Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Неизвестные герои - Александра Романовна Конюкова на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

–Прощай отец, ты – герой, спасибо, что рассказал об этом, – сказав, Алеша поцеловал его в лоб подошел к двери, заметив, что в лучах закатного солнца отец будто бы улыбался. – Анюта тебя встретит, она так сильно хотела тебя увидеть, наконец, дождалась, маленькая.

Мужчина закрыл дверь, боль разливалась в его сердце воспоминаниями о сестре, только что умершем отце и страшной мыслью, что скоро он будет закрывать глаза своей матери и тяжело болеющей жене. И от этой боли не сбежать.

обращение автора

Рассказ «Мученица» был написан на основе интервью с ветераном Великой Отечественной войне. Данное видео можно найти в Яндекс «зверства Советской Армии на территории германии. Рассказ ветерана. (Полная версия).»

Все имена вымышлены. Автор осуждает насилие, не призывает к жестокости и не считает суицид решением. Автор не хочет осквернить память советских солдат и ветеранов

мученица

Меня зовут Надежда Павловна Никифорова, 1920 года рождения. На половину немка, на половину русская. Родилась и воспитывалась в Петрограде, ныне называемым Ленинград. Отучилась в техникуме на телефониста, в начале 39 года отправилась в гости к бабушке-немке с чьего дома больше уехать не смогла.

По рождению была крещена в православной церкви, всю жизнь верила в Бога и его священные заветы, но со мной произошла ужасная история, из-за которой не могу и не хочу жить на этом свете, я пойду против своих устоев. Человек, первый вошедший в этот сарай вскоре увидит мое мертвое тело. Из-за моего поступка моя душа почернеет и покой ее не настигнет. А раз уж меня не ждет покой, я хочу, чтобы для людей, подтолкнувших меня к этому решению и поступку, Отец Небесный тоже приготовил испытания.

Страшно жить на этом свете и слышать про смерть и голод как обыденное. В начале 45 года начался Прусский фронт, в апреле русская армия пришла в Германию и дошли до глухой деревни моей бабушки.

Я хотела поступить на службу и работать телефонисткой, произошла встреча с одним приветливым солдатом, который согласился помочь мне в моем деле и повел меня в их лагерь. Я не могла представить, что после этой встречи я захочу попрощаться с жизнью…

Со мной произошло то, что когда-то происходило с женщинами, я убедилась в животности всех людей, которые имеют хоть крупицу власти над женским полом.

К ним я шла с твердым намерением служить и помогать Родине, но для них я оказалась просто подстилкой, девушкой, обделенной нравственностью и совестью, просто шлюхой. Сидевшие в палатке шестеро мужчин насиловали меня больше шести часов, я умоляла, пыталась отбиться, плакала и кричала, я видела проходившие тени людей, но ни один не помог мне…

Поле трех часов насилия, издевательств я смирилась и не стала больше сопротивляться, мысли мои были лишь о том, как было бы славно сейчас умереть и как можно быстрее, чтобы это все быстрее закончилось.

В десять часов вечера эти животные, довольные собой, сели дальше пить и один, закурив, сказал: «Если хочешь служить телефонисткой, я все устрою. Но каждый вечер ты будешь приходить в эту палатку, и будешь ублажать меня и моих товарищей. Мы люди военные, женщин почти не видим, считай, что это тоже служение Родине». Сказав это, он улыбнулся, но улыбка походила больше на оскал, эти его слова словно яд начали жечь мне горло. Его друзья оценили идею, начали, как дети хохотать, а кто-то и аплодировать.

Я лежала ни жива ни мертва, платье было порвано все в крови и их гадком пойле, все тело в синяках. «Да пошел ты, животное, гореть тебе в аду» – мои слова, из-за которых они решили, что мало меня помучили. Один сказал что-то на подобии «Ребят, если она еще может говорить, может она хочет продолжения».

Я пыталась встать и убежать, но они издевались надо мной еще несколько часов. Мне страшно это вспоминать и жить после этого тоже. Когда им надоела эта забава, меня как вещь выкинули у окраины моей деревни.

Бабушка выбежала ко мне на встречу, она знала, куда и зачем я пошла, поэтому догадалась и не стала меня расспрашивать. Я была в ступоре, еле переставляя шаг, меня как куклу водила по дому и уложила спать. Она не проследила за моим сном. Я зажгла свечу и начала писать свой рассказ, свое прощальное письмо, сейчас я постараюсь перестать плакать и пойду в сарай соседа, чтобы остановить свои мучения, мысли и жизнь.

Прошу не винить меня в принятом мною решении. Вините тех, кто сотворил это со мной. Моя смерть олицетворение жестокости и власти сильного над слабым. Я была не первой изнасилованной женщиной, но надеюсь, буду последней.

С любовью Надежда, чьи надежды не были оправданы

на футбольном поле

– Коля, дай пас! Пас мне! – Ваня бежал справа от друга, размахивая руками, но тот даже внимания не обратил, отчего появилось желание его пнуть.

– Отстань, беги лучше к воротам, – крикнул я товарищу.

На удивление, Ваня все же послушал меня и побежал вперед. Футбольное поле у нас было самодельное: дорога перед домом, вместо ворот – два ящика, а у вратарей почти настоящие перчатки, только кухонные, которые они втайне стащили у мам.

Военное время было тяжелым, но мы были детьми, оттого никто из нас не был готов сразу забыть про футбол и другие детские забавы. Порой родители сердились на нас, когда за игрой мы забывали о работе и не сразу приходили помогать по хозяйству, часто были в пыли и песке, за что девчонок, в отличие от мальчишек, ругали больше.

Но были у нас защитницы, любимые баба Шура и баба Маня. Мудрые старушки не разрешали прекращать игры, они тогда переживали уже вторую войну и больше всех понимали, как нужны ребенку друзья и веселье. Бабушки пытались отсрочить наше взросление, берегли от родительских взбучек и работы, рассказывали истории и учили играм своего детства. Но наши родители не очень жаловали старушек, которые часто смотрели наши «футбольные матчи», махали своими платочками и пели частушки и кричалки, иногда с парой крепких словечек.

Вот так и сегодня мы сошлись с соседскими ребятами. Ваня уже добежал до ворот и толкался с защитником, поглядывая на меня. А я мчался вперед, не давая мяч ни соперникам, ни товарищам по команде, за что часто получал. Но тогда, конечно, чувствовал себя героем, эдаким великим футболистом.

– Колька, я открыт! – Ванек так пихнул защитника, что тот не удержался на ногах.

Друга я видел, но больше меня занимали незащищенные ворота, к которым побежал еще быстрее и со всей силы пнул мяч. Но вратарь в последний момент поднял ногу и, не успел я опомниться, как мяч полетел в сторону Вани. Он упал. Все замерли в ожидании. Наконец Ванька начал вставать, качаясь, как колос на ветру, у него из носа текла маленькая струйка крови, взгляд был затуманенный, сосуд у правого глаза лопнул. Тут друг повернулся ко мне, улыбнулся и снова упал, больше не поднимаясь. Стало жутко и страшно. Бабушки Шура и Маня подскочили, ребята рванули к Ване. Меня отправили к колодцу за водой, никогда я не бегал так быстро, как в те минуты.

Наши болельщицы своими платочками вытирали Ваньке лицо и руки, пытаясь привести его в чувство. Наконец, он потихоньку начал приходить в себя:

– Ну ты мне и вдарил. Коля – ты дурак, с тобой уж точно гонять в футбол не буду, – Ваня засмеялся и попытался подняться.

«А Ванька-то крепким оказался» – казалось, такой была наша общая мысль.

На улицу вышла моя мама и позвала обедать. Время было около двух часов, и все ребята разошлись по домам.

– Что ты опять натворил? – спросила мама, как только я зашел домой. – Ты как поросенок, лицо все в пыли, нечего грязным за стол садится, иди умойся в летнем душе и переоденься!

Я, не сказав ни слова, пошел умываться. Тихо вернулся на свое место, ведь знал, что за мою случайную выходку мама могла поругать или наказать меня. Мама Вани, тетя Света – ее лучшая подруга детства, а я разбил ее сыну нос, хоть и случайно. Старался не смотреть маме в глаза, и вообще был очень тихий.

– Так что, я спрашиваю, ты сделал на этот раз? – мама уже знала обо всем, баба Маня заходила, пока я умывался, но ей нужно было услышать всю правду от меня.

– Мам, это не я, я случайно… – быстро ляпнул, не продумав заранее ответ.

– Это как понимать: «Это не я, я случайно»? Хочешь сказать, Ване не ты разбил нос и глаз? А кто тогда, я слушаю?

– Я пнул мяч, а Саша подставил колено и мяч отлетел в Ваню…– еле слышно протараторил, ожидая наказания.

– Ты хоть извинился?

– Не успел, – сказал еще тише, мама молчала. – Меня отправили за водой с колодца и бабушка Шура и Маня промыли ему нос. Я честное слово не специально ему нос разбил, как думаешь, тетя Света придет ругаться?

– Ты обещал после обеда отвезти корову на луг, помнишь?

– Помню. Позже извиняюсь, честно.

– И перед тётей Светой?

– И перед тётей Светой, – сказал то, что хотела услышать мама.

– Ты ударил её сына, ты же знаешь какая у неё ранимая девичья душа, она же потом и на тебя, и на меня взъестся.

– Понял.

– Ну все, кушать пора.

Обеденный стол не был богатым, в первые годы войны почти все запасы кончились, я даже забывал вкус хлеба. Мама постоянно пыталась раздобыть печенья и сахара. Она была для меня лучшей матерью, много пережила, но держалась молодцом. Отца забрали на войну, старший брат и младшая сестра умерли, я почти позабыл их. Но тревожить мамино сердце и расспрашивать не хотел, хотя было интересно. И остались только мы с мамой и бабушка с дедушкой через дорогу. Это мысль на меня нагоняла тоску и осознание, что может быть во всем мире, мы останемся одни с мамой.

– Как суп? добродушно спросила мама.

– Вкусный, – я врал уже многие месяцы, еда её была пресной, не имела почти никакого вкуса, но это была не её вина. Поэтому расстраивать или как-то упрекать я не хотел и не считал это вообще нужным.

– Спасибо, сынок, ты пойдёшь ещё гулять? – мама почти плакала, ведь знала, что суп «никакой», но она воспитала чуткого и понимающего сына, чем гордилась.

– Да, как доем.

– В мяч пока не играйте, –захохотала мама. – А то Света мне даст.

–Хорошо, мам, – смеясь, выдавил я.

Мы уже начали убирать со стола, как вдруг затряслись стены, задребезжали оконные рамы и раздался грохот, который еще долго звенел в голове. Мы упали на пол и мама накрыла меня собой. Со стен посыпалась побелка, мама прижала меня к полу ещё сильнее, лишь бы не коснулась беда. На улице кричали, так громко, что в животе холодело, мы с мамой поняли, что без жертв не обойдётся… Я надеялся, что никто из моих друзей не пострадал. Выходить боялись, не понимая, миновала ли беда.

– Не ходи, я пойду на улицу, узнаю, что случилось, а ты залезь пока под стол, пожалуйста, – мама пыталась говорить медленно и спокойно, но внутри ее всю трясло, она готовилась к тому, что придется увидеть. Смерть стала привычным, но по-прежнему страшным явлением.

Маму я не послушал и пробрался за ней. То, что увидел, долго стояло перед глазами: измазанные кровью женщины, рыдающие над телами своих умерших детей. Вероятно, мальчишки нашли неразорвавшийся снаряд.

Соседи подбежали и попытались оттащить обезумевших женщин от тех, а те кричали и вырывались, царапая землю и проклиная весь свет.

– О Господи, Света, – мама схватилась за голову, – как же так.

– Аня, он умер, мой мальчик, мой Ванечка умер… За что?! Почему вы его так невзлюбили?!

– Свет, ты о чем?.. Кто невзлюбил, ты же понимаешь, что ребята нашли снаряд сами.

– Нет! Это твой сын во всем виноват! – Света пыталась броситься с кулаками на свою подругу. – Если бы не твой отпрыск, твой гаденыш не разбил бы ему лицо, дети продолжили бы играть, он бы не умер. Не умер!

Мне повезло, что за деревом меня не увидели, я помчался обратно в дом. Тетю Свету силком повели домой. Люди начали расходится, все перешептывались о случившимся, это был не первый такой случай с детьми. Несколько мужчин, оставшихся в селе из-за плохого здоровья, поехали за милицией и врачами, а наши любимые старушки накрыли белыми тканями тела мальчиков и сидели неподалеку.

– Что же я скажу Коле? – пробормотала мама, стоя у дверей, но я слышал ее. – Ребенок не должен терять друзей в двенадцать лет…Когда уже это все закончится, с чего начать, опять.

Когда она зашла в дом, я стоял посреди комнаты, меня трясло, но я пытался не плакать.

– Сынок, Толя и Ваня, – мама не успела договорить, как у меня в ушах зазвенело, а вокруг стало почти темно, я почувствовал, что падаю.

Мама успела меня поймать, прижала к себе и дрожащими руками стала вытирать мои слезы, затем помогла подняться и дойти до кровати. Сердце билось в груди так быстро, что было больно, горло сводило от слез, мама еще долго гладила меня по голове. Когда я успокоился, она куда-то ушла.

– Соседки сказали, что после обеда ребята побежали в сторону холма, нашли там гранату и принесли сюда, попробовать разобрать. Кто-то из них слышал от военных врачей, что итальянские гранаты можно разобрать, чтобы они не сработали. Граната разорвалась в руках Вани, – мама села на краюшек кровати и сжала передник так сильно, что даже костяшки побелели.

– Что с Толей? – я сам все видел, но не хотел признавать.

– Он тоже не выжил, сынок, осколок отлетел ему прямо в шею.

– Как думаешь, им было больно умирать? – перед глазами все еще были окровавленные тела друзей.

– Военный врач сказал, что они не успели понять, что случилось …

– Это хорошо, – я посмотрел на маму. – Я не успел перед ним извиниться…

– О солнце, – мама обняла меня и заплакала.

Прошло пару месяцев, трагедия стала понемногу забываться, мы с ребятами стали чаще гулять, но родители каждый день напоминали нам о том, чего делать нельзя.

Я тосковал по друзьям, меня задевало то, что тетя Света перестала общаться со мной и мамой, считая виновниками смерти сына. Мы сочувствовали ей, зная, как тяжело терять родных, и хоть она нас старалась не замечать, я видел, как грустно она смотрит вслед маме.

Все меньше становилось детей в селе, умирали кто от болезней, кто по несчастью. С каждой смертью друга что-то во мне будто ломалось, напоминая о том, что как бы тихо и спокойно ни было дома, вокруг война.

Пропадали смех и веселье, взрослые были все измученны и истощены морально. Каждая смерть ребенка била в самое сердце. Толя и Ваня были не первыми и не последними детьми, погибшими из-за неосторожности, взрослые корили себя за то, что не смогли уберечь от опасности.



Поделиться книгой:

На главную
Назад