Помоги проекту - поделись книгой:
Даже с благотворительными концертами чекисты выступали. Устроили и лотерею с немедленной выдачей выигранных призов. Медведев пожертвовал в качестве главного приза небывалую по тем годам ценность: собственные новенькие хромовые сапоги.
И при всем при том каким-то чудом выкраивал время, чтобы вместе с молодыми сослуживцами заниматься спортом. Надо ли говорить, за какую команду болел Медведев. Он не только стал организатором нескольких динамовских, как тогда говорили, ячеек. Сам участвовал в соревнованиях на первенство «Динамо», особенно в лыжных. Не стеснялся выходить начальник на стадион, иногда и проигрывал более молодым, но всегда боролся до конца.
И, заметим на будущее, писал о состязаниях рабкоровские статьи в сугубо ведомственных газетах. Так что первая проба пера произошла, как это случалось со многими будущими хорошими писателями, на спортивном поприще.
Да, такого разностороннего человека было за что любить и привечать наградами. В 1932 году начальник отдела ГПУ города Киева Медведев Дмитрий Николаевич одним из первых на Украине получил звание почетного чекиста.
В 1933-м пришлось почетному схлестнуться в Новоград-Волынском отделе ГПУ с Организацией украинских националистов — ОУН. Создали ее в 1929 году в зарубежье. Была она особо сильна во Львове и в Ровно. Несмотря на сразу начавшееся противостояние между двумя претендентами на лидерство «Серым», под этой кличкой проходил у немецких спецслужб молодой Степан Бандера, и «Консулом-1» — такой псевдоним присвоили в Берлине старому и битому-перебитому бандюгану Андрею Мельнику, бороться с ними чекистам было трудно.
И Медведев избрал свой излюбленный метод. Использовал местное население, старался наладить отношения с народом, оголтелым национализмом еще не одурманенным. Понял, что одними чекистскими силами оуновцев не одолеть, и в нужные моменты призывал на помощь расквартированную в здешних беспокойных краях кавалерийскую дивизию Красной армии. Раньше многих других Медведев осознал, что оуновцы — серьезный противник, имеющий поддержку и на Западной Украине, и у зарубежных разведок. Щедрее всего подкармливала ОУН гитлеровская Германия. Медведев понимал почему: совпадала расистская идеология. Теория превосходства собственной расы над другими тешила и Гитлера, и, вопреки всем внутренним разногласиям, Бандеру с Мельником тоже.
После Новоград-Волынского Медведева ждала учеба в Москве на курсах руководящего состава НКВД. На первый взгляд — поощрение.
И вдруг в 1936 году — травля. Брата Александра, члена партии с 1912 года и одного из первых в стране чекистов, посчитали «оппозиционером». Он попал в сталинскую мясорубку. А Медведева обвинили в излишней мягкотелости, в недостаточной твердости по отношению к «врагам народа». Припомнили и его заявления с требованием прекратить «липовые дела». Просьбы, напоминания о собственных заслугах — о них и слышать не хотели.
Но было в характере Дмитрия Николаевича нечто, довольно точно подмеченное чекистскими кадровиками: «Характер мягкий, но строптивый». И в марте 1938 года помощник начальника управления НКВД Харькова (тогдашней украинской столицы) Дмитрий Медведев самовольно приезжает в Москву. Бросает в ящик письмо самому товарищу Сталину и копию безжалостному наркому Ежову. Суть послания: «Сижу в центральном зале Курского вокзала у бюста товарища Сталина и прошу за мною приехать. Если меня не примете, объявляю смертельную голодовку». В НКВД поднялся переполох. Почетный чекист имел право носить оружие и сам, без особого пропуска, мог входить в любое помещение органов, кроме тюрьмы. А вдруг окажет сопротивление и станет стрелять?
Короче, за Медведевым приехали и разобрались. Был он капитаном госбезопасности — чин, равный званию армейского полковника. Решили не сажать. Даже оставить в партии и в НКВД. Но не в Главном управлении госбезопасности, откуда за строптивость Медведева убрали. Перевели в ГУЛАГ.
Сначала его отправили на строительство Беломорско-Балтийского канала в Медвежьегорск. Работы хватало. Год пролетел быстро, хотя и в тяжелых раздумьях. Случился с Дмитрием Николаевичем и казус. Отправился на охоту и заблудился. Почти трое суток плутал по тайге. А на службе поднялся переполох: исчез, вдруг сбежал?.. Его уже принялись искать, когда сам вышел к поселку. Обошлось, только отморозил ухо, и с тех пор незаметно старался подсаживаться к собеседнику с правой стороны.
Затем перебросили Медведева еще дальше — в Норильск. По существу, та же ссылка. Хорошо еще повезло. Огромный комбинат возводил его старый товарищ, под его началом была вся гигантская стройка. Поселил он Медведева в условия относительно сносные.
И здесь опальный почетный чекист вновь проявил строптивость. Заключенных, отбывших свое, освобождать было не принято, навешивали им обязательно второй срок. А Медведев людей освобождал. Разразился жуткий скандал.
Осенью 1939 года Дмитрия Николаевича вызвали в Москву. 3 ноября кадровики попросили срочно зайти в наркомат. Тут и сообщили: уволен из органов с уникальной формулировкой: «за допущение массового необоснованного прекращения следственных дел». Но поднимать шум не решились, и в официально-парадной биографии героя долго значилось стандартное: «Уволен по состоянию здоровья». Медведеву был тогда 41, а выслуга лет с учетом войн — 42 года.
Так он расстался с органами безопасности в первый раз.
Накопленных за десятилетия службы денег хватило на покупку маленькой дачи в Подмосковье, где Медведев со своей второй женой и обитал с ноября 1939-го действительно в настоящем изгнании до 24 июня 1941 года.
Парадокс, но война спасла его от новых крупных неприятностей. Чекист-пенсионер встал на партучет в Люберцах, где его сделали лектором. И со свойственной прямотой на одной из лекций рубанул: пакт с Германией вот-вот рухнет, к неизбежной войне надо готовиться. А пока этой подготовки что-то не видно. Донос куда следует последовал немедленно, закрутилась карусель… Заставили писать объяснительную записку. Бюро райкома уже приняло дело коммуниста, пока коммуниста, Медведева Д. Н. на рассмотрение. Предварительная беседа с райкомовцами подтверждала: выводы обещали быть скорыми и суровыми. Но разбор персонального дела не состоялся. Началась война.
И уже 22 июня 1941 года Медведев написал письмо наркому безопасности Меркулову: «В ноябре 1939 года, после 20 лет оперработы в ВЧК-ГПУ-НКВД я был из органов уволен. В первые же дни войны, как с польскими панами, так и с финской белогвардейщиной я обращался к Вам с полной готовностью на любую работу, на любой подвиг. Теперь, осознавая свой долг перед Родиной, я снова беспокою Вас, товарищ народный комиссар, своим непреодолимым желанием отдать все свои силы, всего себя на борьбу с фашизмом.
Жду Вашего приказа. Медведев, почетный работник ВЧК».
Ни желания, ни терпения ждать у Медведева не было. И 24 июня он направляет письма и Берии, и Судоплатову. Предлагал, взывал: вспомните Отечественную 1812 года и ее партизанского героя Дениса Давыдова. Пора начинать и нам, потому что оккупация западной части СССР, и довольно длительная, неизбежна. Медведев написал это, наплевав на то, что его, опального, могли обвинить в пораженческих настроениях. Здесь же он предлагал как можно скорее послать в тыл врага спецгруппу, основу которой должны составлять чекисты. А уж к этой группе примкнут местные жители, попавшие в окружение и бежавшие из плена красноармейцы.
Свое послание Медведев передал прямо в руки давнего товарища по Службе Петра Петровича Тимофеева. А тот, не мешкая, и довел до руководства в лице Судоплатова.
За Медведевым приехали на следующий день прямо на дачу. Отвезли на Лубянку, вернули на работу в органы, дав воплотить свои идеи на практике. Приказали подобрать людей, сформировать чекистский отряд. Ему присвоили не требующее расшифровки название «Митя», который превратился в партизанский. Отряд, в котором было поначалу 33 человека, действовал в труднейшее время на Брянщине, по странному стечению обстоятельств, родине Медведева, затем в Белоруссии.
В партизанском отряде «Митя» Медведев объединил специфическую чекистскую работу с массовым партизанским движением. Но для этого Дмитрию Николаевичу пришлось опять рискнуть. По установке Сталина, все военнопленные считались изменниками родины. А Медведев брал к себе бежавших из лагерей и окруженцев.
«Вам забросят агентов гестапо», — стращали большие начальники. «На то мы и чекисты, чтобы разобраться», — отвечал командир. И действительно, раскрывал агентов. А военнопленных не отталкивал, брал, и те, как правило, не подводили. Уходило с Медведевым 33 человека, вернулось 330, да еще несколько отделившихся от «Мити» отрядов остались за линией фронта.
Не боялся он использовать и местных жителей, которые по каким-то причинам оказались сотрудниками оккупационных учреждений. Не принято это было до Медведева: всех таких поголовно считали предателями.
Тут командир использовал относительно новую тактику. В разведку он отправлял не только опытных профессионалов. Часто использовал местных, как правило, подростков, стариков, иногда молодых девушек. На железнодорожных станциях, в маленьких городках, где стояли немецкие гарнизоны, они вызывали меньше подозрений, чем мужчины призывного возраста, а сведения оттуда приносили в отряд важные.
Он один из главных организаторов и идеологов партизанского движения. Дважды его отряды «Митя» (сентябрь 1941 — январь 1942) и «Победители» (июнь 1942 — март 1944) успешно били врага на временно оккупированных территориях. Это у него в «Победителях» действовали легендарный разведчик Николай Кузнецов и будущий нелегал, а тогда радистка «Маша» — испанка Африка де Лас Эрас.
Полковник-чекист, на которого призывали равняться. Вроде бы обласкан почетом и славой. Но на самом деле его жизнь была сложна неимоверно. Несмотря на многочисленные заслуги, после войны Медведева отправили в отставку и снова «по состоянию здоровья». Ничего лучшего придумать не могли. Во второй раз и окончательно он расстался с органами.
Медведев написал несколько прекрасных книг «Сильные духом» и «Это было под Ровно» о своих соратниках-партизанах и чекистах. Книги издавались миллионными тиражами, их читал каждый советский школьник. Но не всем по душе была его честность. На Западной Украине вражье развязало кампанию травли Медведева, докатившуюся и до столицы.
Статный красавец Дмитрий Николаевич Медведев умер в 55 лет от сердечного приступа.
О неизвестных штрихах яркой судьбы мне многое рассказали историк спецслужб, писатель Теодор Кириллович Гладков, а затем и сын Медведева — Виктор Дмитриевич. Эта глава написана во многом благодаря им.
Работая над темой «разведка и партизанское движение», нельзя не прийти к выводу: среди всенародно воспетых героев-партизан едва ли не большинство — кадровые сотрудники разведки. По крайней мере, таков мой личный вывод, сделанный после долгого и спокойного ознакомления с многочисленными материалами.
Хотя еще незадолго до начала Великой Отечественной войны идея создания постоянных и управляемых из единого центра очагов сопротивления в числе основных стратегических задач не стояла. А зачем, если было ясно, что «врага будем малой кровью бить на его территории». С этим приятным для слуха сталинским постулатом никто не спорил.
Правда, 27 апреля 1941-го генерал Райхман и начальник 1-го немецкого отдела Тимофеев составили докладную на имя Сталина с предложением на случай войны и временной оккупации заранее создавать в западных областях страны разведывательно-диверсионные группы. Записку передали руководителю контрразведки Федотову, и опытный чекист доложил о ней шефу госбезопасности Меркулову. Но тот записку не подписал.
Смутное понимание, что в грядущей войне может случиться всякое, пришло лишь за несколько дней до ее начала. Генерал Судоплатов, справедливо считающийся главным организатором партизанского движения, вспоминал, что указание генерального комиссара государственной безопасности, заместителя председателя Совнаркома СССР Берии о создании Особой группы было получено 17 или 18 июня 1941 года.
И Павел Анатольевич, без всяких шуток, проявил мудрость. Понял, что как раз этой группе, как бы ее ни называли, и придется заниматься не только предотвращением и пресечением провокаций на границе, о которых столько говорилось и поддаваться на которые так строго запрещалось, но и разведывательной и диверсионной работой в тылу фашистов, если они осмелятся напасть на СССР.
Это при том, что даже теоретически предполагать, будто Гитлер может нарушить пакт и напасть на СССР, было запрещено. Похожих запретных тем накануне Великой Отечественной войны в Красной армии и в советской военной науке существовало немало.
Однако раньше, в начале 1930-х, был разработан план «глубокой операции». Согласно этой стратегической инициативе в тылу наступавшего противника должны были проводиться разведывательные действия, поддержанные постоянными диверсионными вылазками. «Глубокая операция» была обкатана во время маневров Красной армии, полностью доказав свою эффективность.
Тогда же, в 1930-х, в приграничных регионах тайно готовились на случай вторжения врага — любого — партизанские отряды. Состоял в них крепко держащий язык за зубами, идеологический актив — члены партии, комсомольцы… Закладывались для этих отрядов подальше от границы тайные схроны оружия. Командирами назначались не просто опытные, а сугубо профессиональные чекисты. Даже сборы хотя не часто, но проводились.
Однако тактику, при которой предполагалось воевать на своей, пусть временно, но захваченной противником территории, признали ошибочной, идеологически порочной, советский народ расслабляющей. Сама военная доктрина подобного не допускала. Представление о начальном периоде войны было неоправданно оптимистичным. Оборона рассматривалась как исключительно короткий по времени вид боевых действий. Ее цель — выигрыш времени для проведения мобилизационных действий. Боевой наступательный дух был основой военной доктрины. Вся стратегия предусматривала переход в наступление сразу же после отражения первых атак противника. Биться приказывалось там, на их территории, а не здесь, так что какие могут быть партизанские отряды, да еще и действующие в связке с заранее подготовленной агентурой.
Об этом почти не пишется, но от таких визуальных по сегодняшней терминологии отрядов остались не одни лишь воспоминания. Так, в Белоруссии будущие партизаны прошли с 1930 по 1936 год отличную подготовку. Многие из давних ее участников сумели применить приобретенные навыки еще на первом году Великой Отечественной войны. Один из организаторов партизанского движения, наставник Зои Космодемьянской, полковник Артур Спрогис подтверждал в своих мемуарах: «Мы осваивали методы партизанской борьбы, работали над созданием партизанской техники, обучали будущих партизан минно-подрывному делу… Все, чему мы научились в мирное время, оказало нам неоценимую помощь в борьбе с немецкими оккупантами».
Планы заброски партизанских отрядов в приграничные западные районы страны изучал, а затем и одобрил нарком обороны Климент Ворошилов. Но изменилась политическая конъюнктура, взяла верх точка зрения Сталина, что воевать предстоит не с Германией, а с Англией, и осторожный, послушный Климент Ефремович возражать не посмел. Наверное, поэтому и установил рекорд пребывания в Политбюро и Президиуме компартии — 34 с половиной года.
И летом 1939-го, накануне Второй мировой войны, партизанские отряды по-тихому распустили, приказав обо всем забыть. Закладки оружия и боеприпасов изъяли.
Но уж если заговорили о Белоруссии, то давайте обратимся и к Украине, в данном случае — Западной. Принято считать, что лидер ОУН — УПА Степан Бандера и всякая националистическая нечисть особо лютовали при отходе немцев и после окончания войны. Нет, серьезный урон отступавшей Красной армии члены ОУН нанесли именно в конце трагического июня. Много писалось о высылках, арестах, даже расстрелах с советской властью несогласных, последовавших вслед за предвоенным присоединением Западной Украины к Советскому Союзу. Но как тогда объяснить, что фашисты сумели еще до 22 июня 1941 года вооружить около двух — двух с половиной десятков тысяч местных жителей-западенцев, Советский Союз ненавидевших? Они терроризировали население, расстреливали отступающих красноармейцев, нападали на отходивших в беспорядке бойцов, захватывали, например, во Львовской, Тернопольской областях стратегические пункты, маленькие, порой и не очень, городки и города.
А многоопытный заместитель Судоплатова Наум Эйтингон, прошедший школу гражданской войны в Испании, за несколько отпущенных до 22 июня дней кое-что успел. Сумел провести некие аналогии между испанскими событиями и войной, на наших границах назревавшей. Были у воевавших в интернациональных бригадах коминтерновцев, прямо напишу — иностранцев, свои диверсионные отряды, действовавшие в тылу франкистов. А сама Красная армия не часто, однако довольно успешно использовала скорее не партизанские, а разведывательно-диверсионные группы в неудачную для нас Финскую кампанию.
Только кто дальше объединит усилия НКВД, военной разведки, вечно запрятываемого в тень Коминтерна и еще многих других ведомств и организаций в организованную, управляемую из Москвы силу, способную вести партизанскую войну на пусть гипотетически захваченной территории СССР?
Но хотя пока лишь в теории, а все же объединили. В основном усилиями Эйтингона, нашедшего общий язык с военными. И уже 21 июня, как легко вспомнить в субботу, Берия за день до вторжения фашистов рассматривал предложение Судоплатова о создании особого боевого резерва приблизительно в 1200 всесторонне подготовленных, обученных и решительных бойцов, сочетавших в себе качества разведчиков и диверсантов. Но времени на практическое создание такого отряда не хватило — война началась на рассвете.
И именно в ночь с 21 на 22 июня 1941-го в советские тылы началась заброска немецких диверсантов.
Теперь уже в качестве ответной меры 5 июля 1941-го в НКВД была сформирована Особая группа, о которой впервые зашла речь 17–18 июня. Задача — выполнение специальных заданий на временно оккупированной территории. К середине июля к таковым уже относились Белоруссия, Литва, Латвия, Эстония, Западная Украина.
Начальником Особой группы назначили «товарища Андрея» — он же Павел Судоплатов. Его первым замом — Леонида (Наума) Эйтингона. Их подчиненными стали опытные чекисты, будущие Герои Советского Союза Станислав Ваупшасов, Кирилл Орловский, Николай Прокопюк… Группа подчинялась непосредственно народному комиссару внутренних дел Берии.
Хорошо известно, что среди первого набора было немало лучше других солдат обученных пограничников, студентов Московского института физкультуры, а также спортсменов-динамовцев. До войны имена боксеров Николая Королева и Сергея Щербакова, штангиста Николая Шатова, бегунов Серафима и Георгия Знаменских, конькобежца Анатолия Капчинского, борца Григория Пыльнова… знала вся страна. Королев стал адъютантом Медведева в первом партизанском отряде, а Георгий Знаменский врачевал во время операции «Березино» будущую легенду советской разведки Вильяма Фишера, он же Рудольф Абель. Фишер с гордостью рассказывал жене и дочке, что нарыв на шее ему вскрывал сам рекордсмен и чемпион СССР в беге на стайерские дистанции.
О слушателях школ НКВД, моментально приданных войскам Особой группы и вошедших в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения — ОМСБОН — и спецотряд при ней, писалось и пишется меньше. Именно госбезопасность, органы внутренних дел отдавали подготовленных сотрудников на, как писалось в директивах партии, «создание в захваченных районах невыносимых условий для врага и всех его пособников». Партизанская, диверсионная война только начиналась. Но зато сразу, без раскачки. И была она справедливой, достойной, порой — трагической. На самых первых порах не обошлось, к сожалению, без неизбежных ошибок, когда партизанами становились исключительно люди из НКВД или из партийного актива. Перегибы решительно преодолевались. Сама тяжелейшая обстановка заставляла вливаться даже в первые полтора десятка почти чисто чекистских отрядов и выходивших из окружения, и бежавших из плена, и местных жителей, быстро испытавших, что такое существовать под фашистом.
18 июля 1941-го вышло постановление ЦК партии «Об организации борьбы в тылу германских войск».
Вскоре наступило уже хорошо изученное историками время проявить себя и Отдельной мотострелковой бригаде особого назначения (ОМСБОН), а в начале 1942-го и IV Управлению НКВД СССР. Всей чекистской, подчеркиваю, чекистской махиной партизанской и диверсионной работы на временно оккупированных территориях, в тылу у фашистов руководили Павел Судоплатов и созданный в мае 1942 года для координации действий всех партизанских отрядов Центральный штаб партизанского движения во главе с бывшим секретарем ЦК компартии Белоруссии Пантелеймоном Пономаренко.
Партизанские отряды создавались самые разные. Во время войны их было более шести тысяч плюс 300 партизанских соединений, в которых сражались около 1 миллиона 100 тысяч человек. В первые месяцы большинство отрядов действовали стихийно, и кого только в них не было. Во всех отрядах — катастрофическая нехватка обученных командиров и бойцов. Поначалу огромные надежды отводились оставленным в городах подпольным райкомам, обкомам… Партийное руководство было не лишним, но не решающим. Одной идеологией врага было не побить — не одолеть. Понятно, что секретари подпольных обкомов — райкомов от подпольной, партизанской работы были в начале этой своей деятельности довольно далеки. Их, хорошо известных местному люду, выдавали предатели. Случалось, они и сами подставлялись врагу, таская при себе списки верных подпольщиков.
Это почувствовали и органы безопасности, истерзанные чистками, начавшимися с наркома Ягоды.
НКВД, Отдел ИНО, или по-теперешнему внешняя разведка, тоже понес огромные потери. Сошлюсь на цифры, приведенные в книге писателя Александра Бондаренко «Фитин»: «За два года его (Ягоды. —
На смену неучу и карьеристу Ягоде пришел патологический палач Ежов. И 18 марта на собрании руководства органами безопасности он безапелляционно заявил, что «шпионы» заняли в НКВД руководящие посты. И даже Дзержинского обвинил в «колебаниях в 1925–1926 годах». Такова была кровавая увертюра. Понятно было, что удар будет нанесен по сподвижникам основателя ВЧК, занимавшим руководящие посты, и их окружению.
«В результате так называемых “чисток” в 1937–1938 годах, — пишет исследователь Д. Прохоров, — из 450 сотрудников внешней разведки (включая загранаппарат) были репрессированы 275 человек, то есть более половины личного состава. Да, в 1938-м в органы были в буквальном смысле слова призваны около 800 коммунистов и частично комсомольцев. Преимущественно люди с высшим образованием, в большинстве своем попробовавшие силы на руководящих должностях. Времени на учебу давалось мало. Полгода, и они отправлялись на оперативную работу. Понятно, что никакие способности и энтузиазм не могли компенсировать отсутствие опыта. Вот так и встретили войну.
Понимавший лучше других, что иного выхода, как вернуть еще оставшиеся старые кадры, нет, Судоплатов (иногда говорят, что вместе с другом, соратником и снова замом Эйтингоном) обратился к Берии. Нельзя ли освободить из тюрем и лагерей содержащихся в них сотрудников-чекистов?
Берия понял всё и сразу. Виновны люди — не виновны, даже не спрашивал. Наверняка ответ знал и без подсказок. Переспросил лишь, уверен ли Судоплатов, что они нужны в теперешней обстановке. Цинично и в стиле Берии. Услышав «уверен», приказал освободить и без промедления использовать.
Якова Серебрянского, о котором мы в этой книге еще расскажем, привезли к Судоплатову прямо с Лубянки: уже в дни войны он был приговорен к расстрелу, но приговор в исполнение привести не успели. В августе его амнистировали, как и еще двух опытнейших чекистов Каминского и Зубова. Увы, в живых оказалось не так много людей, как рассчитывали.
Оказались востребованными и из органов уволенные. По некоторым данным, о назначении опального Вильяма Фишера (Абеля) на должность начальника отдела радиосвязи Особой группы ходатайствовал Серебрянский. По моим, сам Судоплатов, не забывший лучшего радиста внешней разведки, вышвырнутого за порог Лубянки за знакомство с резидентом-невозвращенцем Орловым. Тут же к Вильяму Генриховичу присоединился его друг и тоже классный радист (и диверсант) Рудольф Абель, имя которого взял после ареста в Штатах Вильям Фишер. Этого, настоящего, Абеля отлучили от Службы за брата — старого большевика, расстрелянного Сталиным. Вернулся в строй чекист Лукин — в недалеком будущем комиссар отряда «Победители», где и суждено было воевать Николаю Кузнецову.
Летом 1942-го пришла пора отправляться в фашистский тыл второму отряду под командованием Медведева — «Победители», организованному по системе IV Управления НКВД. В немецкий тыл обычно засылалось от 20 до 100 человек. Обязательно крепкое чекистское ядро: разведчики, контрразведчики, пограничники плюс строевые командиры, потому что надо было участвовать и в боевых действиях. Потом такие отряды разрастались.
Когда в августе 1942 года отряд Медведева забросили на Западную Украину в Цунамские леса под Ровно, в нем было 70 человек, потом — около тысячи. Настоящее, а для Москвы кодовое название «Победителей» звучало для обычного уха сложновато — «Разведывательно-диверсионная резидентура РДР 4/190».
Были для партизанских действий и места более благоприятные. Но выбрали Ровно. Немцы превратили город в столицу оккупированной Украины. Одних штабов всякого рода набралось около семидесяти. Гадюшник для разведки и ее вожделенная цель.
Боевые действия в функции отряда не входили. Медведев избегал их как мог. Но приходилось. Люди-то присоединились к нему, чтобы сражаться, а подлинные задачи командиру надо было скрывать. Но самообороной, конечно, занимались и тогда уж трепали немцев жестоко. А так меняли дислокацию, забрасывали в Ровно, в другие городки своих, вербовали, уничтожали фашистских главарей.
И в дни войны отряд «Победители» помогал тем, кто по теории фашистов и бандеровцев не имел права на жизнь и уничтожался чаще всего штыками, именно штыками, даже не пулями украинских националистов. Медведев, избегая проведения боевых операций, спасал сотни евреев, которые скрывались в лесах от оккупантов и их прислужников. Как всегда, командир действовал нестандартно. Организовывал походные семейные лагеря на 150–200 женщин, детей, стариков, прятавшихся от геноцида. Его партизаны привозили туда продовольствие и одежду. А если требовалось, выставляли боевое охранение.
Когда обстановка под Ровно усложнилась, Медведев организовал переброску спасенных на территорию Белоруссии. Там партизанское движение было мощным, а связь с Большой землей устойчивее. По инициативе Дмитрия Николаевича с партизанских аэродромов в Москву отправлялись вызволенные из гетто дети. В России, в Израиле, во многих странах жили сотни людей, вырванных Медведевым и его бойцами из рук бандеровцев и гитлеровцев.
Очень скоро пришло понимание, что украинских националистов надо опасаться даже больше, чем солдат вермахта. Немцев, с нашими обычаями незнакомых, иногда можно было обмануть, провести. С бандеровцами это не проходило. Да они и не пытались разобраться, кто попался им под руку. Убивали при малейшем подозрении и без него. Жестокость проявляли нечеловеческую. И Медведев это вскоре понял, объяснил своим, что такое ОУН — УПА и кто такой Бандера.
Обо всем этом Дмитрий Николаевич написал потом в «Сильных духом». Лишь один тезис книги вызывает у меня определенное сомнение: «…Население являлось нашим верным помощником и защитником». Бесспорно. Но вот то, что «крестьяне охотно делились с нами скупыми своими запасами. Целые деревни собирали для нас продукты — хлеб, овощи». Так ли все было? Не слишком ли розовую картинку создает командир, а затем и писатель?
Зато с другим, невероятно важным согласились все — от IV Управления до Генштаба: именно Медведев начал первым проводить боевые операции силами нескольких отрядов, что быстро превратилось в стратегию всего партизанского движения. Иногда по согласованию с командованием Красной армии проводились масштабные операции. Так, еще в разгар немецкого наступления на Москву четыре отряда перерубили железнодорожные ветки, на которых скопилось три десятка эшелонов, а наша бомбардировочная авиация точно в оговоренный час одним налетом их вдребезги разбила.
Доложен был Судоплатову и важнейший вывод, сделанный капитаном госбезопасности Медведевым. Оккупанты жалости не знают, карательные меры следуют моментально, не надо представлять врагов идиотами. Режим противодействия они продумали тщательно. Заброшенным в фашистский тыл разведчикам-одиночкам и небольшим разведгруппам действовать в таких условиях сложно. И командир «Мити» предложил, чтобы разведка действовала на базе достаточно крупных партизанских отрядов, управляемых из Москвы. Эта стратегическая установка, разработанная и на практике примененная Медведевым, была принята.
Случалось, донесения групп Медведева доходили даже до Сталина. С ними знакомились начальник Генерального штаба маршал Шапошников, Жуков. Первый свой орден Ленина из четырех Медведев получил за «Митю».
Дважды за это время Медведева ранили. Один раз 21 сентября 1941-го — в коленную чашечку, и печальный исход был тогда уже совсем близко. Но вынес из боя и тащил своего командира несколько километров верный адъютант. Такое было под силу только человеку неимоверной воли и страшенной физической мощи. И того и другого было в достатке у абсолютного чемпиона СССР по боксу, тоже легендарного Николая Федоровича Королева.
За первым отрядом был второй — «Победители». Его бойцов забрасывали в немецкий тыл отдельными группами на парашютах, и не всегда удачно. Начало было обескураживающим. Погибли в бою любимец Медведева еще по «Мите» лейтенант госбезопасности Александр Творогов и 11 десантников. Еще одну группу, которая нашла приют в сторожке лесника, тот собирался выдать. Слово «бдительность» сегодня не в моде, вызывает усмешку, от него веет некой старомодностью. Тогда, после выброски, она спасла дюжину бойцов. С предателем поступили по законам военного времени — расстреляли.
Неверно представлять Медведева человеком мягким, уступчивым. Отрядом «Победители» командовал он рукой железной. Расслабляться, прощать даже мелкие прегрешения было нельзя. Между собой партизаны называли Дмитрия Николаевича железным полковником, его побаивались. Командиры отряда носили и в немецком тылу знаки различия, бойцы — звездочки, как в армии, а не принятые в партизанских отрядах красные ленточки.
Медведев берег людей. Он знал, какие задачи стоят перед отрядом. Если и вступал в бой, то бил лишь наверняка. Эту тактику было сложно объяснить к «Победителям» присоединившимся. Порой люди, не подозревавшие о его истинном назначении, роптали. И командиру, чутко улавливавшему настроение партизан, приходилось идти на стычки с немцами.
Особенно внимательно велась разведывательная деятельность в Ровно и в других городах. Категорически запрещалось сотрудничать с любыми другими подпольными организациями, которые не были связаны с отрядом. Приказом Медведева имевшие с ними связи должны были их навсегда оборвать. При малейшей опасности работавшие в городе выводились из-под угрозы.
Ни одна радиограмма не отправлялась из самого отряда. Радистки уходили от его стоянки на километры и километры под охраной автоматчиков.
Отправлявшиеся в город разведчики оставляли свою одежду, оружие, документы на «маяках» — надежных партизанских точках в нескольких километрах от того же Ровно.
Отряд «Победители» под командованием Медведева уничтожил более 12 тысяч немецких солдат и офицеров. Из них 11 генералов.
Последним своим боем он, израненный, командовал, сидя на стуле, будто Наполеон… А по свидетельству других источников, лежал в повозке. Команды передавал через нескольких связных. Оставаться в отряде было рискованно: командир был на грани.
И тут его вдруг отозвали на Большую землю. Он не мог понять, откуда там узнали о его болезнях. Через несколько лет Дмитрию Николаевичу исповедовалась его радистка — Лида Шерстнева. Это она в первый и последний раз нарушила приказ командира, передала в Центр радиограмму о мучивших его ранах.
Потом Москва, госпиталь. Раны подлечили. Но выяснилось, что поврежден позвоночник: никак нельзя было с его солидным весом и ростом прыгать с парашютом. Он же, конечно, прыгал.
Новая командировка была выписана на несколько недель. А в Литве пришлось пробыть около полугода. И снова сказался его, персонально медведевский, дар предвидения. Националистическое движение в Прибалтике предполагалось подавить лихим наскоком. Дмитрий Николаевич быстро понял, что тут требуется не только оперативная операция, но и длительное лечение. Пришлось обратиться к опыту борьбы с Бандерой и Мельником, которого он набрался еще до войны. Литва, особенно ее сельские районы, страдала от набегов банд. Немало литовцев поддерживали зеленых. А попробуй не поддержи. Смерть настигала тех, кто сочувствовал, всего лишь сочувствовал Советам.
И Медведев берет на себя сложнейшую миссию. Вступает в борьбу с бандой Мисюнаса. Это не просто Зеленый черт, которому молва приписывает абсолютную неуловимость. Гестаповец Мисюнас стремится подчинить себе целые районы — отдаленные, лесные. В таких без верных людей и проводников крупным отрядам армии делать нечего.
И Дмитрий Николаевич вновь возвращается к прежней чекистской практике. Налаживает отношения с местным населением. Внедряет, пусть и медленно, в окружение Мисюнаса своих людей. Постепенно радисты Медведева засекают все передатчики Зеленого черта. Его банды несут потери, а матерый волк уходит все дальше и дальше в леса. И, как в прежние боевые времена, Медведев берет бандитов в кольцо. Ему нет резона вступать в бой в лесистой гуще. Он один за другим вытягивает отряды поближе к хуторам, и там, окружая их, берет в плен, разоружает. Выясняется и причина былой неуловимости Мисюнаса. Гестапо успело оставить ему деньги, фальшивые документы, оружие. Еще с помощью немцев Зеленый черт установил связи с националистическим подпольем. В его бандах были и немцы — те, кому не было иной дороги, как на эшафот. Его и изготовил для них Дмитрий Медведев.
В 1946-м пришлось уйти из органов. Формально причина все та же: полковник (да, по-прежнему полковник) Медведев демобилизован по состоянию здоровья.
Может, и к лучшему? Новый министр НКВД Абакумов принялся сажать и расстреливать тех, кто сидел или был в опале до 1941 года и кого не убили немцы. Переживал Медведев тяжело, однако и здесь выдюжил.
Страна зачитывалась его книгами «Это было под Ровно», «Сильные духом». Школьники сбегали с уроков, а студенты с лекций, чтобы послушать медведевские передачи по радио: тогда впервые и прозвучали имена Кузнецова, Приходько, Цесарского.
Написал он и книгу «На берегах Южного Буга» — о винницком подполье. И тут закрутилось невероятное. Недобитые бандеровцы подняли грязную волну. Героев Медведева объявили предателями, бандюг же и прихвостней превозносили. Бывшее ведомство чекиста-героя хранило непонятное молчание. Зато некоторые газеты поддержали травлю.
Откуда такая злоба, зависть? Медведев тяжело переживал. 14 декабря 1954 года, в своей квартире в Старопименовском переулке, он говорил об этом с боевым другом Валентиной Довгер. Валя вышла на кухню сварить кофе. Вернулась — Медведев был мертв. Сердце не выдержало.
Потом эту улицу, где жил и умер Медведев, назвали его именем. А недавно опять переименовали. Господи, ну Медведев-то чем и нам, нынешним, не угодил? Простите, Дмитрий Николаевич…
Думал я, что ничего нового о Медведеве уже не отыщется. Но повезло. Так бывает, нечасто, но бывает. Иногда по прошествии лет находят меня родственники героев моих книг и фильмов. Не скрою, приятно. Значит, читали, приняли и, преодолев понятное стеснение, решили поведать нечто новое о родителях. Всегда встречи эти и трогательны, и полезны. Кому как не дочерям с сыновьями — о родителях.
Разыскал меня Медведев-младший. Договорились о встрече, и когда Виктор Дмитриевич появился в кабинете, чувство было такое, будто заглянул в гости сам знаменитый разведчик. Гены не подвели, сходство — поразительное.
— Об этом говорят многие, — улыбнулся Виктор Дмитриевич. — Похож. Горько, но отец ушел рано, в 1954-м, было ему всего-то пятьдесят пять, я родился в 1947-м. Совсем мальчишка, но детские годы, постоянное общение с отцом запомнились. Папа уже в отставке, работал дома, а я учился в школе, в двух шагах от дома, и много времени мы проводили вместе. И мама моя, от которой у папы секретов не было, часто о нем рассказывала, память об отце в нашем доме осталась, хранится.
Не претендую на роль историка или единственного свидетеля. Пришел к вам, чтобы показать вот эти рисунки. Когда моя мама весной 1968-го уже после ухода отца лежала в госпитале КГБ на Пехотной, подошел к ней интеллигентный немолодой человек. Узнал, что она — вдова Героя Советского Союза Дмитрия Медведева. Оказалось, знаменитый нелегал Рудольф Иванович Абель. Подарил маме четыре миниатюры, вот, видите, на одной даже посвящение: «Татьяне Ильиничне Медведевой и сыну Виктору от почитателя Вашего отца и мужа. 25.IV.-68. Р. И. Абель». Больше 40 лет прошло, и мамы моей нет, а рисунки храню.
— Вы знаете, они мне знакомы. Вильям Генрихович эти крошечные пейзажики, в основном виды Подмосковья, что недалеко от его дачи, преподносил с дарственными надписями близким. И, вот она дисциплина, почти всегда подписывался не Фишером, а Рудольфом Абелем. Кое в чем судьба его схожа с вашим отцом. Два великолепных профессионала были отстранены от работы в органах. И обоих вернули в начале войны. Вашего отца раньше, Абеля — Фишера — чуть позже.
— Отца попросили из органов осенью 1939-го. Сказали: по состоянию здоровья.
Поделиться книгой: