Неизвестные герои

– Да. В то время не было принципы «должны», «не должны». А ты представь сколько бы женщин получили бы медали, если бы про их подвиги узнало государство, их не с кончаемое множество. Их «героинь без медалей»

первая кровь

Предисловие

«История, которую мне рассказала моя мама, а ей ее отец. Это было в начале войны, когда немцы наступали, отряд деда разбили и двое солдат сдались немцам. Пантелей Ильич спрятался на поле пшеницы, которая была тогда выше пояса.

Вдруг он услышал немецкий разговор, притих и думает, что если заметят, то в плен не дамся, есть в руках саперная лопатка, тукну по голове и всё, кирдык! Но немцы прошли мимо, голоса их стихли.

Так дед избежал неминуемой смерти. На протяжении всей войны ему как-то везло, говорят, в рубашке родился. Бывало, говорил, что бежал в атаку, а рядом со солдат, глянет, того убило, а дед живой, вот так-то, то ли Бог его берег, то ли ещё что-то. После того, как его солдаты сдались в плен, деда отправили в штрафную роту к Рокоссовскому. Но и там он выделился отличной службой, получил медали, какие точно не помню», – рассказ моей троюродной тети о прадедушке Пантелее.

По возможности, я пыталась передать в данном сочинении тогдашние события. Информации было дано не так много, что-то где-то додумано, о чем-то читала из различных источников, что было в такое время и ситуации.

Моего деда зовут Конюков Василий Пантелеймонович, он является старшим сыном Конюкова Пантелея Ильича. Я являюсь родной внучкой Василию. Родился дедушка 11 марта 1951 года по документам, на самом деле он родился годом ранее. Он родился и вырос в хуторе Петровский, Чернянский район Белгородской области. Его первым и единственным сыном является мой отец, Конюков Роман Васильевич.

Уже в течение двух лет я собираю информацию про своих прадедушках и прабабушках, которые хоть как-то соприкоснулись с Великой Отечественной войной. Я пишу про них небольшие сочинения и рассказы, чувствую гордость за своих родных и считаю своим долгом увековечить их память хотя бы на бумаге.

– Андрей! Дмитрий! Есть тут кто-нибудь живой? Ох, как же звенит в голове. О нет, ребята, ребята!

Лежали два парня возле меня, у них были открыты глаза и настолько пронизаны жизнью, что я не верил в происходящее: Ну не бывает у мёртвых такого взгляда. Я начал орать и судорожно нащупать пульс у каждого по очереди. Но я не почувствовал ни единой пульсации.

– Пантелей? Пантелей Ильич ты ли это?!

Я вздрогнул, когда услышал родной голос, это был Иван. Подскочил и ахнул от резкой боли и головокружения, но начал двигаться в сторону голоса. Выглядел мой товарищ, мягко говоря, не очень. Хотя я наверно не лучше его был…

Иван младше мне на два года, но у него уже виднелась седина на виске, он был весь в земле и пшенице. Его форма была вся разорвана, грязная, но больше всего в глаза бросалось большое красное пятно под правым боком. Он был ранен. Только один Бог знает, сколько мы пролежали, пока по нам вели стрельбу, и пока мы очнулись.

– Иван, как ты? Что случилось? Где командир?

– Пантелей, командира отбросило от взрыва в четырехстах метрах от нас, не известно жив ли он. Что делать будем? – каждое слово как будто отдавалось сильной болью ему в бок и он морщился, но терпел.

– Нужно поискать, может, кто-то из парней выжили, и им нужна помощь. У тебя остались капсулы обезболивающего? – я попытался сесть на землю.

– Да, три капсулы морфия.

– Вколи себе, пока не пришла помощь. У командира была телефонная аппаратура?

– Да.

– Надо его найти и передать ближайшим взводам об обстреле в пшеничном поле и о большой потери отряда возле города N. Морфий начал действовать?

– Да, уже лучше. Нужно чем-то перевязать, поможешь? – от слова «поможешь» он опустил глаза и скривил лицо, как будто ему было противно просить у меня помощи.

– Да, конечно, – оторвав рукав от рубашки мы перевязали ему бок. – тебе помочь подняться?

– Нет! – он грубо оттолкнул мою руку и начал вставать сам, прикусив губу. Когда наши лица стали на одном уровне я смотрел только на его губы, у которых струйкой текла алая кровь.

– Сам можешь идти?

– Я буду опираться на автомат, не переживай, спасибо. Наши дальнейшие действия?

– Я пойду искать командира, а ты поищи выживших парней. Если услышишь что-то подозрительное, ляг на землю и притаись.

– Я не помню, чтобы тебя кто-то назначал старшим. Зачем нам тогда выдали автоматы, старичок? – он ехидно улыбнулся, взмахнув автоматом, но в знак согласия кивнул, и мы двинулись в разные стороны.

Минут двадцать я искал своего командира. Нашел его у края поля, с неестественно вывернутыми конечностями. Страшно.

К нашему, с Иваном счастью телефонный аппарат не был сильно поврежден. Я, немного повозившись, смог вызвать помощь, которая была ближе к нам. На машинах им до нас добираться часов шесть или семь, когда они доберутся, будет уже почти утро.

Нам сказали, не отходить от места обстрела дальше одного километра, но нам и некуда было идти. Я не понимал, что нам с Иваном делать все это время: костер было опасно разводить, мы даже не успели убедиться, что новой угрозы не будет.

Я сел на землю голову положил на колени. Вдруг накатила жуткая усталость, меня начало клонить в сон, голова разрывалась от воспоминаний недавних событий.

Нас подорвали и расстреляли немцы, на часах было примерно два часа дня, на нас светило солнце, его лучи прорывались сквозь дым и облака. Мы даже не успели никак отреагировать на атаку.

Пшеница подо мной вся в крови, только кровь была не моя. И тут-то возле себя и нашел своих товарищей – Андрея и Дмитрия. Они были ребятами, с кем мне более-менее было приятно общаться. Их форма превратилась в ошметки от большого количества попавших в них пуль.

Обстрел начался с правого фланга, пострадали больше всех третья и вторая шеренга, я стоял в первой. Не знаю, повезло ли мне или это проклятье, лежать и дышать, но видеть своих товарищей мертвыми. У меня из ушей маленькой струёй идет кровь, в глазах и во рту каша из песка и пшеницы, размоченная кровью. «Интересно, я умер? Где все?», единственное, что крутились у меня в голове. Наша рота шла на вызов о помощи до города N, на нашем пути было поле из пшеницы. Мы думали, что это хорошее прикрытие, но оказывается, не только мы так думали.

А ведь день начинался как обычно, ничего из себя не представляя и не предвещая, подъем в пять утра, завтрак, разминка, учения. Хоть мне уже стукнуло тридцать три года, я должен был проходить «Курс молодого бойца», как и все курсанты. Меня больше всего смущало слово «молодого», я был самый старший из курсантов.

Ребята молодые: всем от восемнадцати до тридцати пяти лет, потому, конечно, они были глупые. Любили байки про войну, хотя иногда за их шутки капитан давал им ночное дежурство и чистку автоматов, за это его молодёжь и не любила, а мне весело было. Они к тому же были любители рукопашки и часто устраивали шуточные бои со мной, но всегда выходили из них побитыми щенками. Но в целом парни нормальные были, служили верно и право, вот только сильно спешили в бой.

Как ни странно, их мечта в скором времени сбылась. По телефонной связи передали, что немцы направляются в город, укрепление там слабое, потому что село и поля рядом, были одни сельхозы, в которых только женщины, дети да старики. Мы оказались ближе всех, было велено выдвигаться немедленно. Наш лагерь был собран за два часа и тридцать четыре минуты, капитан лично засек время и следил за сборами.

На том месте, где недавно был наш лагерь – теперь пустырь. Не передать то волнение и тревогу, которая летала в воздухе. Парни были возбуждены до такого, что бегали со всем обмундированием и автоматами друг за другом, за что, конечно, им влетело. Их настроение разделяли не все: были парни, которые смотрели на фотографии жён, девушек, мам и детей, со слезами целовали их и шепотом молились.

Я не разделял радость тех юных дураков, но и не читал молитв Божьих, у меня внутри была пустота и предчувствие чего-то ужасного. Может гроза, может буран, может истекшие запасы или смерть, я сам понять никак не мог. Но был рад сняться с места, да и своими глазами я давно не видел родной золотой пшеницы, там, где я родился, было много полей, там сердце мое живёт. Там жена, там отец и мать, родные колоски и холмы…

Мои думы прервал Иван, он окликнул меня и махнул рукой в его сторону.

– Сколько уцелело? – подходя к кучке сидящих мужчин, крикнул я. – Подмогу вызвал, сказано дальше одного километра не отходить, найти товарищей и не разводить костра.

– Двенадцать считая тебя. Осталось воды пять фляжек, три короба спичек, около пятидесяти патронов, нашли тринадцать банок консервов и несколько буханок хлеба, некоторое количество картофеля.

– Хорошо.

Господи, из сорока пяти мужчин выжило двенадцать… Андрея – нет, Дмитрий тоже умер. Они погибли, прикрыв меня своими телами. А какой ужас был у Андрея глазах. Боже, когда эта война закончится. Я подумываю уже застрелиться.

Меня пошатнуло. Опять накрыла какая-то неведомая волна, только не тепла и упоения, а грусти и тоски. В небе уже зажигались первые звезды, а я только сейчас заметил пшеницу, ту которую я так люблю. Повернулся лицом к уходящему солнцу и пошел его провожать.

Ступал медленно, раскинув руки и гладя поле руками, спустя долгое время я наконец-то улыбнулся и больше не хотел покидать этот мир. Легкая дремота и сон еще властны были надо мной и на мгновение я очутился в Петровском. И будто уже виднелись дома моего поселка.

Кто думает, что утро не пахнет, значит, вы не были в русской деревне. Тут по-особому сладко пахнет воздух, его разбавляет пряная земля, мокрая от росы. Как только моя левая нога встала на траву, все исчезло.

Я остановился, вспомнил все: кто я, что я и где я. Нужно было не дать неосторожности, безрассудству и тоске по дому овладеть мной. Сделав резкий разворот, от которого хрустнула нога, прямиком пустился до места, где сидели ребята.

Когда я вернулся к ним, уже было темно, они сидели полукругом, некоторые посмотрели на меня, но вскоре отвели взгляд и опять о чем-то задумались.

Я сел в круг и перенял тишину и задумчивость других.

– Андрей и Дмитрий приняли удары на себя. Даже пули, прошедшие на вылет, меня не зацепили, – начал говорить я.

– Сергей прикрыл меня своей спиной, – эти слова молодому парню дались так нелегко, было слышно, что он ели сдерживал слезы, он сидел чуть дальше остальных. Это был Славик, ему полгода назад только стукнуло девятнадцать, совсем мальчишка. Сергей был ему как старший брат, всегда пытался ему помочь, помогал на сдачи нормативов, защищал и подбадривал. И в этот раз он помог ему, но ценной своей жизни. Серега был далеко от него, но успел добежать и оттолкнуть так, что тот упал на землю, но сам не успел пригнуться.

Быстрота реакции и отвага этого мужчины поразила всех, все кивали и сказали о нем немного теплых слов. Трое начали читать молитвы и креститься.

– На моих глазах Матвей издал последний вздох.

– Я поймал пулю, которая прошла на вылет у Евгения, помните, парнишка легкоатлет, – Александр держал руку на предплечье, где была белая тряпка с каплями крови. Он глаз даже не поднял, каждый второй знал. Что у этих двоих были постоянные ссоры.

Еще пару человек сказали о погибших. Мы помянули погибших нескольким глотками воды и маленькими кусочками хлеба. Наш круг опять принял обет молчанья и тоски.

Ночь на удивление была теплая и яркая, луна освящала все поле. Я лежал, прям под колосками, смотрел на их танцы под луной, позже на танец вышли сверчки. Они резвились, прыгая с одного колоска на другой, при этом забавно стрекоча. Чем глубже становилась ночь, тем больше сверчков приходили к своим. Их стрекотание убаюкивало меня, словно мелодия, немного нескладная, но до боли знакомая.

– Я больше так не могу! – вскрикнул Славик и подскочил со своего места. – Что вы лежите? Как вы можете спать? Меня грызет совесть изнутри, мы с вами живы и что мы делаем?! Что? Наших товарищей сейчас едят грызуны и насекомые, они для них просто еда, мясо, падаль.

Все были удивлены его выходкой, кто – то подскочил, подумав, что на нас напали.

И действительно, все были в таком ступоре, что даже не подумали о том, чтобы товарищей по-человечески похоронить.

Я встал, чтобы посмотреть, где этот дурень ходит. А мальчишка с характером то. Сергей, что ж ты, брат, так рано ушел? Не успел ты увидеть, какого ты мужчину, а главное человека воспитал!

Славик был невысокого роста и достаточно худоват.

Я остолбенел, шел этот мальчишка, а на спине был у него погибший товарищ. Он аккуратно положил его на землю, достал лопату, сделал разметки и начал капать яму. Только это была не одиночная могила, а братская.

– Что этот дурень там шумит? – крикнул какой-то мужчина сонным голосом.

– Этот дурень, Алексей Иванович, роет братскую могилу. Парни вставайте, поможем мальку.

Разом подскочили десять мужиков, кто схватил лопаты, а кто пошел искать и переносить наших погибших людей. Слава очень удивился, когда из-за него «молодого дурня» поднялись все и начали ему помогать. Большая часть молчали и просто махали походными лопатами, а наш артист соловей – Павел запел «Священная война», это немного разрядила обстановку. Через некоторое время еще несколько человек поддержали его пение.

Уже начинался рассвет, когда мы кинули последние комки земли на холмик возле поля. Все как один, развернулись и отправились к месту, где были наши вещи, мы хотели пару минут вздремнуть, перед тем, как пуститься в путь. Пару ребят остались стоять возле могилы, наивные юнцы, они думали, что смерть, что это пустяк, что на нее легко смотреть. Вместе с телами товарищей они закопали свои детские мечты и надежды.

В глазах уже не было того огонька, который толкал их в бой, уже не было баек, не было смеха, умерла в них наивная уверенность. Когда-нибудь это должно было случиться.

– Петр, Славик, идите и осмотритесь, может найдете чьи-нибудь вещи и проверьте, чтобы было чисто на нашем пути. Ваше дело осмотреться, на рожон не лезть! Если хотите, возьмите кого–то из более старших ребят.

– Нет, спасибо, сами обойдемся.

– Ну хорошо, все идите, мы через час выдвигаемся, чтобы к этому времени вернулись.

– Господи, хватит нотаций, мы поняли!

«У Славика, наверное, горе от потери, поэтому и такой грубый, как придет надо с ним будет поговорить». С этими мыслями, я заснул. Опять оказался в своем родном селе, увидел родителей, любимую девушку, так хотел, чтобы она родила мне сына, первенца назвал бы – Василием, еще чтобы родила девочку и еще одного мальчика. Я уже представил нашу свадьбу, наш быт и то, как начнется новая жизнь…

Меня кто–то начал сильно трясти и кричать.

– Пантелей, проснитесь! Петра убили! Его убили, они идут сюда! Ну что же вы не просыпаетесь!?

– Слава? Кто? Кого убили? Кто идет сюда?

Все, услышав эти слова подскочили. Каждый начал кричать, пытаясь, чтобы его услышали.

– Так ребята, быстро в поле!

– Какое поле?!

– Нас для чего готовили?

– Сколько их там?

– Человек двадцать или тридцать.

– А что ты как последний трус сбежал? Ночью благородством веяло, а сам как трус убежал.

– Я сбежал, как трус? Я сбежал для того, чтобы вас предупредить!

– Так, что напали на парня?! Вы забыли, что сейчас идет сюда стая стервятников? Отошли от него, сказал! – я начал всех отталкивать от Славика, все сочли его предателем. – Если бы не этот парнишка, вам бы перерезали глотки или пустили пулю в лоб, а вы бы даже не проснулись. Быстро в поле! Нам против них не выстоять.

Вялые попытки спорить оборвались, наш начал движение.

– Слава, я хотел поговорить с тобой, – схватил парня за рукав.

– А я не хочу!

– Почему ты так разговариваешь?

– Что, не нравится что ли? А мне очень нравилось слушать какой я трус!

– Я не называл тебя трусом…

– Не пытайся со мной разговаривать как с другом! Ты не Сергей! И вы все не ровня ему! Вы все думаете только о себе!

– Я и не пытаюсь быть им.

Раздался выстрел, все пригнулись. Снизу мы пытались рассмотреть с какой стороны они идут, но их разговоры были слышны справа от меня.

– Пантелей…

Я повернулся и увидел страшную картину: стоит молодой парень, мишень для иуд, в него попали несколько раз и грохнул он на землю с грохотом.

– Уж думал, что мне долго придется ждать. Я рад, правда, – сказав эти слова, Славик с грохотом упал возле меня. – Теперь иду к матери и Сергею, прости за грубость.

– Да подожди ты умирать! Мы еще страну не отвоевали нашу.