а). Во-первых, почему новая идея-Истина предпочитает являться нам из бессознательного? Другими словами, почему, как мы полагаем, идея возникает через посредство спонтанной самоорганизации нейронной материи нашего мозга; той самоорганизации, которая наступает в результате все нарастающих флуктуаций в самой нейронной материи? Почему смысл идеи не возникает непосредственно в процессе нашего последовательного и, казалось бы, выверенного на каждом шагу идеального логического мышления, то есть в процессе самой рефлексии-1?
Исходя из этого, естественно, возникает вполне обоснованное предположение, что новизна сама по себе может возникнуть только в материальных структурах. Причем эти материальные структуры, согласно Пригожину, прежде всего, должны быть возбуждены – «управляющим параметром» – до такой степени флуктуирования, чтобы выйти на точку бифуркации с последующим разветвлением, на одной из ветвей которого возможна спонтанно-когерентная самоорганизация материи в некий низкоэнтропийный ансамбль, намного превышающий по своим размерам исходные частицы самоорганизуемой материи, будь то молекулы жидкости (в «ячейках Бенара», «химических часах») или нейроны нашего мозга, выдающие новую идею в сознание.
В конечном счете, значит ли это то, что только материя является той средой, где может зародиться новизна сама по себе? А как быть тогда с нашим так называемым всемогущим разумом, оперирующим образами в нашем, как мы считаем, идеальном сознании? Причастен ли он к созданию именно этой новизны? Или он исполняет всего лишь роль «мальчика на побегушках» в пьесе, спонтанно разыгрываемой самой материей нашего мозга? А если брать шире, то и разыгрываемой материей того социума, где мы живем, а заодно, и материей самой Природы (см. эпиграф к Статье). В таком случае, ни о какой человеческой свободе воли не может быть и речи. Свободой воли обладает только всемогущая Природа в виде той материи, которая в самых разнообразных видах в ней заключена, и которая в самых непредвидимых нами условиях способна спонтанно самоорганизовываться и «выдавать на-гора» нечто нами совершенно непредвидимое, контингентное.
У нас нет никакого сомнения в том, что наше сознание в обязательном порядке опирается на деятельность материи нейронов нашего мозга. Тогда возникает вопрос: в чем заключается разница между
– деятельностью материи нейронов нашего мозга, создающей новизну саму по себе,
– и деятельностью нашего идеального сознания, подготавливающего приход этой новизны (на этапе рефлексии-1) и раскрывающей ее смысл (на этапе рефлексии-11)?
Только ли она в том, что первая материя способна претерпевать «фазовый переход» (Деан) и самоорганизовываться, как мы полагаем, в низкоэнтропийные нейронные ансамбли, а вторая – на это не способна? (Речь, конечно, идет не о разных видах материи, а о разных способах функционирования этой материи, зависящих от того, в каких граничных условиях находится эта материя). Пока что ясно только одно: деятельность материи нейронов нашего мозга и деятельность нашего идеального сознания взаимно дополнительны друг другу, но совсем неясно, как и в какой степени сознание в процессе своего идеального функционирования опирается на деятельность материальных нейронов, и наоборот, как процесс материальной самоорганизации нейронов мозга связан с идеальной деятельностью сознания. Ведь оба этих процесса невозможны один без другого.
в). Во-вторых, почему для раскрытия смысла внове являемых нам идей у нас всегда уже имеются наготове языковые средства для их оформления?
Иначе говоря, каким образом наше бессознательное всегда бывает осведомлено о том, что выдаваемая им идея будет – в обязательном порядке – принята сознанием, раскрыта им и оформлена? Данное обстоятельство, в свою очередь, наталкивает на ту мысль, что наше бессознательное, продуцирующее идеи (в виде новизны самой по себе), ограничено в своих действиях теми рамками, в которых находится наше сознание со всем его ранее уже накопленным опытом. Это, во-первых. А во-вторых, не имея возможности выйти за эти рамки наше бессознательное обладает одним завидным преимуществом перед сознанием: оно может «придумать» и осуществить такие комбинации сущих (в их взаимосвязях друг с другом), на которые не способно наше сознательное логическое мышление, оперирующее только тем, что находится в области как его непосредственного сиюминутного видения, так и всего того, что оно способно на данный момент извлечь из памяти, то есть способно вспомнить.
Это может свидетельствовать только о том, что бессознательное способно оперировать всем тем материалом, который ранее освоен сознанием, вне зависимости от того, можем ли мы его вспомнить или нет. То есть, у бессознательного нет того, что мы называем памятью – ему доступно все то, что находится в памяти сознания, скорее всего, уже в виде каким-то образом уже закрепленных – в той или иной степени – и сохраненных нейрофизиологических связей. Ведь деятельность нейронов в их взаимосвязях друг с другом есть единственная прерогатива бессознательного.
Иначе говоря, если сознание оперирует только тем материалом, который им выбран и на который обращено его внимание, то бессознательное, поскольку оно видит картину в целом (а не выборочно), оперирует – оценочно-вероятностным образом – всем материалом, имеющим отношение к данному вопросу20. Потому оно и может сформировать и выдать смысл идеи в «концентрированном» виде, то есть в виде новизны самой по себе, предполагающей дальнейшее раскрытие этого сгустка смысла (в идею-Истину), но уже на сознательном уровне в процессе рефлексии-2.
Вот точно так же, рассматривая многофигурное живописное полотно, мы можем, во-первых, сосредоточить наше внимание всего лишь на отдельных фигурах, а во-вторых, можем охватить единым взглядом всю композицию в целом. При этом если в первом случае нам вряд ли удастся по этим фрагментам понять хотя бы сюжет картины, то во втором случае мы можем не только понять его, но и даже «схватить» идею в картине заключенную. Такова фундаментальная иррациональная способность нашего бессознательного, которой наделила нас сама Природа.
Но наделила она нас ею только с одним непременным условием: если мы сами на предварительном рациональном уровне (рефлексия-1) приложим достаточно интенсивные интеллектуальные усилия к разрешению поставленной нами задачи. Не соблюдая этого условия, нам вряд ли стоит надеяться на то, что бессознательное в какой-то момент протянет нам руку помощи в виде спонтанной выдачи смысла идеи в наше сознание.
Исходя из этого, можно даже заключить, что в процессе наших интеллектуальных усилий на этапе рефлексии-1 каким-то образом в бессознательном, – а может быть и в сознании – накапливается энергия, идущая затем на акт спонтанного явления смысла самой идеи на сознательный уровень. И об этом свидетельствует тот факт, что идея может явиться в наше сознание только после достаточно интенсивной логической проработки вопроса, являющегося предметом нашего живейшего интереса. (И недаром уже Платон (Сократ) устами Диотимы полагал, что творчески настроенные люди всегда беременны тем, что они вынашивают в себе21).
Как видим, в процессе логического мышления только сознание может выбрать то, что ему необходимо помыслить, в то время как в процессе продуктивного иррационального мышления только бессознательное может «выдать на-гора» им уже выбранный сгусток смысла, далее предоставляя сознанию возможность раскрыть и оформить его. И если мы зададимся совсем уж некорректным и ехидным вопросом, почему бы самому бессознательному – ведь оно такое «умное» – не заняться раскрытием смысла внове явленной идеи и его оформлением, то ответ очевиден: бессознательному и сознанию присуще «разделение труда» между ними.
И это разделение – по крайней мере, для случая продуктивного (иррационального) мышления – заложено в наш мозг самой Природой:
– бессознательное функционирует, преимущественно, в сфере материального взаимодействия нейронов; сознание – в сфере как материального, так и идеального;
– бессознательное не имеет непосредственного выхода на язык; сознание – имеет;
– бессознательное спонтанно-сингулярно и целостно; сознание – логически выверено, поэтапно.
Именно по этим обстоятельствам сознание вынуждено заняться раскрытием – предоставленного ему бессознательным – смысла идеи. Бессознательное проделывает огромную, невидимую нашим сознанием продуктивную «черновую» работу, в то время как сознание «обо-значает» (то есть, наименовывает, как видимую верхушка айсберга) тот массив проделанной бессознательным работы, который внезапно оказался в поле нашего сознательного видения.
Поэтому можно – конечно же, гипотетически – предположить: если бы вдруг сознанию вздумалось исполнять работу бессознательного, то оно, наверняка бы, сошло с ума. Так что бессознательное, кроме своей продуктивной функции, исполняет еще и функцию терапевтическую – оно предохраняет сознание от непомерной для него загруженности. И еще неизвестно: то ли эта загруженность сознания, то ли недостаточная «терапевтическая» помощь бессознательного, то ли какие-либо другие обстоятельства послужили причиной сумасшествия известных нам великих мыслителей.
с). И наконец, в-третьих: почему все внове возникающие смыслы (идеи), в подавляющем большинстве, истинны?
Иначе говоря, почему новоявленную новизну мы считаем Благом и данной нам от Бога Истиной, а не каким-либо будто бы подсунутым нам злодейством? Можно ли, например, назвать злодейством возникновение речи, оседлого образа жизни, письменности, Интернета или открытие гравитации, периодичности свойств химических элементов, ядерного деления материи и т. д. и т. п.? Вряд ли, но:
– может быть, это всякий раз ниспосланное нам свыше испытание употребить изобретения и открытия либо себе во благо, либо во зло?
– а может быть все-таки все то, что создается по запросу социума является Истиной, а лучше сказать Благом и добром, а все то, что создается из эгоистических, меркантильных, ресентиментных, корпоративных и прочих им подобных негативных запросов самого человека является Злом?
Ведь социум есть одно из следующих – после создания человека разумного – живое Природное видообразование, созданное самой Природой. В то время как человек продуктивно мыслящий является всего лишь Подручным Средством у него. Он для того и был наделен способностью генерировать идеи, чтобы быть в услужении у социума, а не у самого себя. Так имеет ли он право самовольничать, заявлять свою волю (Достоевский), а не исполнять волю социума, какой бы она не была?
Заданные (двумя абзацами) выше два вопроса, конечно же, являются на данный момент риторическими, и мы вряд ли сможем предложить какое-либо решение.
Но мы все же попытаемся обосновать, почему все то, что создается по запросу социума является Благом как для социума, так и для самого человека.
Попытаемся подойти к ответу на этот вопрос поэтапно, соблюдая логическую последовательность.
1. Как мы уже знаем, многочисленная практика создания идей свидетельствует о том, что уже в первый момент проникновения смысла идеи в наше сознание (допонятийная фаза) у нас создается впечатление истинности, надежности и единственности этого смысла для разрешения той задачи, которая перед нами стоит. (И это достаточно подробно было описано А. Пуанкаре в работе «Наука и метод» 22). Причем это впечатление подкрепляется эйфорическим чувством интеллектуального удовольствия от понимания внове явленного смысла, не говоря уже о том (Платоново-Аристотелевском) чувстве удивления, которое связано с внезапностью его явления.
2. Спрашивается, для чего природа нашего продуктивного мышления сопроводила явление нового смысла столь внушительным эскортом ощущений (интеллектуального удовольствия, удивления, истинности, надежности и единственности)? Значит, ей это для чего-то было необходимо. Для чего, именно? Скорее всего, для того, чтобы не упустить столь мимолетное явление новизны самой по себе, то есть смысла идеи самого по себе, того смысла, который еще не облачен в одеяние, положим, слов и предложений. А потому, во-первых, этот смысл не может быть «пристроен» в какой-либо из ячеек нашей памяти, а во-вторых, он может – подобно дедаловым статуям из диалога «Менон» Платона23 – бесследно улетучиться из нашего сознания при малейшем отвлечении нашего внимания от самой сути этого смысла. Эти ощущения обладают одним замечательным свойством: они «привлекательны», они фиксируют наше мышление на процессе раскрытия смысла идеи, и не дают ему возможности отвлечься на что-либо постороннее.
3. И если мы зададимся вопросом, какое образование в нашем мозге может обладать характером мимолетности, то, скорее всего, таковым может быть образование, полученное в результате спонтанной самоорганизации материи нейронов нашего мозга. Тем более, как показывает опыт нашего собственного продуктивного мышления, при малейшем отвлечении от смысла внове явленной идеи он, смысл, как правило, бесследно улетучивается из нашего сознания. А это свидетельствует о том, что этот смысл мы можем удержать в сознании только путем приложения достаточно интенсивных (энергозатратных) умственных усилий, которые являются ничем иным как (Пригожинским) «управляющим параметром», тем параметром, который не только выводит систему на режим спонтанной самоорганизации ее материи, но и способен некоторое время, – буквально секунды – поддерживать ее в этом самоорганизованном режиме. Как только мы ослабляем энергию нашего умственного усилия, самоорганизованные структуры – в виде низкоэнтропийного ансамбля нейронов – распадаются на свои исходные (высокоэнтропийные) элементарные частицы, следствием чего является как повышение энтропии в данном участке мозга до его исходного состояния, так и невозможность вспомнить мгновенно явившийся и мгновенно исчезнувший смысл идеи.
4. Все это может свидетельствовать только о том, что,
– во-первых, образование новизны самой по себе происходит на уровне спонтанного материального взаимодействия (самоорганизации) нейронов нашего мозга (подобно тому как это происходит при самоорганизации молекул воды в «ячейки Бенара»);
– во-вторых, это образование возникает под воздействием определенного уровня прилагаемых нами умственных усилий (в джоулях), (подобно тому как это происходит при образовании «ячеек Бенара» под воздействием подводимого потока тепла к нижней пластине);
– и в-третьих, это образование (после акта явления его в наше сознание) может сохраняться нами – до того момента, как мы оформим его в какой-либо из знаковых систем – также при приложении всё тех же умственных усилий, которые являются «управляющим параметром».
Что касается третьего момента, то можно предположить, что то бессознательное (не без предварительного участия сознания) интеллектуальное усилие,
– которое организовало «разрозненные» нейроны в низкоэнтропийный ансамбль нейронов,
– которое «вытолкнуло» последний из бессознательного в сознание,
– и которое сохраняет его «нераспавшимся» (как ансамбль) до тех пор, пока мы не начнем раскрывать этот сгусток смысла и оформлять его, –
так вот, это усилие есть единое (концентрированное) «интеллектуальное усилие» (А. Бергсон), сформировавшееся в самом конце инкубационного этапа, то есть где-то в окрестностях точки 3 на наших Рисунках.
Образно выражаясь можно даже сказать, что это интеллектуальное усилие есть та постепенно сжимаемая – на этапах рефлексии-1 и инкубации – пружина, которая в какой-то момент вдруг (точка 3) распрямляется, передавая свой импульс от бессознательного к сознанию. И энергия этого импульса расходуется,
– как на создание «привлекательных» чувств и ощущений, сопровождающих инсайтный акт проникновения смысла идеи из бессознательного в сознание,
– так и на раскрытие смысла идеи и оформление последнего в знаки какой-либо знаковой системы.
5. Так вот, Истинность создаваемых нами – подчеркнем опять же: по запросу социума – идей определяется,
– во-первых, уникальностью сочетания тех сущих (в их взаимосвязи), которые входят в каждый из комплексов идеи,
– во-вторых, мимолетностью (случайностью, спонтанностью) создания этого комплекса.
– и в-третьих, – что самое главное! – адекватностью тем запросам социума, которые время от времени в нем созревают в виде Необходимости в новизне того или иного рода.
Сочетание этих факторов приводит к созданию неповторимого в своей оригинальности смысла идеи. Вот эта неповторимость воспринимается нами как новизна, а новизна не может быть не истинной, поскольку она создана по запросу социума и соответствует этому запросу. (Именно здесь – на стыке «запроса» социума в новизне с уловлением человеком самой сути этого «запроса» – находится та ниточка, которая соединяет Бытие социума с Бытием человека).
Иначе говоря, Новизна и Истина не могут быть «отрицательными», они всегда «положительны» потому, что призваны только к тому, чтобы приводить к преобразованиям, к тем преобразованиям, которые затребованы самим соци-умом, а, следовательно, они приводят к развитию какой-либо из его сфер. Та сфера социума, которая не нуждается в притоке новизны, в принципе не может «затребовать» создания идеи-Истины, – в этом у нее нет Необходимости.
Что же касается такого понятия как ложная истина, то, как нам представляется, это истина, не отвечающая на запрос социума; того социума, существование которого немыслимо без постоянного притока новизны в его структуры. Но на какой же запрос отвечает ложная истина? Скорее всего, она отвечает на эгоистические, коррупционные, конъюнктурные, корпорационные, ресентиментные и подобные им интересы человека и того сообщества, из интересов которого он непосредственно исходит, создавая идеи в данный момент времени.
Так вот, отсюда ясно, что основополагающий вопрос состоит в том, КАК разделить то,
– что запрашивается социумом, исходя из природной потребности его в новизне, то есть из Необходимости перманентного его обновления,
– а что запрашивается, исходя из меркантильных запросов самого человека, то есть, в отрыве от интересов социума, а может быть, даже и во вред этим интересам?
Это, во-первых. А во-вторых, в ЧЕМ различие методологии возникновения новизны,
– предназначенной для удовлетворения нужд социума самого по себе в целом,
– и предназначенной для удовлетворения личных эгоистических интересов человека?
Ведь в последнем случае социум, а вернее, Бытие этого социума как бы не принимается в расчет, и оно, Бытие социума (Событие-1), выпадает из единой, как мы полагаем, методологии возникновения новизны (События-1, -11, -111). В таком случае человек продуктивно мыслящий оказывается подручным средством у самого себя, а не у социума. Но это, скорее всего, противоречит самой идее социума как живого видообразования, «задуманного» и исполненного самой Природой.
И если мы зададимся вопросом, почему сама Природа, в основном, причастна к созданию социума, то ответ достаточно очевиден. Во-первых, в создании социума – во всех сферах его функционирования – непосредственное участие принимали новые идеи, генерируемые продуктивно мыслящим человеком. Без внедрения идей социум вряд ли бы состоялся в том виде, каким мы его наблюдаем уже несколько тысячелетий подряд. А во-вторых, способность создавать идеи, как мы уже не раз заявляли, была внедрена самой Природой в мозг одного из человекоподобных видообразований. И была она внедрена, скорее всего, на генетическом уровне, на уровне материи живых нейронов. (А произошло это (а вернее, случилось!) на одном из недавних этапов развития приматоподобных существ (около 100-40 тыс. лет назад)).
Так что в данном случае у нас есть некоторое основание – и оно может быть главным – полагать, что социализация человекоподобных существ началась с обретением человеком способности генерировать идеи. Идеи – это те центры «кристаллообразования», вокруг которых стали формироваться человекоподобные существа. И причина объединения в том, что внедрение идей в повседневную жизнь приносило облегчение в человеческое существование и продление жизни: изобретение новых орудий охоты и труда, использование огня, обустройство жилища и т. д. Более того, объединение людей – вокруг тех, кто продуктивно мыслил, – содействовало распространению генетически обусловленной способности творить идеи за счет передачи этой способности в следующих поколениях. (Не в этом ли заключен «взрывной характер» распространения цивилизации?).
Исходя из этого, поиск так называемого «гена разума» является не такой уж бредовой идеей. И искать его надо на развилке вычленения вида Хомо сапиенса из вида его предшественника – человека умелого. А характерной особенностью этого гена, скорее всего, является его способность в определенных условиях вызывать спонтанную самоорганизацию материи – по Деану, это фазовый переход, а по Пригожину, образование «диссипативной структуры» – «разрозненных» нейронов в слаженный ансамбль последних, который на бессознательном уровне нейронов является материальным представителем (идеальной) идеи на уровне нашего сознания.
Как видим из выше изложенного, человек (в отношении к социуму самому по себе) в некоторой степени оказался всего лишь передаточным звеном (транслятором) тех идей, которые ему пожелает предоставить Природа с той целью, чтобы было создано (и в дальнейшем функционировало) новое живое видообразование Природы в виде соци-ума.
И вообще, наделение человека способностью генерировать идеи стало самым неожиданным фундаментальным СОБЫТИЕМ в самой Природе. И удивительным – вспомним Платона с Аристотелем – оно стало потому, что возникновение новизны стало возможным посредством создания идей, чего ранее не наблюдалось ни за одним живым существом, созданным Природой. А если мы знаем структурно-функциональный состав идеи, и знаем, каким образом, благодаря смыслу идеи, получается сама новизна, то мы знаем и способ ее получения в пределах нашего социума.
Но тогда вкрадывается надежда на то, нельзя ли этот же способ – или какой-либо его аналог – возникновения новизны в социуме распространить и на Природу в целом, на ту Природу, в которой нет ни социума, ни человека? Ведь и до появления продуктивно мыслящего человека новизна каким-то образом возникала в самой Природе (хотя бы в виде зарождения самой жизни – растительной и животной). Иначе говоря, не является ли данный нам (Природой) способ создания новизны посредством идей «намеком» на то, что и в самой Природе возможен хотя бы аналогичный способ ее создания? Более того, нет ли какой-либо преемственности между тем и другим способом? Но тогда, как можно подумать, аналогия может быть только в том случае, – (если отсутствует человек) – когда «самопроизвольно» образуется комплекс определенным образом взаимосвязанных сущих, и из этого комплекса «самопроизвольно» возникает какой-либо новый эффект и, как следствие, какая-либо новизна.
(В качестве иллюстрирующего примера можем предложить следующую гипотетическую ситуацию: «самопроизвольно» создался достаточно простой прибор в виде двух горизонтально расположенных пластин с заключенным между ними слоем жидкости, и к нижней пластине опять же «самопроизвольно» стал подводиться нарастающий поток тепловой нагрузки («управляющего параметра», по Пригожину). Что мы получим в результате? Скорее всего, при определенной величине последней и при достижении достаточно интенсивных флуктуаций в жидкости «самопроизвольно» возникнут «ячейки Бенара», и, как следствие, режим теплопроводности скачкообразно сменится на режим конвекции, результатом чего станет опять же скачкообразное снижение разности температур между нижней и верхней пластинами. Как видим, «самопроизвольное» возникновение конструкции данного вида привело к спонтанному возникновению новизны следующих видов: циркулирующих потоков воды в виде «ячеек Бенара», интенсификации теплообмена между пластинами и снижению градиента температур между ними. Вот точно также в случае продуктивного мышления вместе с новым смыслом идеи возникают и новое искомое сущее, и новое подручное средство, и новая Продукция.
Причем причиной возникновения новизны в обоих случаях явилось,
– с одной стороны, спонтанное образование структурированных потоков жидкости («диссипативных структур», по Пригожину) в виде «ячеек Бенара»,
– а с другой стороны, спонтанное образование (при фазовом переходе, по Деану), как мы полагаем, ансамбля взаимосвязанных нейронов на материальном бессознательном уровне, проявлением которого (ансамбля) на идеальном уровне сознания является смысл новой идеи.
Разница лишь в том, что, если в первом случае все произошло – на материальном уровне – без участия человека, самопроизвольно, то во втором случае произошли аналогичные процессы, но произошли они сначала на том же материальном уровне – образование ансамбля нейронов, – но имели продолжение на идеальном уровне сознания. Проще говоря, в процессе осознания внове явленного смысла произошло «проявление» того, что случилось на бессознательном материальном уровне. (Здесь, конечно же, напрашивается аналогия проявления негатива фотопленки в позитив фотографического изображения)).
Но вызывает сожаление тот факт, что роль идей в создании самого социума даже не рассматривалась этим социумом. (Точно также не рассматривалась роль тяготения, естественного отбора, наследственности и т. д. до открытий Ньютона, Дарвина и Менделя). Но эта роль не привлекала достойного внимания только потому, что понятие идеи было не конкретизировано, оно было расплывчатым, а порой и вовсе не верным. А поскольку даже не было развернутого понятия идеи, то и не было представления о том фундаментальном влиянии идей на создание самих социальных образований (семья, община, клан, нация, государство и т. д.) и тех инновационных процессов, которые в них свершались и свершаются по сию пору. Сама идея Идеи оказалась в тени повседневного функционирования конкретных идей. Она воспринималась как нечто само собой разумеющееся, а потому и не достойное пристального внимания. Так что за обыденностью ее использования не была увидена ее важность.
Да к тому же познанию процесса создания идей мешало использование логического мышления в этом же процессе. Логика постоянно стремилась не только нивелировать факт спонтанности (иррациональности) в возникновении идей, но и подменять его как бы собственными рациональными пошаговыми действиями. (Вообще-то говоря, самым странным и удивительным является то, что человек постоянно производит новизну, но он не знает, каким образом он это делает).
А теперь, возвращаясь к оставленной нами теме Добра и Зла, и отвечая на заданный вопрос, почему все то, что создается по запросу социума является Благом (как для социума, так и для человека), можно сказать следующее:
– во-первых, потому, что в данном случае социум как открытая система удовлетворяется тем, что в его структуры поступает именно та новизна, которая им запрошена и которая, естественно, отвечает его интересам;
– во-вторых, потому, что, удовлетворяя запрос социума, человек продуктивно мыслящий исполняет возложенную на него самой Природой миссию быть Подручным Средством у социума (в самой идее социума), а значит, и у самой Природы, создавшей новое живое видообразование;
– и в-третьих, потому, что социум и человек представляют собой Единую природную систему; а это значит, что удовлетворение запросов социума, одновременно, является удовлетворением запросов и человека.
Иначе говоря, запросы социума самого по себе полностью покрывают запросы человека. Все, что выше этих запросов, все, что исходит из меркантильных интересов человека или какой-либо из групп людей, все это – от лукавого, то есть оно не только идет в ущерб социуму, но и вредит самому человеку, к пониманию чего в последнее время мы все более и более склоняемся.
Другими словами, задача человека (продуктивно мыслящего) состоит только в том, чтобы, во-первых, во-время улавливать, в новизне какого вида у социума уже назрела Необходимость, а во-вторых, имея в виду эту Необходимость (в виде какого-либо негативного фактора), создавать те идеи, которые бы адекватным образом разрешали проблемы этого социума, то есть осуществляли приток в его структуры той новизны, без которой его существование, если не невозможно, то, по крайней мере, ущербно.
(Примечание на будущее: вообще говоря, следовало бы различать Необходимость в новизне как то, чего не достает до полноты существования и без чего начинается деградация социума, и Потребность как то, что создается сверх Необходимого, что вносит дополнительные сложности в процесс функционирования социума, что постепенно наращивает груз обременения для него).
И здесь у нас во весь рост возникает одна проблема. Мы знаем, если перед человеком стоит какая-либо правильно поставленная задача, то рано или поздно он ее разрешит. Но как знать, что перед тобой стоит та или иная задача, в разрешении которой нуждается социум? Как уловить то, в чем нуждается социум сам по себе, а не человек, преследующий свои личные, корыстные интересы. Здесь нам надо бы многому поучиться у самой Природы, из которой мы вышли сами, да вот подзабыли о своем происхождении. Или намеренно не хотим об этом вспоминать? А вспомнить бы стоило. Почему, именно?
Спрашивается, есть ли в Природе хоть одно живое существо, удовлетворяющее свои все более и более возрастающие потребности, те потребности, утоление которых идет в ущерб другим существам и самой Природе в целом? Таких существ мы «днем с огнем» не найдем в живой Природе: здесь все связано между собой и пригнано друг к другу без малейших «зазоров». А потому, как мы наблюдаем, Природа процветает – правда, там, где нет негативного вмешательства человека – и процветают живые существа, в ней существующие. Спрашивается, за счет чего? Оказывается, за счет того, что они обходятся только тем, что им Необходимо. Они не имеют потребности в том, чтобы обладать чем-то излишним: территорией проживания, запасом пищи, партнером по размножению и т. д. (Вот точно также социум, как и любое живое природное видообразование, должен нуждаться только в том, что ему Необходимо).
Представим себе – хотя бы на мгновение – гипотетическую ситуацию, когда, положим, львы и тигры, размножившись в непомерной степени, стали бы метаться по планете в поисках все новых и новых мест проживания и средств пропитания другими животными, приматами и людьми. Не таков ли современный человек, алчущий все новых и новых потребностей, утех и развлечений, но в то же время пренебрегающий своей обязанностью быть Подручным Средством у социума, а значит, и у самой Природы? То есть обязанностью разрешать проблемы самого социума. Так что именно в этом направлении нам следовало бы поискать решение обозначенной проблемы.
И ведь недаром за последние два столетия участились инвективы против человека со стороны философии: Шопенгауэр, Ницше, Сиоран, Ортега-и-Гассет и др. Человек со своими все возрастающими Потребностями становится обузой социума самого по себе, он постоянно вносит разлад в процесс его функционирования. Социум уже с трудом справляется с той «контрабандой», которая вносится человеком продуктивно мыслящим, но мыслящим уже не столько в угоду социума в целом, сколько в угоду меркантильных, коррупционных, корпоративных, ресентиментных и прочих интересов отдельных групп людей. (Возьмем хотя бы самое простое: получившую большое распространение «контрабанду» наркотиков, терроризма, миграцию больших масс населения, не говоря уже о тщательно пытающейся замаскироваться «контрабанде» коррупционизма, корпоративизма и т. д.).
А все потому, что началась эра «выжимания» цивилизационных благ из всего того, из чего их только можно «выжать». Благо, что делать это становится все легче и легче за счет того, что человек переложил всю тяжелую и «грязную» работу на созданные им машины и автоматы. Человек стал свободен, но эта свобода вышла ему «боком» – она была направлена на расслабление его духа, души и тела.
(При этом ни в коем случае не следует упускать из в виду: социум сам по себе есть образование, «продуктом питания» которого является та новизна, Необходимость в которой формируется в недрах самого социума и которая «заказывается» последним человеку продуктивно мыслящему, то есть человеку способному уловить, в первую очередь, то, что пригодно самому социуму для успешного его функционирования).
Как видим, переориентация творческой активности продуктивно мыслящего человека с разрешения запросов самого социума на разрешение запросов тех, кто не выражает интересы последнего, но выражает свои собственные меркантильные интересы, является, скорее всего, той точкой бифуркации, вслед за которой начинается деградация социума в целом. Иначе говоря, дар Природы человеку – в виде способности продуктивно мыслить и быть Подручным Средством у социума в целом – может обернуться против самого человека и социума, интересы которого постоянно ущемляются этим человеком. И эту ситуацию прекрасно выразил один из самых проницательных диагностов нашего времени, М. Сиоран, констатировавший: «Покажите мне хотя бы что-нибудь на этой земле, что началось бы хорошо и не окончилось бы плохо!»24. А «плохо» оно заканчивается только потому, что «начинается» не с удовлетворения запросов соци-ума самого по себе, а с запросов меркантильно настроенных группировок, использующих человеческую способность продуктивно мыслить в своих собственных «местечковых» интересах.
Вообще говоря, заглядывая «краем глаза» из нашего настоящего в то недалекое будущее, которое нас, возможно, уже ожидает «за углом» очередного контингентного зигзага истории, иногда создается довольно-таки странное впечатление: человек разумный, явившись на эту Землю и создавши в неимоверных тяготах эту цивилизацию практически с нуля, вдруг решил наконец-то – что называется «под занавес» – вознаградить себя, то есть хорошенько развлечься, иначе говоря, взять от этой цивилизации все то, что она ему только может дать. Но странность, скорее всего, заключается не в этом – она в той опасности, которая скрыта в манящем нас образе жизни.
Дело в том, что процесс удовлетворения все возрастающих меркантильных потребностей может настолько затянуться, и настолько «захватить» человека (и цивилизацию в целом, что предвидел уже Хайдеггер), что он уже физиологически не сможет выйти из состояния увлечения развлечением и вернуться на стезю своего природного предназначения быть Подручным Средством у социума, а не у самого себя. А тогда совсем даже не исключен катастрофический (фукианский) сценарий исчезновения: в один прекрасный момент, дойдя до пика удовлетворения всех возможных удовольствий, и утеряв всякую бдительность и чувствительность к надвигающимся на него со всех сторон опасностям и катастрофам, человек может уйти навсегда, канув в лету забвения.
Предполагая такой сценарий развития цивилизации, спрашивается, в чем смысл появления человека на Земле? Может быть, он только в том, чтобы появиться и исчезнуть, как это делает все то, что однажды появляется в Природе, а затем исчезает, способствуя при этом возникновению чего-либо нового? Но тогда вопрос: чему новому может способствовать наше исчезновение? Вот этого знать никто не может, как никто бы не знал, что вслед за исчезновением динозавров появятся млекопитающие.
Но нам, исходя их нынешнего нашего положения, всегда надо иметь в виду: «смысл» существования любой открытой системы – в притоке новизны в ее структуры, в постоянном ее обновлении посредством притока идей. Система может быть только открытой. Не может быть систем ни закрытых, ни без притока новизны, то есть не обновляемых. Отсутствие же притока новизны в систему – имеющее, можно сказать, «отрицательный» знак – приводит к ее деградации и гибели. Так что новая идея не может быть не истинной – иначе бы она способствовала не развитию системы и не ее сохранению, а ее деградации и гибели.
И все же вопрос то ли негативного, то ли позитивного влияния меркантильных интересов человека на состояние социума как открытой системы остается для нас не только открытым вопросом, но и животрепещущим, потому что от него во многом, как оказалось в последнее время, может зависеть судьба самого социума и цивилизации в целом. Может ли человек действовать согласованно с социумом, или нет? Вот в чем вопрос.
Далее, исходя из соображений, изложенных в данном пункте, перед нами всплывает вопрос возникновения самого понятия истины: на какой почве оно должно возникнуть, и не сдублировано ли понятие Истины с понятием смысла идеи? Вот об этом в следующем пункте.
3.8. Откуда должны произрастать «корни» самого понятия Истины?
Поскольку далее речь у нас опять будет идти как об идее, так и об Истине, напомним в очередной раз: понятие идеи берется в изложенном нами виде, то есть в виде комплекса взаимосвязанных сущих, из смысла которого сначала формируется идеальный вид недостающего звена, а именно, искомого сущего, а затем по этому виду-образцу изготавливается материальное его воплощение – подручное средство, с помощью которого может быть осуществлено массовое производство новой Продукции, ранее уже затребованной какой-либо из структур этого социума.
Иначе говоря, смысл идеи мы рассматриваем как механизм создания (техника) или открытия (наука) новизны, в то время как подручное средство является инструментом осуществления данного механизма. Что же касается понятия Истины, то, не вдаваясь в тонкости различных подходов к нему, примем за основу идущее от Аристотеля корреспондентское понятие Истины как соответствия нашего представления-суждения об объекте самому фактическому состоянию объекта.
Так вот, напомнив об этом, переходим к заявленной нами теме. По ходу изложения данного текста мы уже не раз прибегали к дефисному написанию слов идея и Истина (идея-Истина), тем самым предполагая их синонимичность. И действительно, не Истинами ли являются уже претворенные в жизнь Идеи языка (речи), нравственности, оседлого образа жизни, государственности, красоты, письменности, книгопечатания, тяготения, естественного отбора, наследственности, периодичности свойств химических элементов и великое множество технических, научных, эстетических и прочих идей, возникших в ходе нашего доисторического и исторического развития?
Но тогда естественным образом возникает предположение: откуда возникают идеи, оттуда же должно возникать и понятие Истины (хотя бы в силу предположенной нами синонимичности). А как мы уже поняли, идеи возникают из Необходимости перманентного обновления определенных структур (сфер) социума как открытой системы. Только Необходимость социума в новизне может стать причиной создания идеи, и только возникновение идеи может обеспечить приток этой новизны в те или иные его структуры. А это значит, что понятие Истины произрастает на той же почве, откуда возникают идеи – на почве Необходимости в новизне: удовлетворена потребность социума в притоке новизны того или иного вида, значит идея, обеспечившая удовлетворение этой потребности, обладала статусом Истины, истинности. Получается, любая внове созданная идея – ранее затребованная социумом – является в то же время идеей-Истиной.
Отсюда наш вывод: Истина – это то, что адекватным образом отвечает на запрос социума в той новизне, которая ему Необходима. (А новизна может появиться только через создание идеи). Она, Истина, удовлетворяет этот запрос – и ничего более. Но и идея только для того и служит, чтобы удовлетворять этот запрос. Получается, что они, идея и Истина, в этом отношении полностью тождественны между собой. А потому нет никакой необходимости в понятии корреспондентской Истины как соответствия нашего суждения о предмете тому фактическому состоянию предмета, о котором мы судим. Необходимость в этом может возникнуть только в том случае, если, во-первых, мы неправильно поняли запрос социума и создали не то, что ему необходимо, а во-вторых, если мы вообще пренебрегли этим запросом, а вместо этого разрешали свои личные, эгоистические интересы.
В таком случае нет необходимости в самом понятии Истины, поскольку оно целиком сдублировано с понятием идеи в том виде, в котором оно нами изложено в данной Статье. Более того, как мы уже установили, понятие идеи гораздо шире понятия Истины, потому что за «спиной» понятия идеи скрывается сама методология возникновения новизны и притока ее в социальные структуры, в то время как за корреспондентским понятием Истины предполагается лишь согласование нашего суждения о предмете с самим предметом, выступающим, как предполагается, «в обвязке» всех своих свойств, то есть как «вещь в себе».
Как видим, в историческом развитии метафизики в некоторой степени случилось дублирование понятий идеи и Истины. Но это дублирование произошло не от хорошей жизни (конечно же, жизни самой метафизики). Оно случилось от изначально существовавшего некорректного понимания того, что такое идея, а проще сказать, от отсутствия этого понимания вплоть до настоящих времен. Именно поэтому метафизике пришлось «изобретать велосипед» в виде Истины, то есть в виде соответствия того, что нами помыслено о каком-то объекте, тому, что этот объект фактически собой представляет «на самом деле». Но на самом-то деле была помыслена идея, а не объект, который, скорее всего, является результатом раскрытия смысла идеи. Так что если мы говорим об Истине не объекта (предмета, вещи), а самой идеи, то ее истинность – в адекватности той новизне, которая была затребована самим социумом.
Идея – лишь повод к тому, чтобы эта новизна увидела свет и тем самым удовлетворила запрос социума в новом Продукте. А этот Продукт, как мы уже знаем, может быть произведен только при помощи подручного средства, изготовленного по образцу искомого сущего. Именно формирование искомого сущего в нашем умственном представлении является первым результатом раскрытия смысла идеи-Истины. Сама же Продукция есть конечный результат нашего (совместного с социумом) Бытия в виде генерирования новизны. Поэтому в данном случае Истина – как и идея – не может быть ложной: она или есть, или ее нет.
