Помоги проекту - поделись книгой:
Всеволод Анисимович Кочетов
Эстафета поколений: Статьи, очерки, выступления, письма
Кочетов В. А.
К 75 Эстафета поколений: Статьи, очерки, выступления, письма/Предисл. П. Строкова; Примеч., и сост. В. Кочетовой. — М.: Мол. гвардия, 1979. — 255 с., фотогр. — (Писатель — молодежь — жизнь).
В книге, продолжающей серию «Писатель — молодежь — жизнь», помещены публицистические статьи, очерки, выступления и письма писателя в которых поднимаются актуальные вопросы современности, раскрыты темы долга и ответственности человека перед обществом и самим собой, рассматриваются проблемы литературного творчества.
РАЗВЕДЧИК СОВРЕМЕННОСТИ
Напутствуя художников молодой, но быстро растущей и крепнущей литературы социалистического реализма, А. М. Горький в одном из своих последних выступлений говорил: «Наш советский писатель не может быть только писателем, не может быть только профессиональным литератором, это живое лицо, живой, энергичный участник всего того, что творится в стране. Он работает буквально везде... Он должен быть везде. Он должен быть вездесущим, всевидящим... Всепонимающим».
Высокие требования! И тем не менее, предъявляя их, родоначальник советской литературы опирался на реальную действительность. Тип такого художника-гражданина рожден Великим Октябрем и воплотился уже в первом поколении революционных писателей: вспомним хотя бы жизнь и творчество В. Маяковского, Д. Фурманова, А. Фадеева, К. Федина, М. Шолохова, Л. Леонова, Н. Тихонова. Активно вторгаясь своими книгами и общественной деятельностью в жизнь народа, в его революционно-преобразовательные свершения, эти и другие писатели проложили путь новым поколениям художников слова, для которых партийность, народность, гражданственность стали незыблемой основой их творчества.
Еще в полную силу вдохновенно трудилось старшее поколение писателей, которых Горький по праву называл основоположниками советской литературы, а в нее вливались все новые и новые резервы. Особенно богатое пополнение дала Великая Отечественная война, которая поистине к штыку приравняла перо. Окончательное формирование и творческое самоутверждение этого поколения, начавшееся в огне войны, происходило уже в первые послевоенные годы. К этому отряду писателей и поэтов, воспринявших и продолживших традиции своих славных предшественников, принадлежит и выдающийся художник, публицист и общественный деятель Всеволод Кочетов.
У каждого человека, прошедшего сравнительно долгий жизненный путь, есть своя биография. Порой она насыщена интереснейшими событиями и свершениями, порой бедна, уныло однообразна, так что к исходу жизни и вспомнить-то не о чем. Но, кроме этой событийной, так сказать, внешней биографии, у каждого из нас есть и своя внутренняя, духовная биография. Чаще всего и то и другое неразрывно связано. Если исключить «нищих духом», озабоченных лишь своим материальным благополучием и «удобным» устройством в жизни, то духовная биография — это история внутреннего становления и развития личности, се постоянного роста и обогащения, поисков своего призвания в жизни и его достойного осуществления. Для советского человека это, в конечном счете, путь к всестороннему, гармоническому развитию, к раскрытию в деянии всех своих творческих сил и способностей.
Если судить даже по тем крайне сдержанным и лаконичным сведениям, которыми В. Кочетов делится с нами в автобиографических заметках «О себе», впервые публикуемых в этом сборнике, то уже и по ним видно, какой нелегкий; но яркий жизненный путь прошел писатель.
О духовном развитии В. Кочетова, о его мировоззрении и взглядах, о знании жизни и общей культуре свидетельствует прежде всего его творчество. Художественные произведения Всеволода Кочетова дают нам полное представление о нем как писателе с ярко выраженной партийностью, гражданственностью и глубоким патриотизмом. Но это уже зрелый, сложившийся В. Кочетов. А нам было бы небезынтересно знать, как складывался облик такого художника. Заметки «О себе» с их подчеркнутой суховатостью дают только внешнюю, событийную сторону становления и развития личности автора. А как складывался его духовный мир?
Людям, близко знавшим В. Кочетова, хорошо известно, что он не любил сосредоточивать внимание на своей личности, делиться воспоминаниями о пройденном пути. И только в его публицистических выступлениях нет-нет да и мелькнут какой-то штрих, черточка, живая зарисовка, по которым можно судить о прошлом.
К примеру, в очерке «Улыбка на древнем лице» он описывает восстановление Новгорода после фашистского нашествия, любовно рассказывает о бесценных памятниках древней культуры родного города, где прошло его детство, — Новгородском кремле, остатках Ярославова дворища, Гриднице, на которой когда-то висел вечевой колокол. Стоя на высоком, обрывистом берегу Волхова, писатель вглядывается в синюю полосу озера Ильмень, в очертания Юрьева монастыря и Рюрикова городища, где мальчишки времен революции, веря преданиям, разыскивали золотой гроб Рюрика. «Золота мы не находили, конечно, — с доброй усмешкой вспоминает один из этих «золотоискателей», — но год за годом обретали нечто более дорогое, чем золото: любовь к родным местам, овеянным мужественными легендами, к русской мягкой по краскам природе, к своему народу. к родине».
Сказано всего несколько слов, но и по ним можно представить, как уже в детстве происходило формирование личности, впитавшей в себя и нетленную красоту родной природы, и никогда не умиравший дух новгородской вольности, и мужество далеких предков, громивших на льду Чудского озера закованных в броню тевтонских рыцарей.
Еще один очерк, тесно связанный с современностью, но попутно возвращающий нас к первым годам Советской власти, — «Город-богатырь».
Подросток Сева Кочетов приезжает к старшему брату в Ленинград, чтобы здесь жить и учиться. Великий город, рассказывает писатель, еще припахивал дымом пожарищ недавних лет, в развалинах Литовского замка еще делили награбленное бандиты, еще гремели в ночи пистолетные выстрелы Леньки Пантелеева, а в каретных сараях консульств неких иностранных держав обнаруживались винтовки и пулеметы, припасенные на случай какого-нибудь восстаньица для ниспровержения власти большевиков. Но уже один за другим на стапелях судостроительных заводов закладывались морские корабли, уже из ворот «Красного путиловца» выходили первые тракторы, уже плавили сталь на Ижорском и на Невском заводе имени Ленина...
«Мы хорошо знали историю города, в котором начиналось наше вступление в жизнь, — вспоминает В. Кочетов. — История не пряталась тут под пластами пустынных песков или под нагромождениями окаменевшей вулканической лавы...
...Историю Ленинград хранил в каждом своем камне, она жила на любой его улице, на любом проспекте. Мы любили эту живую историю.
Но больше всего нас, мальчишек и девчонок, пионеров и комсомольцев, людей поколения, которое слишком было молодо в дни боев Октябрьской революции, волновало все, что было связано именно с ней, революцией. Нас волновали булыжники, по которым Ильич с Надеждой Константиновной Крупской хаживали за Невской заставой, мы несли цветы к могилам жертв Кровавого воскресенья, мы знали, где печатались первые экземпляры большевистской «Правды», мы стаивали под балконом особняка Кшесинской, с которого в апреле семнадцатого года говорил с народом Ленин, мы ходили к домам, в которых заседал VI съезд партии, мы знали в городе места бывших баррикад и почти каждый дом со следами октябрьских пуль, по следам этих пуль отыскивали окна, из которых и по которым когда-то стреляли.
Колыбель революции... До чего же это точно сказано!»
Вот теперь автор скуповатых на раскрытие своего внутреннего мира автобиографических заметок предстает перед нами более полно, освещенным изнутри. Теперь особенно ясно, как с пионерских и комсомольских лет духовно рос, мужал и креп будущий писатель-коммунист, непоколебимый в своих идейных убеждениях, до конца преданный ленинской партии и делу Великого Октября. Ясно и то, почему он с такой настойчивостью утверждал в своих художественных и публицистических произведениях идею преемственности, эстафеты революционных поколений.
Здесь же отметим, что ни в очерке о Новгороде, ни в очерке о Ленинграде В. Кочетов нигде не говорит только от своего имени. Вместо «я» — повсюду «мы». Тем самым подчеркивается неразрывная связь своей судьбы с судьбой своего поколения, с судьбами всего советского народа — черта, характерная как для него самого, так и для наиболее идейно стойких и нравственно чистых героев его книг.
В годы довоенных пятилеток, наполненных трудовым пафосом, в основном завершилось становление В. Кочетова как личности, хотя, разумеется, не остановилось и не могло остановиться дуковное развитие, напротив, оно пошло еще интенсивней. В Отечественную войну он вступил уже вполне зрелым, сложившимся бойцом большевистской печати. Об этом свидетельствует его книга «Улицы и траншеи. Записи военных лет», которая вобрала в себя все наиболее ценное, что было написано и опубликовано в дни войны.
Когда В. Кочетов был уже известным писателем и редактировал литературно-художественный журнал «Октябрь», автору этих строк посчастливилось работать с ним тринадцать лет. Тем не менее не только я, но и другие сотрудники редакции, за исключением, может быть, отдельных лиц, имели весьма смутное представление о его жизни на войне.
Мы, конечно, знали, да и то понаслышке, что, несмотря на полное освобождение от воинской службы по состоянию здоровья, он с первых же дней войны стал военным корреспондентом «Ленинградской правды», а потом фронтовой газеты. Знали, что долгое время он исполнял свои обязанности, не имея никакого воинского звания, а это еще больше осложняло и без того труднейшую и опасную работу фронтового журналиста, и лишь позже был удостоен офицерского звания. Но это, кажется, и все, что знало большинство из нас. И, лишь публикуя «Записи военных лет» в своем журнале, мы убедились, какой поистине героический путь прошел наш главный редактор, хотя и здесь он менее всего говорит о себе, стараясь остаться в тени.
В художественно-публицистических «Записях военных лет» автор воссоздает картины героической битвы за Ленинград сначала на дальних подступах к нему, потом на ближних, затем в жесточайшие блокадные дни и ночи. Военный корреспондент В. Кочетов, говоря словами М. Горького, поистине «вездесущ» и «всевидящ». По заданию редакции газеты он мчится на машине, шагает своим размашистым шагом по дорогам войны, ползет под огнем по-пластунски туда, где обстановка особенно накалена.
Он пишет документально точные очерки, корреспонденции, фронтовые заметки о героях дивизии народного ополчения, о бесстрашных пехотинцах и танкистах, летчиках и артиллеристах, моряках и саперах, разведчиках и медсестрах. Пишет о комиссарах и политработниках, поднимающих людей в атаку бессмертным кличем: «Коммунисты, вперед!» Пишет о героях труда, кующих под огнем, в холодных полуразрушенных цехах новое оружие и возвращающих в строй израненные, разбитые танки, орудия, самолеты. Рассказывает и о тех неисчислимых бедствиях и лишениях, которые выпали на долю населения великого города, но ни на минуту не теряет веры в победу.
В книгах «Улицы и траншеи» и «Город в шинели» дана целая галерея достоверных, художественно убедительных портретов юношей и девушек того времени, сражающихся плечом к плечу вместе со своими отцами, старшими братьями и матерями против полчищ ненавистного врага, посягнувшего на честь, свободу и независимость нашей Родины. Вот оно, единство советских поколений, спаянных огнем войны!
Образ военного корреспондента Всеволода Кочетова ярко запечатлел в своих воспоминаниях крупнейший советский поэт Николай Тихонов, сам неустанно боровшийся в осажденном Ленинграде оружием пламенного поэтического и публицистического слова. «Когда я встречался с ним, — пишет Н. Тихонов, — я всегда поражался живучести этого человека. И его негодное, невоенное сердце подчинялось его железной воле и выдерживало все: голод, холод, неимоверную усталость, не говоря о постоянном пребывании под огнем, под бомбежками и постоянными огневыми налетами». Это о высоких нравственных, человеческих качествах В. Кочетова. Другой активный участник обороны великого города, Герой Советского Союза В. К. Лаптев, вспоминая военные корреспонденции и очерки этого человека с железной волей, пишет: «Всегда своевременные и острые, правдивые и целенаправленные, они передавали напряжение гигантской битвы, развернувшейся у стен города, рассказывали о величии духа советских воинов, оборонявших невскую твердыню».
Тогда же, в блокадные дни и ночи, началось и художественное творчество В. Кочетова. На основе личных встреч, впечатлений и своих фронтовых корреспонденций он пишет повесть «На невских равнинах», посвященную бессмертному подвигу бойцов, командиров и политработников народного ополчения. Затем создает повесть «Предместье» — о восстановлении разрушенного до основания колхоза прямо под огнем врага, на клочке земли, зажатом между линией фронта и смертельно голодным и холодным Ленинградом, жителям которого позарез нужны были свежие овощи и картофель. Это чудо не выдумка: восстановление такого колхоза, прообразы людей, сотворивших это чудо, засвидетельствованы документальными «Записями военных лет».
Одна из характерных черт творчества В. Кочетова, проявившаяся с первых же повестей и рассказов, — жизненная достоверность, правдивость в изображении явлений действительности и людей. Впоследствии, ставши уже известным писателем, в беседе со студентами и преподавателями Литературного института имени А. М. Горького он говорил:
«Не знаю, кому как, а мне, в частности, необходимо хорошо узнать того, кто послужил прототипом героя моего произведения...
Не знаю, кто как, а я способен выдумывать и додумывать лишь в том случае, когда располагаю достаточным «живым» материалом».
Подтверждением сказанному самим писателем служат и его ранние, послевоенные повести «Нево-озеро», «Профессор Майбородов» и роман «Товарищ агроном», герои которых, опаленные огнем войны, на каждом шагу преодолевают новые трудности и препятствия, восстанавливая разрушенные колхозы. И эти произведения продиктованы не только требованием времени, но и личным жизненным опытом.
Однако, подчеркивая неразрывную связь между тем, что писатель видел в жизни, и тем, что он изобразил, было бы ошибкой отождествлять и то и другое. От этой ошибки предупреждает и В. Кочетов в упомянутой беседе со студентами Литературного института. Подлинный художник-реалист, исследуя жизнь, всегда ведет отбор, анализ, синтезируя, обобщая в неповторимо своеобразных характерах самое главное, существенное, типичное для того или иного исторического периода, класса, социального слоя. В этом смысле М. Горький и говорил, что «тип — это явление эпохи». Вот такой силы художественного обобщения В. Кочетов достиг в романе «Журбины» (1952), вошедшем в золотой фонд советской литературы.
Жизненный материал, положенный в основу романа, также был хорошо известен писателю. В юности портовый грузчик, рабочий судоверфи, он имел возможность близко наблюдать представителей того могущественного класса, который строит корабли и локомотивы, варит сталь и возводит дома, своими руками создает все материальные ценности. Годы войны показали ведущий класс советского общества в новом свете: не только как силу, ковавшую грозное, непобедимое оружие, но и как мужественного, бесстрашного воина, беспредельно преданного своей социалистической Родине.
Приступая к работе над романом о жизни и созидательной деятельности этого класса, В. Кочетов не ограничивается впечатлениями времен своей юности и военных лет. Дни, недели, месяцы он, как говорится, днюет и ночует на заводах и судостроительных верфях Ленинграда, но теперь уже в качестве профессионального литератора, озабоченного тем, чтобы больше узнать, увидеть, обогатить свою память и записные книжки заметками и набросками для задуманной книги.
И в этом, поистине монументальном, произведении художник-реалист останется верен своему творческому принципу: он берет реальные лица, факты, события, но не просто воссоздает их, а поднимается до широких социально-исторических и эстетических обобщений.
Еще в двадцатые-тридцатые годы молодая советская литература обогатилась такими произведениями о борьбе рабочего класса за социалистическое преобразование страны, как «Цемент» Ф. Гладкова, «Соть» Л. Леонова, «Время, вперед!» В. Катаева, «Люди из захолустья» А. Малышкина, «Танкер «Дербент» Ю. Крымова, «Гидроцентраль» М. Шагинян и др. Продолжая традиции своих предшественников, В. Кочетов создал подлинно новаторское произведение, в котором рабочий класс Страны Советов предстает на том историческом этапе своего развития, когда он, одержав вместе со всем народом победу в Великой Отечественной войне, восстановил разрушенное народное хозяйство и вступил на путь строительства развитого социализма.
Великие реалисты прошлого раскрыли неуклонный процесс вырождения буржуазных поколений, оторванных от живого творческого труда, от созидательной деятельности трудящихся масс (вспомним хотя бы серию романов Э. Золя о семье Ругон-Маккаров). В романе «Журбины» на истории одной потомственной рабочей семьи показан прямо противоположный процесс: как в ходе революционно-преобразовательной деятельности из поколения в поколение духовно растет, крепнет и возвышается великий «класс творцов». История семьи Журбиных, начиная с ее родоначальника и кончая юным поколением, по существу, является художественным обобщением героического пути, пройденного русским рабочим классом в годы революции и гражданской войны, в эпоху первых пятилеток и Великой Отечественной войны, наконец, в годы мирного созидательного труда, пролагающего дорогу к развитому социализму и строительству коммунизма.
Всеволода Кочетова иногда называют певцом рабочего класса. Это, конечно, совершенно правильно, даже очень почетно, однако далеко не полно характеризует творческий облик писателя. Да, этот класс, как и в самой жизни, занимает в его произведениях ведущее, главенствующее положение. Однако В. Кочетов хорошо знал и достойно отражал жизнь всего советского общества. Так, в романе «Молодость с нами» на передний план выдвигается научно-техническая интеллигенция. И это была одна из актуальнейших книг середины пятидесятых годов, поскольку в отечественной промышленности началось интенсивное перевооружение на уровне высших достижений современной науки и техники. Первая ласточка в нашей художественной литературе, возвестившая о начале научно-технической революции, эта книга и поныне не утратила своей идейно-эстетической значимости.
Отметим, что и в основе этого романа, его конфликтов и образной системы лежат реальные жизненные события, разведанные автором в ходе повседневной журнально-публицистической деятельности, но преображенные и типизированные по законам художественного творчества.
В романе «Братья Ершовы» наряду с представителями рабочего класса и технической интеллигенции мы видим и представителей творческой интеллигенции, что тоже далеко не случайно. Роман создавался в то время, когда в кругах художественной интеллигенции шли бурные дискуссии, в ходе которых кое-кто пытался «пересмотреть» основополагающие принципы социалистического искусства.
В недавнем прошлом один из руководителей Ленинградского отделения Союза советских писателей, затем главный редактор «Литературной газеты», Всеволод Кочетов, оказавшийся в центре литературно-художественной жизни страны, счел необходимым активно вмешаться в эти события не только оружием публициста, о чем свидетельствуют многие статьи того времени, публикуемые в этом сборнике, но и оружием художественного слова. Отсюда полемичность романа «Братья Ершовы», его идеологическая направленность, публицистический накал, что ничуть не снижает, а, напротив, усиливает его идейно-художественное, эстетическое воздействие.
Свое дальнейшее продолжение и развитие эта линия найдет в романе «Чего же ты хочешь?» и в оставшемся незавершенным романе «Молнии бьют по вершинам», которые свидетельствуют о напряженных поисках писателя на пути создания советского идеологического романа. Эти поиски также находятся в русле лучших традиций отечественной литературы — вспомним хотя бы «Что делать?» Чернышевского или эпопею Горького «Жизнь Клима Самгина». В наш век, век непримиримой борьбы коммунистической идеологии с буржуазной, такая форма романа, думается, стала настоятельной необходимостью. И один из самых современных среди всех современных писателей остро почувствовал эту необходимость и по-своему ответил на веление времени.
О широте и масштабности охвата советской действительности писателем-коммунистом можно судить по роману «Секретарь обкома». В этом многоплановом произведении отражена жизнь и рабочего класса, и крестьянства, и нашей интеллигенции. Идея неразрывного единства партии и народа, одухотворявшая и предшествующие романы и повести В. Кочетова, зазвучала здесь с особой полнотой и художественной силой. Пристально изучая сложную, всеобъемлющую по своему характеру деятельность партийных работников, В. Кочетов воплотил в образе Денисова наиболее существенные черты, присущие крупным партийным руководителям ленинского типа, — высокую идейность и принципиальность, глубочайший демократизм, непреклонность в выполнении предначертаний партии, сочетающиеся с личным обаянием, кристальной чистотой и человечностью.
«Современный материал, новый материал собирается по крохам, по крупицам, дело это трудное, кропотливое, но необходимое», — говорил В. Кочетов молодым литераторам и сам показывал образец этой трудной и кропотливой работы. Для своих книг он собирал крупицы современного по всей нашей необъятной Родине. Если составить карту его творческих маршрутов, то, пожалуй, мало найдется таких республик, краев, областей, крупных промышленных центров, в которых ему не довелось побывать. И всюду его пытливый художнический взор подмечал прежде всего новое, растущее, передовое, что ничуть не мешало ему видеть и косное, отсталое, отжившее. Поэтому критическая сила его произведений не менее убедительна, чем утверждающая, хотя как подлинный художник социалистического реализма главную свою задачу он видел именно в утверждении героики труда, в художественном раскрытии всего лучшего, передового, что родилось и развивается в самой действительности, в деянии и психологии советских людей.
Однако этот неутомимый исследователь современности создал и замечательный историко-революционный роман «Угол падения», посвященный обороне красного Петрограда от нашествия войск Юденича и Антанты в 1919 году. Прочитав перед публикацией в «Октябре» рукопись романа, я, удивленный глубиной и широтой исторических познаний автора, спросил Всеволода Анисимовича, сколько же лет он работал над этим сравнительно небольшим, но подлинно монументальным полотном. «Писал не так уж и долго, — ответил он. — А вот собирал, изучал и обдумывал материал лет двадцать».
В связи с этим романом большой интерес представляют недавно опубликованные воспоминания известного советского живописца А. Яр-Кравченко. Однажды В. Кочетов показал ему из личной библиотеки двенадцать томов протоколов следствия по делу членов Временного правительства в 1917 году, а потом в течение нескольких часов рассказывал поразительные подробности последних месяцев существования императорского двора, давал подробнейшие характеристики князя Львова, Милюкова, Гучкова, Керенского, Шульгина. Еще не знавший жизненного пути писателя, А. Яр-Кравчепко решил, что с ним беседует профессиональный историк. В другой раз речь зашла об итальянской живописи, французских импрессионистах, архитектуре — и художник пришел к выводу, что в прошлом автор широко известных современных романов основательно изучал историю искусств и архитектуры. И лишь при ближайшем знакомстве А. Яр-Кравченко узнал об «университетах» В. Кочетова. Тем более «поражали эрудиция, энциклопедизм знаний Всеволода Анисимовича, — пишет художник. — Он был человеком, по-горьковски неустанно, всю жизнь пополнявшим запас -своих и без того обширных познаний в разных областях жизни».
Да, именно таким — всесторонне, глубоко образованным человеком, превосходно знающим жизнь, — видели Всеволода Анисимовича и мы, сотрудники редакции журнала «Октябрь». Он постоянно представал перед нами во всем многообразии своей незаурядной личности: то ясно и точно мыслящим философом-марксистом, то историком и экономистом, то вдумчивым литературным критиком и искусствоведом и всегда — партийным писателем и редактором, умеющим четко и последовательно преломлять решения партии и правительства в конкретные литературно-художественные и публицистические планы редакции и добиваться их выполнения.
Все эти грани личности В. Кочетова ярко проявились в его художественном и публицистическом творчестве. В своих статьях и выступлениях он постоянно подчеркивает великую роль ленинской партии как руководящей и направляющей силы советского общества, раскрывает героизм рабочего класса, крестьянства и нашей интеллигенции в борьбе за построение коммунизма, последовательно утверждает идею преемственности революционных поколений. Решительно и непримиримо выступал он против всяких попыток столкнуть поколения «отцов и детей», убедительно доказывал, что в условиях социалистического общества нет и не может быть никакого противоречия между ними, что все советские люди — и убеленные сединами ветераны, и звонкая солнечная молодежь — идут в едином нерушимом строю по пути, предначертанному великим Лениным. Этим пафосом единства и эстафеты революционных поколений проникнуто и все художественное творчество В. Кочетова. Многие его публицистические выступления прямо обращены к молодежи или связаны с проблемами воспитания подрастающих поколений.
Нетрудно заметить, что едва ли не в каждом своем выступлении В. Кочетов обращается к проблемам развития советской литературы. Он последовательно отстаивает основу основ социалистического реализма — ленинский принцип партийности и народности литературы и искусства. Он непримирим ко всяким идейным шатаниям, поветриям и преходящим модам. Для него главное в искусстве — служение народу. В этом духе он воспитывал и литературную молодежь, которая всегда его окружала. Опытнейший редактор, авторитет которого покоился на прочном фундаменте богатейшего творческого опыта, он отдал немало сил и времени воспитанию молодых прозаиков, поэтов, публицистов, критиков. В своих воспоминаниях о писателе дагестанская поэтесса Фазу Алиева говорит о
Видный литературно-общественный деятель, делегат XXII съезда партии, одно время член Центральной ревизионной комиссии ЦК КПСС, В. Кочетов действительно был, говоря словами М. Горького, энергичным участником свершений своего народа. Знали его и за рубежом как активного борца за мир и прогресс. Его голос не раз слышали наши друзья в социалистических странах Европы. Он побывал в странах капиталистического Запада — в Италии. Франции, Англии, Скандинавии. Жизнь народов Индии, Пакистана, Шри Ланки изучал на их родной земле. Итогом этих странствий явилась книга художественно-документальных очерков «Новые адреса», проникнутая духом интернационализма, чувством братской дружбы и уважения ко всем народам, к их истории и достижениям в области науки, культуры, искусства. В зарубежных очерках В. Кочетова слышен страстный голос советского писателя-коммуниста, горячо приветствующего всех борцов за мир, демократию и социализм.
...На родине писателя-патриота, в древнем и вечно юном Новгороде, в школе имени Всеволода Кочетова роится, звенит голосистая детвора. Там же, по улице Всеволода Кочетова, по утрам шагают на свои трудовые вахты прообразы его книг и их потомки. Режет килем бурлящие волны корабль «Всеволод Кочетов». Все это хорошо и радостно. Но главное — живут и будут жить книги Всеволода Кочетова.
Петр СТРОКОВ
ПУТЬ, НАЧЕРТАННЫЙ ПАРТИЕЙ
ГЛАВНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ
На днях я получил письмо от старого товарища по школьным временам, ныне, как выяснилось, диктора биологических наук. У него нашлось много что напомнить мне из тех времен тридцатилетней давности.
Напомнил он и одну очень любопытную деталь: в пионерском отряде № 13 звено, в котором мы состояли, называлось «Металлист».
Наш тихий Новгород на Волхове отнюдь не был индустриальным центром, в нем дымили две или три трубы маленьких полукустарных предприятий, и все же мы, пионеры, свое звено назвали «Металлист», и все же мы делали доклады о советском рабочем классе, о людях, создающих машины для производства машин.
В далекую ту пору пионеры звена «Металлист» вывесили в клубе плакат, изготовленный собственными руками. На плакате были помещены ленинские слова: «Если бы мы могли дать завтра 100 тысяч первоклассных тракторов, снабдить их бензином, снабдить их машинистами (вы прекрасно знаете, что пока это — фантазия), то средний крестьянин сказал бы: «Я за коммунию» (то есть за коммунизм)». А нарисовали мы под этими словами взятую с газетной фотографии колонну тракторов, которые тогда, в октябрьский праздник, впервые вышли из ворот бывшего Путиловского завода в Ленинграде.
Мы любили машины, как любим их и по сей день. Такова особенность нашего поколения. Каждый новый успех в строительстве новых машин всегда был праздником. Первый советский паровоз, первый неуклюжий грузовичок АМО, первая домна, первый блюминг, первый конвейер. Для нас это все былые великие праздники. Не случайно же они отмечены сегодня в календарях, эти славные даты нашей юности. Это этапы нашего роста, нашего мужания.
Время промчалось. Многое из того, что было для нас живой действительностью, стало для младших поколений историей. Давно ли, думается, наши комсомольцы ехали на строительство Магнитогорска или Сталинградского тракторного? В сердце это лежит близко, а в календарях уже очень далеко.
Мы вспомнили с моим старым товарищем о звене «Металлист» в связи с тем, что вот же нашлись горе-экономисты, которые в своих писаниях взялись ревизовать политику партии в области развития народного хозяйства: тяжелую индустрию, производство средств производства отодвинуть на второе место, а на первое место вывести производство средств потребления, легкую индустрию.
От имени кого рассуждают так путаники-теоретики?
Всплывает это все оттуда — из болотца обывательщины и мещанства, которое еще не ликвидировано, не засыпано в процессе строительства нового общества. Его нельзя недооценивать, это болотце. Из него же всплыло не так давно пресловутое, густо пахнущее троцкизмом рассуждение об «искренности» в литературе, которое, при всей недолговечности своего существования, все же успело поспособствовать рождению некоторого косяка мещанской литературы.
Недавно мне один ленинградский рабочий-сталевар сказал: «Я очень внимательно следил за материалами вашего писательского съезда и должен сказать честно: кое-что в речах делегатов мне не понравилось. Один молодой писатель — фамилию не помню — выразился примерно так. Он, дескать, не понимает тех критиков, которые, увидав картину с изображением луга и речки, говорят, что это безыдейное произведение. А вот если художник сюда пририсует мачту высоковольтной передачи, критик об этой же картине скажет, что она идейно насыщена. Я не критик, — сказал сталевар, — я старый рабочий. Я десять лет кряду ездил за грибами в одно и то же заветное место под «Ленинградом. Там лес, луг и речка. Но вот нынешним летом в знакомых местах вдруг появилась линия высоковольтной передачи, от Нарвской электростанции. Честное слово, этот пейзаж меня взволновал. Конечно, если мачта к лугу и речке пририсована приспособленцем — это одно, а если художник сердцем ощутил появление нового среди привычных лугов и речек, тут дело совсем другое. Тот, кто сумел сделать это убедительно, кто по линии этой высоковольтной передачи повел нас в наше завтра, тот настоящий художник, настоящий мастер, спасибо ему. А зады-то повторять невелика доблесть».
Старый сталевар говорил долго и взволнованно. Он говорил о том, что напрасно ведущие писатели не берутся за темы, связанные с жизнью советского рабочего класса, за темы, связанные с развитием нашей тяжелой индустрии. Ведь было же время — Федор Васильевич Гладков путешествовал по стройкам Магнитогорского металлургического комбината, Челябинского тракторного завода, завода сельскохозяйственных машин в Ростове-на-Дону, видел закладку Днепрогэса и в итоге написал роман «Энергия» — роман, подсказанный сердцу писателя замечательным временем первого пятилетия индустриализации нашей страны. Было же время, которое продиктовало Валентину Петровичу Катаеву взволнованный роман «Время, вперед!» — о героической стройке металлургического комбината в степи. Леонид Максимович Леонов написал «Соть». Десятки, сотни писателей искали новое именно там, где оно и есть, — в отношении человека к труду, искали его в труде, в труде ярком, героическом, многообразном, каким, в частности, является труд людей тяжелой индустрии.
У нас есть замечательное указание Ленина: «Производительность труда, это, в последнем счете, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя».
Может быть, они, эти ленинские слова, относятся только к политикам, к людям промышленности? Может быть, «производительность труда» — это проза жизни, лежащая за пределами искусства и литературы, этакая линия высоковольтной электропередачи среди лугов и речек?
У нас есть замечательные слова Горького, произнесенные им на I съезде писателей. Горький сказал тогда: «Социалистический реализм утверждает бытие как деяние, как творчество, цель которого — непрерывное развитие ценнейших индивидуальных способностей человека, ради победы его над силами природы, ради его здоровья и долголетия, ради великого счастья жить на земле, которую он сообразно непрерывному росту его потребностей хочет обработать всю, как прекрасное жилище человечества, объединенного в одну семью».
Все величие человека, всю красоту его можно увидеть и показать только в творческом труде, труде как деянии, то есть в борьбе за построение нового общественного строя — коммунизма, путь к которому лежит через всемерное повышение производительности труда.
Сейчас среди рабочих-станочников Ленинграда началось очень интересное движение: они решают проблему сокращения так называемого вспомогательного времени. Дело в том, что за последние годы сильно увеличились скорости, на которых работают металлообрабатывающие станки. А все подготовительные операции, связанные с установкой детали на станке, с ее уборкой со станка, производятся прежними методами, с прежней затратой времени. Нередко получается полнейшая нелепость, когда деталь устанавливают часа полтора-два, а обрабатывают несколько минут. Напрасно пропадает дорогое время. Стоит его сократить хотя бы вдвое, как гигантский станочный парк заводов нашей страны резко увеличит выпуск продукции. Рабочие это прекрасно понимают. И сколько же умов занято сейчас решением сложной и важной проблемы, сколько рационализаторских предложений поступает каждый день!
Писать об этом совсем не значит писать пресловутый «производственный роман». В новаторских поисках рабочего, связанных с борьбой за увеличение производительности труда, отнюдь не меньше конфликтов, эмоций, поэзии творчества, чем в поисках ученого или работника искусства. С каждым днем труд у нас все больше и больше требует теоретических знаний. На заводах появились такие станки, которые, чтобы управлять ими, требуют по меньшей мере окончания техникума; все большее число рабочих получает среднее образование.
Когда-то писатели с увлечением составляли «Историю фабрик и заводов», которая была начата по инициативе Горького. Этот труд давал писателю знание жизни рабочего класса, его истории, открывал перед писателем богатейший материал, из которого со временем вырастали самостоятельные яркие произведения. Почему бы не возобновить сейчас работу над «Историей фабрик и заводов»? Время идет, все меньше остается живых свидетелей былых страниц этой истории, с каждым годом все труднее будет ее воссоздавать на бумаге. Просто же отмахнуться от большого и важного дела — не по-хозяйски получится. История наших заводов — это история Коммунистической партии, история борьбы за Советскую власть, история того, как отсталая аграрная Россия превращалась в могучую индустриальную страну — в Советский Союз.
Коммунистическая партия, Советское правительство неутомимо трудятся над тем, чтобы все увеличивалось и увеличивалось материальное производство в стране. Во имя этого из года в год растет наша тяжелая индустрия, во имя этого добываются новые миллионы тонн угля и руды, выплавляются новые миллионы тонн металла.
Только такой дорогой мы должны и впредь идти к решительному подъему сельского хозяйства, к изобилию в продуктах питания, в одежде, в различных предметах, благоустраивающих и украшающих нашу домашнюю жизнь. Другие дороги обманчивы, фальшивы; другие дороги, те самые, на которые нас пытались толкнуть обанкротившиеся горе-экономисты, — это дороги, ведущие в иностранную кабалу, а дальше... дальше и к реставрации капитализма.
Нет, не пустячки привык получать читатель и от нашей литературы, а то, о чем Маяковский говорил: «бомба и знамя». Причем, конечно, не только к песне и стиху относит читатель это замечательное определение, но и к любимому литературному произведению и от любого литературного произведения требует, чтобы оно «поднимало класс», чтобы оно сокрушало старое и утверждало новое, чтобы оно звало вперед и помогало прокладывать дорогу в будущее.
Это — главная наша дорога, главное направление. С какой бы тщательностью, с применением каких бы великолепных эпитетов ни расписывались закат или цветение редьки, они так и будут закат или цветение редьки, а не явление большой литературы, не явление, которое взволнует общество.
Поменьше бы этой цветущей редьки во всем — и в художественной литературе, и в искусстве. Шире станут просторы, яснее цели и отчетливей наше главное направление.
1955
ДОРОГОЙ ПОБЕД
Недавно декабрьским днем я стоял на кладбище Пер-Лашез в Париже перед Стеной коммунаров. Буквы на сером камне рассказывали о том, что в земле у подножия стены спят вечным сном парижане, павшие за Коммуну в мае 1871 года.
На эту землю, политую кровью расстрелянных героев, чьи-то руки опустили пучок бледных зимних фиалок.
Думалось о тысячах тысяч людей, которые во все эпохи жизни человечества, во все века, начиная от Спартака, от его воинов, а может быть, и намного раньше, поднимали мечи против господ и поработителей, против тиранов и эксплуататоров.
Они сражались по-львиному, не жалея ни крови своей, ни жизни, лишь бы добыть свободу, отвоевать хоть немножко счастья и радости.
Но ни свободы, ни радости, ни счастья никто из них так и не смог обрести никогда. Сколько их, этих стен и могил, по всему свету! И далеко не все они отмечены хотя бы вот таким одиноким букетиком фиалок.
И еще подумалось о великой партии, о Коммунистической партии нашей Родины, о партии, которая впервые в истории человечества сумела повести дело так, что люди, поднявшиеся на борьбу за свободу, за счастье, за радость, одержали полную победу, свергли старый строй насилия и на огромных пространствах шестой части земного шара утвердили власть рабочих и крестьян, власть народа — Советскую власть.
В эти февральские дни открывается XX, очередной партийный съезд.
Будничное слово — «очередной». Но вся более чем полувековая история партии свидетельствует о том, что каждый очередной съезд указывал нашему народу пути в жизнь отнюдь не будничную, в жизнь, полную героики, высоких стремлений и помыслов и величайших свершений.
Еще мальчишками бегали мы по Ленинграду, отыскивая в Лесном и за Нарвской заставой те здания, в которых под охраной дружинников-рабочих заседал VI съезд партии. После этого съезда, взявшего курс на подготовку вооруженного восстания, начался штурм старого мира, началась Великая Октябрьская социалистическая революция.
И это не были будни.
Поделиться книгой: