслив, я понял, что рассказывать легенду такой женщине было бы неуместно, даже глупо. И я рассказал ей всё о себе без утайки. Она слушала очень внимательно. После того как я закончил, она спросила:
— Вы хотели бы остаться в Бельгии навсегда?
— Да! — сказал я, не раздумывая, — Бельгия мне нравится!
Она улыбнулась и ответила:
— Но хочу вас уверить, что здесь тоже не всё так гладко, как вы думаете…
Не дав ей договорить и перебив, я сказал:
— В Европе тоже масса минусов, и государство также обманывает людей, особенно пенсионеров! — сказала она, слегка улыбаясь, — государственные службы любыми уловками пытаются отбирать недвижимость у старых, беспомощных людей, оставляя их ни с чем. И если мы говорим о Европе, продолжала Анастасия Павловна, — то из всех денег, которые государство получает от людей в виде налогов, — это сто процентов чистого дохода; на этих же людей, то есть на нас с вами, оно выделяет жалкие двадцать процентов! — я ничего не сказал, но подумал, что, вероятно, достаточно даже двадцати процентов, чтобы содержать меня и тысячи таких, как я, а также других безработных и малоимущих. И я понимал, что она хочет сказать. Но у меня было своё мнение и своё сравнение от увиденного и пережитого.
— В постсоветских странах, насколько мне известно, выделяется всего лишь два процента из ста, — сказала Анастасия Павловна.
Я улыбнулся и возразил:
— Думаю, это не точный процент. Мне кажется, что минус два, по крайней мере всё так выглядит.
Анастасия Павловна мило улыбнулась.
— А ещё, Роберт, смею заметить, что за последние я бы сказала лет десять ситуация с мигрантами и беженцами сильно изменилась. И я хотела бы отметить, что большинство европейцев, вы уж поверьте мне, я их знаю хорошо, совсем не против беженцев с Восточной Европы, так как они уже убедились в их порядочности, чистоте, образованности, пунктуальности и во многих других их положительных качествах, чего не скажешь о беженцах из стран Южной Азии и Африки. Вы просто обратите внимание, когда будете гулять по Брюсселю, какое там количество людей из Африки, Южной Азии и Арабского мира, и они сейчас не только по улицам ходят, но и в правительстве их уже немало. Вы поймите, Роберт, я, конечно же, не имею ничего против этих людей, но всё же… всему должен быть предел! Это всё-таки другая цивилизация, культура, традиции, религия в конце концов, — взволнованно говорила Анастасия Павловна.
— Ну и почему тогда это происходит? Почему европейское правительство позволяет этому происходить? — спросил я её.
Анастасия Павловна опустила вниз глаза и замолчала на несколько секунд:
— Как мне кажется, — продолжила она, — я могу ошибаться, конечно, но, смотря на всё, что происходит, у меня складывается такое впечатление, что европейская цивилизация просто-напросто изжила себя, или другими словами, по истечению своих долгих, прогрессивных во всех смыслах этого слова лет, пришла сейчас к своему тотальному упадку. Да и правительство уже не то, — произнесла она грустным голосом. Всё меняется и, к сожалению, не в лучшую сторону. Если вам известно, Роберт, если вы хоть немного понимаете в политике, в этой грязной игре сегодняшних псевдо либералов, то вчерашние правые или классические либералы, как их ещё называют, которые шли в правильном направлении и боролись за Права Человека, предоставляя больше свободы во всех сферах и, как правило, желая, чтобы правительство имело как можно меньше возможностей влиять на жизнь простых людей, на сегодняшний день меняют свою позицию под давлением левых масс, левых псевдо «либералов», которые просто рушат систему, делая вид, что они «борются» за защиту социальной справедливости и приветствуют прогрессивные социальные изменения. «Врагов», Роберт, нужно знать в лицо! И благодаря истории можно наблюдать как время от времени в разных частях нашей планеты проводится геноцид, — здесь Анастасия Павловна замолчала, по-видимому, чтобы немного успокоиться и перевести дыхание.
Она хотела ещё многое рассказать, но я, как мне кажется, хорошо уловил суть её рассуждений. Это была наболевшая тема, как я понял, поэтому я решил её сменить и спросил:
— А вы давно переехали в Бельгию?
Анастасия Павловна посмотрела на меня и мило, как обычно это умеют делать люди в её возрасте, определённо поняв, что я меняю тему разговора, улыбнулась.
— Я была ещё совсем ребёнком, когда мои родители привезли меня сюда. Мне было три года! Родители и моя бабушка убегали от Советской власти в России! Они имели прямое отношение к царской семье! — сказала Анастасия Павловна и гордо посмотрела на меня.
— Это очень интересно! — сказал я, — как вы не утратили русскую речь за столько-то лет? — поинтересовался я.
Анастасия Павловна говорила хорошо и правильно на русском языке, но с небольшим французским акцентом.
— В семье мы говорили на двух языках — русском и французском. Меня воспитывала бабушка, родители много работали и дома их практически не было. Она говорила со мной только на русском языке. Мои дети тоже хорошо говорят на русском языке, а вот внуки — уже нет. Ну хорошо, пойдёмте я покажу вам, где стремянка, — прервав разговор, сказала Анастасия Павловна.
Я установил стремянку и без труда снял шторы. Анастасия Павловна меня поблагодарила, дав при этом тысячу франков (25 долларов). Мы попрощались и я пошёл обратно на канал, в надежде встретить кого-нибудь из своих хороших знакомых и пойти вместе пить пиво, ведь это же была суббота.
Спустя некоторое время через знакомых я узнал, что Анастасия Павловна несколько раз приходила на канал и искала меня. Она передавала мне послание через знакомых ребят, что договорилась в одном из институтов за дальнейшее образование для меня и хотела помочь устроить мою дальнейшую жизнь. За что я ей чрезвычайно благодарен! Но меня влекла Свобода… Независимость… Непринуждённость… А также не хотелось, чтобы за меня кто-то хлопотал и переживал, ведь в таком случае я буду чувствовать обязанность и ответственность перед ней, а этого мне хотелось меньше всего. Поэтому я не искал с ней дальнейших встреч, зная прекрасно, что она будет только упрашивать меня продолжить, на мой взгляд, ненужные мне на данный момент науки. В связи с этим наша встреча с Анастасией Павловной была первая и последняя. Хотя я видел её ещё один раз, стоя на канале среди толпы, видел, как она ходила под стенами Пети Шато через дорогу от канала и, останавливаясь, всматривалась в безликую толпу, выискивая в ней меня, а может быть, просто хотела, чтобы я её увидел.
Глава 11. У Саши на квартире
Вечерами после работы я, как обычно, ходил гулять по городу. Деньги у меня уже водились, поэтому мог зайти в кафе и выпить там кофе с пирожным, а также в бар, чтобы вкусить вкуснейшего бельгийского пива, которого было огромное количество сортов и вкусов. К сожалению или к счастью, не возьмусь утверждать, но все мои знакомые на тот момент не желали тратить ни копейки на прогулки по кафе, барам и ресторанам, занимаясь при этом накопительством, поэтому я гулял и наслаждался в гордом одиночестве — и меня это нисколько не смущало. Время от времени, гуляя на фонтане, я встречал Сашу Иванова, который уже получил социал и снимал квартиру в этом районе. Как-то раз одним осенним вечером, когда на улице моросил дождь, мы спонтанно встретились у фонтана, и Саша пригласил меня к себе в гости. Мы прошлись буквально две минуты, и подошли к невысоким апартаментам. Поднявшись наверх, я зашёл в очень оживлённую гостиную, в которой находились человек пять, не считая нас с Сашей. Я со всеми поздоровался и познакомился. Это были ребята примерно моего возраста, они живо общались между собой и шутили. Саша предложил мне присесть и сказал:
— Роби, бери всё, что видишь на столе, не стесняйся.
На столе стояли: три бутылки вина, кока-кола, спрайт, чипсы, фисташки и бутылок десять пива. Квартира состояла из двух просторных комнат — спальни и гостиной, а также маленькой кухни, в конце которой была дверь в уборную и душевая кабинка. В гостиной параллельно стояли два длинных дивана, а между ними идеально помещался книжный столик, который был сейчас заставлен всем тем, что я перечислил выше. В углу был маленький телевизор и видеомагнитофон. Такая себе студенческая квартирка. Пока все разговаривали, один парень напротив вытащил из кармана пакет с марихуаной и пачку папирос и стал забивать. Мы с Сашей сидели рядышком и пытались поговорить, что было практически невозможно сделать в таком шуме — перепалке голосов и громкой музыки.
— Роби, я сейчас отойду минут на десять, дождись меня, ОК? — громко сказал Саша.
Я кивнул. Саша пришёл, как и говорил, минут через десять, но не один, а со своей знакомой. Это была темнокожая молодая девушка из Африки, невысокого роста, стройного телосложения, двадцати двух лет, с очень умными, выразительными глазами, с ней была её подружка — симпатичная, молодая бельгийка европейской внешности. Они, вероятно, уже знали всех присутствующих, поэтому чувствовали себя вполне уверенно и раскованно. Саша со своей девушкой сели возле меня. Он понимал, что я его гость, поэтому вёл себя очень гостеприимно и не обделял вниманием. Мне было приятно, конечно же, но необходимости в этом я не видел. В этой компании, кроме Саши и двух пришедших с ним девушек, не говорящих и не понимающих по-русски, я чувствовал себя дискомфортно, и это было вызвано тем, что круг собравшихся молодых парней составляли воры и мошенники, разговоры у них велись, конечно, соответствующие, это вызывало во мне неприязнь к тому, что в Европу они приехали только ради этого. Я посидел ещё минут пятнадцать, допил бутылку пива и сказал Саше, что мне уже пора; он предложил раскурить идущую по кругу папиросу, от чего я отказался, затем он что-то шепнул своей девушке на ухо и поднялся, чтобы меня проводить. Мы вышли на улицу, я с жадностью начал глотать свежий воздух, которого очень не хватало в накуренной квартире. Саша достал сигарету, закурил и сказал:
— Пошли, я тебя проведу к Пети Шато.
Идти было недолго. Он любил Пети Шато также, как и я, и при любом удобном случае приходил под его высокие, мистические стены.
— Хорошая у тебя девушка, Саша, умная и добрая, не пьёт, не курит, — сказал я ему.
— Да, так и есть, Роби! Я дорожу нашими отношениями. Она учится в университете на финансиста, — ответил он.
Поделиться книгой: